Мертвецы везде.
Солнце знай, припекает, заставляя трупы источать сладко-приторные миазмы, и от воздуха горечь во рту.
Обычный денек. Даже сейчас трудно представить, что безумие будет длиться вечно и что к нему нужно привыкнуть.
Да, спустя несколько месяцев, мы привыкнем к тому, что невозможно вообразить, ведь человеческий мозг быстро приспосабливается к новым условиям.
И прежний мир исчезнет.
- Ее там нет, - сказал Юрец. - Бессмыслица какая-то. И мне не нравится, когда мы долго стоим на одном месте. - Он передернул плечами.
- Вы как хотите, а я должен найти свою дочку.
Рифат обошел заграждение из мертвецов сбоку, прижимаясь к поржавевшему гаражу. Я заметил амбарный замок - серый, с хромированной дужкой.
Мы вышли из машины. Сирена не стихала и все плакала, подвывая.
Оля взглянула на меня, и в углах губ появились трогательные складочки.
- Идиотизм, - пробормотал Юрец. - Мы что, правда пойдем ТУДА?
Рифат наступил на синюшную ладонь, прямо вдавил пальцы в асфальт. Еще одна иголочка реализма кольнула грудь. Выбеленные, скрюченные пальцы, а кисть напоминает сплющенную каракатицу.
Послышался свист. Он нарастал, нарастал - с похожим ревом взлетают реактивные самолеты, следом задрожала земля, ощутимо так затряслась.
Многоэтажка чуть вспухла. А после очень-очень долго разлеталась. Я видел, как рассоединяются светлые кирпичики, видел оранжевое пламя между щелей, бетонную крошку - как мелкая бежевая пудра. Она сразу исчезла, растворилась в ярком, как расплавленная сталь, зареве.
Горячий воздух лижет кожу на руках и ногах. Земля уплывает куда-то, и я лечу, а сам вижу скелет многоэтажки, подсвеченный изнутри. Перед глазами мелькают шероховатые кадры старой съемки: ширится и растет газовый «гриб», на ядерном полигоне.
Затылок печет кипяток. Сначала больно, а потом кожа привыкает, как к горячей ванне. Удар в спину, или это я наткнулся на что-то твердое - гараж, или может, наша тачка.
Мелькнуло взорвавшееся здание, но уже в карандашном варианте, и передо мной возникло лицо той женщины, «Дурунен».
А после мир захлестнула чащоба грифельных завитков.
Глава 8 ИСААК
Айзек не любил просыпаться. Утром организм будто собран из чужих, просроченных органов, и работают они в полной рассогласованности. Отсюда и боль в мышцах и ломота в костях, отсюда мутное сознание, сушняк и тремор.
В стену кто-то стучит, ритмично. Стало быть, Толик или может Фаза, долбит с утра пораньше одну из шлюшек.
Айзек искренне завидовал совам. Сам он даже после дичайших вечеринок-оргий просыпался самое позднее в девять, без шансов снова отключиться. Это если не использовать вспомогательные средства.
Ну да чего уж тут. Только перестали бы они уже трахаться! А то и так в голове стучит кровь... А может, это только в голове?
Будто услышав мысли Айзека, стуки и оханья за стенкой прекратились. Он ухмыльнулся и откинул с себя диванное покрывало, с ковром окурков, надорванных квадратиков фольги и салфеток. Пятна, пятна. Вазелином воняет.
Нужно найти себе стакан воды.
Услышал стон. В угол забита девка. Черные волосы, с двумя высветленными прядями впереди. «Маша», всплыло имя.
Чехол от гитары. На столике - «тарелка» Фазы, и в ней остатки торта. Он, как протрезвеет, с ума сойдет.
Под ногами хрустят осколки и песок. Пылесосить ковер уже нет смысла, все равно народ шляется в обуви. Надо его выбросить, но вроде как жалко, все-таки семейная реликвия...
От грохота Айзек вздрогнул. Схватился за стенку, в глазах потемнело... все черно-зеленое, и вот развеивается, рассеивается. И уже видно рисунок обоев, трещину.
Заорал кто-то в комнате. Звон, грохот. Эдак они впридачу к посуде и всю мебель разобьют. Айзек всегда был радушным хозяином, особенно после удачных концертов. Но наутро, когда все дрыхли, а он сидел в компании кофе, не в силах сомкнуть глаз - к нему лучше не подходить.
Пошел по коридору и наткнулся на Толика. Басист, достаточно клевый. Бегает со своим «Фендером», как с писанной торбой. Как-то раз вмазал кулаком одной курве, когда та без спросу примерила гитарку.
- Унитаз забит, - сообщил Толик. - Хз, чо с ним. Бумаги набросали, или еще какой хрени. Кароче, дерьмо не уходит.
- И ты отлил прямо туда? - осклабился Айзек. - Смешал коктейль?
- Нет, г-хы. Я человек культурный. Вижу - забито. Пошел и в раковину поссал. А чего, там-то все смывается. Губка валялась, я ей раковину протер.
- Толик, - мир для Айзека тут же стал четче, - губка для ПОСУДЫ и...
Опять крики.
- Да чо они там творят?! - Айзек рванул к двери и дернул ручку на себя. - Сука, всем стоять на месте, это облава! Вы имеете право... хранить молчание, - Айзек договорил уже обычным голосом, без надрывной хрипоты, на которую так клюют телочки. Некоторые говорят, что у него голос как у Кобейна. Сам Айзек знал, что до Курта ему как до Луны.
Фаза глядел в потолок. Вокруг него - шесть телок. Айзек не помнил подробностей съема даже одной из них. Вообще, наверное, их скопом привезли из клуба, где выступали накануне. Рыжая с косичками. Шлюховатая пергидрольная чика с утиным ротиком. Малолетка с косой челкой. И другие, похожие на первых. Дублированные.
А у Фазы - ударного ударника - разорвано горло. Оттуда толчками вытекает кровь, а пальцы до сих пор конвульсивно сжимают покрывало.
Рыжая повернулась. На носу веснушки, красные пятна резонируют с белизной кожи.
Айзек только успел сказать «что здесь», а на него уже полетела блондинка. Пухлые, изогнутые губки, выделывавшие вчера нечто умопомрачительное, теперь кривились, открывая ровные зубки. Толик что-то там сказал за спиной. Баба полезла Айзеку ногтями в лицо, и он недолго думая, врубил ей хук правой.
Влажный треск. Телка бухнулась на журнальный столик спиной. Пепельница взметнула окурки. Из открытой бутылки на пол побежал ручеек. Блондинка возилась в мусоре и банках, пытаясь встать.
Еще удар. Рыжуля, взметнув косицами, летит через всю комнату и врезается головой в батарею. Тело бедняжки тут же обмякает, ножки конвульсивно подрагивают. Даже косицы мигом потускнели.
Нужно взять нож. Он тут же, возле журнального столика. Толик все голосит, а пальцы Айзека уже сжали рукоять. К лезвию прилипли крошки, присохшая пленка от колбасы.
Малая с косой челкой получает удар в живот. Булькает, захлебывается кровью. Толик орудует гитарой, собственным горячолюбимым «Фендером». Дека трещит после пары ударов и отваливается от грифа, наружу ползет начинка из проводов и микросхем.
Только сейчас Айзек понимает, что дело - труба. Если Толик разбил свой «Фендер» - значит, случилось что-то по-настоящему серьезное.
Что-то ужасное.
Еще одна блондинка. Незврачная, но Фазе она понравилась, ему по душе «белочки» с большими попками.
На лицо девка кисловатая, и удар гитарой по башке на нее особого впечатления не произвел.
Нужно было обойтись двумя-тремя телками, а то и одной. «Лаймоны» же привезли целый гарем, за что и расплачиваются.
Еще один удар ножом в шею. Трещит хрящ, горловина приоткрылась бутоном. Оттуда - черный поток. Кровь, в которой нет кислорода, темная, брызнула Айзеку в лицо, попала на одежду. Чистый мясник теперь.
Толстушка вцепилась зубами в предплечье. Ткнул ее ногой в живот, полоснул лезвием. Глаз лопнул и потек.
Но вот все бабы раскиданы по углам комнаты. Хана Фазе, хана гитарам. Кто-то мучает звонок, видно соседи. Нужно открыть, потому что тогда они вызовут ментов. А если приедут менты, то несравненная группа «Лаймон» будет давать концерты для зеков, в неполном составе.
И без всяких инструментов.
Нога у Фазы до сих пор конвульсивно подрагивает. Но это так, судорожные сокращения. Мозг живет в течение семи-восьми минут после смерти, и от него еще поступают медленно затухающие сигналы нейромедиаторов.
- Изя, это что такое... Что такое то, Изь? - забормотал толстяк Толик. Айзек не терпел, когда его так называют, даже ближайшие приятели и родственники. Он Айзек и точка! Но сейчас даже внимания не обратил.
- Эти шлюшки спятили. Перебрали с наркотой. Кстати, еще одна валялась в моей комнате, - Айзек обтирал нож подолом футболки. - Надо проверить, что там с ней. А ты пока открой дверь. Извинись, скажи, что мы уже прекращаем шум и выпроваживаем гостей.
Толик колыхнул животом, но Айзек поймал его за майку:
- Нож возьми. На всякий случай.
Одного зайца Айзек убил. Свои «пальчики» стер, и теперь в случае чего, на тесаке будут отпечатки Толика.
Он прикрыл дверь.
Шесть трупов. Точнее, семь. Еще одна девка в его комнате.
Из прихожей доносится грохот и возня.
Айзек кинулся туда, по ходу дела раздумывая, что сказать ментам. А что тут скажешь? Кажется, «лимончики» доигрались. Теперь надо либо валить из города, либо... либо что?
«Но они же набросились сами! Наркота... у них в крови найдут и ширево и спирт».
Но в прихожей по полу катался Толик и соседка. Она рычала и шипела, нож валялся возле порога. Толик молотил ее кулаками, но баба давила на него всей массой. Жирнячка с верхнего этажа. Постоянно приходит поскандалить, ей и самой-то в кайф поорать, выплеснуть дерьмо.
Айзек подхватил тяжелую бронзовую статуэтку. Лев борется со змеем. Черт знает, откуда она взялась, абсолютная безвкусица. Айзек поднял «монумент» и опустил на темя женщине.
Соседка всхлипнула и отключилась.
Сзади шаги. Девка из спальни. Руки по швам, под глазами синяки, спутанные волосы закрывают половину лица - похожа на героиню из «Звонка».
Толик меж тем вскочил и выставил ножик как клинок. И всхлипывал. Из разбитого черепа соседки медленно текла кровь - уже небольшое озерцо. Сейчас лизнет дыру в носке, на пятке Айзека.
- Агрхх-хшх... - девчонка зашипела и подняла руки, но увернуться от статуэтки не успела.
Отлетела к стене и стекла по обоям, закатив глаза. Айзек кивнул:
- Вот так-то лучше будет. Теперь видно, придется поджечь квартиру. Или у тебя есть другой варик?
- С чего это они... с чего? - заикался Толик. Айзек перешагнул через труп соседки и хлопнул дверью. Помучил замок и накинул цепочку.
- Не знаю, - пожал плечами Айзек. - Но, кажется, концерт окончен.
***
Из окна виден «Лендровер», стоит во дворе. Если знать наверняка, то можно. А так... Хотя сомнений почти не осталось.
Происходящее круче, чем приход. Айзек лизал марки и хавал колеса, но не как Фаза. Редко. Но пару раз были такие ощущение... вот как сейчас. Когда знаешь, что на самом деле то, что ты видишь - происходить не может.
Но все-таки происходит.
- Изя, так мы чего... так и будем здесь сидеть?
Толик заводил беседу раза три, за последние пару часов. Сначала он был в коматозе, лишь что-то бормотал, конкретно к Айзеку не обращаясь (тому пришлось затолкать приятеля под холодный душ). И вот он, серый и ноздреватый как сырое тесто, подрагивал:
- М-мы ж долж-жны ч-что-то д-делать... Из-зя, ч-что ДЕЛАТЬ?
- Называй меня Айзеком - сколько раз повторять?
- Извини... - всхлипнул толстяк. Айзек отошел от окна и взял пачку сигарет. Прикурил, и сизые завитки поплыли к потолку.
- Мы не можем сидеть здесь ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ! - взвизгнул Толик. - С ТРУПАМИ!
- Если не прекратишь голосить, я выкину тебя из квартиры.
Толик притих. Он знал: когда Айзек говорит таким спокойным, проникновенным тоном - жди беды.
Они вместе и основали группу «Лаймон», четыре года назад. Начинали с клубов-рыгаловок, наполненных малолетками, и постепенно доросли до «чеса». Постепенно развивались и...
Айзек их всегда заводил. «Нужно работать, работать... репетируем!». Айзек искал студии, залы для репетиций, решал траблы с жильем и людьми, недовольными соседством с панк-рокерами. Он продвигал, тащил группу за уши из дерьма, находил связи, вел переговоры... Он - мозг и одновременно сердце группы.
Толик с Фазой и шагу ступить не могли бы сами, а если и попробовали бы, то сразу поняли: дело зряшное. Айзек всегда выбирал наилучший, кратчайший путь.
Плюс, ему способствовала неимоверная удача. Не затеряться в толпе говнорокеров, не спиться и не слететь с копыт от наркоты, записать неплохой альбом и продать его, что самое главное - может не всякий.
Он писал тексты, простые, но не лишенные смысла. Он отлично пел и виртуозно играл на гитаре, гораздо лучше Толика.
- Теперь всему конец, - озвучил Айзек мысли, мелькавшие в глазах Толика. И улыбнулся так, что Толик на мгновение подумал, что это очередная фишка Айзека, вроде того пиар-хода, в соцсети «разбей свой инструмент». Цепочка получилась вроде той акции, с обливанием ледяной водой. - Я думаю, что мы можем попробовать.
- Попробовать что? - спросил Толик и плюхнулся на диван. Квартиру уже пропитал вязкий, сладковатый дух и от него свербело в носу. Айзек выпустил дым сквозь ноздри.
- Видишь тот джип? Нам нужно попасть туда.
- Изя... Айзек... Как же мы его заведем?
- О, - Айзек усмехнулся. - Я думал, ты скажешь, что воровать нехорошо! Растешь. Я наблюдал за водителем. И за той девкой, в юбке и лифчике. Пока ты мылся, я наблюдал за ними. Видишь там пятна? Подойди сюда, посмотри. Да не дрожи ты, как баба, в самом деле.
Толик подошел к окну. Двор-колодец. Красно-зелено-желтые качели, горка блестит. Все новенькое, недавно поставили, но жители пока еще не отучили своих собачек гадить в песочницу. Машины, машины.
Прямо на выезде со двора - «Лендровер». Черный, сплошь тонированный, «кенгурятник» мерцает хромом.
Толик всегда недоумевал, зачем мужики покупают себе эдакие троллейбусы. За те же деньги можно взять седан бизнес-класса или спортягу какую-нибудь.
Возле заднего колеса красное пятно, выглядывает лакированный туфель. А самого хозяина не видно.
- Айзек, как же мы... Ну скажи хотя бы, что происходит.
- Не знаю, - ответил он и стряхнул пепел в грязную кружку. - Но о трупах теперь можешь не волноваться.
- Сколько мы уже... здесь? И зачем сидим тут так долго? Может... - Толик облизнул губы, глядя в окно.
Айзек затянулся. Оранжевый огонек сожрал порцию бумаги с табаком. Крики стихли, и как понял Айзек, первая волна прошла. Они действительно, могут сидеть здесь хоть до второго пришествия, но отчаянно хочется жрать, а в холодильнике хоть шаром покати.
Кроме того он был не из тех, кто привык отсиживаться пока идет движуха. Нужно ковать железо пока горячо, пускай с риском для жизни.
Только неохота нарваться на психованных. Не особо хитро прикинув, Айзек понял, что следует опасаться прекрасного пола. Семь сучек в их квартире, плюс жаркие дамочки на улице. Проще чем дважды два: женщины спятили.
По крайней мере, менты не пришьют им дела. Так что зря волновался об отпечатках.
- Шайн о-он ю крэ-эйзи да-а-аймонд, - пропел Айзек. Толик оторвался от шторы и уставился на друга. Тот тыкал бычок в дно чашки, зудя незатейливый мотивчик. - Ша-айн о-он... Чего? Я не спятил, не бойся. Сейчас мы пойдем вниз, только нужно все хорошенько продумать. И найти оружие. Где-то валялся обрезок трубы, помню... Ты пока поищи, а мне надо... поразмыслить, типа, - Айзек плюхнулся за стол и подпер подбородок ладонями. Толик постоял немного рядом с ним.
Нужно искать трубу, раз Айзек так говорит. Но куда они пойдут? И почему... почему во дворе стоит джип, под колесами которого валяется труп мужчины? По всей видимости - хозяина?
Мысли плохо слушались Толика, разбегались. А он и не пытался их поймать. Нужно делать то, что говорит Айзек вот и все. Он немного похож на Сида Барретта, только волосы короткие, недавно подстригся почти налысо.
Толик порылся ванной, заглянул во все углы. Посмотрел в зеркало, и оно отразило толстяка, заросшего курчавой щетиной, со свиными воспаленными глазками.
Толик не слишком следил за собой. Что он, педик? Во-первых, он считал, что так и должен выглядеть настоящий рокер. Во-вторых: девки же дают. Что еще надо?
В аптечном шкафчике Толик нашел пустую упаковку «Валиума» и еще какие-то просроченные пилюли. Даже закинуться нечем. А тело уже шибает пот. Он конечно, подсел не так плотно, как Фаза... Тот вообще втихую плевал на слова Айзека и говорил, что он не младенец там какой, чтоб кто-то указывал ставить «баян» или нет.
Но все это - за глаза.
И вот теперь Фаза мертвый. Лежит тут же, в квартире, в нескольких метрах и горой трупов завален. Через стенку слышно пение, Айзек обожает «флойдов».
Толик наклонился и пошарил рукой под ванной. Вот и труба.
Теперь надо ждать на кухне. Можно даже заварить себе кофе. Самое главное - не трогать Айзека пока он думает. То же самое когда он пишет тексты, лучше не нарушать покой.
Толик пошел на кухню. Глянул в окно. Вот идет телка, через песочницу. На вид ей лет двадцать пять, не больше. В юбке цветастой, в рваной кофточке. Спотыкается, падает на четвереньки. Рот в крови, сбоку прядь волос вырвана со скальпом, и рана блестит сукровицей. Ее можно бы назвать жертвой насильника, если бы... если бы не взгляд.