Что такое? спросил он.
Клэй стоял, прислонившись к раковине. Он просканировал Джона сверху донизу.
Открыть вам бутылку кетчупа? спросил Джон с нарастающим беспокойством. Или снять что-то с верхней полки?
Клэй вздохнул.
Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.
О чем ты?
Я подумал, ты, наверное, нервничаешь. Вы с Чарли давно не разговаривали.
С вами мы тоже давно разговаривали, сказал Джон, не в силах скрыть раздражение.
Это другое дело, ты же прекрасно знаешь, сухо ответил Клэй. Я думал, напутствие пойдет тебе на пользу.
Напутствие?
Клэй пожал плечами.
Как ты считаешь?
Клэй смотрел ему прямо в глаза, но по-доброму, и Джон начал успокаиваться.
Джессика вам рассказала? спросил он, и Клэй склонил голову набок.
Кое-что. Возможно, не все. Вот, Клэй открыл дверь холодильника, о которую опирался, и дал Джону банку газировки. Постарайся расслабиться, ты в кругу друзей. Эти люди тебя любят, Клэй улыбнулся.
Я знаю, сказал Джон и поставил банку на рабочую поверхность рядом.
Несколько секунд он смотрел на нее, но так и не взял в руки. Ему казалось, выпить газировкузначит сдаться, принять все, что ему говорят. Проглотить пилюлю, которую все остальные уже проглотили.
Джон посмотрел на заднюю дверь.
Даже не думай, резко сказал Клэй.
Джон не стал притворяться, что идея побега не приходила ему в голову. Клэй вздохнул.
Я знаю, как тебе, должно быть, трудно.
Знаете? вскинулся Джон, но выражение лица Клэя не изменилось.
Останься и поговори с ней. Я думаю, это твой долг перед ней и перед собой.
Джон не сводил глаза с двери.
Вряд ли тебя радует душевная боль, которую ты сам себе причиняешь.
Клэй склонился набок, вторгаясь в поле зрения Джона.
Вы правы, сказал Джон. Меня это не радует.
Он подошел к задней двери, открыл ее и сбежал по бетонным ступенькам, как будто боялся, что Клэй может погнаться за ним, а обогнул дом по направлению к машине. Сердце бухало в груди. Он чувствовал легкое головокружение и полную неуверенность в том, что поступает правильно.
Джон! окликнул его кто-то сзади.
От знакомого голоса он вздрогнул и остановился, на секунду закрыв глаза.
Он услышал, как ее каблуки застучали по мощеной дорожке и как их звук пропал, когда она оказалась на газоне. Джон открыл глаза и повернулся на голос. Она стояла в паре метров от него.
Спасибо, что остановился, сказала Чарли.
Она смотрела беспокойно и стояла, обнимая себя руками, как будто ей было холодно, несмотря на теплую погоду.
Я просто хотел взять куртку, сказал Джон, стараясь говорить непринужденно, пытаясь скрыть явную ложь. Он обвел ее взглядом. Она не двигалась, как будто знала, что он делает и почему. Это не она. Девушка выглядела как сногсшибательная кузина Чарли, но не как она сама. Не как круглолицая, неловкая девочка с пушистыми непокорными волосами, которую он знал почти всю жизнь. Эта Чарли была выше, стройнее, с длинными, более темными волосами. Чем-то явно отличалось и лицо, хотя он не смог бы объяснить разницу. Даже ее поза, хотя она стояла, беспокойно обхватив себя руками, казалась какой-то слишком элегантной. Пока он смотрел на нее, первый шок узнавания сменился острым отторжением; он невольно сделал шаг назад. Как можно подумать, что это она? Как можно подумать, что это моя Чарли? Девушка закусила губу.
Джон, скажи что-нибудь, попросила она с мольбой в голосе.
Он пожал плечами и поднял обе руки, словно сдаваясь.
Я не знаю, что сказать, признал он.
Она кивнула. Расцепила руки, как будто лишь сейчас поняла, что они делают, и переключила внимание на свои ногти.
Я так рада тебя видеть, сказала она таким голосом, будто сейчас расплачется.
Джон было смягчился, но подавил в себе это чувство.
И я тебя тоже, сказал он, пытаясь проглотить комок в горле.
Она поколебалась.
Ты думаешь, что яэто не я? тихо спросила она наконец.
Он опустил глаза, не в силах сказать это ей в лицо.
Джессика мне рассказала. Это ничего, Джон, продолжила она. Я хочу, чтобы ты знал: ничего страшного.
Ее глаза блестели от слез. Сердце Джона рванулось из груди, и на минуту он словно увидел мир под другим углом.
Он посмотрел на девушку, съежившуюся под его взглядом. Она пыталась сдержать рыдания. Резкие отличия от прежней Чарли вдруг показались легко объяснимыми. Туфли на каблукахпоэтому она выше. Облегающее платье вместо обычных джинсов и футболки, поэтому она стройнее. На ней была элегантная одежда, а жесты казались осознанными и уверенными, но все это выглядело так, словно Джессика наконец-то поработала над ее стилем, как давно грозилась. Будто Чарли просто повзрослела.
Нам всем пришлось повзрослеть.
Джон вспомнил, как он ездил домой с работыдо этого утра, как старался никогда не проезжать мимо ее дома или места, где раньше была пиццерия «У Фредди Фазбера». Может, Чарли тоже избегала каких-то вещей. И просто хотела быть другой.
Может, она хотела измениться, как и ты. Ты все время думаешь о том моменте, о том, как он тебя изменила как он повлиял на нее? Какие кошмары тебе снятся, Чарли? Его охватило внезапное, глубочайшее желание спросить ее, и в первый раз он разрешил себе посмотреть ей в глаза. В животе ухнуло, сердце забилось сильнее. Она робко улыбнулась, и он ответил, бессознательно копируя ее улыбку, но вдруг внутри резко похолодело. Это не ее глаза.
Джон отвел взгляд, успокаиваясь. Чарли смотрела непонимающе.
Чарли, осторожно произнес Джон, ты помнишь последнее, что я тебе сказал перед тем, как ты как ты оказалась в костюме?
Какое-то время она не сводила с него глаз, а потом покачала головой.
Мне жаль, Джон, сказала она. Я многое не помню о той ночи, целые куски просто пропали. Помню, что была в костюмеи отключилась, наверное, на несколько часов.
То есть ты не помнишь? повторил он серьезно.
Разве такое можно было забыть? Может, она меня не слышала.
Ты была ранена? резко спросил он.
Она молча кивнула, в глазах снова заблестели слезы, и она обхватила себя за плечи. На сей раз это выглядело так, словно ей не холодно, а больно. Может, так оно и было, Джон приблизился на шаг, и ему вдруг отчаянно захотелось пообещать ей, что все будет в порядке. Но потом их взгляды снова встретились, он остановился и отступил. Она протянула руку, но Джон не взял ее, и Чарли снова обняла себя за плечи.
Джон, мы можем завтра встретиться? спросила она ровным голосом.
Зачем? спросил он, не успев остановиться, но она не смутилась.
Я просто хочу поговорить, ее голос задрожал и стал выше.
Он кивнул.
Конечно, давай встретимся.
Он помедлил.
На том же месте, да? добавил он осторожно, ожидая ее реакции.
В итальянском ресторане? Где у нас было первое свидание? ответила она легко, и, кажется, глаза ее высохли. Около шести?
Джон глубоко выдохнул.
Ага.
Он снова встретил ее взгляд и не отвернулся, позволив себе погрузиться в них в первый раз с той самой ночи. Она смотрела на него в ответ, не двигаясь, как будто боялась, что может его спугнуть. Джон кивнул, повернулся и быстро пошел к машине, ничего больше не сказав. Он старался идти ровно. Возникло такое ощущение, словно он сделал что-то чудесное и одновременно совершил ужасную ошибку. Это было странно, и в крови бушевал адреналин. Проезжая по темной дороге, он снова представил себе ее лицо.
Это не ее глаза.
Чарли смотрела, как он уходит, прикованная к тому месту, как будто простояла там всю жизнь. Он не верит мне. Джессика не хотела говорить ей о странной, но горячей убежденности Джона, но отказ говорить с ней сейчас и нежелание хотя бы признать ее присутствие в тот день в кафе были слишком странными, чтобы пренебречь ими. Как он может думать, что это не я? Задние фары машины Джона исчезли за поворотом.
Чарли уставилась в темноту, где он только что стоял, не желая возвращаться в шумный ярко освещенный дом. Карлтон обязательно пошутит, а Джессика и Марла станут успокаивать, как в кафе в тот день, когда она пришла показать им, что выжила вопреки всему. В тот день ей показалось, что дорога от позаимствованной у тети Джен машины до кафе заняла километры. Нервная дрожь в животе не унималась, хотя, конечно, она знала, что ей будут рады. Как же иначе? Она неуверенно шагала негнущимися ногами, каждое движение причиняло боль, и все тело ныло после вчерашнего, хотя на нем не осталось следов. Каждый вдох был напряженным и незнакомым, и ее не покидало ощущение, что если она забудет его сделать, то остановится и умрет от удушья прямо здесь, на мостовой, разве что ей напомнят о необходимости вдохнуть. Она видела их через окна кафе, подходя к двери с сильно бьющимся сердцем. И тут ее заметили, и случилось все, на что она осмелилась надеяться: Марла и Джессика побежали к дверям, отпихивая друг друга, чтобы обнять ее первой. Они плакали, увидев ее живой. Чарли позволила себе погрузиться в тепло их эмоций, но еще не освободившись из их объятий, уже искала глазами Джона.
Увидев его сидящим спиной к двери, она почти выкрикнула его имя, но что-то ее остановило. Он говорил какие-то слова, она не услышала и, не веря глазам своим, смотрела, как он сидит на месте, не подходя к ней, и сжимает ложку в руке словно оружие.
Джон! позвала она наконец. Но он не обернулся.
Марла и Джессика вывели ее из ресторана, издавая успокаивающие звукидолжно быть, слова, а Чарли пыталась разглядеть его через окно: он не сдвинулся с места. Как он может притворяться, что меня здесь нет?
Вдруг ее пронзила острая боль, возвращая в настоящее, и Чарли крепко обхватила себя руками, хотя это не сильно-то помогло: боль была везде, острая и горячая. Она сжала челюсти, не в силах произнести ни звука. Порой боль сменялась тянущим чувством, которое можно было затолкнуть на задворки сознания, порой исчезала на целые дни, но всегда возвращалась.
Тебе было больно? спросил Джон, и это был первыйи единственныйзнак того, что ему, возможно, не все равно, но только она не смогла ответить. А ведь можно было сказать: да. Да, мне было больно, и больно до сих пор. Иногда я думаю, что умру от боли, хотя сейчас от нее осталось только эхо. Как будто все мои кости раздроблены, как будто внутренности разорваны и перекручены, как будто череп треснул, и из него вытекает содержимоеи все повторяется снова и снова. Она сжала зубы и сделала несколько решительных вдохов. Приступ понемногу стихал.
Чарли? Ты в порядке? тихо спросила Джессика, появившись у нее за спиной на тротуаре у дома Клэя.
Чарли кивнула.
Я не слышала, как ты подошла, сказала она хрипло.
Он не специально так Он просто
Травмирован, огрызнулась Чарли. Я знаю.
Джессика вздохнула, и Чарли покачала головой.
Извини, я не хотела тебя обидеть.
Я знаю, сказала Джессика.
Чарли вздохнула и закрыла глаза.
Но умер тогда не она то, что пережила она, было очень похоже на смерть. Ту судьбоносную ночь она помнила отрывочноклочки мыслей, шепот, все спутано, как будто в тумане, и медленно вращается вокруг самого важногоединственного, безошибочно узнаваемого щелчка спиральных замков. Чарли содрогнулась и почувствовала руку Джессики у себя на плече. Она открыла глаза и беспомощно посмотрела на подругу.
Думаю, ему просто нужно время, мягко сказала Джессика.
Сколько еще времени? спросила Чарли голосом, холодным как камень.
Глава третья
Готово, прозвенел тихий голос в темноте.
Я сам скажу, когда будет готово, сказал человек, сгорбившийся в углу.
Он напряженно смотрел в монитор.
Подними еще на пару градусов, прошептал он.
Вы говорили, что это может быть слишком, сказала женщина, склонившаяся над столом в противоположном углу.
Ее силуэт вырисовывался в контурном свете. Она внимательно рассматривала что-то, лежавшее перед ней.
Давай, сказал сутулый.
Женщина прикоснулась к рукоятке регулировки, но вдруг отпрянула.
Что такое? осведомился мужчина, не отводя глаз от монитора. Подними на два градуса, приказал он, повышая голос.
Минуту комната оставалась в тишине. Наконец, мужчина повернулся к столу.
Какая-то проблема?
Мне кажется, оно Женщина замолкла.
Что?
Двигается.
Конечно. Они двигаются.
Кажется, ему больно? прошептала она.
Мужчина улыбнулся.
Да.
Вдруг вспыхнул свет, и в центре комнаты раздался резкий звук. Красные, зеленые и синие огни замигали один за другим, и из колонок, вмонтированных в стены, полился жизнерадостный голос, заполняя комнату песней.
Теперь все лампы освещали егогладкого фиолетово-белого медведя. Его суставы щелкали при каждом повороте, глаза бессмысленно дергались. Он был около ста восьмидесяти сантиметров высотой, с розовыми щеками, напоминающими клубы сахарной ваты. В лапе он держал микрофон с нашлепкой, похожей на зеркальный дискотечный шар.
Выключи эту штуку! закричал сутулый, с явным трудом поднимаясь на ноги.
Он медленно дошел до центра комнаты, всем весом опираясь на трость.
Отойди назад, я сам! проорал он, и женщина удалилась к столу в углу комнаты.
Мужчина снял белую пластиковую панель с груди поющего медведя, глубоко запустил в полость руку и вытащил все, что мог нащупать. По мере того как он разъединял провода внутри, глаза перестали вращаться, векисхлопываться, и, наконец, рот перестал петь, а головаповорачиваться. Потом, вздрогнув в последний раз, глаза закрылись, и голова безжизненно повалилась набок.
Человек отступил, и тяжелая панель с лязгом захлопнулась. В аниматронном медведе зазвучали сервомеханизмы и шестеренки, сломанные и разъединенные, неспособные функционировать. Из швов оболочки порой вырывался воздух, когда давали осечку шланги пневмопривода.
Звук оборвался и отозвался эхом, которое вскоре затихло. Человек перенес внимание на стол и дернулся к нему. Он опустил глаза, разглядывая извивающуюся фигуру, которая лежала на поверхности. Стол сиял раскаленным оранжевым, шипел горячий металл. Человек взял шприц из руки женщины и с силой вонзил его в извивающуюся тварь. Потом он поднял поршень шприца и твердой рукой удерживал иглу, пока ее наполняла расплавленная субстанция. После этого он рывком вынул шприц и, шатаясь, вернулся к медведю.
А теперь мы используем тебя для великой цели, сказал он светящемуся шприцу.
Он снова открыл тяжелую грудную панель сломанного медведя, потом осторожно вставил шприц прямо в полость и начал давить на поршень. Панель захлопнуласьчеловек был слишком слаб, чтобы удерживать ее открытой, и он упал на спину, схватившись за руку. Почти полный шприц покатился на пол. Женщина упала на колени рядом с мужчиной и ощупала его руку, чтобы исключить перелом.
Я в порядке, проворчал он и посмотрел на все еще неподвижного медведя.
Надо нагреть сильнее.
Шипение на столе продолжалосьфигура повернулась, с горячей поверхности поднимались струи пара.
Сильнее нагревать нельзя, сказала женщина. Вы их погубите.
Человек посмотрел на нее с добродушной улыбкой, резко перевел взгляд на медведя и, широко раскрыв глаза, стал следить за каждым мельчайшим движением.
Теперь их жизни послужат великой цели, сказал человек довольным голосом. Они станут чем-то большим, в точности как ты.
Он посмотрел снизу вверх на женщину, которая склонилась над ним на коленях. Та обернулась. Ее гладкие накрашенные щеки блестели в свете ламп.
Джон вошел в квартиру, запер дверь на задвижку и воспользовался цепочкой в первый раз с тех пор, как переехал. Он подошел к окну, повозился с жалюзи и остановился, борясь с желанием закрыть их и полностью отгородиться от внешнего мира. Через стеклянную дверь была видна спокойная парковка, жутковато освещенная голубой неоновой вывеской на соседнем автосалоне. Откуда-то доносилось незнакомое жужжание, и Джон какое-то время понаблюдал за парковкой, сам не зная, чего он ожидает там увидеть. Вернувшись в спальню, он замер: снова появился этот звук, на сей раз громчегде-то в этой же комнате.
Джон затаил дыхание, прислушиваясь. Это был тихий звук от какого-то движения, но слишком ровный и механический, например, для мыши. Джон включил светшум не останавливался. Он медленно повернулся, пытаясь определить источник звука, и осознал, что смотрит на Теодора.
Это ты? спросил он.
Он подошел ближе и взял в руки голову от бестелесного кролика. Поднес ее к уху, прислушался к странному звуку, который шел изнутри игрушки. Раздался резкий щелчок, и звук прекратился. Джон подождал, но кроличья голова затихла. Он положил Теодора обратно на комод и подождал, не возобновится ли шум.
Я не сумасшедший, сказал Джон кролику. И не позволю ни тебе ни тебе ни кому-то другому убедить меня в обратном.
Он вернулся к кровати и сунул руку под матрас, с подозрением глядя на кролика. Джону вдруг стало казаться, что за ним наблюдают. Он вынул спрятанную тетрадь, сел, откинувшись на спинку кровати, и посмотрел на черно-белую обложку. Это была обычная толстая тетрадь с белым прямоугольником, куда вписывают имя и предмет. Джон оставил его пустым и теперь обводил незаполненные строки пальцем. Ему не очень хотелось открывать тетрадь, которая бесполезно лежала под матрасом вот уже три месяца. Наконец он вздохнул и открыл первую страницу.