Слушаю.
Воины ропщут, нукур, Лес пугает сыновей степи, просипел десятник, корча изуродованное лицо и плохо выговаривая слова. Зря ты доверился ведьме. Ее нужно убить.
Воины степей ничего не боятся, возразил Сохор. Ты знаешь меня, Тургэн, давал ли я повод усомниться в себе?
Нет, нукур. Но воины говорят, ведьма обманула тебя, десятник плюнул в сторону женщины.
Успокой воинов, шулма под моей защитой. Ведьма ведет нас к несметным сокровищам, которые мы поделим поровну. Ступай, старый друг.
Десятник приложил руку к груди и унесся, нахлестывая коня.
Злой человек, обронила Верея. Он хочет моей смерти, я вижу.
Если обманешь, я убью тебя сам.
Справедливо, кивнула шулма. Ребенок у нее на груди забарахтался, вереща огромным птенцом. Мать принялась убаюкивать, приговаривая на непонятном чужом языке.
Энивха имвала-млово, энивха имвала-млово, исундха хар.
В голосе ее было море нежности и любви. Ребенок орал.
На, пусть заткнется, Сохор достал из седельной сумки кусочек вяленого мяса и бросил Верее.
Та поймала на лету, как собака, мясо исчезло в складках засаленных шкур. Визг прекратился, мерзко зачавкало. Сохор получил благодарственный взгляд. Дорога мерно текла под копыта, деревья сплетались огромной ветвистой аркой, закрыв небо и отбрасывая длинные, зыбкие тени. «У этой дороги нет конца», неожиданно подумал Сохор. Есть только начало. Это дорога духов.
Он увидел на обочине круг из черных камней шириной локтя в три и высотой по колено. Камни хранили следы обработки и были пригнаны так плотно, что не осталось щелей. Внутри разлилась темная, кажущаяся черной вода. Сюда не вели звериные тропы, деревья и кустарники вокруг искривились и покрылись серым налетом. Елки завязались болезненными узлами и потеряли хвою. Воины обрадованно заголосили, разворачивая коней.
Не надо пить эту воду, о господин, предупредила Верея. Раньше, до ледника, тут была купальня для ведьм. Злая вода.
Стоять! рявкнул Сохор. Шулма не велела пить эту воду!
Твоя ведьма лжет, нукур, возразил низенький кривоногий меркит по имени Баяр, вечно попадающий в неприятности. То шубу прожжет у костра, то потеряет саблю и получит плетей. Во время грабежа одной деревеньки на Баяра напала злобная руситская собака. Воины валились от смеха, когда из сарая на четвереньках, воя и вереща, выскочил Баяр с разорванными штанами и вцепившимся в задницу псом. Голову пса он долго таскал, подвесив к седлу, пока та не стала совсем уж жутко вонять. С тех пор к нему приклеилось прозвище Гроза Псов.
Наши меха опустели! упрямо крикнул Баяр.
Воды!
Мы с рассвета в пути!
Ведьма уморит нас жаждой! поддержали Грозу Псов остальные.
В этой воде скрыта смерть, спокойно ответил Сохор.
Я ничего не чую, внезапно проскрипел Хулгана, потянув воздух носом. Шулме нельзя доверять. Кто хочет, пусть пьет.
Сохор подозрительно посмотрел на шамана. Что за игру он ведет? Сотник развернул кобылу и обронил в пустоту:
Хорошо. Можете пить.
Воины не двинулись с места, боясь нарушить волю нукура. Их горящие глаза были устремлены на источник. Притих даже неугомонный Баяр.
Ну чего застыли? Уходим, приказал десятник Тургэн, жутко щерясь оголенной челюстью и пустой впадиной на месте глазницы.
Я не боюсь слов шулмы! Гунжур, молодой и стройный, легко спрыгнул с седла и шагнул к каменному кругу.
Останови его, господин! Верея коршуном метнулась наперерез.
Уйди с пути, ведьма! Гунжур отшвырнул женщину, она упала.
Я с тобой, поддержал старшего брата Жаргал.
Умоляю! кричала Верея и билась в грязи. Кто ее слушал?
Гунжур зачерпнул в ладони воды, понюхал, отдернулся с омерзением и счастливо рассмеялся, увидев, как испугались воины. Он напился, умыл лицо и возвестил:
Ух, ледяная! Вкусней воды я не пробовал по эту сторону Икх-хээр!
Братья пили, брызгались, хохотали, поили коней. Лошади тянули воду сквозь зубы, фыркали и пряли ушами. Больше желающих не было. Угомонился даже Баяр. Воины хранили тревожное, сдержанное молчание.
Почему бы тебе самому не напиться, а, Хулгана? озлобленно поинтересовался Сохор.
Ох-ох, Хулгана хватает воды, шаман, неотрывно следящий за братьями, хлопнул по весело булькнувшей фляге из тыквы. Хулгана слишком стар, чтобы спускаться.
Кавалькада продолжила путь.
Безумцы, не ведают, что творят, шептала Верея, заплетаясь в ногах. Плохая, злая вода. Безумцы.
Гунжур и Жаргал смеялись, мелодично затренькал ятаг. Братья опьянели от собственной смелости. «Герои, хуз ам ухкун», выругался Сохор про себя.
Ущербное солнце медленно шло на закат. Лошади беспокоились и храпели. Издали доносился приглушенный, тягостный вой. Воины озирались, лязгали клинками, ожидая нападения с любой стороны.
Успеем до темноты? нахмурился Сохор.
Если не будем пить в каждой луже, ощерилась Верея, ускоряя шаг.
То ли от странных воплей, то ли от спертого, тяжелого воздуха кружилась голова. «Сохор. Сохор, стучал в висках тихий, смутно знакомый голос. Сохор. Иржэнэ». Сотника начинало подташнивать. Чтобы немного отвлечься, он спросил:
У тебя есть муж, замарашка?
У меня было много мужей, Верея сдула с лица упрямую прядь и обольстительно подмигнула. Ну, она так считала. Ты можешь стать последним из них.
Сотник утробно забулькал, изображая смех. «Сохор, Сохор, иржэнэ», стонало в затылке.
Скорей я возлягу с овцой, она симпатичней и куда лучше пахнет.
Может статься, рядом не будет даже овцы, парировала Верея. Тогда поглядим. А этого не слушай, обманет.
Кто? по-дурацки открыл рот Сохор.
Голос в твоей голове. Это зов Леса. Не слушай.
Беседу прервал испуганный крик за спиной:
Баяр!
Куда ты, Баяр?!
Стой!
Сохор развернулся. Голос в голове поутих. Воины сгрудились и возбужденно вопили. Сиротливо и жалко стояла лошадь без седока. Рядом валялось копье, круглый щит и украшенный конским волосом шлем. Баяр Гроза Псов сполз с дороги и враскачку шел в темнеющий лес дерганой, неловкой походкой.
Баяр! окликнул сотник.
Воин не обернулся; спускаясь в овражек, он хватался за ломкие, мертвые руки кустарника, по пояс проваливаясь в сырой подтаявший снег.
Баяр!
Гроза Псов замер и медленно повернулся. Его глаза были безумны и черны, зрачки неимоверно расширены.
Матушка, выдохнул он. Матушка Сэргэлэн зовет меня. Восемь зим я не видел ее.
Среди монголов побежал сдержанный шепоток:
Духи манят Баяра.
Пропал Баяр.
Смилуйся, Великий Тенгри.
Гроза Псов дернулся, с трудом переставляя окоченевшие ноги. Беззвучный, настойчивый зов влек его в трясину.
Останови его, господин, взмолилась Верея. Лес проглотит несчастного, переварит и выплюнет желтые кости.
Нельзя вмешиваться в дела духов, женщина, удивленно отозвался Сохор. Духи всегда забирают того, кого выбрали. Если им помешать, будет беда.
Разве это не твой воин, господин? Разве все вы не сражались бок о бок?
Духи, женщина. Они всегда получают свое.
Я иду, матушка Сэргэлэн, хрипел Баяр, продираясь сквозь чащу. Подожди, матушка!
Быстрая тень метнулась наперерез. Сохор увидел Верею. Черная женщина сбежала с дороги, догнала Грозу Псов и, схватив за плечи, навалилась всем телом. Монголы зароптали, понеслись гневные возгласы. Молчал и недобро хмурился Хулгана.
Баяр забился, завопил неразборчиво, пытаясь освободиться. Верея не отпускала. Она с неожиданной силой притянула голову воина к себе и горячо зашептала ему на ухо. Баяр врос в землю, затих. Спустя мгновение воин, прошедший десятки сражений, зарыдал, его плечи мелко затряслись. Шулма взяла Грозу Псов за руку и повела обратно, словно новорожденного жеребенка: послушного, недоуменного, дивно спокойного. Всадники спешили убраться с пути. Безумец, посмевший вырвать жертву у духов, проклят, к нему нельзя прикасаться, с ним нельзя говорить. Сохор однажды видел такое. Отец спас тонущего ребенка. Обоих забили камнями на берегу.
Верея подошла и сказала:
Прости, господин. Лес хотел забрать этого человека, я не позволила, ваши духи тут ни при чем. На севере они бессильны, здесь все еще правят старые боги.
Баяр улыбался, как дурачок, и крутил головой.
Ты прогневала чонов, уперся Сохор. Говоря с тобой, я подставляю шею под меч Моний-хор.
Тогда убей меня! Верея рванула хламиду на груди, обнажая иссиня-бледную плоть. Руби, господин. А сокровища ищи сам.
Обезумела, ведьма. Хочешь плетей?
Секи!
Баяр пускал слюни и жался к Верее огромным преданным кобелем. Разве хвостом дорогу не мел.
Сохор замахнулся плетью-ташурдах и опустил руку. Хитрая проклятая баба. Не успел опомнитьсясхватила за горло, а хватка на зависть иному волчаре.
Ты пожалеешь, шулма, а теперь веди меня, куда обещала.
А как же гнев духов, о господин? Лучше гони меня прочь.
К четгеру духов, Сохор приподнялся на стременах и возвестил: Эта женщина нарушила закон, но она под моей защитой, слышите?
Воины не ответили, храня угрюмое, злое молчание. Хулгана открыл синий рот, но сказать ничего не успел. Строй, рассыпавшийся неровным полукольцом, внезапно распался. Конь под Гунжуром выгнул шею назад, всхрапнул и повалился. Всадник успел соскочить, перекатившись через плечо. Передние ноги животного подломились, задние рыли мох и гнилую траву.
Хух, проклятая кляча, вставай! закричал разозленный Гунжур. Ах хар ишэра!
Конь с жутким хрустом костей дернулся и затих. Из пасти, ноздрей, глаз и ушей текла черно-зеленая вонючая жижа. Вены под бархатистой кожей надулись и лопнули.
Хот малэ! Гунжур пнул мертвую тушу. Скакал быстрее птицы, а теперь взял и подох!
Что у тебя с лицом, Гунжур? спросил сотник, увидев вокруг губ воина в редкой бороде россыпь мелких, сочащихся гноем язв.
Где? воин провел рукой по щекам, кожа под пальцами лопнула и поползла лоскутом.
Я предупреждала, зло прошипела Верея. Плохая вода. Прикажи ему снять рукавицы, господин.
Тебе не жарко в рукавицах, Гунжур? поинтересовался Сохор. Сними.
Зачем? оскалился Гунжур.
Я приказал.
Гунжур медленно стащил рукавицу. Воины ахнули. Рука была словно ошпарена в кипящем жиру. Красная вспухшая кожа облезла лохмотьями.
Совсем не больно, пробормотал, криво улыбаясь, Гунжур и упал.
Брат! Жаргал вихрем слетел с седла, выхватил топорик и завопил: Ведьма наслала харал!
Волдыри и гнойные язвы усеяли его подбородок. Левый глаз помутнел и покрылся черной паутиной.
Убей, господин, убей! заверещала Верея, прячась за сотника.
Сохор принял удар. Сталь встретила сталь. Он рубанул наотмашь, Жаргал попятился и упал. А когда поднялся, это был уже не Жаргал. Лицо исказилось и застыло в ужасающей маске, плоть на щеке лопнула, рана хлюпала гноем, зубы угрожающе щелкнули. Лошадь под Сохором фыркнула и заплясала, выбросив тонкую ногу. Копыто ударило Жаргала в плечо. Звякнула кольчуга, рука Жаргала повисла, но он этого не заметил, переставляя отяжелевшие ноги и клацая челюстью. Цус сорочч, понял Сохор. Оживший мертвец. Спаси нас, Тенгри!
Хлопнула тетива, в загривок сорочча вонзилась стрела, Очир уже рвал из колчана другую. Храпели испуганные лошади, кричали воины. Неподвижный Гунжур ожил, царапая камни дороги и глухо ворча.
Руби голову, господин! вопила Верея. Не дай мертвяку ранить себя!
Сохор выждал мгновение и рубанул. Клинок смахнул Жаргалу башку, звякнув о железо наплечника. Тело сделало пару нетвердых, пьяных шагов и рухнуло навзничь.
Гунжур поднялся на четвереньки и выхаркивал кровь. Ближайший воин пришпилил умерца копьем. Наконечник вошел между лопаток. Сорочч возился, дергался и стонал. В следующее мгновение сабля снесла ему голову.
Сохор выдохнул. Затея с походом в сердце леса перестала казаться ему привлекательной. Там, где властвует черная магия, нет места людям.
Сочно чавкнуло, пошла волна нестерпимого смрада. Конь Жаргала стоял недвижно и тоскливо смотрел в пустоту. Его живот лопнул, внутренности, превратившиеся в склизкое месиво, шмякнулись под копыта. От вони слезились глаза. Жеребец вступил копытом в собственные кишки и недоуменно скосил подернутый серой пленкой немигающий глаз.
Шэб мэну тах, выругался десятник Тургэн, и с маху обрушил на голову дохлому коню булаву. Ребристый железный шар проломил череп, жеребец покачнулся и беззвучно упал.
Надо уходить, господин, надо уходить, запричитала Верея. Ночь близко, в темноте на запах смерти сползутся хорхеи и мерзкие скользкие карны.
Уходим! зло крикнул Сохор, разворачивая кобылу. Выяснять, что за хорхеи и карны, не было никакого желания. Хотелось оказаться как можно дальше отсюда. Он дождался шамана и сказал:
Доволен, Хулгана? Они погибли из-за тебя.
Хулгана не виноват, мерзко захихикал шаман. Духи приказали им пить. Так было нужно, нукур. Иначе как я проверю? Теперь Хулгана знаетстарое колдовство до сих пор живет в этом лесу. Я ухвачу эту силу и заставлю служить.
Мои воины умерли, не видя врага. Что я скажу их матерям?
А что ты сказал матери Унура? Помнишь его? Вы не поделили пленницу в Мераге. Бедный Унур хотел познать свою первую женщину. Ты проломил ему голову. Какое тебе дело до их матерей? Меньше воиновбольше золота, разве не так?
Так, Сохор отвернулся, погрузившись в беспокойные мысли. Эта женщина Почему заботится об отряде, будто она одна из нас? Предупредила о воде, спасла дурака Баяра, искренне переживала, как бы сорочч не цапнул живых Что у нее на уме?
Голова раскалывалась, ныло в висках. Больное, исхудалое солнце, подернутое рваными лохмами туч, сорвалось за иззубренную гряду облезлых пожелтевших елей. На лес опустились зыбкие, бледные сумерки, меняя очертания предметов и играя с воображением. В чаще тягуче стонало и охало. Трещали сухие валежины. Холод струился из недр черных, бездонных оврагов. Дыхание превращалось в пар. Лес редел и расплывался. В просветах клубилась бледная, туманная марь. Видимость упала до пары десятков шагов. Навстречу из тягуче густеющей тьмы выплыла большая поляна.
Пришли, господин, в голосе Вереи промелькнуло удовлетворение.
Снег на поляне растаял, лишь кое-где гнездясь неряшливыми грязными кочками. В тумане проглядывались кривые деревья. Лошадь предостерегающе всхрапнула и дернулась. Задняя нога осыпала край бездонной дыры.
Осторожно, предупредила Верея. Эти ямы ведут в древние каменоломни и шахты. И большую часть создали не люди.
Сохор огляделся, увидев еще с полдюжины похожих колодцев в венцах осыпавшихся склизких камней. Земля под копытами Хуранцэг была выстлана истлевшими костяками. В сухой полыни и космах огневки валялись продавленные грудные клетки, разбитые позвоночники, пялились пустыми глазницами пожелтевшие черепа. Ковром рассыпались осколки клинков, рассеченные щиты, обрывки кольчуг. Побежденные остались непогребенными, а победители были так богаты, что не собрали добычу. Или победителей не было
Сохор задышал возбужденно и часто при виде позолоченных панцирей, резных шлемов с тонкой насечкой и сверкающих драгоценностями рукоятей мечей. Руситские, франкские и половецкие доспехи лежали вперемешку. Что за битва была здесь? Когда? Да какая разница! Главное, проклятая баба не обманула. Вот они, сокровища, достаточно протянуть руку и взять.
Сохор скатился с седла, под каблуком затрещали старые кости. Из рогатого шлема выкатился череп с остатками огненно-рыжих волос. В обветшавших лохмотьях сверкнула золотая фибулаолень, застывший в прыжке. Сотник схватил побрякушку негнущимися холодными пальцами. Рыжеволосый череп наблюдал за ним и насмешливо скалился. Ничего, ухмыляйся, мертвецам сокровища не нужны. Дальше блеснуло золото, в сумерках жаром переливались драгоценные камни. Воины слезали с коней, ползли на коленях, собирали сокровища горстями, вороша и разбрасывая мертвые кости.
Сохор потерял голову, заметался по поляне и счастливо закричал:
Ох шулма, благодарность моя будет безмерна! У тебя и твоих детей отныне будет вволю еды!
Ты прав, сотник! голос Вереи изменился, из него исчезли подобострастные нотки. Сделка завершена, тебе золото, моим детям еда! Ах уэн таргалэв!
Сохор обомлел. Женщина прыгнула к шаману, в полутьме жутко сверкнула сталь. Хулгана дернулся и заорал, кровь из распоротого брюха плеснула Верее в лицо.