Ох, вот об этом еще не хватало думать.
Ганс вернулся с длинными щипцами, светящимися от жара, и острым ножом.
Да ты окрепла, Либби! В прошлый-то раз сразу нюни распустила теперь молчишь. А если так?
Старик сунул раскаленные щипцы ведьме между ног. Вот теперь она закричалада так, что пронзительный высокий звук больно резанул по ушам. За стеной громогласно захохотала Хольда, Каспар почувствовал запах горящих лобковых волос. Девушка мелко затряслась всем телом: она бы дугой изогнулась от боли, но туго натянутые веревки не позволяли этого сделать.
Вот! Вот об этом, Каспар, я толкую. Если они не орут, какая ж это работа? Халтура. Таааак Шо думаешь: справа или слева начать?
Все равно.
Равно-говно справа или слева, я тя спрашиваю?
Ну начни справа.
Ганс ухватил щипцами правый сосок девушки, оттянул его, поднес нож. Несчастная задергалась сильнее прежнего, а это наверняка тоже причиняло страданиядыба все-таки. Она не молила о пощаде, прекрасно понимая, что это бессмысленно. Просто кричала так, будто надеялась силой своего голоса обрушить эти сырые сводыкак трубы сокрушили стены древнего Иерихона. Завалить камнями себя, своих мучителей, остальных заключенных и даже хохочущую Хольду.
Каспар предпочел не смотреть на дальнейшие манипуляции напарника. Такое ощущение, будто старику не давало покоя существование в ужасном месте хоть чего-то красивого.
* * *
День тянулся медленно, словно очередная ведьма на дыбе. Понять, светло или темно нынче снаружи подземелья, было невозможнои это усугубляло однообразие вусмерть надоевшей работы. Чтобы не поехать крышей, Ганс приноровился измерять время в «Либби» и сверяться с урчанием живота. Сейчас, по его ощущениям, было без двух иголок под ногти четыре Либби, а значитблизился обед. Желудок говорил о том же.
Вот только с этой закончим
Накалив иглу, старый палач медленно, давно привычным движением ввел ее под ноготь жертве. Ведьма, до этого тихо хныкавшая и скулившая, заверещала по-настоящему. Задергалась с такой силой, будто надеялась выбраться из крепких колодок. Так-то лучше! Порка, ради которой дородную бабенку деревенского вида и заковали в срамной позе, не дала ожидаемого эффекта. Тогда Ганс взялся за иголки.
Они всегда кричали. Это в своих клетках сатанинские твари сидели с отрешенным видом: то ли рассчитывали, что в Аду их наградят за стойкость, то ли берегли остатки сил. Выдержать пытки, не закричав, не удалось еще ни одной. Однако работа слишком опротивела, чтобы Ганс мог испытывать настоящую гордость. Навроде ощущения, когда удачно просрался: это хорошо, но хвалиться не станешь.
Малец, жрать пора. Еще иголочка, и сведешь эту назад в клетку. Да притащишь еще одну: посадим пока на «ведьмин стул», шоб время зазря не терять.
А почему опять я? огрызнулся порядком уставший Каспар. Я ведь не подмастерье. Ты боишься идти к Хольде?
От злости у Ганса дрогнула рука, и вторая иголка вошла ведьме в ладонь. Сопляк был чертовски прав, но признаваться в этом старый палач не собирался. Да и вообще, что он о себе возомнил! Экие разговорчики
Не подмастерье? А кто третьего дня, когда с девки кожу снимали, вену ей порезал?! Если б она загнулась до костракаково? Рукожоп ты, а не палач! Вот и таскай Либби из клеток! А я тебе покажу, шо такое навык
В голове Ганса слова о Хольде объединились с голым задом закованной женщины, что маячил перед ним. Лазарь в штанах, угу Все это разозлило не на шутку, и старик полез за своим любимым инструментом.
Смотри, щегол! Грушей-то слабо поработать? От груши у плохого палача десять человек из дюжины подохнет до суда. Все ж по швам внутри разойдется А у меня на столе ни одна еще не померла! Расслабься, Либби, расслабься
Ганс принялся запихивать грушу в ведьму, но делать это в таком положении оказалось неудобнолучше бы на столе. Голова и руки девки были надежно зафиксированы колодками, но задом вилять ничто не мешалои она, отчаянно визжа, старалась помешать Гансу.
Дура Как будто сопротивление могло ей помочь. Только наоборот.
Груша и без того входила с большим трудом: ее бы смазать, но уже лень. Порядком вспотев, палач все-таки засунул инструмент внутрь полностьюи принялся крутить винт. Он быстро прошел грань, до которой груша просто причиняет больтеперь она уже медленно разрывала ведьму изнутри. От воплей зазвенело в ушах.
Ты смотри и учись, не отворачивайся!
Каспар явно не хотел смотреть, но подчинился. Ведьма сорвала голоск моменту, когда по ее бедрам побежали струйки крови, слышен был уже только хрип. Ганс пожалел, что не мог видеть ее лицо в этот момент: гримаса отменная, точно! Судя хоть по тому, как скривился от зрелища напарничек Ганса
У меня еще ни одна от костра не сбежала!
Каспар пытался что-то сказать Гансуно тот молокососа не слушал, лишь продолжал медленно вращать рукоятку. Груша могла раскрыться еще шире, гораздо ширене оставив в низу живота ведьмы ничего целого. Палач крутил винт даже после того, как бессмысленные попытки девчонки дергаться перешли в конвульсии. А затем она совсем перестала кричать и обмякла. Колени Либби подкосились, узница бессильно повисла на колодке.
Ганс! Ганс! Ты меня не слышишь, что ли?! Она умерла, кажется
Ганс понятия не имел, как наверху могут отреагировать на такой исход. Но начальство, особенно способное держать своих работников в столь скотских условиях, для старого палача было сродни Господу. На него вроде как надеешься да уповаешь, но случись оплошатьжди и Страшный суд, и котел с чертями. Не гневи начальство, одним словом.
Так что старый палач немного струхнул.
Ганс бегом кинулся к бочке. Зачерпнул мутную, вонючую воду железной кружкой, выплеснул в лицо ведьме. Девка приоткрыла глаза и очень слабо застонала. Она попыталась подняться, но поскользнулась на луже вытекшей из промежности крови.
Жива, сучка! У меня до костра не дохнут, говорю же! А ты, палач хренов обморок от кончины не отличаешь! Колодки открывай Ща прижжем ее, чтобы кровушкой не истекла.
Ганс извлек грушу несколько поспешно, да и руки немного тряслись: если прежде что-то между ног ведьмы уцелело, то уж теперь порвалось напрочь. Выглядело так, будто у этой бабы две дырки превратились в однуно это не печаль палачей. Главное, чтобы не померла до вечера
Пришлось Гансу с Каспаром ненадолго стать лекарями. Что, впрочем, дело-то обычное: каждый второй палач в свободное время нарывы вскрывает, зубы рвет, переломы вправляет. Ломать и чинить человекаиногда почти одно и то же.
Волоча измученную до полусмерти девушку в камеру, Ганс думал о визите начальства: оставались какие-то часы. Может, старику наконец воздадут за все страдания? А то и Каспара, рукожопа малолетнего, вышвырнут С хорошим напарником авось не так паршиво будет. Хотя где ж хорошего-то на такую дерьмовую работу сыскать?.. И если Каспара выгнать, то выходит, что этот сученыш на Божий свет выйдет. А Гансу-то и дальше в подвале гнить! Нет, так не годится
Отдыхай, Либби, проворчал Ганс, толкая ведьму в клетку.
Та сразу забилась в дальний угол, укуталась в валявшиеся там тряпки и принялась реветь. Видать, пришла в себя: вместе с сознанием вернулась и боль. Учитывая, какое месиво теперь было у девки между ног, можно сказать, что она еще неплохо держалась. Авось доживет до вечера а там уже не проблема Ганса.
Славно вы над девочкой поработали! послышался голос Хольды.
Тебе ж оттудова не видать ни хрена! Ганс сам не понимал, почему не может просто игнорировать старую тварь.
Мне кажется, она все тут видит
Гляньте! А у красавчика-то мозгов побольше Я все вижу. Кстати, красавчик! Она ведь никакая и не ведьма. Хочешь, расскажу ее историю? Ох, гореть вам в пекле: зазря девочку замучили!
Каспар если и не поверил, то засомневалсяэто Ганс на его лице прочитал уверенно. Ой, дурак
Брешет она, малой! Все они тут ведьмы, все Давай, следующую хватаем
Может быть, да. А можетнет, кляйне Ганс. В этом мире все обманчиво и непросто, кроме твоего члена. С ним-то все ясно, хотя Хочешь уговор? Ты девочек сегодня больше не пытаешь, а я тебе на один разик поворожу?
Хольда, мразь такая, умела задеть самое больное. Но а что, если вдруг? Ганс облизнул губы. Ведьма ж ведь, разное могет Он покосился на клетку справа. Там держали весьма сочную Либби, уже не очень молодую, но зато не измордованную пытками. Разве что зубы ей сточили напильником, но так даже сподручнее. Вот бы
Однако за уговор с ведьмой и самому легко на столе в пыточной очутиться! Жизнь палача в этом подземелье не шибко лучше, чем у ведьм, но все-таки лучше.
Завались, грымза! Нашла дуракадушу губить!
Ой, смотри, Каспар: а напарничек твой поверил! Словно не знает, что ведьма по природе своей морочит род людской. А в его чреслах силу разве что сам Король Белет пробудит! Висит там все безнадежно, как в петле удавленный.
Хохот Хольды, перемежаемый хлюпающими звуками и кашлем, загремел под низкими сводами подземелья. Жирная старуха каталась по полу клетки, каждая складка ее дряблого тела трясласьХольда стала похожа на огромное уродливое насекомое.
Душу он бережет!.. Ничего ты не знаешь, дурак, ничего ты не знаешь
Под смех Хольды палачи выволокли очередную ведьму в пыточную. Безумный хохот продолжал звучать прямо в голове Ганса, пока они с Каспаром усаживали смугловатую для местных земель женщину на покрытый шипами «ведьмин стул». Пусть посидит пока Надо еще придумать, что с ней делать.
Старик наполнил кружку и навалил каши в миску. Пыткипытками, а обед по расписанию.
* * *
Последней на сегодня женщине Каспар немного облегчил участь. Пока Ганс не видел, он просто вырывал ей зубы изогнутыми клещами. Старик-то всегда работал иначе. Предпочитал давить каждый зуб, крошить его понемногу.
Правда, благодарности за сомнительное милосердие в глазах бедняжки не наблюдалось. И ей, в отличие от Хольды, было совсем не весело. Как и всем остальным, кого Ганс с Каспаром измучили и покалечили за долгий рабочий день. Или тем, кто слышал из-за стены их крикизная, что уже очень скоро испытает то же самое. Если не хуже.
Ганс оценил работу.
Да-а-а, Либби, сухари тебе больше не грызть! возвестил он, внимательно осматривая окровавленный рот жертвы. Но это ничего, все одно сожгут на рассвете. Малец, волоки ее обратно. А я пока приберусь: начальство вот-вот явится
Предстоящий костер ведьму, кажется, совсем не беспокоил. Она смиренно брела к клетке, чуть пошатываясь и что-то бормочаразобрать слова Каспар не мог и не пытался. Он запер клетку, но не сразу вернулся в пыточную: решил проверить, жива ли получившая сегодня грушу. То, что с ней сделали, вызвало у юноши настоящее отвращение, за которым последовала жалость.
Да и на остальных бы глянуть
Если ведьмы не плачут, то костер здесь точно полагался лишь Хольдепотому что слез были полны глаза каждой, кого Каспар успел осмотреть. Кто-то пытался прожечь палача взглядом, кто-то смотрел с немой мольбой, кто-то быстро отворачивался, но слезывот это было неизменным. Одни плакали от боли, другие от стыда, третьи от страха, некоторыеот сочувствия к тем, кому досталось сильнее. Каспар ощущал вину, хотя, если подумать, виновен был не больше гвоздей, которыми распинали Иисуса. Не работай в подземелье он, этих женщин просто истязал бы кто-то другой. Ничего бы не изменилось, верно?
Но от таких логичных рассуждений совсем не становилось легче. Молодой палач чувствовал себя паршиво.
И тут снаружи послышались непривычные звуки. Дверь на лестницу наконец отворялась! Каспар поспешил в пыточную и обомлел.
В подземелье ворвался яркий свет, хоть и явно не солнечный. Громко звучала музыкапрекрасные звуки многочисленных труб и барабанов. В вечно сыром помещении вдруг стало жарко и сухо.
Человек, вошедший в пыточную, оказался высок ростом, худощав и ослепительно красив лицомпоистине прекрасный юноша, напоминающий также и девушку. Он был облачен в яркие одежды, подобные восточному костюму, а на голове носил изысканную коронуусыпанную крупными камнями всех цветов радуги, сверкающую золотом.
Каспар сразу понял, что уже видел его раньше. И более тоговидел не раз. Он даже мог сказать, как зовут гостя, только ни за что не решился бы произнести это имя.
Ганс вжался в угол, спрятался за дыбу. Его лицо выражало безмолвный ужас. А вошедший красавец заговорилглубоким, бархатистым, благородным голосом.
Каспар, Ганс! Не могу выразить, насколько рад нашей новой встрече. Усердно ли вы трудились все эти долгие дни? Позаботились ли обо всем, что должно?
Ганс ничего не смог из себя выдавить, если только не обделался. А вот Каспар кое-как совладал с языком, в один миг засохшим до состояния наждака.
Да. Мы усердно трудились.
Воистину отрадно слышать это. Пропустите же меня, позвольте взглянуть на постояльцев.
Каспар шагнул в сторону, дав коронованному дорогу. Когда тот уже приблизился к двери комнаты с клетками, Ганс все-таки подал голос из своего угла:
Вы вы вы кто таков?..
Почти равно похожий на юношу и девушку лениво обернулся в его сторону.
Ты не впервые меня об этом спрашиваешь. Аз есмь Пеймон, Великий Король, девятый дух. А теперь не мешай.
Он скрылся во мраке за дверью. А Каспар, уже вспомнивший многое, но не осмысливший почти ничего, поспешил в другую сторонук двери наверх, к лестнице. Он хотел выглянуть наружу, хотел убедиться.
Над подвалом не было никакого здания. Там, снаружи, простиралась бескрайняя пустыня: вдоль горизонта тянулись высокие дюны, а небеса горели огнеми цвета, что переливались в них, никому не были известны на Земле. Перед дюнами выстроилось огромное войско: диковинный легион, десятки тысяч всадников на верблюдах и солдат в изысканных доспехах. Оркестр играл музыку, подавляющую величием своего звучания.
Каспар уже знал, что он видит.
Это был Ад.
Нет никакого подземелья в вольном имперском городе посреди немецких земель. Нет никаких инквизиторов, нанявших старого и юного палачей для работы. Не назначено никакого суда, и не была Хольда единственной ведьмой в застенках. Все они уже побывали на костре. Каждая из них. Они при жизни продали свои души, а вот Ганс и Каспар попали сюда иначе.
Юноша обернулся. Король Пеймон выводил ведьм наружу. Их страшные раны и увечья на глазах исцелялись, даже грязь с кровью исчезали. Ведьмы расцветали, они становились прекрасными и величественными. Хольда шла впереди всех, но она больше не была омерзительной старухой. Она выглядела так, как изображают могучих богинь.
Все вы славно выдержали последнее испытание, вновь заговорил Пеймон. Вы доказали верность тому, кому сам я всецело покорен.
Воистину это так, подтвердила Хольда. Я наблюдала за каждой.
Возблагодарите же наших тружеников, сестры мои. И ступайте за нами, спешите насладиться заслуженным! В сих землях, где властвую я над двумя сотнями легионов, ведьмы никогда не плачут.
Зато Каспар зарыдал. Он пришел в отчаяние. Все стало ему окончательно ясно.
Да, ведьмы приходят в подземелье и уходят из него, чтобы принять почести от одного из королей Ада, чтобы войти в его прекрасную свиту. А вот двое палачей в этом подвале навечно. Кто знает, сколько повторялся цикл, почти все подробности которого Ганс и Каспар каждый раз забывают? Сотни раз? Тысячи? Или гораздо больше?
Сколько лет провели они здесь? Хотя имеет ли это значение, ведь сроквечность или что-то вроде того?
Это Каспар и Ганс были узниками, они несли наказание. Это их унылые страдания от ненавистной работы в отвратительных условиях, от неспособности терпеть друг другабесконечны, а ведьмы всего лишь прошли жестокую, но стоившую того инициацию. Несколько недель мучений ради вечного блаженства.
Каспар схватился руками за лицо, ощупал его, пытаясь изучить подобно тому, как мог бы рассмотреть в зеркало. Он же так молод, он почти подросток, что же настолько ужасное успел совершить при жизни? За какие грехи его низвергли сюда?
За что?! взмолился он, упав на колени перед Великим Королем, девятым духом, верным слугой Люцифера.
На лице Пеймона как будто промелькнуло нечто, очень отдаленно напоминающее смущение и сочувствие. Но он ничего не ответил.
* * *
Утром Каспар открыл глаза и тут же об этом пожалел. Новый день, прежняя тоска лучше бы он вообще не просыпался.
Его комнатка напоминала размерами то ли шкаф, то ли гробтут разве что лечь можно было, а так толком и не развернешься. Разумеется, никакого окна, как и во всем проклятом подвале, где Каспар жил и работал. Вечный мрак, вечная сырость и отвратительные запахи. Ничего хорошего, но дети палачей не выбирают себе профессиюпусть Каспар и успел позабыть лицо своего отца.