ТИМ КАРРЕН
«МАШИНА ХРИСТОВА»
«Когда тебя выпустят, Морячок, когда в замке повернется ключ, и больничная пташка упорхнет на свободу, берегись, смотри в оба, потому что эти места кишат убийцами. Ты с ними встретишься, так и знай, ты увидишь под темным покровом ночи злобные ухмылки конченых наркоманов и оскалы помойных псов. И тебя увидят, даже не сомневайся, львы сбегаются на свежатину, глаза-сигареты пылают, ноздри вдыхают аммиак и выдыхают серу, а ты ну, для них ты лишь буйный влажный лес, полный гнили и разложения, и они придут в тебя с топорами, пустят вонь из твоих вен. Не оставят ни деревца».
«Уж поберегусь»,осклабился во все тридцать два Морячок.
«Осторожней там. Они учуют тебя по запаху и явятся все исколотые, в отметинах, похожих на глазки в сыром тесте Боже, нет тяжелое дыхание, ухмылки до ушей, пасти, полные клинков, и языки, острые, как бритвы».
«Меня таким не проймешь,пожал плечами Морячок,буду спокоен, как труп в морозилке».
Итак, Морячка отпустили на все четыре стороны, и он, осторожно нащупывая, куда поставить ногу, стал спускаться по обгаженной бетонной лестнице, где в океанах собственной мочи и блевотины валялись скрюченные, будто вчерашний мусор, алко- и нарконавтыкто вцепился в бумажный пакет из-под бутылки, кто в шприц со ржавой, погнутой о кость иглой. Одни его окликали, вторые просто кашляли, третьи харкали, четвертые, с шарфами и бородами из роя мух, лишь таращились в небо выжженными пустыней глазамии все они были бешеными псами, грызущими собственное пустое брюхо.
Свобода,прошептал Морячок. Еще никогда это слово не звучало так сладко.
Стояла теплынь. Порой налетали жаркие, как из печки, порывы ветра, даже пот со лба ручьями катился. Он ни к чему такому не привык. Все тут было настоящим и грубым, и чем дальше, тем больше. За долгие месяцы стерильная вода и фильтрованный воздух, пресная еда и пресные лица стали обычным делом. Но здесьо боже!все кипело жизнью, бродило и не поддавалось контролю.
В воздухе висела приторная вонь: мусор, грязные тела, гниющие фрукты и тухлое мясо. Тамни запаха, ни звука, лишь белые стены с мягкой обивкой без швов. Здесьшум, смрад, буйство цвета и ни одной прямой линии, сплошные углы, углы и снова углы. Полнокровная жизнь, перегрузка для органов чувств. От каждого нового душка, звука, текстуры кружилась голова, ощущения опьяняли.
Надо остановиться. Дыши. Дыши. Вот так. Медленней, медленней.
Семнадцать месяцев на Исцелении, а затем тебя выбрасывают из стерильной утробы в это безумие, где всебуквально все!гудит.
Морячок шел и улыбался, терзаясь мыслями о том, как выглядит со стороны. Как я? Нормально иду? Не заметили, что я другой? Может, шагаю широко или улыбаюсь виновато?
В памяти всплывали лица давних знакомых и близких друзей. Где они теперь, неизвестно, да и к чему это знать? Наверняка мертвы или при смерти. Ну и пусть умирают, пусть сгниют и удобрят эту губительную почву.
Мы теперь из разных миров. Я не нужен им, а они мне,буркнул под нос Морячок.
И тут же себя одернул: «Тихо!» В реальном мире никто сам с собой не разговаривает, в этом попросту нет нужды. Здесь всегда есть, кому выслушать и над кем поглумиться. С собой болтают лишь пациенты лечебницы.
А ты больше не один из них.
Всего в двух кварталах от больницы он увидел обещанную толпу. Да, это были убийцы. Мясники с могильными лицами, покрытыми замысловатой сетью шрамов от самолечения и биопсии. Со сломанными и снова сросшимися шеямирезультатом слишком частых свиданий с висельной пеньковой веревкой и ножами вивисекторов. Заметив Морячка, толпа бросила рвать на части бедного наркомана и пошла навстречуглаза стеклянные, губы в трещинах, изо всех пор сочится ненависть, стальным шипастым шаром раздирающая желудки.
Морячокв отутюженном костюмчике, белозубый, с маникюром и аккуратной стрижкойзамер, но ненадолго. Миги он рванул прочь, перескакивая облепленные насекомыми тела и блюющих уличных оборванцев. По боковой улочке, по зловонному проспекту, по проулку меж разрушающихся домов, петляя в лабиринте, где он ориентировался так же плохо, как и его преследователи. В конце концов шум ног стих, и Морячок остановился отдохнуть у покрытой граффити стены, возле кучи обгаженных мухами костей.
Эй, паря, слыхал об этой девушке?спросил чей-то голос.Слыхал про Нэтрон Роуз?
Морячок крутанулся на грязном бетоне. Неподалеку валялся дряхлый старик в лохмотьях. У его ног поблескивала разбитая бутылка какой-то дешевой отравы для организма.
Нет, никогда о такой не слышал.
Что-то я тебе, паря, не верю. Нет, не верю.
Лицо старика, сморщенное и серое, напоминало птичье гнездо. Зубов нет, нос ввалился, глазакровоточащие язвы.
Нэтрон Роуз,продолжал старик.Я, паря, произношу это имя по тыще раз на день, и с каждым разом оно нравится мне все меньше. Блевать уже от него хочется. Да, не то слово. Если не могу выпить, я говорю, но никогда толком не знаю, то ли я один, то ли вокруг толпа слушателей, то ли на Земле вообще все передохли и остался только я. Что скажешь, паря? Ты как, настоящий или глюк?
Настоящий.
Странно как-то выглядишь, паря весь такой отутюженный, накрахмаленный, аккуратненько сложенный, постиранный и отжатый в стиралке. Совсем не правильный
Старик харкнул на асфальт и принялся изучать мокроту, критичным взглядом оценивая выделения собственного тела.
Я, паря, просто старый никчемный пропойца, но ты-то чем лучше меня и других? Нет, молчи, ты, жалкий заносчивый ублюдок, я сам знаю. Ты побывал на Исцелении, да?
Морячок заколебался. Может, соврать? Но с губ сорвалось предательское «да», хотя он уже склонялся к обману.
Так я и знал, так и знал. Теперь они с тебя не слезут. Я про этих язычников из Братства
Ну, Братство вряд ли, зато другие
Старик поскребся облупленными пальцами без ногтей.
М-да, ты прав. Я временами путаюсь. Первые тебя за это Исцеление сожгли бы, но вторые, медикаментозные вампиры с вишневыми глазами, вскипят, отыщут церковь, подвесят тебя за ноги и сцедят твою жизнь в общий котел.Старик покачал головой.Жалко. Ты вроде славный парень. А скажи-ка мне, скажи вот что: как ты попал на Исцеление? Кому дал на лапу?
Морячок, вздохнув, тоже покачал головой.
Никому. Меня выбрали лотереей, вот и все, старик. На всех лекарств не хватает, так что счастливчиков выбирают случайно, через лотерею.
Неужто правда?
Правда.
Вот черт, а я-то думал, эта ерунда с лотереейхрень собачья.
Небо, сотканное из дождя и смога, постепенно темнело.
Тихо за тобой идут. Слышишь?.. Тащатся сюда.
Да ты бредишь старик, у тебя белая горячка.
Прислушаться
Старик был прав. Сюда действительно шли. Морячок теперь тоже различил эти звуки.
Шарк, шорк, шлеп подтягиваются на худосочных ногах больные отчаявшиеся туши. Еще мгновение и они появятся из-за угла. Лунорожие вороны-падальщики со зловещими улыбками и голодно урчащими животами. Ворчащие, алчущие Исцеления ямы желудков; чумные язвы, зияющие в окисленной бронзе кожи, глаза, будто падающие звезды, спрятавшиеся вены и одеревеневшие мышцы, молящие об игле, все воняет гнилью вперемешку с микстурой от кашля.
Беги, паря, пока можешь. Беги
Но Морячок не побежал. Бежать было некуда. Его взгляд упал на большую груду костей в нескольких шагах и, словно пес в поисках сахарного мосла, Морячок нырнул в нее головой и, помогая себе руками, забурился вглубь этого сугроба из бедер, черепов и лопаток. На виду остались только глазадве дырочки от мочи в грязном снегу.
Серокожие фанатики приближались. Казалось, это не отдельные личности, а лишь детали огромной машины возмездия, составленной из качающихся голов и костлявых конечностей.
Парень
Ты,начал один из рваных ртов монстра,тытот, кто побывал на Исцелении!
Старик, похоже, готов был под землю провалиться.
Я? Боже упаси! Какое еще Исцеление? Неужто по мне не видно?Сбросив пальто, он обнажил предплечья и грудь.Глядите, у меня есть отметины, болячки! Я тоже умираю
Вокруг него бесновалась машина: больше никакой раскачки, полная мощь. Старика рвали полчища крючковатых пальцев, лица-черепа и головы Медузы с несметными шевелящимися щупальцами кивали и плотоядно смотрели, с наркоманской страстью вожделея лихорадочной крови.
Пожалуйста,проскулил старик, и ему в рот сунули кусок заплесневелой ткани,ради любви Христовой не меня, его, того парня!
Христовой?повторил хор голосов.Христовой? Он действительно так сказал? Да никакой он не христианин, и отметины его поддельные! Не настоящие стигматы! Он не нашей веры!
Пожалуйста,сквозь обслюнявленный кляп прохрипел старик.Меня крестили в крови Христовой! Я вашей веры! Я не язычник! Я не получал Исцеления!
Машина не слушала. Она превратилась в видавший виды манекен с тысячью движущихся рук и ног, каменными глазами, кожей, как у сороконожки, и грохочущим в крови, сводящим с ума, воняющим мочой и лекарствами аппетитом.
Морячок наблюдал за всем этим через пожелтевшие прутья разбитой грудной клетки. Перед глазами у него плыло. Он видел и не хотел видеть, был здесь и мечтал оказаться где-то еще.
Пустить ему кровь!скандировали рты.Кровьэто жизнь.
Несколько частей машины исчезло. Старика затянуло под море оборванных насекомьих ног и завшивленных тел. Его крики были едва слышны из-под толщи кожи и плоти. Затем пропавшие части машины вернулись, выдвигая деревянную конструкцию из вертикалей и поперечин. Старика растянули на ней буквой «Т», перевернули, его ладони и лодыжки крепко прибили гвоздями, горло перерезали, и реки красного раскаяния хлынули в котел.
Сие есть тело и кровь Сына Господня,певуче начала машина.Когда мы ее выпьем, Он станет нами, и Мы станем им. Так это было вначале и так пребудет во веки вечные.
Морячок смотрел, как толпа пьет, накачиваясь исцелением, и распевает псалмы, и радовался, что так и не был крещен, что он не такой как эти кровопийцы и пожиратели плоти, что он не христианин.
перевод: Анастасия Вий