В наглых голубых глазах было видно многое. Отцовскую «девятку» с тонированными стеклами, крохотную квартирку неподалеку, мечты о футболе, похороненные ленью и никчемным образом жизни. И еще скользкую, холодную ненависть к Тане за то, что посмела избавиться от него.
Молот сказал:
Херак.
Бутылка в руке лопнула. Пиво пролилось на асфальт, брызнуло обоим на ботинки. Через секунду парень завизжал. Глядя на свою иссеченную ладонь, он вопил от боли, словно ему отсекли конечность по локоть, а не порезали битым стеклом. Молоту пришлось отвесить слабаку пощечину, чтобы тот заткнулся.
Заживет, сказал Молот. Пшел вон.
Парень убежал и больше не появлялся. Под утро позвонил Лицедей, сообщил, что опасность миновала, а Серп ждет его возле парка через пару часов. С тех пор Молот слонялся по городу, прислушивался к разговорам, высматривал намеки, разыскивал подсказки. Он узнал, что Мария Семеновна из дома номер двенадцать по улице Лесной полтора года назад зарезала своего пьяного мужа, но благополучно свалила все на соседа, с которым тот выпивал. Узнал, каким именно образом Серега Макаров, студент второго курса техникума, собирается писать шпоры к предстоящему экзамену. Узнал, где и в каких количествах выращивает травку Николай Г., двадцати пяти лет, неработающий. И еще много-много подобного, а вот насчет их дела ничего.
Молот встал под крышу остановки возле парка, принялся разглядывать объявления, покрывающие рифленые стены почти сплошным ковром. «КУПЛЮ-ПРОДАМ-СНИМУ-СДАМ», «УШЕЛ-ИЗ-ДОМА-И-НЕ-ВЕРНУЛСЯ», «ПРОПАЛ-КОТ-НАШЛАСЬ-СОБАКА», «ПОДЕРЖАННЫЙ-В-ОТЛИЧНОМ-СОСТОЯНИИ». Все, как обычно. Ничего нового. В каждом городе (а он повидал их много) объявления всегда одинаковы. Одни и те же названия улиц, одни и те же марки машин, одни и те же породы животных. Даже пропавшие люди похожи друг на друга. Чем-то неуловимым.
Доброе, пробормотал сзади подошедший Серп Доброе, согласился Молот.
Я слышал, ты ночью слегка перегнул палку?
Не удержался. Но ничего страшного. Будет рассказывать, как их было трое на него одного, и все с ножами.
Наверняка. Пошли взглянешь.
Серп повел соратника прочь от дороги, мимо универмага и большого продуктового, к входу в парк. По пути рассказывал:
Наткнулся случайно. Просто шел, осматривался, как говорится, примус починял. И вдруг, вот на этом самом месте учуял. В смысле не носом, а
Чем? Неужели?
Иди ты. Просто мелькнула картинка перед глазами, а затем будто воспоминания. Только старые уже, наполовину стертые. Не мои. Было с тобой такое когда-нибудь?
Нет, вздохнул Молот. Господь миловал.
Вот и со мной в первый раз. Нахлынуло, отпустило почти сразу. Я завертелся, думаю, в какую сторону идти. Старшой предупреждал ведь о подобном: рядом с тем местом, где недавно они себя проявили, могут появляться видения. Ну, сюда сунулся, туда сунулся, а вот тут, на тропинке, которая к воротам парка ведет, меня приложило. Тревожно стало очень, аж в левом боку закололо. И чем ближе к воротам, тем хуже. Давай за мной.
Они вошли в парк, бесцветный, пустой, миновали несколько скамеек и переполненных урн, потом свернули, оказавшись на детской площадке.
Тут, уверенно заявил Серп. Тут они убили его.
Кого?
Не чувствуешь? Неужели не чувствуешь?
Нет.
Господи, я ведь даже не знаю, как объяснить. Короче Здесь, вот прямо где ты сейчас стоишь, Чертовы пальцы сожрали мальчишку.
Молот сделал пару шагов в сторону:
Какого мальчишку?
Лешу Симагина. Двенадцати лет.
Откуда такие подробности?
Вон там, сказал Серп, махнув рукой за спину, находится школа. Номер три. В вестибюле висит объявление о том, что Леша Симагин ушел из дома и не вернулся.
Молот присел на корточки, коснулся пальцами ярко-желтых листьев, покрывавших землю сплошным ковром. Холодная, сырая, мягкая масса. Вокруг скамейки и фонари. Качели. Старая, проржавевшая, но еще работающая карусель. Ничего. Ни единого намека на произошедшее, ни малейшего следа. А ведь ужаса, свидетелями которого стали скамейки и качели, должно с избытком хватить на целый пионерский отряд. С людьми получается, с людьми просто, а с предметами никак. Видимо, он все-таки не годится для этой работы.
Тяжело вздохнув, Молот поднялся, помотал головой.
Ты мне веришь? спросил Серп.
Да. Почему я не должен тебе верить?
Хорошо. Мальчишку они напугали до смерти, а потом утащили тело.
Они были одни?
В смысле?
Без хозяина?
Судя по всему, без. Его присутствия я не почувствовал.
Он выпускает их гулять самих по себе, пробормотал Молот. Как же далеко все зашло!
Чертовски верно, согласился Серп. Дело дрянь. Дальше будет только хуже. Они становятся все сильнее. Однажды, уже совсем скоро, им удастся освободиться от власти хозяина. А тогда абзац.
Абзац, согласился Молот. Тогда нам с ними не справиться. Даже не выследить.
Он ковырнул носком ковер из палой листвы, открыл рот, чтобы выругаться, но
Погоди-ка.
Что такое?
Молот нагнулся, поднял с земли темный предмет, освобожденный из-под листьев его ботинком.
Мобильник? зачем-то спросил Серп.
Ну, кивнул Молот. Наверно, нашего мальчишки.
Чей же еще!
Можешь взглянуть?
Серп повертел телефон в пальцах, недобро прищурился:
Вся грязная работа мне, да?
Извини. Я с предметами не особенно в этом смысле контачу. Мог бы попытаться, но, боюсь, толку не будет.
Ладно. Давай попробуем.
Серп отошел с тропинки, присел на одну из более-менее чистых скамеек. С минуту подержал сотовый на ладони, внимательно разглядывая его, потом мягко коснулся пальцами корпуса.
Телефончик-то недешевый.
Детям все самое лучшее.
М-да.
Серп накрыл мобильник второй ладонью, зажмурился. Почти сразу нахмурился, глаза забегали под веками.
Черт, пробормотал он. Жестко.
Молот огляделся. В парке было пусто, только вдалеке на одной из дорожек неспешно прогуливалась молодая мамаша с ярко-оранжевой коляской.
Что? шепотом спросил он.
Серп открыл глаза, снова стал пристально рассматривать сотовый. Потом надавил на одну из клавиш, экран с готовностью ожил. Серп принялся рыться в содержимом, открывая папку за папкой, с особой тщательностью изучил раздел «Аудио».
Ничего, в конце концов сказал он и протянул мобильник Молоту. Придержи у себя пока. Может, пригодится.
Хоть какая-нибудь информация?
Это не телефон Симагина. Он украл его. Пацан был очень крепким орешком, им пришлось влезать в его голову с помощью музыки. Еще они подключили воспоминания, обратили их против жертвы, обеспечили полную неспособность сопротивляться. Как паук, который муху сначала обездвижит, отравит, а только потом выпивает уже разложившуюся. Охренительно тонкая и сложная работа. Мастерски выполнена.
Мы и так знали, что это крутые ребята.
Ну не настолько же.
Ладно, Молот положил телефон в карман плаща. Куда теперь?
Понятия не имею. Надо бы чуть передохнуть, отдышаться. Где-нибудь не здесь. Не попадались тебе кафешки или пивные тут неподалеку?
Попадались.
Отлично. Веди.
12
Таня давно ничего не рисовала. Она возвращалась в свою квартирку измотанной и раздраженной, ужинала, звонила матери, которая, благодарение всем богам, уже семь лет жила в соседнем городке вместе со своей сестрой, а затем просто валилась в кресло, включала компьютер и тонула в трясине Интернета до тех пор, пока глаза не начинали закрываться. Последний раз она подходила к мольберту пару недель назад, постояла рядом с полчаса, глядя на чистую, гладкую поверхность холста, потом вздохнула и спустилась в магазин купить себе кетчупа. Не было ни мыслей, ни идей, ни образов.
Когда ты с восьми утра до обеда возишься с кучей детей, пытаясь перекричать их, а после обеда до вечера делаешь то же самое, только в индивидуальном порядке, катаясь по городу от одного репетируемого к другому, твое сознание блекнет. Ты растворяешься в пестром гомоне школьных коридоров, в мельтешении деревьев и фонарных столбов по обеим сторонам дороги, в желтом казенном линолеуме под ногами, в тысячах и тысячах слов, которые не нужны ни тебе, ни собеседникам.
Теперь вдруг появился образ. Четкий, яркий, многообещающий. Пропавший Леша Симагин в пустом школьном коридоре. Слева двери, справа окна, за которыми наливается густой синевой вечер. Тускло светят лампы, тишина звенит призрачными голосами, смехом, раздававшимися здесь утром. Школа замирает, застывает, погружается в сон, и кто знает, может быть, этот не по годам высокий мальчишка, вжимающий голову в плечи, ее сновидение?
Ее теперь уже бывший молодой человек незадолго до расставания подарил Тане блокнот для рисования, но с тех пор она так ни разу им и не воспользовалась. Берегла для чего-то. А вчера вечером достала блокнот из ящика стола, заточила пару карандашей, сварила себе кофе и принялась за работу. Симагин, как в жизни, оказался своенравным, капризным, придурковатым малым, никак не хотел показываться на листе в своем истинном обличье. Таня рисовала, стирала, рисовала вновь, и шуршание карандаша по бумаге впервые за долгое время успокаивало ее, скрывало за темной драпировкой горечь бессмысленных будней. Наполнялась смятыми листами корзина для бумаг, поскрипывала точилка для карандашей, и отражение Тани в черноте оконного стекла оставалось практически неподвижным до самого утра. Она поднялась из-за стола всего за пару часов до того, как должен был прозвенеть будильник, провозглашающий начало очередного рабочего дня.
Блокнот Таня взяла с собой в школу и хваталась за карандаш в любую свободную минуту, на переменах или во время уроков. Она сделала уже одиннадцать набросков, но ни одним из них не осталась довольна. Работа продолжалась.
Сейчас ей предстояло провести урок во втором «А», замещая одного из учителей начальных классов. Когда Таня вошла, дети разом замолкли, встали, словно солдаты, вытянувшись по струнке. Ни один не замешкался, ни один не улыбнулся. На каждом лице серьезное выражение, готовность к любой работе, любому наказанию. Хорошо выдрессированы, подумала Таня. А вслух сказала:
Здравствуйте! Садитесь.
Они опустились на стулья практически бесшумно. Не было ни сопения, ни шороха, ни грохота, как в других классах.
Таня знала, что по расписанию у них сейчас должно быть чтение. Слушать, как эти зубрилки один за другим бубнят заданный на дом отрывок текста про зайцев или осенний лес, не хотелось.
Так, спросила она для проформы, что у вас за урок?
Чтение! ответили все хором, почти в унисон.
Отлично! Вот сейчас мы с вами и почитаем Значит, открывайте учебник на странице та-а-ак так э м вот, на тридцать второй.
Ни один из детей не пошевелился, кроме высокой для своего возраста девочки, сидевшей за первой партой, прямо перед учительским столом. Ее правая рука резко поднялась вверх.
Да?
Светлана Петровна задала нам на сегодня упражнения семь и восемь на странице номер двадцать девять.
Светлана Петровна? Таня задумалась над тем, куда бы стоило отправить Светлану Петровну, но справилась с собой. Светлана Петровна задала, вот пусть она, когда вернется, у вас эти упражнения и спросит. А я вам говорю, откройте учебники на странице
Но
Никаких «но»! Сегодня я ваш учитель, меня надо слушаться. Еще раз попробуешь со мной спорить, отправишься за дверь! Понятно?
Девочка упрямо набычилась, но все-таки кивнула. Дети открыли учебники и углубились в чтение. Таня, вполне довольная собой, достала из сумочки блокнот. Ближайшие тридцать минут можно было без зазрения совести посвятить рисованию. Всплыла вдруг мысль о стремительно приближающемся окончании четверти, а за ней, следующим звеном в подводной цепи, о незаполненных журналах, и радужное настроение немного посерело.
Неспешно ползла длинная стрелка по весело раскрашенному циферблату настенных часов. За окном висел желто-коричневый пейзаж, в котором за последние дни ощутимо прибавилось коричневого. Карандаш шуршал по бумаге, скупыми, короткими штрихами очерчивая фигуру мальчика. Почему-то сразу стало понятно сейчас получится, это он, тот самый рисунок, к которому все шло, к которому стремилась она сквозь прошлый вечер, сквозь неудачные наброски и мучительный творческий зуд.
Завозился вдруг мобильник в кармане. Звонила бывшая одноклассница, подруга детства. Последний раз они виделись около полугода назад на свадьбе общего знакомого.
Таня встала, сказала грозно:
Я сейчас, не шуметь! и, выйдя в коридор, приложила трубку к уху.
Да.
Танюш, здравствуй!
Привет.
Как жизнь?
Да ничего. Работа, все такое. Сама-то как?
Точно так же. Слушай, мне тут пришла в голову мысль, что нам надо собираться чаще. Согласна?
Согласна, конечно.
А для этого совсем необязательно нужен повод, так?
Именно так.
Ну и хорошо. Что ты думаешь насчет сегодняшнего вечера?
Сегодня?
Именно сегодня. Выходные это банально, отдушина для слабаков. Соберем девчонок всех, посидим где-нибудь, выпьем немного, поболтаем. А то так давно уже вас, оторв, не видела.
Таня улыбнулась:
Отличная мысль. На меня можешь рассчитывать, все равно никаких планов на вечер не было.
Тут она немного покривила душой. Планы у нее, конечно, были. Весь остаток дня она собиралась потратить на две вещи: сон и рисование. Но встреча со старыми подругами выглядела ничуть не хуже пусть даже они явно затеяли все это ради того, чтобы поддержать ее в трудную, как им казалось, минуту. Если хочешь отвлечься от школьной суеты, полностью забыть о детях, уроках, оценках напейся в компании.
Продолжая улыбаться, Таня сунула телефон в карман и вернулась в класс. До конца урока оставалось семь минут, дети уже начали нервничать, не успевая справиться с заданием. Не хватало еще собирать у них рабочие тетради и проверять всю ту чушь, которую они там понаписали. Нет, уж лучше сыграть в неожиданно добрую тетю, простить им задолженность. Она опустилась на стул в гораздо лучшем настроении, чем вставала с него полторы минуты назад. Даже пейзаж за окном уже не выглядел так уныло.
Но стоило взглянуть на раскрытый блокнот, как все мысли о предстоящих посиделках с подругами рассыпались бесцветным пеплом. Ее рисунок был испорчен. Кто-то успел изобразить вокруг мальчика, стоявшего спиной к зрителю, пять темных, неясных фигур. Размытые силуэты, без лиц или конечностей, нависали над Лешей Симагиным это ведь был он, сбежавший, чуть сгибаясь, будто пальцы огромной руки, на ладони которой стоял мальчик. В них скользило предчувствие угрозы, и смотреть на рисунок оказалось отчего-то неприятно. Талантливый, однако, паршивец попался. Сморщившись от отвращения, Таня захлопнула блокнот.
Так, она повысила голос, и потому поднявшиеся на нее глаза были полны тревоги. Кто это нарисовал?
Молчание.
Вот тебе и преступление в закрытой комнате. Могли ли эти мелкие паршивцы отомстить ей за резкость? Могли. Запросто. У детских коллективов волчьи законы ты их против шерсти погладил, они цапнули за руку. За хозяина ведь не считают еще. Держим себя в руках. Держим. Не хватало сорваться во втором классе. Доказать все равно ничего не получится, надежда только на чей-нибудь болтливый язык.
Но до самого звонка никто из детей так и не проговорился.
На перемене, вернувшись в учительскую, Таня снова открыла блокнот, несколько мгновений рассматривала последний рисунок, потом вырвала этот лист и отправила его в шредер. Деловитое жужжание, с которым машина сожрала уродливую пятерню, смыкавшуюся вокруг мальчика, немного успокоило. Когда подошел к концу пятый урок, Таня отнесла ключ от кабинета на вахту и отправилась в гардероб, стараясь по возможности избежать встречи с кем-либо из начальства. Это ей удалось. Одевшись, она достала мобильник из кармана джинсов, чтобы переложить его в куртку.
«Одно непрочитанное сообщение», гласила надпись на дисплее телефона. Таня нажала «Просмотреть».
Сообщение оказалось совсем коротким:
«РИСУНОК БЫЛ НЕПЛОХ».
Холодный пот выступил у Тани на лбу. Она судорожно сглотнула. Внезапно предстоящие посиделки, подруги, приятная беседа все это показалось неимоверно далеким, незначительным. Она посмотрела на номер отправителя. Незнакомый.
Таня вышла на улицу, задумчиво покручивая мобильник в пальцах. Судя по сгустившимся тучам, вот-вот должен был начаться дождь. В конце концов любопытство возобладало над боязнью выставить себя на посмешище, и она, вновь открыв зловещее сообщение, нажала на кнопку «Перезвонить».
Пара длинных гудков, потом щелчок. Тишина.
Таня задержала дыхание. Сердце бешено билось в груди.
Еле слышное потрескивание, будто бы тот, кто взял трубку, сидел у костра.
Алло, сказала Таня. Алло, вы меня слышите?
Еще мгновение тишины, и вдруг раздался спокойный, искаженный, но явно детский голос: