Если нам предстоит умереть, мы умрем, продолжала настаивать Кезуар. Но я не хочу, чтобы он снова прикасался ко мне, слышишь?
Я знаю.
Никогда! Никогда!
Он не сделает этого, сказала Юдит, перехватив руку Кезуар, которой она била ее по лицу. Она сплела свои пальцы с пальцами сестры и крепко сжала их. Он ушел. Никогда больше не приблизится ни к одной из нас.
Миляга действительно удалился в коридор, но сколько Юдит ни махала ему, отказывался идти дальше. За последнее время ему пришлось пережить слишком много неудачных воссоединений, чтобы позволить себе упустить ее из виду.
Ты уверена, что он ушел?
Уверена.
Он может подкарауливать нас снаружи.
Нет, сестра. Он испугался за свою жизнь и убежал.
Кезуар усмехнулась.
Он испугался? переспросила она.
Он был просто в ужасе.
Ну разве я не говорила тебе? Все они рассуждают, как герои, но в венах у них течет моча. Она громко расхохоталась, мгновенно переходя от отчаяния к беззаботности. Мы вернемся в мою спальню, сказала она, немного отдышавшись, и поспим немного.
Что душе твоей угодно, сказала Юдит. Но только поторопись.
Все еще продолжая хихикать себе под нос, Кезуар позволила Юдит поднять ее с пола, и вдвоем они направились к выходу; Миляга отодвинулся в сторону, чтобы дать им пройти. Они одолели уже добрую половину расстояния, когда один из нарывов лопнул и извергнул из себя дождь обломков. Миляга успел заметить, как Юдит сбило с ног упавшим камнем, а затем комната наполнилась такой густой пылью, что обе сестры в одно мгновение утонули в ней. Единственным оставшимся ориентиром был светильник, пламя которого едва-едва пробивалось сквозь пыль, и Миляга двинулся к нему, но в этот миг раздавшийся грохот возвестил, что распад Башни ускорился. Времени для защитных чар не осталось время хранить молчание прошло. Если он не сумеет найти Юдит в течение нескольких секунд, все они будут похоронены заживо. Он позвал ее, стараясь перекричать растущий грохот, и, услышав ответный возглас, ринулся в том направлении, откуда он исходил, и обнаружил ее наполовину погребенной под пирамидой обломков.
Еще есть время, сказал он, принимаясь раскидывать камни. Еще есть время. Мы успеем.
Когда он освободил ей руки, она стала помогать процессу собственного освобождения, обхватив Милягу за шею и стараясь высвободить тело из-под обломков. Он уже начал подниматься на ноги, вытаскивая ее из-под оставшихся камней, но в этот момент раздался новый шум, куда более оглушительный, чем раньше. Но это был не грохот разрушения, а вопль раскаленной добела ярости. Облако пыли у них над головами рассеялось, и перед ними появилась Кезуар, парящая в нескольких дюймах от растрескавшегося потолка. Юдит уже приходилось видеть подобную трансформациюиз спины сестры выросли щупальца, которые поддерживали ее в воздухе, но Миляге это было в диковинку. Он уставился на необычное явление, и мысли о бегстве вылетели у него из головы.
Она моя! завопила Кезуар, двигаясь к ним с той же слепой, но безошибочной точностью, которая прежде проявлялась у нее в более интимные моменты, вытянув руки вперед с недвусмысленной целью свернуть шею похитителю.
Но Юдит опередила ее. Она заслонила собой Милягу и громко произнесла имя сестры. Атака Кезуар захлебнулась; ее жаждущие убийства руки замерли в нескольких дюймах от лица Юдит.
Яне твоя! закричала она Кезуар в ответ. Я вообще никому не принадлежу! Понятно?
Услышав эти слова, Кезуар закинула голову и испустила яростный вой. Это и стало ее погибелью. Потолок содрогнулся от ее крика и рухнул под тяжестью навалившихся на него сверху обломков. Юдит показалось, что у Кезуар было время, чтобы избежать последствий своего крика. Она видела, как на Бледном Холме ее сестра летала с быстротою молнии. Но тогда ею двигала воля; теперь же она лишилась ее. Подставив лицо смертельному дождю, она продолжала кричать, призывая на себя все новые обломки. В голосе ее не было ни ужаса, ни мольбыэто был все тот же нескончаемый вой ярости, который прекратился только тогда, когда она была раздавлена камнями. Но произошло это не сразу. Миляга схватил Юдит за руку и оттащил ее в сторону, а Кезуар все еще продолжала взывать к разрушению. В этом хаосе Миляга потерял ориентировку, и если бы не крики Конкуписцентии, им никогда бы не добраться до двери.
И вот они оказались в коридоре. Предсмертный крик Кезуар прекратился, но грохот у них за спиной с каждой секундой становился громче, и они ринулись к двери наперегонки с бегущей по потолку трещиной. Им удалось обогнать ее. Поняв, что госпожу уже не спасти, Конкуписцентия прекратила причитания и бросилась прочь, в какое-то тайное святилище, где она могла вознести скорбную поминальную песнь.
Юдит и Миляга бежали до тех пор, пока над ними не осталось ни одного камня, крыши, арки или свода, способного обрушиться, и остановились лишь в одном из внутренних двориков, где происходило пчелиное празднествопо странному капризу природы именно в этот день на кустах распустились цветы. И только там они обняли друг друга, рыдая каждый о своих горестях и радостях, а земля под ними содрогалась от катастрофы, жертвами которой они чуть не стали.
3
Лишь когда они довольно далеко отошли от дворца, пробираясь по руинам Изорддеррекса, вибрация почвы перестала ощущаться. По предложению Юдит они направлялись к дому Греховодника, где, как она объяснила, находится надежный перевалочный пункт между этим Доминионом и Землей. Он не стал возражать. Хотя список мест, где мог скрываться Сартори, далеко не был исчерпан (а учитывая размеры дворца, это представлялось почти безнадежной задачей), исчерпаны были его силы, его ум и его воля. Если двойник до сих пор находится в Изорддеррексе, то он не представляет никакой угрозы. Защищать нужно Пятый Доминион, который предал забвению магию и так легко может сделаться его жертвой.
Несмотря на то что улицы многих Кеспаратов представляли собой не более чем кровавые долины в окружении горных хребтов руин, осталось достаточно ориентиров, чтобы Юдит без особого труда определила дорогу к дому Греховодника. Разумеется, никакой уверенности в том, что он все еще стоит там, не было, но если уж им суждено откапывать подвал, то ничего не поделаешь.
Первую милю пути они одолели в молчании, но потом завязался разговор, неизбежно начавшийся с объяснений Миляги, почему Кезуар, услышав его голос, приняла его за своего мужа. Свой рассказ он предварил словами о том, что не станет погрязать в извинениях и самооправданиях, а изложит все без прикрас, словно некую мрачную басню. Он в точности исполнил обещание. Но при всей ясности в рассказе содержалось одно существенное искажение. Описывая встречу с Автархом, он нарисовал Юдит портрет человека, который почти утратил сходство с ним, настолько погрязнув во зле, что сама плоть его была извращена. Она приняла на веру это описание. Автарх представился ей созданием, чья бесчеловечность сочится из каждой поры его кожи, чудовищем, одно присутствие которого может вызвать рвоту.
После того как он поведал историю своего двойничества, настал ее черед. Некоторые детали ее рассказа были почерпнуты из снов, некоторыеиз подсказок Кезуар, а некоторыеот Оскара Годольфина. Упоминание о последнем привело к новой серии откровений. Она начала рассказывать Миляге о ее романе с Оскаром, что в свою очередь вызвало из небытия Дауда, а потом Клару Лиши «Tabula Rasa».
В Лондоне они будут представлять для тебя большую опасность, сказала она, предварительно изложив то немногое, что ей было известно о чистках, предпринятых во исполнение эдиктов Роксборо. Как только они узнают, кто ты, они убьют тебя без малейших колебаний.
Пусть только попробуют, сказал Миляга бесстрастным тоном. Я готов отразить любое нападение. Меня ждет работа, и им не удастся мне помешать.
Где ты начнешь?
В Клеркенуэлле. У меня был дом на Гамут-стрит. Пай говорит, что он еще стоит. Там меня ждет моя жизнь, чтобы я ее вспомнил. Нам обоим необходимо вернуть наше прошлое, Джуд.
А где мне найти свое? спросила она.
Ты узнаешь его от меня и от Годольфина.
Спасибо за предложение, конечно, но мне хотелось бы найти более беспристрастный источник. Я потеряла Клару, а теперь и Кезуар. Пора приниматься за новые поиски.
Произнося последнюю фразу, она подумала о Целестине, погребенной во мраке под Башней Общества.
У тебя уже есть кто-то на уме? спросил Миляга.
Может быть, сказала она, чувствуя все то же нежелание расставаться со своей тайной.
Это не ускользнуло от его внимания.
Мне потребуется помощь, Джуд, сказал он. Я надеюсь, что после всего, что произошло с нами в прошломхорошего и плохого, мы сможем действовать сообща. И это принесет выгоду нам обоим.
Очень трогательное выражение чувства, но не такое, в ответ на которое она могла бы открыть душу.
Будем надеяться, просто сказала она.
Он не стал проявлять настойчивость и перевел разговор на менее значительные темы.
Что за сон ты видела? спросил он у нее. На лице ее отразилось мгновенное недоумение. Ты сказала, что я тебе приснился, помнишь?
Ах да, ответила она. Ничего особенного, ерунда какая-то. Все это дело прошлое.
Дом Греховодника оказался нетронутым, хотя несколько зданий на той же улице были превращеныснарядами или поджигателямив груды почерневших камней. Дверь была открыта; комнаты подверглись значительному разграблениювплоть до вазы с тюльпанами на обеденном столе. Однако никаких признаков кровопролития, за исключением засохших пятен даудовской сукровицы, видно не было, так что Юдит предположила, что Хои-Поллои и ее отцу удалось спастись бегством. В подвале следов разгрома не было. Хотя с полок исчезли все иконы, талисманы и статуэтки, кража была совершена с большой степенностью и систематичностью. Не осталось ни одной безделушки, ни одного осколка или обломка. Воры не разбили и не сломали ни единого амулета. Единственным напоминанием о том, что некогда здесь находилась сокровищница, был круг вделанных в пол камнейточная копия такого же круга в Убежище.
Вот сюда мы с Даудом прибыли, сказала Юдит.
Миляга пристально рассматривал пол.
Что это? спросил он.
Не знаю. Разве это имеет какое-нибудь значение? Главное, чтобы мы оказались в Пятом
Отныне мы должны быть очень осторожны, сказал Миляга. Все связано между собой, все входит в единую систему. До тех пор пока мы ясно не представим себе наше место в ней, мы уязвимы.
Единая система; мысль об этом уже приходила к Юдит в комнате под Башней. Имаджика представилась ей тогда одним бесконечно сложным узором превращений. Но есть время для подобных размышлений, а есть время и для действия, и она не собиралась тратить его на выслушивание Милягиных опасений.
Если ты знаешь какой-нибудь другой путь отсюда, давай воспользуемся им, сказала она. Но я знаю только этот. Годольфин пользовался им долгие годы без малейшего вреда, пока не встрял этот Дауд.
Миляга присел на корточки и ощупал камни, выложенные по краю мозаики.
Круги обладают такой силой сказал он.
Так мы воспользуемся ею или нет?
Он пожал плечами.
Другого пути нет, сказал он, все еще неохотно. Что надо делать, просто шагнуть внутрь?
Да.
Он поднялся. Она положила руку ему на плечо, и он сжал ее своей рукой.
Надо держаться друг за друга, и чем крепче, тем лучше, сказала она. Я видела Ин Ово только мельком, но у меня как-то нет желания там потеряться.
Мы не потеряем друг друга, сказал он и ступил в круг.
Мгновение спустя она последовала за ним, а экспресс уже начал набирать скорость. Узоры преображенных сущностей замерцали в их телах.
Охватившие Милягу ощущения напомнили ему, как он покидал Землю с Паем, на месте которого сейчас была Юдит. Его пронзила горечь невосполнимой утраты. Он повстречал в Примиренных Доминионах так много людей, с которыми ему уже никогда не суждено увидеться снова. С некоторымиЭфритом Сплендидом и его матерью, Никетомаас, Хуззах, потому что они мертвы. А с некоторымикак, например, с Афанасием, потому что преступления, совершенные Сартори, теперь стали его преступлениями, и сколько бы добра он ни надеялся сделать в будущем, его все равно будет недостаточно - чтобы искупить вину. Конечно, боль этих потерь была пренебрежимо мала по сравнению с горем, которое ему пришлось пережить у Просвета, но он не осмеливался подолгу думать об этой потере из опасения окончательно расклеиться. Теперь же он перестал себя сдерживать, и слезы навернулись ему на глаза, скрыв от него своей пеленой подвал Греховодника еще до того, как мозаика перенесла путешественников за его пределы.
Как это ни парадоксально, но если бы он отправился в это путешествие в одиночку, отчаяние не столь сильно сжало бы его сердце. Но, как любил повторять Пай, в любой драме есть место только для трех действующих лиц, и эта женщина, уносимая тем же, что и он, потоком, в котором сквозь слезы проступал ее пылающий иероглиф, отныне и навсегда будет напоминать ему о том, что он покинул Изорддеррекс, расставшись с одним из членов этой троицыв полном соответствии с законом Квексоса.
Глава 43
1
Через сто пятьдесят семь дней после начала своего путешествия по Примиренным Доминионам Миляга вновь вступил на английскую землю. Хотя середина июня еще не наступила, из-за преждевременной весны цветы, которым следовало распуститься по крайней мере месяц спустя, уже начали терять свои лепестки и склонились под грузом семян. И более ранние, и более поздние растения расцвели пышным цветом одновременно, что послужило причиной сказочного изобилия птиц и насекомых. В это лето наступление зари возвещалось не слабыми голосами церковных певчих, а всеобщим громогласным хором. К полудню все небеса от побережья до побережья кишели миллионами изголодавшихся тварей; после полудня их крики постепенно становились немного тише, а в сумерки гомон превращался в музыку (как насытившиеся хищники, так и уцелевшие жертвы возносили благодарственные молитвы) такую обволакивающую, что даже безумные впадали в целительный сон. Если Примирение действительно может быть подготовлено и осуществлено в то короткое время, что осталось до дня летнего солнцестояния, то Имаджика примет в свой состав процветающую страну богатых урожаев, растянувшуюся под певучими небесами.
И сейчас, пока Миляга шел из Убежища по испещренной солнечными пятнами траве, направляясь к роще, повсюду звучала музыка. Этот парк был знаком ему, хотя любовно ухоженные деревья и превратились в джунгли, а лужайкив луга.
Это поместье Джошуа, так ведь? спросил он у Юдит. В какой стороне дом?
Она махнула рукой в направлении зарослей позолоченной травы. Крыша едва виднелась за кустами папоротника и стайками бабочек.
В первый раз я увидел тебя здесь, сказал он. Я вспоминаю ты стояла на лестнице, а Джошуа позвал тебя вниз у него было для тебя одно прозвище, которое ты терпеть не могла. Цветущий Персиктак, что ли? Что-то в этом роде. Как только я увидел тебя
Это была не я, сказала Юдит, обрывая романтические излияния Миляги. Это была Кезуар.
Но ты сейчас та, кем она была тогда.
Сомневаюсь. Все это было страшно давно, Миляга. Дом превратился в руины, а из рода Годольфинов в живых остался только один. История повторяется. А я не хочу, чтобы она повторялась. Я не хочу быть чьей-нибудь собственностью.
На прозвучавшее в ее речи предупреждение он ответил почти официальным заявлением.
Какой бы ущерб я ни причинил своими действиями тебе или кому-нибудь другому, я хочу искупить его. То, что я совершил, я совершил потому, что был влюблен, или потому, что был Маэстро и полагал, что стою выше требований общепризнанной морали Я вернулся сюда, чтобы загладить свою вину. Я жажду Примирения, Джуд. Между нами. Между Доминионами. Между живыми и мертвыми, если только это удастся.
Ничего себе честолюбие!
Насколько я понимаю, мне дали право на вторую попытку. У большинства людей такого права нет.
Его искренность смягчила ее.
Не хочешь ли зайти в домпомянуть былое? спросила она.
Если ты пойдешь со мной.
Нет уж, спасибо. Я уже пережила свой приступ deja-vu, когда уговорила Чарли привести меня сюда. Миляга уже успел рассказать ей о том, как встретился с Эстабруком в лагере голодарей, и о его последующей гибели. На нее это не произвело особого впечатления. Он был чертовским мудаком, заметила она. Наверное, я просто ощущала шестым чувством, что онГодольфин, а иначе никогда не смирилась бы с его глупейшими играми.