Илья спрятал перстень в карман брюк, взял сверток со снедью и поднял клетку.
Ну, пока.
Извини, что не провожаю, попыталась улыбнуться пожилая женщина. Нога. Я бы
Угу, можешь не продолжать, перебил ее Труднов. Если бы не больная нога, ты бы сама влезла на этот гребаный маяк, это ты хотела мне сказать? Ну да. А тебе не приходило в голову, что я выкину твой талисман, как только выйду из подъезда?
Наталья замерла.
Ты не сделаешь этого, оторопело проговорила она.
Откуда тебе знать? Может, и не сделаю. А может, и сделаю. Ты все равно не проверишь, так ведь? И, скорее всего, ничего не изменится.
Старуха молчала, горестно сцепив перед собой скрюченные пальцы. У нее был такой вид, словно ее предал самый близкий человек.
Ладно. Я все сделаю, сжалился Илья. Так и быть. Будь здорова, баба Наташа. Не кашляй.
И тебе не хворать, машинально откликнулась она. Я верю в тебя.
Он уже дошел до прихожей, как из комнаты донесся ее старческий голос:
Сегодня будет сильный туман. Постарайся успеть до того, как он тебя накроет на маяке.
Спасибо за заботу, буркнул Илья.
Отодвинув тяжелую дверь в сторону, он несколько секунд, затаив дыхание, прислушивался. По ногам прошелестел колкий сквозняк. Заброшенный дом, в котором все еще теплилась чахлая жизнь матери и сына, медленно погружался в тяжелый сон.
Илья неслышно выскользнул из подъезда и вскоре скрылся из виду.
Ничего не изменится, хрипло повторила Наталья слова беглого зэка. Говоришь, для меня ничего не именится, если ты не сдержишь слово? Может, оно и так. Но возможно, изменится, и очень многое.
Она посмотрела в окно, за которым стремительно сгущались сумерки.
Очень многое.
* * *
Отойдя метров на пятьдесят, Илья обернулся. Обветшалая трехэтажка сонно пялилась на него мертвыми окнами-глазницами.
Всего хорошего, сказал он и быстрым шагом направился по разбитой дорожке. Бетонная плитка со временем покрылась паутиной трещин, сквозь которые топорщились пучки выгоревшей травы.
Внезапно беглый зэк почувствовал необычайный прилив сил и энергии, он ощущал себя мобильником после полноценной зарядки. При этом Илья абсолютно справедливо отдавал себе отчет, что поводов для этого оптимизма маловато. И тем не менее
«Меня сейчас встретят и увезут в надежное место думал он, торопливо перебирая ногами. Не будет же абы кто рисковать ради меня жизнью?! Нет!»
Он шел, продолжая себя мысленно подбадривать.
Слева мелькнула детская площадка, и он машинально замедлил шаг. Разваленная горка, покореженные качели, с верхней перекладины которых свисали обрывки ржавых цепей, почему-то напомнили ему виселицу. В песочнице лежал разлагающийся труп кошки, в клочьях шерсти суетливо копошились черви.
«Деминск умер, повторил про себя Илья слова старухи, быстро шагая вперед. Умер, умер, умер».
Умер, произнес он вслух, словно наслаждаясь этим жутковатым словом. А почему он умер?
Задрав голову в темнеющее небо, Труднов ответил:
Да хрен его знает.
Он обогнул покосившийся киоск с выбитыми стеклами и вышел на трассу. Присвистнул, увидел закопченный кузов «шестерки» без колес и вышел на проселочную дорогу, которая вела на холм.
Через пару минут показалось море. Ветер здесь был куда яростнее и злее.
Не плачь, потому что это закончилось, вдруг произнес он, наморщив лоб.
Почему он вспомнил эту фразу? Кому она принадлежала?
«И, судя по всему, должно быть продолжение», с досадой подумал Труднов, тщетно пытаясь вспомнить концовку изречения.
Клетку в руке раскачивало, как свихнувшийся маятник, и Илья с удивлением уставился на нее, словно видя впервые в жизни и пытаясь сообразить, как она вообще оказалась у него.
Зачем тебе все это, бедная старуха? пробормотал он, разглядывая скомканные клочья газет.
Клетка равномерно покачивалась, храня молчание.
«Это память моей семьи».
«Талисман».
Илья неожиданно открыл для себя, что не двинется с места, пока не узнает, что там, внутри. Старуха что-то говорила про папье-маше. Он слабо себе представлял, что это такое, и мозг осторожно подсказывал мужчине, что, вероятно, это что-то связанное с игрушками из бумаги
Труднов облизнул губы.
Невероятно, но в эту минуту он забыл обо всем о том, что ранен, о том, что за ним ведется самая настоящая охота, о том, что он многое не помнил из своего прошлого, о том, что он совершенно не знает, кто и зачем его будет ждать у причала
Чертова клетка.
Точнее, то, что внутри.
Вот что его интересовало.
Потому что ни один здравомыслящий человек не даст золотой перстень за то, чтобы отнести на маяк эту дурацкую хрень, набитую пожелтевшими газетами
Он присел на корточки и, открыв дверцу, принялся вытаскивать наружу бумажные комья. Некоторые из них тут же унес ветер, и Илья, выругавшись, прижал коленом к земле оставшиеся клочья. Вскоре его пальцы нащупали что-то прохладно-округлое, и он вытащил странный предмет наружу.
Че за фигня? недоверчиво произнес он, разглядывая легкий, почти невесомый шар темно-синего цвета. Он был слегка зернистым на ощупь, как мелкий наждак, и размером едва превышал апельсин.
Илья легонько потряс бумажный шар. Внутри что-то тихо прошуршало.
Он понюхал его.
Все тот же запах чайных листьев, только на этот раз более отчетливый.
Ерунда какая-то, буркнул беглец.
Илье стоило громадных усилий не раскрошить этот синий шарик пальцами, чтобы увидеть его содержимое, и лишь какая-то неизъяснимая внутренняя сила в последнюю секунду остановила его.
«Я верю в тебя».
Он вздрогнул, вспомнив слова оборванной нищенки.
Илья поднялся на ноги. Сунул шар обратно в клетку, затем запихнул туда остатки газет, зафиксировав таким образом «талисман» старухи в неподвижном состоянии.
После этого он продолжил путь и вскоре вышел к берегу. Миновал остатки ремонтного причала, равнодушно глядя на проржавевшие до черноты сваи, которые торчали из воды гнилыми клыками. Где-то вдали бесновались чайки, визгливо-раздраженно перекрикивая друг друга.
Сейчас, прошептал он. Я скоро вернусь сюда. Только заброшу эту х. вину на маяк. Свои слова надо уметь держать.
Илья прищурился, замедлив шаг.
Несмотря на темнеющее небо, он видел, как впереди исполинской свечой высилась старая маячная вышка.
Между небом и землей Член летит, совсем нагой, пробормотал он. Крайней плотью он прикрылся.
Илья кашлянул.
Это чтоб не простудился.
Обернулся, глядя на унылые обломки свай. А что, если лодка придет сейчас? Будет ли она ждать?!
«Ты обещал», прошелестел внутренний голос, и его передернуло.
Да.
Наталья дала за работу золотой перстень, который стоит явно не три рубля. Другой вопрос, сможет ли он его продать, но сейчас Илью это не заботило. Достаточно того, что перед его глазами до сих пор маячило горестное лицо несчастной старухи, которая ему доверилась.
«Ты груб ты зверь но ты не больной зверь».
Он глубоко вздохнул и пошел дальше.
«Положу этот шарик на самый верх и сразу обратно», решил беглый зэк.
Под подошвами ботинок хрустела сухая галька, небо продолжало темнеть. До маяка оставалось не более двухсот метров, как неожиданно откуда-то слева метнулись блеклые тени, и перед замершим мужчиной оказалось четыре собаки. Тощие бока подрагивали, верхние губы животных были задраны, в сверкающих глазах плескалась слепая злоба.
Пошли на хер! приказал Илья нарочито громко. Он сделал вид, что собирается что-то бросить в собак, но те продолжали рычать, медленно двигаясь на него.
Илья наклонился, взяв в руки крупный голыш.
Что, не страшно?! заорал он, швырнув его в ближайшую псину. Камень попал в переднюю лапу собаки, и она взвизгнула, попятившись назад. Остальные дворняги зашлись в оглушительном лае, и теперь уже Илья начал медленно отступать назад.
Офигенный конец сдохнуть в зубах помоечных псов, пробурчал он. Взглянул на клетку, покачивающуюся в руке, и лицо его приняло жесткое выражение.
На хрен.
НА ХРЕН.
Он был полным идиотом, согласившись на сделку с безумной старухой.
В задницу, тихо произнес Илья, ставя клетку на гальку. Я пас.
Собаки, как по команде, умолкли. Хрипло дыша, они не сводили с мужчины глаз, в вечерне-стылой пелене напоминающих угольки, рассыпанные в кострище.
Я ухожу, вслух объявил Труднов. Слышите, гребаные тузики? Попробуете меня преследовать, вырву вам кишки.
Он продолжал осторожно пятиться назад, и собаки с неохотой умолкли, словно принимая условия человека.
Когда расстояние между ним и псами стало относительно безопасным, Илья повернулся и быстрым шагом зашагал к причалу.
«Дебил. Не нужно было вообще идти туда», промелькнула у него мысль.
Собаки не пытались его преследовать, они просто стояли и смотрели ему вслед. Оказавшись у причала, Илья вновь обернулся, и его взору предстали бесформенные тени, едва различимые во тьме. Он моргнул, и собаки, будто получив негласную команду, неторопливо потрусили прочь.
Труднов сел напротив свай, высившихся из черной воды.
Никто не приедет за мной, неожиданно проскрипел Илья. Это это все бред. Я останусь тут. С этими вонючими псами на берегу.
Его напугали собственные слова, и по спине беглеца будто стальным гребнем прошел могильный озноб.
Конечно.
Чушь собачья. Тот псих, перестрелявший конвой и сам схлопотавший пулю в живот, просто бредил.
Кому нужен Илья? Какая, на хрен, лодка в этой глуши?! Кроме вшивых собак и чаек, тут никого нет!!
Здесь все давно умерло. И никто за ним не приедет.
Эта мысль повергла его в пучину бездонного отчаяния.
Сколько сейчас времени? прошептал он, вглядываясь в безбрежно-зыбкую поволоку моря. Уже наверняка девять. Откуда тут лодка, е вашу мать? Нет тут ничего. Нет. Нет, НЕТ, НЕТ!!!
Он провел пальцами по шершавым камням, холодным и безжизненным, как сама вечность, и оцепенело уставился на лениво плещущиеся волны.
«Этой ночью будет сильный туман», вспомнил он слова Натальи.
Откуда ты знаешь, баба Наташа? спросил он полусонным голосом в вечернюю прохладу. Развернул обрывок полотенца, сунув в рот кусок лепешки. Он был колючим, сухим и жестким, больно царапал небо, но другой пищи не было, а есть, признаться, хотелось очень сильно.
Труднов рассеянно жевал, устало щурясь вперед не моргнет ли в мглистой пелене огонек? Не раздастся ли шум мотора?
Илье начало казаться, что перстень в кармане брюк неожиданно начал теплеть, пока и вовсе не стал горячим, и он машинально двигал его, не вытаскивая наружу вверх, вниз, влево, вправо, насколько позволял карман. Все равно чертово кольцо напоминало о себе, и Илья уже на полном серьезе начал подумывать о том, чтобы выбросить его в море, как в густой, как битум, темноте проклюнулся ярко-желтый огонек.
Илья вытер крошки с губ и, приподнявшись, пристально вглядывался в море, гадая, не померещилось ли ему.
Огонек приближался, и вскоре стал слышен ровный шум двигателя.
Он медленно выпрямился.
«Не обманули», шевельнулась мысль, и сердце учащенно застучало. Еще никогда он не испытывал такого волнения.
Спустя минуту к берегу подплыл небольшой рыбацкий катер с закрытой кабиной.
* * *
Мужчина, управлявший катером, заглушил двигатель и, высунув голову через люк кабины, некоторое время молча разглядывал Илью.
Ты кто?! наконец прокричал он, и Труднов, чувствуя себя круглым идиотом, назвал себя. Хоть он и старался говорить громко, последствия ранения в горло давали о себе знать, из-за чего голос Ильи звучал как у простуженной вороны. Ему пришлось повторить свое имя с фамилией дважды, поскольку морской ветер, словно издеваясь, расшвыривал его слова в холодно-прозрачном воздухе, не давая им дойти до ушей водителя катера.
Беглого зэка так и подмывало кинуться в воду, влезть в этот новехонький суперкатер, который прибыл сюда словно из другой галактики, и чтобы тот мгновенно сорвался с места, унося его как можно дальше от этого уныло-тошнотворного одиночества. Но вместе с тем он осознавал, что и шагу не может сделать без разрешения. Сейчас у него прав столько же, сколько у той дохлой кошки на детской площадке, которую пожирали черви.
Где Цапон? вновь спросил водитель плавсредства. Голос его звучал холодно и настороженно, почти враждебно.
Его убили, сообщил Илья, догадавшись, кого тот имеет в виду. Конечно, тот самый парень, так внезапно выскочивший на дорогу и подорвавший автозак.
Он шагнул в море, ледяная волна тут же окатила ноги до самых колен. Вода была настолько пронизывающе-холодной, что у беглеца перехватило сердце, а яички сжались, превратившись в два свинцовых шарика.
Когда до катера осталось не более трех метров, в руке незнакомца неожиданно появился пистолет.
Оставайся на месте, приказал он, другой рукой прислонив к уху телефон.
Илья послушно замер, чувствуя, как вода уже почти дошла до пояса.
Лаконично переговорив с кем-то отрывистыми фразами, мужчина убрал пистолет и, спустив в воду короткий трап-лесенку, велел:
Залазь.
Когда Илья поднялся на борт катера, незнакомец бросил, даже не глянув в его сторону:
Ведем себя тихо. Никаких вопросов. Ясно?
Илья пожал плечами, стуча зубами от холода:
Ясно.
Его так и подмывало спросить, куда же все-таки они направляются, но, взглянув на выглядывающий из кобуры пистолет, решил благоразумно промолчать.
Он уселся рядом с незнакомцем, который завел мотор. Мужчине на вид было лет тридцать пять, у него было грубое загорелое лицо, которое словно второпях вылепили из глины, после чего обожгли на углях, и густые черные волосы, тщательно зализанные назад. Труднов скользнул взглядом по его походной одежде песочного цвета. Высокие шнурованные ботинки, наглухо застегнутая куртка, жилет-разгрузка, из нагрудного кармана которого торчала антенна портативной рации.
«Шакалы?»
Эта мысль испуганно всколыхнулась в уставшем мозгу, словно неуклюжая рыба, взбаламучивая дно водоема илистой жижей.
Может быть.
Тогда, если его подозрения подтвердятся, он попросту бросится на этого хмурого мордоворота с рацией и перегрызет ему горло. Или кому другому. Во всяком случае, уж одного-то он точно заберет с собой.
К тому времени, когда катер причалил к чернеющему в воде пирсу, море, словно крышкой, накрыл смоляной купол ночи.
Выходим, все так же коротко распорядился здоровяк, накидывая швартовочный трос на кнехт.
Илья безропотно перешагнул на деревянный настил причала.
Туда и налево, пихнул его в спину незнакомец.
«Ведут, как на убой, мысленно усмехнулся Труднов. Ну-ну. Посмотрим».
Мы на месте, сообщил крепыш кому-то по рации, и они быстро зашагали к берегу.
Вопрос можно? осторожно поинтересовался Илья.
Мужчина недовольно покосился на него:
Смотря какой.
Где мы находимся?
Тот засопел, словно раздумывая, стоит ли откровенничать с этим едва держащимся на ногах изможденным доходягой.
Полуостров Радужный, неохотно обронил он.
Радужный? переспросил Илья, наморщив лоб. Это кажется, Хабаровский край?
«Песочный» снисходительно кивнул, словно имел дело с редкостным тугодумом, и снова ткнул его в спину, поторапливая.
Спустившись по лестнице, они по узкой тропе поднялись на небольшую возвышенность, и Илья на мгновение замер, расширенными глазами таращась на переливающиеся огни ночного города. Они искрились, вспыхивали и сверкали фантастическим калейдоскопом, словно светящиеся существа из параллельного мира.
«Хрена себе полуостров», ошарашенно думал он, крутя по сторонам головой.
Туда, показал крупным пальцем здоровяк, и они направились к серебристой «Митсубиси Лансер».
«Значит, не шакалы», с облегчением подумал Илья.
Вряд ли легавые стали бы его задерживать на такой тачке. Если, конечно, эти легавые не задумали чего-то такого, что прямо запрещает закон. Может, ему предложат какую-то сделку?
Ладно, что будет, то будет, он уже окончательно запутался. В голове был полнейший сумбур, который усугубляли изнуряющая усталость и тупая боль в простреленном плече.
В салоне автомобиля находился еще один мужчина, развалившийся на заднем сиденье. Из-за скудного освещения Илья успел заметить лишь худое скуластое лицо и стянутые в хвост темные волосы.
Все в порядке? мягко спросил он. И «песочный» утвердительно буркнул: «Да».
Илья тяжело плюхнулся на сиденье рядом с водителем, словно мокрая тряпка.
«Полуостров Радужный?» подумал он, бросив прощальный взор на мглистую полосу моря.
С тихим урчанием иномарка тронулась с места.