Прототип-1
Пролог
"Существуют злодеи двух типов: которые вершат зло, и которые видят зло и не мешают ему вершиться. "
Пролог:
1
Среди мириардов микроволн, инфракрасных посланий, гигабайт нулей и единиц, мы находим слова, в наши дниони побитовые, что мельче самых мельчайших частиц кои таятся в дебрях электрических контуров вещала довольно древняя на вид старушка в элегантном пиджачке и с не менее безвкусными большими сережками на фоне картины, выполненной в классических тонах. Насколько картина вообще может быть классической, если, конечно, может. Поскольку на ней был изображен античный Рим с Колизеем. Пустой город, без людей и вообще хоть какого-либо признака на жизнь и соответствия тематики выступления. Довольно странная композиция с философским подтекстом для проведения семинара на тему «цифрового влияния среды на сознание человека» для психиатров-практикантовименно так считала Кэтрин Рейли, молодая девушка, недавно окончившая Гарвард, а ныненачинающий психиатр-практикант. В данный момент ей хотелось думать о чем угодно, но никак не о влиянии цифровой среды на сознание людей. Как и остальным молодым людям, собравшимся в зале картинной галереи. К счастью для нее, дальнейшие мучения внезапно прервал звонок. Позвонили из полицейского участка, где она работала
Спустя час. Полицейский участок Балтимора. Обезьянник.
Настоятельно не рекомендую. доверительно сообщил я Джиму.
Черномазый предпочел промолчать, но пялиться на меня из подлобья перестал. Не так давно Джима именно так звали этого мутного субъекта, решил у меня забрать часы. Не знаю, почему всем нравятся мои часы. И мои ли вообще? Не помню. Но точно помню, что кровь на их циферблате принадлежала не мне. И хорошо, если она принадлежала одному человеку. Нет, что вы, я не против насилия, просто слишком все непонятно. В общем, часы мои понравились Джиму, а ещеполицейскому, который меня запихивал в клетку. Он хотел снять их с меня как вещ док, но я не позволил. Даже под двойной дозой транквилизаторов не позволил. Меня пытались усмирить потом в четвером, но они не учли одного. Моя. Собственность. Неприкосновенна ммм даже, если до этого она принадлежала кому-то другому! Потому что эти часы мне совершенно не нравились. Слишком ээээ золотые? Да, пожалуй. Ну а потом в меня вкололи третью дозу транквилизаторов и все же затолкали в клетку. Повторно. После чего после недолгого общения и одного косого взгляда в мою сторону нос Джима оказался сломан.
Не люблю, когда в меня тыкают шприцами. Это не этично.
И вот сейчас я испытывал три вещи. Мне было холодно, потому что в полицейском участке отнюдь было не тепло а я был не особо одет. От слова совсем. Мне дико хотелось жрать. Замечу, с "покушать" это никоим образом не пересекалось. О, нет-нет. Потому что поглядывая по сторонам из своих апартаментов мой взгляд не находил ничего привлекательного и интересно кроме молоденькой шатенки, беседовавшей с инспектором, который лениво допивал свой кофе и с неохотой отвечал на ее вопросы. При виде девушки живот протяжно заурчал, мне стало плохо. Я с трудом перевел взгляд на соседние клетки с другими придурками и мало чем примечательными лицами, вроде повязанных проституток, наркоманов, пьяниц Ммм, вон ту бы рыженькую я бы хоть сейчас бы оприходовал! Ах, люблю рыженьких ЧОРТ, ЧОРТ, ЧОРТ. Мы думаем не о том! Мы не должны выделяться! Нам надо вести себя предельно культурно. Или нас раскроют? Ах да, раскроют
отсюда плавно сразу вытекала главная, третья моя проблемая ничего не помню кроме одного имени. Владимир Виницкий. Это не мое имя, я просто так знаю. Но оно мне нравится. Что ж, сойдет за мое.
Как правило, при полной потере памяти свое имя не помнишь. Зато высока вероятность вспомнить самые неприятные моменты своей жизни и персонажей, напрямую с ними связанных. Например, как меня облили бензином и подожгли заживо, или как в живот всадили меч и повернули на 180 градусовкак ни странно, это довольно неприятно, мышечная память не забывает такого. Как и мозг ни за что не сотрёт предсмертные крики тех, кто сделал это со мной. Бесценная музыка для ушей! А еще я помню один образ. Белые и красные треугольники, образующие круг. И одно лицо. Блондина с зализанными назад волосами в черных очках. Его рожа вызывает у меня рефлекторное сжатие зубов и желание кого-нибудь убить рядом. Интересно, кто он? Но это не важно. Важно себя не выдавать и говорить только то, что от меня хотят услышать. А именновести себя как конченный шизик с маниакальными наклонностями. Мне не трудно. Ведь иногда мой разум посещают сторонние голоса, они много чего мне советуют, обычно наше мнение совпадает! Хаха Убиватьвесело, непременно. Но не сегодня. Сегодня я должен вести себя культурно и не быть психопатом.
С другой стороны, является ли психопатом тот, кто осознает факт своего психоза? Какой замечательный вопрос.
вот, разгуливал по улице в рваном плаще и голубя ел, представляете?
Голубя?
Да, голубя. К нему подошли, попросили предъявить какие-нибудь документы. А он принялся возбужденно выкрикивать что-то непонятное. Отсутствие логики, полная неадекватность, не понимает где он, ни какой сегодня день недели. Только имя свое назвал. Джим. Ребята подумали, что он обкурился так, что съехал с катушек и дошел до психоза инспектор посмотрел на меня. Я на него. Помахал ему ручкой через клетку, инспектор побагровел от злости.
А на наркотики проверяли? спросила девушка.
Результат отрицательный, но он полез на пятерых полицейских, словно наширялся до потери пульса. А в крови следов наркоты нет.
Ему что-нибудь вкололи?
Вы меня слушаете вообще? У меня двое парней попали в больницу из-за него, да, конечно вкололи! Лошадиную дозу стеллозина. И вы посмотрите, он до сих пор пытается встать!
Теперь ясно, откуда у него синяки. Следы борьбы, да? улыбнулась Кэтрин, на что инспектор вымученно что-то проворчал. Не разобрал, что именно. Язык, на котором беседовала эта парочка я понимал через слово. Но быстро все схватывал на лету и за сутки моего пребывания в здешних краях, уже его более-менее его понимал. Правда, в основном за счет моего чернокожего приятеля по несчастью, которого успел довести до истерики и болевого шока. Несколько раз. Обожаю играть в игры "кто из чего сделан". И "поломать, чтобы за меня кто-то смог собрать". Вообще такие игры меня успокаивают! Но играю я в них редко, если меня не раздражать.
И я очень сильно раздражаюсь, когда чего-то не понимаю, либо не помню.
Например, как я появился в каких-то трущобах Балтимора, в Америке, в порванных на заднице штанах и с пулевыми ранениями в животе и таким чудовищным чувством голода, что первый попавшийся мне на глаза бродяга, перекрестившись, убежал в строго противоположном направлении, при виде истекающего слюнями и кровью субъекта, хотевшего было на него наброситься. Хорошо, что голуби в ближайшем сквере оказались прикормленны хлебными крошками. Замечу, пернатые ко мне доверие потеряли довольно быстро, а вскоре выяснилось, что ранения на животе очень быстро превращаются в царапины по мере моего насыщения мясом.
Попытки восстановить хронологию событий приводят к обострению головной боли. Амнезия. Полная и беспросветная. Но ведь что-то я должен помнить? Напряги мозги, дружище, ну же.
Идти, нужно идтиСвободный. Вескер. Центр. Что-то случится. Не могу вспомнить что.
112.113.23.
В глубинах сознания всплывает картинка. Большой темный овал пустоты. Где-то вдалеке сверкают молнии, а позади свистят пули и автоматные очереди. Я ныряю в пустоту. И вот, я в Балтиморе.
112.113.23
Что за бред.
Мистер Джим, меня зовут Кэтрин Рейли, я психиатр. Я не служу в полиции, поэтому больше всего меня беспокоит ваше самочувствие. Вы меня понимаете? вывел меня из раздумий ангельский голосок подошедшей к клетке девушки. Я натянул лучшую из своих улыбок и прохрипел в ответ «привет, солнышко», доктор непроизвольно попятилась от камеры. Видимо дело было в текущих слюнях и хандражке. Передозировки. Голод. Прийди в себя, тряпка!
Мнемне хочется вам помочь, но вы должны рассказать, что именно с вами сегодня произошло. Вы сумеете, Джеймс? Можно вас так называть?
О, можете называть меня как пожелаете. Для вас стану кем угодно. В том числе и Джеймсом. А можно вашу ручку?
Эээ Что?
Ручку. Чтобы писать. Ну и не только писать! Ручкапрекрасное средство для проведение контрпродуктивных мер по обезопасиванию враждебно настроенной среды. Я же имею право на ручку?
Мой безобидный вопрос смутил девушку.
Зачем вам ручка?
Видите вон того безобидного и доброго джентльмена позади меня? я кивнул на бандита за спиной. Или бомжа. Не важно. У него заточка под курткой. Думаю, Джиму в голову приходило её пустить в ход. Против моей печени, разумеется. Да вот не вышло. А ещё я ему пообещал, что всажу в глаз ручку, если он на меня косо посмотрит и хоть раз полезет под куртку
Уберите меня от этого психа!!!
Я невинно улыбнулся.
Джим. Не кричи и веди себя культурно в присутствии дамы. Или мне придётся вытащить пальцами твой правый глаз. Твоими пальцами, Джим. А потом ты его съешь. Потому что я тебя заставлю его съесть, Джим. В обратном случае я вытащу тебе второй глаз.
Мистер Джеймс?
Да, солнышко?
Вам вам плохо?
Нет, что вы. Просто я так голоден, а вы так приятно пахнете
Хватит облизывать клетку и пялиться на её грудь! И шейку. Нежную, розоватую шейку и эти бархатистые ручки Ах, что за запах!
-..так аппетитно.
Джеймс.
Я.
Вы бывший пациент нашей больницы? Я не могла видеть вас прежде?
Нет. Нет, исключено. Я не пациент. Я агент. И мне нужно собирать информацию.
Какую информацию? переспросила Кэтрин.
Секретную, мадам. Очень важную и ту, которую я почему-то не помню Но непременно вспомню. Кстати, какой сейчас месяц? Это важно, солнышко. Мне нужно провести доклад в строго установленное время, да. А потом я уйду. Ммм улечу. Определенно улечу и больше вас не потревожу, не сомневайтесь.
Кетрин Рейли приходилось иметь дело с психами. Особенности работы, с этим ничего не поделаешь. Этим можно было объяснить её визуальное спокойствие и умиротворенное поведение. Очередной приём очередного психа. Как мило. Только в этот раз псих был абсолютно вменяемым и сам метил в места не столь отдалённые, прикидываясь дурачком.
Май.
А год?
А вы как считаете?
2070?
Вы живете в будущем, Джеймс? задала последний вопрос Кэтрин, на который я предпочел не отвечать.
3
Балтимор мне сразу не понравился как город. Ни сколько исходя из факта неприятного время препровождеия в полицейском участке в состоянии медикаментозного овоща, после чего меня плавно на полицейском бобике переправили прямиком в психушку, а сколько исходя из общего. хмкак там на языке почти порядочных американцев это называется? Антуража, кажется. Все блеклое, серое, неприятное. Люди, подобно муравьям, движутся в сплошном потоке по улицам по своим делам, чаще всего на работу. Блеклые и потрепанные вывески магазинов, потертые витрины, куча машин. Пробки! Все куда-то спешат и каждому нет дела друг до друга. В воздухе витает запах жарящихся неподалеку хотдогов, моросит мелкий дождик. Мерзко.
И вот, сейчас, я нахожусь в процедурном отделении этой самой психушки, куда меня везли, стою под ледяным душем, куда меня любезно загнали двое санитаров. Один, упитанный, в непромокаемом балахончике, полирует мне спину длинной щеткой, искренне полагая, что я бронзовая статуя, которой нравится, когда ее полируют ссохшейся щеткой. А не свернуть ли этой жертве пончиковой диеты шею и воткнуть ручку щётки в горло второму? А ведь воткну, я знаюпри должном умении убить можно и свернутым треугольником листиком бумаги. Затем Затем здесь поблизости должен быть топор. Пожарный. Да, непременно должен быть. Всегда мечтал в детстве поиграть в пожарного. Будем тушить пожар и заодно гасить всех, кто будет мешать, а мешать будут все, это весело, хаха Но мы решили не безобразничать. И вести себя хорошо. Как я примерно понял, стоит мне посидеть тут с месяцок-третий, как меня признают здоровым. Выпишут! Предварительно вручив пакет 'потерянных' мною документов, которые я никогда не терял за не имением онныхстандартная процедура социального страхования. Или что-то вроде того. Если, конечно к этому времени ничего не наклюнится интересного.
112.113.23
В сознании вновь возникают старые цифры. Номер. Порядковый номер, номер телефона? Нужно поскорее выяснить. Не будь это важно, я бы их не помнил.
Помывка заканчивается, я, продолжая прикидываться безобидным и потерянным в пространстве овощем, плавающий в бредовых обрывках воспоминаний, плавно перехожу в заботливые ручки второго санитара.
Так, я осмотрю твою плешь, вдруг там кто-то ползает, хехехе
Мужик, слушай, может вот как-нибудь без этого и я тихо-мирно пойду?
Сначала ко врачу, Джимбо! Как только разрешит, сможешь идти куда пожелаешь.
Афро-американский нигер вертит мою башку из стороны в сторону, выискивая вши. Или то, что может водиться на лысой голове. Уверен, когда-то я был обладателем шикарной шевелюры. Когда-то. А еще когда-то меня облили бензином и подожгли. Это одно из немногих, что мне удалось пока вспомнить помимо странного темного овала, в который я шагнул уже будучи прострелянным раз десять.
Мне Очень нужно отсюда выйти. Давай договоримся? Так сказать на долговременное пробую попытку наладить хоть какой-то контакт, на что получаю увесистый подзатыльник, от которого мне сразу захотелось заехать локтем его обладателю в нос.
Ты бы парень не дергал башкой! Не горячись, береги свое здоровье. Будешь послушным мальчиком, мы поладим!
Окей. еще один подзатыльник и хохот толстяка за спиной. В мозге перегорел еще один предохранитель.
Часы пришлось оставить.
4
Далее меня повели через санчасть по узкому коридору, минуя пост охраны. Охранник не удосужил меня и толикой внимания, продолжая насиловать кроссворд огрызком карандаша. Напротив, на кушетке, стоял работающий телик. Новостная программа вещала что-то про новый пакет антироссийских санкций и ущемление прав сексуальных меньшинств. «Зверства, чинимые над либеральными активистами на состоявшемся в минувшую субботу гей-параде в центре Москвы всколыхнули мировую общественность».
Раздумывая над тем, что было бы неплохо как-нибудь посетить эту далекую, варварскую и не толерантную Россию, я не заметил, как меня провели вперёд к сетчатой двойной двери в конце коридора, афро-американский нигер провернул ключом замочную скважину и как бы приглашая меня пройти за ним, сделал ручкой замысловатое па.
А может не надо?
Надо, очень надо. Ну же, Джимбо, не заставляй нас тебя запихивать силой. Ты ведь помнишь о нашем разговоре?
Оу-уке-ей.
И я шагнул вперед, навстречу дурдому. Настоящему дурдому, а не такому, который представляет себе среднестатистический человек, никогда в психушке отродясь не бывавший.
Было на удивление тихо. У входа нас встретил бродяга с бакенбардами и заплывшим лицом. Стерилизованный, помытый и в белой пижамке в крапинку, в такой же, которую напялили на меня. Он вальсировал сам с собой, наворачивая круги в компании несуществующей партнерши и через пару шагов поправлял дурацкую шапочку у себя на голове. По соседству с ним стоял другой, рыжий. Выражение физиономии которого не предвещало ничего совершенно ничего. Он просто стоял истоял, открыв рот и уставившись пустыми стеклянными глазами сквозь темнокожую то ли медсестру, то ли врача в белом халате, женщину лет сорока, сорока пяти. Она ему что-то пыталась объяснить, но он просто смотрел сквозь нее, не шевелясь. Где-то из радио приёмника доносилась тихая игра оркестра. Слева, у стены, возле умывальника, за столом сидела другая парочка. Такой же работник медперсонала, возможно ассистентка, рядом с ней на стуле восседал маленький старичок. В трясущихся крючковатых пальцах он держал фломастеры разных цветов, которыми упорно выводил идеально ровные квадраты на белых листках бумаги, рядом лежала целая пачка его художеств. Разноцветные квадраты на бумаге, которые женщина в белом халате старательно складывала в стопку. Ассистентка почему-то улыбалась.
Йоу, Гоинз! Эй, Гоинз! Джефри, Джефри Гоинз! сказал мой черный конвоир, когда мы прошли к центру просторной комнаты-зала. Даже тут работал телевизор. Несмотря на абсурдность происходящеготам, на экране, не то койот, не то заяц, всеми силами старался проломить лбом кирпичную стену под неясное музыкальное, мультяшное тарахтение.