Попельский не волновался, разве что ему чуть мешали собственные очки, которые делали невозможным внимательное наблюдение за реакцией слушателей, потому что он привык так делать, когда вел многочисленные допросы в полиции. Очки были оптическим фильтром, сквозь который он замечал только лица людей в двух первых рядах и еще улыбку профессора Клапковского, потому что тот сидел прямо перед ним.
Докладчик воспринял эту улыбку ученого как поощрение и уверенно начал лекцию. Через несколько секунд остатки беспокойства напрочь испарились. Попельский выложил на доске восемь видов ямбичных синерез, а потом свел их количество до трех. С радостью отметил вздох облегчения, которое прокатилось по аудитории. Эдвард знал, что люди очень радостно воспринимают любое упрощение и то, что именно на простоте базируется изысканность любой формулыматематической или лингвистической. Такой же была реакция слушателей, когда он упростил разнообразные метрические законы, продемонстрировав, что большинство из них опирается на одну и ту же акцентуационную причину. А потом начал то, что любил больше всего: ровным каллиграфическим почерком рассекал латинские стихи и выделял из них интонационные части. От этого упорного труда, в который он полностью углубился, его оторвал шорох, покашливание и стук. Попельский обернулся и заметил, что несколько мест в аудитории уже пустые. Удивленно глянул на руководителя кружка, но тот потупил голову и не сводил глаз с профессора Клапковского.
Ну, что же, профессор кашлянул и встал. Если организатору не хватает мужества, то я скажу. Уважаемый докладчик вышел за рамки отведенного ему времени Можно вас просить перейти к выводам?
Действительно, Попельский взглянул на свои швейцарские часы фирмы «Шаффгаузен», я должен был закончить полчаса назад Простите Собственно говоря, никаких выводов у меня нет. Я мог бы продолжить метрический анализ, однако что касается теории, то ничего больше сказать не могу. Спасибо за внимание, думаю, можно перейти к обсуждению. Пан профессор? и он глянул в сторону Клапковского.
Да, ученый улыбался. Должен сказать, что я очень удивился, когда филологический кружок пригласил меня на этот доклад. Но прослушав его, я больше не удивляюсь, Клапковский перевел дыхание. Я возмущен!
В аудитории воцарилась тишина. Профессор переводил взгляд с одних студентов на других, а те уставились в свои заметки. Продолжал улыбаться. Однако сейчас Попельский был почти уверен, что поступил опрометчиво, приняв перед лекцией эту улыбку за признак доброжелательности. «Меня опять ждут, думал он, жестокие и непредсказуемые события. Видимо, такова моя судьба. Тогда, в Вене, это тоже произошло в апреле, и сейчас апрель, и я здесь и там потерплю поражение. Кто это сказал, будто апрельжесточайший месяц?»
Несмотря на то что докладчик является бывшим работником полиции, это выступление было не только, так сказать, экзотикой, продолжал профессор, с точки зрения методики он невероятно вреден!
Попельский украдкой вытер лоб.
Мы не услышали ничего, подчеркиваю, ничего, глаза Клапковского, казалось, метали молнии, что в течение последних ста лет, со времен Карла Лахманна, является вершиной филологических исследований! Здесь не прозвучало никакой критики текста! Пан докладчик даже не указал, каким изданием он пользовался!
Попельский крепче надвинул на нос темные очки и вытер потную лысину. Из окна подул весенний ветерок, принесший аромат сирени, которая цвела в Иезуитском саду. Теперь он вспомнил фразу, которая не давала ему покоя, преследуя словами о жестокости апреля. Это было начало «Бесплодной земли» Элиота.
А тем временем, ученый протянул руку к книге, которая лежала перед ним, по крайней мере четыре рассматриваемые Вами Плавтовы стиха, отчетливо отличаются от, так сказать, канонических версий. Вы о них даже не вспомнили. Такая фундаментальная методологическая ошибка дисквалифицирует ваш доклад! Это так, словно, здесь я позволю себе воспользоваться примером из точных наук, которые так любит пан Попельский, на уроке химии наливать воду в пробирку, не проверив, что в ней, щелочь или кислота! Единственное, что вы можете сделать после этой бестолковой лекции, Клапковский строго посмотрел на студентов, это порвать свои конспекты и выбросить в мусорку! Так, как это делаю я!
«Самый жестокий месяцэто апрель», вспомнил докладчик, глядя, как профессор рвет листы и внимательно наблюдает, кто из студентов поступит так же.
Так сделали все. Медленно, неохотно, они рвали конспекты, подходили к мусорке, что стояла рядом с кафедрой, и бросали туда четкие математические выражения Попельского, результат его поисков бессонными ночами, никому не нужные знаки и формулы. А потом выходили из аудитории, понурив головы. Профессор Клапковский покинул помещение, вежливо поклонившись докладчику.
Попельский вытер доску, а потом со злостью отряхнул рукав пиджака от меловой пыли. Сложил свои бумаги в элегантную папку из страусовый кожи и двинулся к дверям. И вдруг остановился. На последней парте лежали исписанные листы, их никто не порвал, наоборот, они были аккуратно сложены, а возле них лежали ладони с длинными, тонкими пальцами и покрашенными красным лаком ногтями. Сумерки, которые наступили в неосвещенной аудитории и темные очки позволяли Попельскому разглядеть разве что хрупкие белые руки, украшенные маленьким перстеньком, полные красные губы и бледное лицо, обрамленное черными волосами. Эдвард снял очки и затаил дыхание.
Панна Шперлинг? спросил он единственную особу, которая осталась в аудитории и вопреки приказу профессора не порвала конспекта.
Молодая женщина улыбнулась и кивнула.
Доброго вечера, пан учитель, тихо заговорила она. Я не разбираюсь в латыни, я пришла сюда к вам
Попельский посмотрел на ее записи, сделанные красивым круглым почерком. Почувствовал дрожь в теле. Однако это не было признаком приближения эпилептического приступа. В Попельском шелохнулась надежда, которую у зрелого мужчины вызывает молодая женщина.
«Апрель жесточайший месяц, гонит
Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем»,
вспомнил Попельский строки из Элиота.
VII
Из всех многообещающих частей тела Ренаты Шперлинг наибольшее восхищение у Попельского всегда вызывал роти тогда, когда девять лет назад он готовил молоденькую гимназистку к выпускному экзамену по математике, и сейчас, когда она смущенно сидела в его кабинете, стискивая пальцы на ремне дешевенькой кожаной сумки. И хотя тогда ее губы были бледными, а сейчас подчеркнуты красной помадой, они и раньше, и теперь так же дрожали, складываясь буквой «о», когда тихонько произносили слова благодарности «за посвященное ценное время». Ее огромные зеленые глаза не изменились, под ними всегда лежали легкие тени, словно Рената чуть устала. И еще одно не изменилось, а именно пренебрежительное отношение кузины Эдварда к любой молодой женщине, которая его посещала. Такую реакцию Леокадии Попельский объяснял себе примитивно и наивно. «Лёдзина неприязнь, думал этот «знаток женской души», вызвана ощущением угрозы. Когда на моей орбите оказывается другая женщина, дорогая кузина ужасно боится, чтобы не лишиться своего привилегированного положения в доме. Вот и все!»
Узнав в университетской аудитории, что у Ренаты к нему неотложная и важная просьба, Попельский, учитывая предсказуемое поведение Леокадии, начал уговаривать девушку рассказать ему об этом в какой-нибудь ближайшем кафе.
Однако эту идею она отвергла, как и предложение вечерней прогулки в Иезуитском саду. Рената отказалась, мотивируя свое решение тем, что незамужней женщине не подобает показываться с мужчиной в такой поздний час, поэтому, мол, она все расскажет ему в университетском коридоре. Эдвард неохотно согласился. Однако его уступка была напрасной, потому что из здания их решительно и невежливо выгнал сторож, который просто-таки издевался над просьбой, а потом угрозой Попельского.
Nolentes volentes им пришлось пройти метров сто и направиться в квартиру Попельского на улице Крашевского, где Ренату Шперлинг ждал холодный как сталь взгляд кузины Леокадии.
Однако эти неприятности встретили ее лишь в начале посещения, поскольку Эдвард позаботился, чтобы ограничить до минимума контакты панны Шперлинг со своими дамами, и пригласил Ренату в кабинет, где уже через мгновение она сидела за чашкой чая, сникла и обеспокоена.
Попельский любил такую растерянность у молодых женщин, поддерживая в них чувство неуверенности своим упрямым молчанием. Словно старый котище, он наслаждался беспомощными попытками прервать неловкую тишину, которую нарушали разве что выкрики уличного торговца за окном. Словно строгий экзаменатор, который не наталкивает на ответ, Эдвард не облегчал начала разговора и жадно созерцал трепетание ресниц, дрожание хрупких ладоней, румянец, что покрывал нежные щеки. Был готов и к флирту, и к эротическому нападению.
Не знаю, с чего начать, девушка уставилась в начищенные ботиночки.
Лучшее из того, что не имеет отношения к теме разговора, Попельский выдвинул из пиджака манжеты сорочки, чтобы девушка заметила золотые запонки. Зачем вы записывали на моей лекции, ведь вы expressis verbis дали мне понять, что совсем не разбираетесь в этих проблемах?
Не знаю, пан профессор, ответила она, робко поднимая глаза. Возможно, у меня осталась такая привычка с тех пор, как вы были моим учителем, а я записывала каждое ваше слово?
Не называйте меня больше «паном профессором», попросил он, улыбаясь. Сегодня состоялась моя последняя лекция
Глаза панны Шперлинг потемнели от гнева.
Он такой подлый, тот ученый, который так на вас напал! воскликнула она, вскочив со стула. Он ничуть не был прав. Я в этом не разбираюсь, но так шептались студенты, что сидели возле меня Он нарочно вас сбил с панталыку и унизил
Вы просто очаровательны в своем праведном гневе, Попельский пытался держать чашку так, чтобы хорошо было видно его кольцо-печатка с мотивом лабиринта, выгравированном на черном ониксе, однако еще не родился тот, кому удалось бы меня унизить! Кроме того, дорогая панна Шперлинг, эта мелкая неприятность, которую я сейчас получил от профессора Клапковского, уже забылась благодаря вашему присутствию и нашей встречи. Даже если бы мой доклад почтили овацией, ваше появление на нем все равно было бы для меня самой большой радостью
Девушка едва улыбнулась.
Очень прошу вас, пан профессор, девушка смотрела ему прямо в глаза, не обращайтесь ко мне по фамилии. Она мне не нравится, к тому же ее неудобно произносить. Лучше просто «Рената»
Меткое языковое замечание, Попельский заговорил ласковым и чуть назидательным тоном. Два согласных рядомэто действительно немного слишком. Но я согласен говорить вам «Рената», если вы больше не будете называть меня профессором, потому что я им не являюсь
Воцарилась неловкая тишина, которой Попельский снова наслаждался.
Я пришла к вам, панна Шперлинг покраснела, потому что вы единственный человек, который может мне помочь. Я заплачу за это. У меня есть деньги, отложенные на черный час Попрошу вас, чтобы вы провели для меня расследование
Попельский закурил сигарету, встал и подошел к окну. Захлопнул его. «Вот вам и метаморфоза, подумал он, панна Шперлинг из робкого девочки превращается в уверенную даму, что имеет наглость нанимать меня, как первого попавшегося извозчика! Как носильщика на вокзале!» А он так перед ней выкаблучивался! Какой же он смешной! Лысый, с отвисшим подбородком Ему сорок четыре года и он столько пережил: ужасную смерть родителей, многочисленные приступы эпилепсии, войну и смерть жены после родов. Свою совесть он заливал ведрами водки, предавался разврату и дважды лечился от гонореи. А сейчас, в расцвете мужской силы, превратился в слугу, которого просто нанимают! Как лакея или водоноса! Как же низко он оказался: доктора Эдварда Попельского отовсюду выгоняютиз полиции его выкинул тупой начальник, а с университетского коридорасамый обыкновенный сторож! Доктор Эдвард Попельский готов танцевать ради кокетства этой куколки и несколько ее монет! Doctor philosophiaeк вашим услугам!
как частный детектив, разъяренный, он едва слышал, что она говорит. Я хочу, чтобы вы расследовали исчезновение моей хозяйки, пожилой дамы
Никакой я не частный детектив, Попельский порывисто отвернулся от окна. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я больше не преподаватель, не полицейский, а отнынене реформатор латинской метрики. Меня нельзя найти. Я никто. Вы говорите с воздухом. Застоявшимся, затхлым и душным. Прощайте!
Рената Шперлинг подошла к Попельскому и умоляюще схватила его за руку.
Не знаю, чем я вас обидела, пан профессор, прошептала она, но прошу меня выслушать! Только вы можете помочь! Мне угрожает большое несчастье! Бесчестье!
Попельский резко вырвал у нее свою руку, снова сел за стол и кивнул девушке на стул. Чувствовал, как пылает его лицо и лысина. Включил маленький вентилятор. По гладкой коже стекал за воротник соленый ручеек.
Пожалуйста, сухо молвил Попельский. Скажите наконец, зачем вы ко мне пришли. Но говорите как можно короче, потому что меня ждет ужин.
Девушка робко села на краешек стула.
Я живу в поместье в Стратине, это Рогатинский уезд, быстро заговорила она. Веду бухгалтерию поместья графини и графа Бекерских. Владелица именияпожилая пани, графиня Анна Бекерская, а наследником является ее сын, граф, инженер Юзеф Бекерский. Две недели назад моя хозяйка исчезла, а граф заявил, что она уехала на воды за границу. Но это неправда, граф лжет! Я знаю это наверняка! Моя пани мне доверяла, и я непременно знала бы про ее планы. А она ничего не сказала об этой поездке Кроме того, граф бурно реагирует, то есть, собственно говоря, грубо оскорбляет меня, когда я пытаюсь расспросить его о матери Он жестоко избил шпицрутеном старого слугу Станислава, когда тот выразил сомнение относительно отъезда графини Хотел его даже уволить, но за него вступилась жена То есть жена Станислава, пани Саломея, ибо граф холост Итак, пани Саломея Она была няней графа, и ей удалось выпросить прощение для своего мужа
И вы хотите, чтобы я нашел вроде пропавшую графиню Анну Бекерскую, которая выехала на какой-то курорт за границей, потому что вам кажется, что это ложь, Попельский перевел дыхание, как это недавно сделал профессор Клапковский перед решающим нападением на него, докладчика-неудачника, неважного преподавателя, осмелившегося ступить на запретную территорию науки. Панна Рената, перед тем как озвучить мне ваш необычный заказ, да, очень необычный, потому что я должен разыскивать мать вопреки желанию сына, следовательно, перед тем как высказать свою просьбу, вы устраиваете мне настоящий театр, хватаете за руку, чуть не плачете, рассказываете, что вас могут обесчестить Почему вы хотите, чтобы графиню так быстро разыскали, еще и готовы за это заплатить? О каком бесчестье вообще идет речь?
Об обычном, об унижении, которое женщине может нанести мужчина, голос Ренаты задрожал. Сейчас незамужней бухгалтерше чрезвычайно трудно найти работу, к тому же мне некому помочь. Граф Бекерский об этом прекрасно знает и постоянно докучает непристойными предложениями, угрожая, что уволит. Он давно так себя ведет, называет «жидюгою» и «старой девой», публично выдвигает различные предположения, почему я, по его мнению, не вышла замуж. До сих пор за меня заступалась графиня. Сейчас, когда ее нет, я оказалась без защиты Это очень важное дело, от этого зависит мое достоинство! Вот почему я пришла к вам Приехала вчера, взяла отпуск, которого граф не хотел мне давать Кричал, что я еду во Львов, чтобы предаваться разврату Это больной человек, он придумывает такие вещи, что я и произнести не решусь Я не могла вас найти, вы больше не жили там, куда я когда приходила на уроки, а сторож ничего не знает Собиралась уже отправиться обратно, была просто в отчаянии Но меня спас случай! Я прохожу мимо университета, и что же вижу? Афишу и объявление о вашем докладе! Однако сейчас вы не хотите мне помочь! Умоляю вас, пан профессор! У меня немного денег, как для такого джентльмена, но я соберу больше
Рената расплакалась. Попельский смотрел на ее хрупкие плечи, которые вздрагивали от рыданий, и боролся с чувством сострадания и сочувствия. Вентилятор на столе вращался быстро. Эдвард словно чувствовал его пропеллер у себя в груди.