Он устал, поэт. И в трауре месс, как большой гордый зверь, он «плутал» в сонных туманах, в садах, утопленных в луне. И бился в одном из колец, брошенных Маем. А душа высекала пугливыя искры, трепетали взмахи. Устало глядел он в мутно слепые глаза, слушал грязные стоны. Хотел разсмеяться всему, но губы нежданно изломились болью. («Похоронная Ирония», «Chansonette», «Гурманка»).
И боль, как боль ребенка, трагично и просто разлилась отцвеченными кровью песнями. («В шалэ березовом», «Озеровая баллада», «Импровизация», «Марионетка проказ», «В предгрозье», «В парке плакала девочка»).
Вскинулась скорбь и оборвалась В оркестре обрывают свою игру страстный скрипки и виолончели, и только орган молится кому-то устало. Устало молитодин орган Так и поэт. Хотел смеяться, но в пляске Мая увидел тайныя кольца. Смех переплелся с рыданьем. Рыдал и смеялся. Рыдал.
А душа уже пела в прошлом, рыдая Изгибная линия исчезнувшаго тела Вдалекевиолончель Княжна рыдала перед ливнем Триолетныя кудри Фиалковая глубь очей
Опять взмахнули тысячи страстных смычковпоэт бросил в сонные туманы пламень знойных песен. Сверкнул и залился огнем. «Разсказ путешественницы». Смычки взмахнулись и застыли. Орган.
Печальный орган, точно король, правит черныя мессы над дофином умершим. Тоскует орган («Сириусотон», «Nocturne», «Яблоня-сомнамбула», «Фиалка»).
Гремит властно и глубоко. И властная тоска растет-растет, и в той тоске слышны напевы молитв. Кому? Напевы молитв миражному берегу, молитв Созидающему Оленя, молитв к «той, кого не знаешь и узнать не рад»
И вот молится в больном экстазе поэт. Экстазы молитв несут его белой ночью в лунныя глуби на яхте воздушной. Несут туда, где «снега, снегакак беломорье» В лесную глубь. Органы слились в невыразимо больной молитве. Органы унесли поэта в стекляные покои. И гудят, и грохотливо рыдают, разбивая звуки о стекляныя стены, а поэт один, как в пропастях летящий орел.
Но горд поэт и смел: он в комнате стекляной поднимает бокал, пьет тост безответныйТринадцатой. А у ней, может быть, льдисто-холодныя руки, у Тринадцатой? И не приходит она потому, что трепеты изменчивых, как искры электричества, органов слепят Ее.
Иван ЛукашБиографический очерк
Иван Созонтович Лукаш (18921940) родился в семье швейцара Академии художеств (по семейному преданию, позировал И. Репину, написавшему с него казака с забинтованной головой на картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»). Мать И. С. Лукаша заведовала столовой академии.
Лукаш учился в Ларийской гимназии и частной гимназии Л. Лентовской; по окончании курса поступил в 1912 г. на юридический факультет Петербургского университета, который закончил в 1916 г. с выпускным свидетельством.
В юности увлекался эсерами, испытывал революционные симпатии. Затем сблизился с эгофутуристами; знакомство с И. Северяниным вылилось в издание кн. Цветы ядовитые (1910). В 1912 г. участвовал в изданиях группы И. Игнатьева (альм. Оранжевая урна и Стеклянные цепи, газ. Петербургский глашатай и Дачница). Публиковался также в журнале Н. Шебуева Весна.
Перед Первой мировой войной начал сотрудничать как репортер в газете Современное слово. В 1915 г. поступил добровольцем в Преображенский полк, провел полгода на фронте в тыловых учреждениях. Во время Февральской революции занимал кадетские позиции, писал пропагандистские брошюры. В середине 1918 г., спасаясь от красного террора, уехал из Петрограда в Киев, поступил в Белую армию. До эвакуации из Крыма сотрудничал с белой прессой в Симферополе.
В эмиграции Лукаш жил в Софии, где опубликовал книгу Голое поле: Книга о Галлиполи (1922), позднее Берлине и Риге, где был одним из редакторов газеты Слово.
В Берлине вышли мистерия Дьявол (1922) и «поэма» в прозе Дни усопших (1922), автобиографический роман Бел-цвет (1923), сборник рассказов Черт на гауптвахте (1922), повесть Граф Калиостро (1920). В Берлине сотрудничал с В. Набоковым, совместно с которым писал сценарии и либретто пантомим. Одновременно широко публиковался в эмигрантской прессе разных стран; его произведения 1920-х гг. зачастую насыщены фантасмагорическими и мистическими мотивами. Политически занимал правые позиции, считался откровенно «белогвардейским» писателем. Вместе с тем, талант его и при жизни, и после смерти признавали многие эмигрантские литераторы от Р. Гуля и А. Толстого до В. Набокова.
Переселившись в Париж, Лукаш обратился к исторической беллетристике (сборник рассказов Дворцовые гренадеры, 1928, роман Пожар Москвы, 1930), сотрудничал в газете Возрождение. Исторические рассказы, замешанные на «петербургском мифе» и зачастую мистицизме, были собраны также в сб. Сны Петра (1931). В 1936 г. был опубликован роман Вьюга, написанный для объявленного в 1933 г. конкурса по изображению разрушительного влияния «психологии большевизма». Последние романы Лукаша Ветер Карпат (1938) и Бедная любовь Мусоргского (1940) были написаны в условиях нужды и прогрессирующего туберкулеза. Писатель скончался в Париже 15 мая 1940 г.
Комментарии
Эгофутуристический период в творчестве И. С. Лукаша (18921940) продлился, по всему судя, пять лет (19101914). Составители антологии Поэзия русского футуризма утверждают дажени словом не упоминая о книге Цветы ядовитые (1910) или футуристических публикациях 1911-14 гг. в журнале Н. Шебуева Весна что «его сотрудничество в футуристических изданиях не было ни продолжительным, ни интенсивным, ни особо плодотворным». Но с формальной точки зрения утверждение это не грешит против истины: из «официальных» футуристических изданий Лукаш успел отметиться лишь в публикациях группы И. Игнатьева (газ. Петербургский глашатай и Дачница, альманахи Оранжевая урна и Стеклянные цепи). Здесь Лукаш печатался как под собственным именем, так и под псевдонимом «Иван Оредеж»по названию поселка под Петербургом, где жил летом.
Все эти публикации ограничивались 1912 г.: после двух первых альманахов «Петербургского глашатая» имя Лукаша-Оредежа совершенно исчезает со страниц изданий И. Игнатьева, не входил он и в «ареопаг» последнего.
Возможно, между Лукашем и соратниками Игнатьева произошла какая-то размолвка, тем более что Лукаш оставался в эго- футуризме белой или, скорее, черной вороной. Явное влияние У. Уитмена (Я славлю! Clamor harmoniae) в чем-то роднило Лукаша с кубофутуристами. С другой стороны, разделяя с И. Игнатьевым или В. Гнедовым некую общую мрачность, он уже в Цветах ядовитых внес в эго-футуризм собственную отличительную ноту, восходящую к старшим символистам и декадентам, а через нихк Ш. Бодлеру и романтическим «ужасам» в духе Э. По. В этой крошечной книге Лукаш, как замечает биограф, «с юношеской отзывчивостью на ужасное рисовал макабрские образы зловещих старух, оживающих мертвецов, картины тления и т. п.». Вызывают несомненный интерес попытки Лукаша использовать эти макабрические мотивы в сочетании с научной фантастикой (Последние Страны Голубых, 1914). Оборванный войной ранний период творчества Лукаша не пропал втуне: писатель и в дальнейшем, особенно в произведениях 1920-х гг., сохранил склонность к гротеску, мистицизму и фантастике.
Все включенные в книгу произведения публикуются по первоизданиям. За исключением отмеченных случаев и упраздненных букв, нами сохранена авторская орфография и пунктуация. Безоговорочно исправлен ряд очевидных опечаток.
В оформлении обложки использована работа А. Мартини.
Я славлю!
Оранжевая урна: Альманах памяти Фофанова. СПб.: изд. газ. «Петербургский глашатай», 1912, за подп. «Иван Оредеж (И. С. Лукаш)».
В связи с этим стихотворением и опубликованным ниже Clamor harmoniae К. Чуковский писал: «В петербургском эгофутуризме наблюдается такой же культ Уолта Уитмана. Там появился рьяный уитманист Иван Оредеж, который старательно пародировал Листья травы:
Я создал вселенные, я создал мириады вселенных,
ибо они во мне,
Желтые с синими жилками груди старухи прекрасны,
как сосцы юной девушки,
О, дай поцеловать мне темные зрачки твои,
усталая ломовая лошадь
и т. д.
Это почти подстрочник, и о другой поэме того же писателя, помещенной в альманахе Оранжевая урна, Валерий Брюсов воскликнул:
Что же такое эти стихи, как не пересказ своими словами одной из поэм Уолта Уитмана?»
Больныя гримасы
Весна: Орган независимых писателей и художников. 1911. 22., за подп. «Иван Лукаш».
Цветы ядовитые
Лукаш Иван. Цветы ядовитые. СПб: тип. И. Флейтмана., 1910.
Выходу книги способствовал И. Северянин (И. В. Лотарев, 18871941). О тесном общении двух поэтов свидетельствуют письма Северянина 1910 г., в которых он упоминает о Лукаше как о частом госте, и посвященные Лукашу стих. Северянина Вне и Воздушная яхта (оба1910).
Clamor harmoniae
Петербургский глашатай: Чрезнедельная газета Жизни, Театра, Литературы, Художества (СПб.). 1912. 2, и марта, за подп. «И. С. Лукаш».
Белый паяц
Весна: Орган независимых писателей и художников. 1911. 28., за подп. «Иван Лукаш».
Requiem
Весна: Орган независимых писателей и художников. 1911. 27., за под. «Иван Лукаш».
Последние Страны Голубых
Весна: Орган независимых писателей и художников. 1914. 5, за подп. «Иван Лукаш».
Электрические стихи
Стекляныя цепи: Альманах эго-футуристов. СПб.: изд. газ. «Петербургский глашатай», 1912, за подп. «Иван Оредеж».
* * *
Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.
Примечания
1
герму Гермаобычно четырехгранный столб со скульптурной головой бога, героя, философа, государственного деятеля и т. п. Гермы, заимствованные римлянами у древних греков, несли защитную функцию, ставились на перекрестках дорог и улиц, на площадях, у оград, храмов, библиотек, гробниц и пр.
2
сандвичи в торжественной процессии «Сандвичами» назывались в то время люди, расхаживавшие с надетыми на шею и прикрывавшими грудь и спину рекламными плакатами. Зачастую такие «сандвичи» вышагивали гуськом по центральным улицам.
3
Цветы ядовитыеаллюзия на Цветы зла (1857-61, расширенное посмертн. изд. 1868) Ш. Бодлера (18211867). Ср. позднее у Северянина «ядоцветы» в стих. Цветы и ядоцветы (1911).
4
Игорю-Северянину и Мирре ЛохвицкойКак известно, Северянин не только восторгался творчеством поэтессы М. А. Лохвицкой (18691905), но и создал вокруг ее образа персональный культ, активно насаждавшийся им в эгофутуризме.
5
Clamor harmoniaeГармонический крик (лат.).
6
О, дай поцеловать мне темные зрачки твои, усталая ломовая лошадьСр. с общефутуристическим «хорошим отношением к лошадям» у В. Хлебникова, В. Маяковского, А. Фиолетова, В. Шершеневича и и т. д.
7
И. Северянин. Электрические стихиРец. посвящена брошюре И. Северянина Электрические стихи: Четвертая тетрадь 3-го т. стихов. Бр. 30 (СПб., 1911), куда вошли все указанные ниже стихотворения.
8
миражится голубой принц в хороводахПарафраз стих. И. Северянина Октава (1910): «Замиражится принц, бирюзы голубей!»
9
«головки женщин и хризантем»Цит. из стих. И. Северянина Хабанера III (1910).
10
И в трауре месс, как большой гордый зверь, он «плутал» Контаминация мотивов и цит. из стих. И. Северянина В предгрозье: Этюд (1910) и Квадрат квадратов (1910).
11
в пляске МаяИмеется в виду стих. И. Северянина Пляска Мая (1910).
12
Изгибная линия исчезнувшаго телаЦит. стих. И. Северянина Пленница: Сонет (Из Анри де Ренье) (1910): «И линию исчезнувшего тела / К которому желание крылит».
13
Вдалекевиолончель Цит. из стих. И. Северянина Вечером жасминовым: Nocturne (1910).
14
Княжна рыдала перед ливнем Намек на стих. И. Северянина В предгрозье: Этюд (1910).
15
Триолетныя кудри Цит. стих. И. Северянина Сонет («Ее любовь проснулась в девять лет»): «И кудри вились точно триолет»)
16
Фиалковая глубь очей Цит. стих. И. Северянина Сонет («По вечерам графинин фаэтон», 1910): «В ее очей фиалковую глубь / Стремилось сердце каждого мужчины».
17
«той, кого не знаешь и узнать не рад»Из стих. И. Северянина Тринадцатая: Новелла (1910): «Той, кого не знаю и узнать не рад»
18
на яхте воздушнойПодразумевается поев. И. Лукашу стих. И. Северянина Воздушная яхта (1910).
19
«снега, снегакак беломорье»Цит. из стих. И. Северянина Алтайский Коктебель (1910).
20
в комнате стекляной тост безответныйТринадцатойРечь идет об упомянутом выше стих. Тринадцатая: Новелла (1910).
21
Поэзия русского футуризма. Вступ. статья В. Н Альфонсова. Сост. и подг. текста В. Н. Альфонсова и С. Р. Красицкого. Персональные справки-портр. и прим. С. Р. Красицкого. СПб., 1999. С. 379.
22
Чанцев А. В. Лукаш Иван Созонтович // Русские писатели 18001917: Биографический словарь. Т. 3. М., 1993. С. 401.
23
Уолт Уитман. Избранные стихотворения и проза. Пер., прим. и вступ. статья К. Чуковского. М., 1944. С. 207. Чуковский цитирует статью Брюсова «Новые течения в русской поэзии: Футуристы» (Русская мысль. 1913. 3, март).