Виски Мелвина начали пульсировать. Он не мог говорить. Она полностью просчитала его, хотя он был в десять раз умнее ее.
Теперь она была в тройном восторге, выщипывая соломенные грибы и креветку; разговаривая, когда она жевала.
- Твое сексуальное расстройство проецирует фантазии в твою психику. Например, этот полицейский. Не было никакого полицейского, но ты придумал его из-за того, что символизирует полиция: универсальный фаллический символ, пистолет - твердый пенис, который может победить всех. И эта ссылка на человека по имени Леонард. Очевидно, это то, что ты сознательно забыл, возможно, с подросткового или до подросткового возраста. Я уверена, что был какой-то мальчик в средней школе - какой-то мальчик по имени Леонард - который был популярным, харизматичным и красивым, мальчик, который заставил сердца всех этих симпатичных маленьких 13-летних девочек трепетать. Мальчик, которым ты хотел быть. А теперь, в твоем воображаемом синдроме, ты думаешь, что слышишь, как я называю тебя Леонардом.
На глаза Мелвина навернулись слезы. С глухим стуком он сел. Когда он возразил - теперь уже довольно слабо - его слова прозвучали так, словно его душили:
- A как насчет того, что ты ПИСАЛА во дворе? Полагаю, я тоже это нафантазировал, верно? Это какой-то тайный фрейдистский символ, всплывающий посреди моей сексуальной неадекватности...
Гвинет хлопнула в ладоши.
- Наконец-то! Ты понимаешь свои собственные недостатки! Твоя неспособность достичь сексуальной разрядки с представителем противоположного пола превратила тебя в сдержанный тип личности. Ты держишь всё в себе. Итак, ты фантазируешь, видя меня - объект твоего естественного сексуального влечения - и выпускаешь все это наружу.
Мелвин потер лицо, вытирая слезы из уголков глаз. Он никогда в жизни не чувствовал себя большим неудачником.
Боже мой, - его мысли дрогнули. - Может быть, она права.
Так ли это? Могло ли его восприятие так полностью оторваться от реальности? Меня никогда в жизни не трахали, - понял он. - Неужели все эти сексуальные репрессии могут вызвать у меня галлюцинации?
- Не расстраивайся, Мелвин, - прoдложила она, жуя.Самораскрытие - это хорошо. Теперь ты больше понимаешь себя, и катализатором этого является моя желательность. Все это на самом деле очень позитивно.
Мелвин начал рыдать.
- Мелвин, Мелвин, не плачь. Ты почувствуешь себя лучше, как только подумаешь обо всем этом, с точки зрения терминов, с которыми ты уже согласился, - сказала она ему, улыбнувшись, и придвинула к нему коробочку с едой.Вот, покушай.
Он поднял на неё покрасневшие глаза.
- Я не хочу эту ёбаную еду. Я знаю, что у меня нет галлюцинаций. Я знаю, что ничего из этого не является фантазией. Потому что Я ЗНАЮ - вне всякого сомнения - что я не писал ничего на своем ноутбуке.
Гвинет не поняла его:
- Прости, а что там написано?
- Это имя. Леонард. Я на сто процентов уверен, что я этого не писал, и это значит, что ты это сделала.
Гвинет закатила глаза:
- Боже, Мелвин, пойдём, покажешь мне.
Он поднялся и подошёл к кладовке вместе с ней.
- Вон посмотри сама на экран. Ты знаешь, что там, потому что ты сама это написала.
Его глаза проследили за Гвинет, колени ослабли, и он, пошатываясь, вышел из комнаты.
Экран ноутбука был пустым.
4
Мелвин беспокойно лежал в своей постели. Головная боль разрывала переднюю часть его мозга прямо над глазами. Он решил, что лучший способ пережить позор перед Гвинет - не думать об этом, а просто забыть всё произошедшее за день. Просто забудь об этом и ложись спать, - сонно приказал он себе. И это как раз то, чем он и пытался заняться.
Обрывки шума из снов продолжали будить его. Однако он знал, что это были сны, потому что каждый раз, когда его глаза были открыты, он смотрел в полную тишину. Шумы из сна появились в раздражающей совокупности: мягкие шаги, звук лопаты, копающей землю, лай собак
Кусочек лунного света прорезал комнату и каким-то образом сделал ее больше. Когда он проснулся, то смутно вспомнил поток фрагментов сна:
Очень худая девушка в длинной мужской футболке, лежащая без сознания или мертвая на полу в гостиной.
Высокий женоподобный мужчина, сидящий в кресле, одетый в безвкусный костюм и шоколадно-коричневую шёлковую рубашку с торчащим воротником.
Сумка с продуктами на столе, в основном забитый банками с кормом для собак.
Ярко освещённая комната с рaстеленным пластиком на полу.
На этот раз, проснувшись, он нахмурился. Что все это значит? Теперь болело горло, и он весь вспотел. Только не грипп снова! Казалось, он заболевал им раз или два в год, сколько себя помнил. Усталость давила на него, как на еретика, раздавленного камнями. О, боже, просто ложись спать! Его дорожные часы на тумбочке показывали 2:07 ночи.
Он снова задремал. На этот раз сон не был разрозненными кусками. Ему снилось, что он ходит по дому, как полоска пленки со всеми остальными кадрами. Во сне он понимал, что это тот же дом, где они находятся с Гвинет, но он сильно отличался. Темные пятна запачкали потрепанные обои и ковёр. Он бросился на кухню и обнаружил, что она заполнена старыми приборами с белой эмалью 50-х или 60-х годов. Он посмотрел в окно через какое-то странное визуальное зерно, как в фильмах, снятых на 16 миллиметрах, и увидел трех собак - дворнягу, колли и немецкую овчарку - они почесывались, и их языки свисали, когда они спали под хрустящим лунным светом. Потом он пошёл в гостиную и сразу упёрся в почти гнилой диван. Потрепанные подушки были испачканы всевозможными пятнами и подтеками. Несколько крошечных пластиковых пакетов валялись на полу, рядом стояла мерцающая свеча в оловянном подсвечнике. На обожжённом сигаретами столе, стояла лампа, тень от неё была словно грязной и кривой, а свет парил в странном оранжевом полумраке. В углу таракан пировал чем-то неизвестным.
Когда из коридора, который вел в спальни, послышались голоса, Мелвин вдруг не мог пошевелиться, как будто он действительно был в пленке и проектор был остановлен.
- Я... думаю, он в отключке, - раздался обескураженный мужской голос.
Затем другой, еще более хриплый:
- Он назвал меня... ну э отмороженным хуесосoм, грязным итальяшкoй и ебанатoм.
Но следующий голос был пронзительным и решительно женским, подкрепленным воплем негодования.
- Мы собирались "вмазаться", а маленький ублюдок вторгся сюда, пытаясь нас съесть, а пакет с герычем был на полу, вот он и съел его! А ещё он съел свечи!
Мелвин также услышал не человеческий голос, а злющее чавканье.
Это что... cвинья? - удивился он.
Но шум, голоса и разлагающийся дом-все это было сном - Мелвин понял это, даже когда стоял посреди всего этого.
- Эй, приятель... - pаздался знакомый мужской голос.
Снова первый мужской голос. Сонный паралич освободил Мелвина, и с сильным волнением он повернулся к источнику шума. Теперь уже знакомый коридор представлял из себя продолговатую чёрную пасть. Другие голоса звучали оттуда же, но при этом более отдаленно.
Теперь мужской голос прозвучал прямо за его ухом, обдав затылок Мелвина неприятным холодком, от которого у него волосы встали дыбом:
- Если ты захочешь, то сможешь нас увидеть.
Это пугает меня, - подумал Мелвин. Он стоял, охваченный диким ужасом. - Мо-мо-мо-может, это не сон...
Одно дело - стать чем-то другим... - голос зазвенел в глубокой ясности. - Подумай об этом, об этом моменте, который я собираюсь сделать. Все наебнулось, но это также имеет смысл. Это: образ в куске фильма похожий на призрак
Мелвин бросил короткий взгляд в сторону голоса и увидел горевший оранжевый свет от тусклой лампы, только теперь он, казалось, потемнел, а перед ним стояла зернистая чернота, от которой очень медленно поднимался и кружился пар.
Теперь голос прозвучал прямо у него в голове.
- Закрой глаза и поверни голову вправо.
Мелвин так и сделал.
- Теперь открой их.
Мелвин подчинился и закричал. В кухне стояла бледная обнаженная и очень истощенная брюнетка. Её кожа отдавала трупной желтизной. Она посмотрела на него чёрными, бездонными глазами. В одной руке у нее болталась черная тефлоновая сковорода.
- Это он? - спросила она и ухмыльнулась.
Снова мужской голос:
- Закрой глаза и посмотри налево.
На этот раз Мелвин был менее воодушевлён выполнять указания, но он все равно подчинился, его страх каким-то образом выпустил странный мазохистский адреналин.
- Открывай.
Мелвин закричал. На этот раз он увидел блондинку. Она тоже была голой и ещё более истощенной, чем брюнетка. Она сидела на старом диване. Героиновые дорожки испещряли её костлявые руки и ноги. Длинные светлые волосы висели грязным колтуном, когда она пристально смотрела на Мелвина. У неё практически не было жировой прослойки, она больше походила на скелет, обтянутый кожей, чем на человека. Чёрные зубы скрежетали за тонкими бескровными губами, когда она безуспешно пыталась опорожнить шприц для инсулиновых инъекций в червеобразную чёрную вену.
- Дерьмо ебаное! - всхлипнула она в отчаянии. - Все мои вены высохли. Я даже кайфануть теперь не могу!
Мелвин, дрожа, закрыл глаза. Единственное облегчение от этого ужасающего черно-оранжевого мира, в который он попал, было то, что он закрыл глаза.
Но он знал, каким будет следующие указание.
- Закрой глаза и повернись ко мне...
- Не-не-нет, - пропищал Мелвин, зажмурившись из-за всех сил, - я не буду...
Две маленькие костлявые руки обожгли его холодом, когда прижались к его щекам сзади и повернули голову.
- Открой их...
Кончики пальцев, тонкие и острые, как у скелета, осторожно подняли его веки.
Во мраке зала стоял худой мужчина на вид чуть старше тридцати. На нем были джинсы, кроссовки и футболка с логотипом группы "Генератор Ван Дер Графа". У него были каштановые волосы, сутулые плечи и тонкая шея, которая была, если угодно, длиннее, чем у Мелвина.
Он же ботаник... Прямо как я!
Этот призрак был почти зеркальным отражением Мелвина, за исключением того, что у него был топор в руках и он был забрызган кровью с ног до головы.
- Запомни. Образ в куске пленки похож на привидение. Я не могу сказать это прямо - мне нельзя. Ты должен использовать свой мозг, но ты довольно умен, не так ли?
Мелвин сглотнул и утвердительно кивнул.
- Хорошо, - сказал мужчина. - Зелёные пастбища ближе, чем ты думаешь.
Мелвин не понял его
Что?
- Закрой глаза.
Мелвин так и сделал.
Наступила звенящая тишина. Мелвин не был уверен, как долго он простоял с закрытыми глазами. Ведь то, чего он боялся больше всего на свете, снова могло с ним заговорить.
Но его опасения оказались напрасными.
Когда он, наконец, снова открыл их, то обнаружил, что стоит в гостинойнастоящей, современной гостиной, с новой краской, новым ковром и совершенно новой липкой мебелью "Wal-Mart". Тлеющий оранжевый свет исчез, сменившись скудным и очень нормальным светом от обычной настольной лампы.
Не было и неуклюжего призрака, который стоял в конце коридора.
- Боже мой, - прошептал Мелвин. - Это был всего лишь жуткий сон.
Но еще более жутко: он, очевидно, пришел сюда во сне. Это грипп, - напомнил он себе, - лихорадка. Он вспомнил, как однажды в детстве у него были галлюцинации. Он видел бороздки на стене спальни, и насекомые бегали по ним вверх и вниз. Это было, когда он валялся в постели в течение нескольких дней, с температурой. Просто галлюцинация, - Мелвин чувствовал себя уверенно, - как тогда, когда я был маленький. Тогда у него тоже был серьезный грипп.
Конечно, все это имело смысл. Однако Мелвин не сразу осознал, что чувствует себя хорошо. Нет боли в горле, нет головной боли, нет лихорадки.
Но слова призрака до сих пор звучали у него в голове.
- Зеленые пастбища ближе, чем ты думаешь, - когда он произнёс эти слова, то поймал себя на мысли, что он смотрит на криво висящую картину рядом с диваном.
- Холмы, зелёные поля... И пастбище.
Совпадение, - подумал он после паузы.
Мелвин чуть не испустил дух, когда что-то загремело на кухне. Вместо того чтобы испугаться, он чувствовал себя глупо: он стоял посреди ночи в гостиной в одной футболке и с фруктами, вышитыми на трусах.
- Привет, Мелвин. - весело сказала дерзко обнаженная Гвинет, выглядывая из кухни. - Что ты здесь делаешь так поздно?
- Я...
Его зрение, как и всегда, было приковано к плюшевому, великолепному телу. На кухне не было света, вместо него был свет холодильника, который освещал каждую деталь Гвинет, когда она стояла, склонившись перед открытой дверью. Ее грудь висела, соски торчали. Ее белые ягодицы, как у ангела, элегантно выпирали. Она протянула руку, чтобы забрать одну из коробок с китайской едой.
- У меня был дурной сон, - наконец ответил он.
- Да? У меня тоже.
Она выпрямилась, осматривая содержимое коробки. Свет от холодильника отбрасывал на ее грудь великолепный барельеф из белых и черных кругов. Ее пупок был красивой маленькой черной дырочкой, ее лобковый пушок светился, как гнездо сиропа из ирисок, превращенное в нить.
Член Мелвина дернулся в шортах до полной спонтанной эрекции.
- Мне снилось, что я запускаю воздушного змея на пастбище, - сказала она.
Пастбище, замечательно, - подумал он.
- Так, а что в этом плохого?
- В другой руке я держала ведро.
- Ведро?
- Да, обычное старое металлическое ведро, - сказала Гвинет. Она достала кусок жаренной с кунжутом курицы. - А о чем был твой сон?
Мелвин сглотнул, чувствуя себя подавленным.
- О, ни о чем. Он было бессмысленным.
- Боже, обожаю остывшую китайскую еду. Хочешь?
- Э, нет, - oн стоял, закрыв руками промежность, надеясь, что она не заметила, но сомневаясь, что это так. - На самом деле я не голоден.
Она посмотрела прямо на него, ее тело было возбуждено, бедра взведены, груди кричали в их образе. Она очень медленно слизывала сладкую глазурь с пальца, и Мелвин подумал: я готов продать свою душу, только чтобы ее палец стал моим членом...
Поддразнивание закончилось. Она снова наклонилась, поставила коробку на место, и в этот момент из-за ее ягодиц выглянул крошечный кусочек лобкового хохолка. Она схватила бутылку "Херши" и, воткнув в нее соломинку, начала потягивать.
- Разве он не слишком насыщенный? - спросил он, поджав губы.
- У меня низкий уровень сахара в крови. К тому же это чертовски вкусно.
- Ты не боишься растолстеть от него?
Она отрицательно покачала головой.
- У меня отличный метаболизм. Я пью пару таких в день и не набираю ни грамма.
Гвинет вернулась к своему обычному эгоцентричному, прохладному тону.
- Утром я собираюсь начать новую мозаику.
- Из птичьих костей, которые ты нашла сегодня? - спросил Мелвин, скорее потому, что поддержание некоторого рода беседы сохранит образ ее тела еще на мгновение.
- Да. К тому же я хочу завтра поискать их ещё. Это место... Просто восхитительно. Я чувствую себя здесь, как Моне в Живерни. Как Микеланджело, рисующий руку Бога на полотне Сикстинской капеллы.
Если бы эрекция Мелвина не горела так сильно, он бы упал на колени от смеха.
- Я рада, что ты чувствуешь себя лучше, чем раньше, - добавила она. - Ты был очень расстроен.
Мелвин ухмыльнулся, но просто сказал:
- О, теперь я в порядке, - потому что это было намного проще.
- Спокойной ночи, - пожелала ему Гвинет и пошла обратно по коридору, прихлебывая шоколадный сироп.
Она мне не нравится, понял Мелвин, смущенный своей эрекцией. Его сегодняшняя выходка заставила его почувствовать себя идиотом. Он попытался дать произошедшему объяснение... Но у него не получилось.
Усталость начала беспокоить его плечи. Он собирался немедленно вернуться в постель, но вдруг обернулся к гостиной, вспоминая мрачные галлюцинации.
Образ в куске фильма похож на призрака, - вспоминал он слова призрака. Глупо... Но странно. Леонард, режиссёр снафф-фильмов и убийца с топором якобы стал призраком в этом доме. Просто стресс и множество слухов разыграли подсознание. Вот и все, - подумал он. - Ничего страшного в этом нет. Это все цереброхимическая наука. Гормон мозга и синаптическая реактивность - процесс человеческого сознания и его способность вызывать воображение.
Он смотрел на картину пастбища, висящую над диваном. Зелёные пастбища ближе, чем ты думаешь... Он снял картину со стены, не зная о корнях импульса, побудивших сделать его это, и увидел, что она скрывала дыру в стене.
Из неё пошёл неприятный запах. Мелвин повесил картину обратно и пошёл спать.
Зернистая тьма сгустилась. Когда он закрыл глаза, его эрекция, казалось, пульсировала сильнее в каком-то либидинальном возражении. Она, как и галлюцинация Леонарда - требовала своего. Он попытался очернить свой разум, натянуть тяжелую драпировку на непрекращающийся образ голой Гвинет и увеличить все ее женские детали. Чем сильнее он сжимал глаза, тем внимательнее он видел каждую ее "часть", камера приближалась к каждому отдельному и восхитительному кусочку конфеты в коробке.