Ну и что если так? Кому в наших условиях мешает эта энтропия?
Всем мешает. Все хотят жить стабильно, все предпочли бы планировать свою жизнь наперед. А для этого всего лишь нужно поддерживать в системе такое состояние, которое максимально гарантировало бы множественность исходов последующей стадии развития этой системы. Говоря об истории и о судьбе, я бы сказал, что если вовремя притормозить принятие окончательного решения, дать возможность человеку или обществу получить больше информации и разобраться в ней, то возможно, эта самая судьба не имела бы таких резких изломов.
И что же делаете вы?
Я не один. Мы работаем в команде. Каждый занимается своим направлением. Кто-то следит за состоянием энтропии. Кто-то изучает набор возможных исходов. У меня свой узкий секторстрахование. Я обеспечиваю минимизацию уровня энтропии в точках, которые вызывают наибольшее беспокойство.
И что это дает?
Вот представьте, что вы попали в безвыходную ситуацию, как в сказке. Направо пойдешь, налево пойдешьнехорошо, а прямотак совсем отвратительно.
Я как раз в такой ситуации.
Ваша ситуация не настолько безвыходная, бывает и хуже. Так вот, моя работа заключается в том, чтобы обеспечить вам не три, а сто три возможных решения, среди которых некоторые будут вполне приемлемы, и каждое ответвление будет иметь также множество обратимых решений.
Мудрено все, слишком мудрено. Ну, предположим, что я принял на веру весь этот бред. Тогда возникает вопросзачем все это нужно?
Как зачем? Процесс пойдет мягко, ваша жизнь будет развиваться плавно, постепенно, а значит и жизнь тех, кто находится вокруг вас. В глобальном масштабе, скажем, можно избежать какого-то политического кризиса или войны И есть еще один аспект этого явления. Дело в том, что рост энтропии и следующий за ним необратимый процесс, это своего рода нарыв, травма, последствия которой еще долгое время влияют на будущее и мешают его нормальному развитию. Резкий исторический излом сопровождается разрывом всех причинно-следственных связей, в результате чего образуются некие вневременные «карманы», которые продолжают существовать в параллельном измерении и периодически прорываются как застарелые нарывы, привнося в настоящий момент элементы прошлого, несовместимые с реальностью. Эти карманы нужно чистить, иначе с их накоплением может возникнуть реверсивные явления, подобные Средневековью. Но не нужно далеко ходить. Мы сейчас переживаем момент, когда прорвался один из таких карманов, образовавшийся после революции. Этот всплеск ненависти и насилия напрямую связан с тем временем, но он нам отольется позже.
Я вот вас слушаю, и мне кажется, что вы надо мной просто издеваетесь. Не настолько уж я пьян, чтобы вешать мне на уши такую откровенную лапшу. Но я терплю это чтобы не остаться наедине с сами собой. Шатолин пытался накачать себя, вызвать раздражение, чтобы выпалить насмешнику в лицо какие-нибудь резкие слова, но от одного взгляда на добродушную, слегка сочувственную физиономию Марковича, весь пыл угасал. Вот скажите мне, вам не стыдно?
Я на работе. А работу свою я привык делать качественно, так что стыдиться мне нечего. И вы вскоре в этом убедитесь, Владимир Алексеевич. Я занялся этим делом очень давно, убедившись на своем горьком опыте, как одна необдуманная фраза, брошенная мимоходом, может сломать жизнь многим людям. Иногда, даже не совершенный по малодушию или из вредности поступок может, может стать катализатором целой трагедии. Особенно если эта фраза сказана, или этот поступок не совершен на фоне максимального роста энтропии в данном отрезке исторического континуума
* * *
Просыпался Шатолин мучительно. Сон не отпускал его, обволакивая липкой двусмысленной белибердой, которая казалась настолько реальной, что даже во сне у него волосы вставали дыбом. Он открывал рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но лишь впустую тратил силыгорло уже хрипело и саднило, но вокруг царило космическое безмолвие, наполненное колышущимися зыбкими тенями. Наконец ему удалось слегка разлепить глаза, и узкая полоска утреннего света, просачивающегося сквозь ресницы, стала для него соломинкой, за которую он отчаянно схватился и вытащил себя из объятий сна.
«Слава богу! Ничего этого не было!», подумал он с облегчением, «Не было странно осведомленного старика с его заумной теорией об исторической альтернативе, или альтернативной истории. Не было каких-то туманных намеков на что-то стыдное, нехорошее»
Но чем больше он просыпался, чем быстрее возвращался в реальный мир, тем больше росло какое-то необъяснимое беспокойство, как бывало в детстве, когда нашкодишь и ждешь, что твои художества вот-вот вскроются, и придет справедливое возмездие.
В голове слегка гудело, значит все-таки выпивал вчера. «Может и старик не приснился?» Он открыл глаза и осмотрел купе, стараясь не шевелиться, чтобы не выдать раньше времени своего бодрствования. Полка напротив была пуста, видно было, что белье не измято, значит, никто здесь ночью не спал. Внимание его привлекли два странных вздутия на простыне в углу. При более внимательном рассмотрении он с ужасом понял, что это бюстгальтер, белый, кружевной, и не из самых маленьких. «Этого еще не хватало! Неужто старый фантазер был еще и тайным фетишистом?» Только тут он отдал себе отчет в том, что лежит под простыней совершенно голый. Из одежды на нем почему-то остались только носки. «Так! Фетишизмом тут видимо не обошлось. Полное моральное разложение. Однако нужно привести себя в порядок, ведь хозяйка лифчика может нагрянуть в любой момент». Он сел на кровати и оторопело уперся взглядом в стол, на котором красовалась пузатая бутылка коньяка и по бокам все также стояла бравым адъютантом одна из вчерашних серебряных чарок. «И мальчики кровавые в глазах Когда же я успел так надраться? Ведь в бутылке осталось не меньше половины! Да и не факт, что все это мне не снится. Подождем!»
В это время послышался металлический звук отпираемого замка. Кто-то снаружи открывал дверь в купе. Шатолин вскочил, сорвал с полки простыню, завернулся в нее и стал похож на древнего римлянина после симпозиума.
Чего испугался-то? Сказала пышная блондинка в форме проводницы, захлопывая за собой дверь. Я тут у тебя забыла кое-что. Спешила, станция была, так я впопыхах
Шатолин вспомнил блондинкуона проверяла билеты при посадке и приносила чай. А вот имя ее он так вспомнить и не смог, не говоря уже о том, как ее лифчик оказался в купе. Возникло ощущение, что вовсе не старик заставил бедную девушку расстаться со столь важной частью своего туалета, и он легко догадался, что без его мушкетерства тут не обошлось. Тем не менее, более внимательно рассмотрев молодуху, он заранее одобрил свой выбор. Видимо даже в бессознательном состоянии его не покидали навыки придирчивого ценителя женской красоты. Блондинка была очень хороша собой и прекрасно сложенаее монументальный бюст при более близком рассмотрении не казался таким уж большим и хорошо гармонировал с крутыми бедрами и узкой талией. Разглядывая проводницу, он почувствовал оживление внизу живота и стыдливо опустил глаза долу, однако тут его подстерегала неэстетичная картинкана смятой простыне были отчетливо видны характерные пятна. «Да неужто я так надрался, что даже этого не помню!», подумал он с возмущением, и начал краснеть.
Сейчас, Володенька, я все приберу. Сказала проводница, уловив направление его взгляда. А ты одевайся пока.
Она заперла дверь на защелку, спрятала свою принадлежность за пазуху, потом беззастенчиво сорвала с Шатолина простыню, бросила ее на полку и стала собирать белье в кучу. Шатолин в это время быстро оделся и присел на другую полку, не зная, как себя вести.
Чего такой потерянный? Спросила проводница, глядя на Шатолина добрым ободряющим взглядом. Ночью такой был резвый
Шатолин в душе поблагодарил девицу за ее искреннюю непосредственность, которая отчасти сняла неловкость, не перечеркнув, однако, всего произошедшего, так что Владимир продолжал совестить себя, сам еще не зная за что. Как раз это он и хотел сейчас выяснить.
Извините заранее, но за неимением выбора буду с вами говорить начистоту. Только ответьте мне на один вопрос. Вы не против?
Да чего ж я буду против, Володя! И на «ты» мы с тобой еще вчера перешли, брудершафт пили. Говори, спрашивай.
Я вот о чем хотел Шатолин замялся, не зная, как признаться в полном своем конфузе, но поощряющий взгляд голубых глаз молодой женщины придал ему решимости. Я вчера много выпил?
Ах, вон ты о чем? Выпил-то немного, да захмелел сильно. Старик сказал, что от этого коньяка так бывает.
И что?
Так ты что, ничего не помнишь?
Мне неприятно в этом признаваться, но это так, увы
Ладно, ты меня сегодня побаловал от души, так что ничего лишнего не приплету. Вел ты себя прилично. На жизнь, правда, жаловался, но не настаивал. А потом вдруг замолчал, и сидел как истукан с полчаса. Маркович сказал, что видно с коньяком он переборщил, мол, говорит, с вашим братом интеллигентом никогда не угадаешь дозу, но наказал, что с утра лучше допить бутылку, хуже не будет, а вот прояснение в мозгах обязательно наступит.
А что потом было? Извините за нескромность
Потом суп с котом! Мы же договорились перейти на «ты». Или ты и моего имени не помнишь?
К моему стыду, нет. Шатолин понурил голову, ожидая отповеди, но ошибся.
Тяжелый случай. Проводница сочувственно покачала своей кукольной головкой. Света я!
Извините, Света. Надеюсь, я вас ничем не обидел?
Меня обидишь, как же! Я всяких в дороге навидалась. Это уж ты меня извини. Получается, это я тобой попользовалась. Я же когда тебя укладывала, решила костюмчик снять, чтобы не измялся, а у тебя там такое образовалось Она невольно погладила низ живота, мечтательно закрывая глаза. что грех было уходить с пустыми руками.
Света прыснула в кулак, отчего ее милая мордашка приобрела шкодное выражение.
Но ты не против был, ты не подумай ничего дурного. Даже раззадорился. Слова говорил, ну прямо как песню пел на ухо. А уж потом я совсем голову потеряла. Двадцать четыре года от роду, а меня еще никто так не нежно не уговаривал. Я вообще в какой-то момент будто отключилась, до сих пор как вспомню
Слова Светы приободрили Шатолина. Гордиться было нечем, но у него от сердца отлеглопо крайней мере, и в беспамятстве он не уронил своей репутации дамского угодника.
Я рад, что тебе понравилось. Жаль только, я ничего не помню.
Эх, я бы пришла к тебе еще, чтобы освежить память, но сейчас моя смена. Да и сил уже никаких нет. Мы с тобой часа три к ряду кувыркались. Вон юбка стала свободной. Света кокетливо улыбнулась, поглаживая себя по округлому бедру. Но я тебе телефончик оставлю. Я понимаю, что для тебя это всего лишь дорожное приключение. Да, пожалуй, и для меня Но мне приятно было бы снова с тобой встретиться.
Шатолин почувствовал, как с каждым словом блондинки исчезает напряжение. Он не понимал слов, но мелодия ее речи звучала в его голове каким-то заклинанием. Он вдруг почувствовал себя посвежевшим и полным сил, и с удовольствием отпустив мышцы лица, широко улыбнулся.
Ты вот что, Светик, для начала сообрази мне чайку, а потом я хотел с тобой поговорить о старике этом, о попутчике моем. Где он, кстати?
Так сошел в Россоши. Сказал дела срочные. Он тебе какую-то папку оставил. Я сейчас мигом за чаем сбегаю и папку эту прихвачу.
* * *
Света ушла, и вместе с ней как-то само собой рассосалось чувство неловкости. В принципе для Шатолина никакой неловкости в подобной ситуации не было. Поездные, пароходные и прочие проходные приключения были для него делом обычным, и ничего зазорного он в них не видел. Он любил эту щекочущую самые глубины существа игру в недомолвки-переглядки, правила которой известны как мужчинам, так и женщинам, как бы они не отпирались (что, впрочем, тоже являлось частью этой игры). Награда всегда делилась пополам, и никто не оставался в накладе, так как выигрывали всегда двое. Ну а если кому-то не удавалось выпустить свое Я из тесного стойла ханжества, то проигрыш тоже был обоюдным, хотя и не обременительным.
Сейчас вся проблема была лишь в этой странной краткосрочной амнезии, которая так досадно не позволила ему насладиться призом, нежданно-негаданно упавшим к нему на полку. А все дело в этом коньяке, которым с такой навязчивостью потчевал Шатолина лукавый Маркович, вечный жид, занимающийся на досуге, в порядке общественной нагрузки страхованием человечества от повышенного идиотизма. «Врач-вредитель хренов. Мне он как-то сразу показался подозрительным».
Взгляд его снова упал на стол, где пыжилась в своем многозвездном мундире злополучная бокастая бутылка. Рука сама непроизвольно потянулась к горлышку. Шатолин вытащил пробку, взял бутылку за бока, и осторожно, будто это был нитроглицерин, нацедил темную жидкость в черненную чарку. Он поднес чарку к губам, жадно втянул расширившимися ноздрями аромат дубовой коры и неожиданно, без какого-то командного импульса из подсознания опрокинул чарку в рот. Предательский эликсир, щедро омыв язык и небо, проскользнул в горло и тут же разлился теплом по всему телу, мгновенно достигнув кончиков пальцев на ногах и вернувшись отдачей в мозг. В голове будто щелкнул какой-то тумблер, и новое понимание этой ночи и себя в ней озарило сознание ярким, но холодным, инертным светом.
«Это Агасфер, он уже две тысячи лет дурью мается, а теперь и этому покоя не даст!», пронзила мозг непонятная, но понятая мысль, будто кто-то нашептал прямо на ухо, и вернулась из глубин сознания многократно усиленным эхом: «Время пришло!..шло!..шло!».
Легенду об Агасфере он хоть и смутно, но помнил, а вот для чего пришло время, он так и не понял. Наверно это было продолжением того странного сна, навеянного, стариком и стуком колес под коньяк, но улучшение состояния было налицо. Шатолин в мгновенье вспомнил почти всю прошлую ночьзначит коньяк действовал, хоть тут не обманул старик. Он вновь налил в чарку коньяка и отправил его вдогонку первой порции.
Теперь спонтанная интрижка с проводницей Светой несколько прояснилась. Восстанавливая память, он размотал события прошедшей ночи с конца в начало и не нашел ничего выходящего за рамки его личного опыта. Света, судя по всему, осталась довольна, его репутация не пострадала, и если не рассказывать об этом приключении широкой публике, то его можно со спокойной душой внести в секретный отдел памяти, открытый сугубо для личного пользования. Непроясненным остался этот старик, Маркович, и все что с ним было связано. Всплывали несвязные обрывки разговора, двусмысленные фразы и какая-то псевдонаучная чепуха, касающаяся альтернативности истории. Частичная амнезия у Шатолина без сомнения каким-то образом была связана с питьем армянского коньяка. Помнится, старик еще приговаривал что-то о точности дозы. Теперь же с помощью того же самого коньяка память возвращалась, странным образом обходя все, что было связано с Марковичем и тем сомнительным разговором, который завязался между ними после третьей рюмки. Странный был разговор, стыдныйу Шатолина до сих пор не проходило ощущение вины, природу которой он не мог понять. «Все дело в коньяке!», подумал Шатолин, «Скорее бы Света принесла эту папку! Может в ней найдется какое-то объяснение?»
Глава 2Потайная дверь
Шатолин мог ожидать от себя чего угодно, но только не этого. Он осторожно положил на стол вдруг ставшую непомерно тяжелой папку, которую принесла Света, и беспомощно повалился назад, слегка ударившись головой о стенку купе. Он толком не вчитался в документ, а лишь по привычке пробежал его по диагонали, но и этого краткого ознакомления было достаточно, чтобы понять, что это какая-то чудовищная профанация, не очень веселая шутка, которую сыграл с ним этот пошлый комедиант Маркович, имени и фамилии которого он так и не запомнил. Но больше всего его поразил не сам текст, а то, что в самом низу напротив его фамилии, стояла размашистая подпись, его знаменитый фирменный росчерк, которому завидовали все студенты из его группы. Сделана она была какими-то странными темно-красными чернилами, которые судя по всему, были очень густыми, так как подпись получилась несколько выпуклой и шершавой, как засохшие следы крови.
«Ну конечно, это же кровь!», подумал он и поднес указательный палец левой руки почти к самому носу. Еще проснувшись, он почувствовал, что подушечка пальца саднит, особенно когда соприкасается с чем-нибудь. Теперь он стал внимательно рассматривать палец и обнаружил на самом кончике короткий, но довольно глубокий надрез с совершенно ровными побелевшими краями и запекшейся полоской черной крови в глубине. Тут он вспомнил острейший кривой нож Марковича с рукояткой из резной слоновой кости с золотой инкрустацией и непроизвольно поежился, словно от холода. Он тогда сразу обратил внимание на этот нож в плетеных кожаных ножнах, напоминавший клинки, которые он видел на поясе йеменских мужчин во время командировки в Адене. Только этот нож был размером поменьше. «Неужели этим самым ножичком Маркович и пустил мне кровь?!» В памяти всплыло переливчатое гусиное перо с заостренным кончиком. «Бред какой-то! А может» Шатолин вскочил, схватил аккуратно повешенный Светой пиджак и стал лихорадочно шарить по карманам. Паспорт и портмоне были на месте. Он пересчитал деньгитоже все целы. Тогда он поднял полку, достал свой чемодан и осмотрел замочекничего не взломано, да и нет там ничего ценного кроме дедовой рукописи. Тут он вспомнил, что в какой-то момент они с Марковичем заговорили о его семье, и тогда же всплыла рукопись, которую дед перед смертью наказал Владимиру обработать, поправить и опубликовать. На это и деньги он оставил немалые, вдобавок к московской квартире и даче в Подмосковье. Маркович почему-то очень советовал внимательно прочитать дедовы воспоминания, потому что в них якобы находился ключ ко всем напастям, преследовавшим семью Шатолиных по жизни.