Сейчас я пойду на телефонную станцию, отпрошусь домой на сегодня Какая я сейчас работница! Она слабо улыбнулась. Очень прошу тебя, Карл, если что будет, обязательно зайди. Я буду ждать
Хор вернулся в помещение комитета и, остановившись у окна, погрузился в глубокое раздумье. Обработать жену Макса Гупперта оказалось тяжелее, нежели он рассчитывал.
На его плечо легла чья-то рука. Он вздрогнул и обернулся. Это был Киршнер.
Чего задумался? О Максе, да? Не печалься, все будет хорошо Скажи, Карл, ты не забыл? Ведь завтра воскресенье.
И что же? не понял Хор. И тут же хлопнул себя ладонью по лбу:
Забыл! Ей богу забыл!
Вот видишь, упрекнул его Киршнер. Что теперь делать?
Так ведь в моем распоряжении еще целый день. Успею.
Сколько у тебя осталось билетов?
Штук двести. Да вы не беспокойтесь. Все раздам
Речь шла о билетах на общегородское собрание сборщиков подписей под Стокгольмским воззванием. Оно должно было состояться завтра на зимнем стадионе. На их район пришлось около шестисот билетов. Четыреста из них уже были розданы заводским комитетам сторонников мира.
Хор вытащил билеты из шкафа и стал составлять список. Клуб молодежидвадцать штук, комитет сторонников мира служащих почтышесть, союз демократических женщин
Он почему-то вспомнил, что помещение союза женщин находится совсем рядом с резиденцией полковника Мерфи. Интересно, увидит ли его полковник, когда он будет заходить с билетами в союз?
И тут ему пришло в голову, что Мерфи может заинтересоваться билетами Двести человек Если подобрать решительных ребят, то они смогут основательно повлиять на весь ход собрания. И оно может стать очень бурным. Особенно, если поднять на нем такой вопрос, как арест венграми лучшего сборщика подписей Макса Гупперта
Подать полковнику эту мысль? Может быть, тот станет к нему еще благосклонней. И то, что он говорил насчет Эдны Да, да! Сейчас же к нему!
Хор сказал Киршнеру, что идет раздавать оставшиеся билеты. Потом ему нужно зайти в редакцию, так что в комитет сегодня он не вернется. Они встретятся завтра на митинге.
Идея Карла Хора нашла у полковника Мерфи поддержку. Он дополнил ее еще несколькими важными штрихами.
Имейте в виду, Хор, жена Гупперта должна обязательно выступить, приказал полковник. Без нее мы не добьемся нужного эффекта. Я понимаю, вам тяжело Но пусть это будет даже совсем безобидное выступление. Следующий оратор сможет истолковать ее слова так, как нам требуется. Главное, чтобы она выступила. Итак, первым выступаете вы, затем жена Гупперта, вслед за ней ваш депутат. Ребята поддержат
Полковник второй раз за сегодняшний день подал Хору руку и с чувством пожал ее. Из «Тридцать шестого» выходит дельный работник, честное слово! Чего стоит хотя бы эта идея с билетами.
С тем, кого Мерфи называл «ваш депутат», Хор договорился быстро. Этот старик-пенсионер, который в самом деле когда-то являлся депутатом парламента, был введен в состав комитета благодаря настояниям Хора. Пользы от него не было никакой. Единственное, на что он был способенэто произнесение речей. Говорить он любил и, надо отдать ему справедливость, умел.
Старик знал, что в комитете многие настроены против него. Особенно он не любил Киршнера, как, впрочем, и всех коммунистов. Поэтому, когда Хор разъяснил ему, что от него завтра потребуется, он с радостью согласился.
Я уже давно пришел к выводу, что с коммунистами пора кончать дружбу, став в привычную позу оратора, заявил он. И тут же поделился с Хором только что созревшим у него планом:
Мы создадим новый комитет сторонников мира, без коммунистов.
Хор горячо поддержал его. Он был уверен, что такое предложение очень понравится Мерфи.
К Мицци Хор зашел почти в полночь.
Завтра у нас митинг, сказал он. Тебе придется выступить. Вот текст.
Он развернул припасенную бумажку. В ней было от имени Мицци очень коротко сказано о том, что она все свои силы отдаст делу борьбы за мир. Она очень сожалеет о недоразумении с Максом и надеется, что друзья помогут ей вернуть мужа целым и невредимым.
Для чего это? удивилась Мицци.
Хор пожал плечами:
Я тоже доказывал Киршнеру, что ни к чему, но он настаивает на своем. Говорит, что если ты выступишь в таком духе, врагам невозможно будет использовать твое имя для разных темных спекуляций. Ты заткнешь им глотку своим выступлением.
Ну, если только так
Мицци спрятала бумажку в сумочку.
И еще, Мицци Прошу тебя, забудь наш утренний разговор. Я был, конечно, неправ. Но, понимаешь, я так расстроился
Понимаю, понимаю, мягко сказала Мицци и ласково посмотрела на Хора:Мне казалось, что ты за последнее время стал чуждаться нас с Максом. А ты, оказывается, хороший и преданный друг, Карл.
Они условились, что на собрание пойдут вместе. Завтра Хор зайдет за ней в половине двенадцатого.
СПОР В ТЮРЕМНОЙ КАМЕРЕ
Максу Гупперту казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как его привезли в тюрьму. Но Марцингер говорил, что Макс находится в камере не более двух суток. Ему можно было верить: за долгие месяцы заточения он научился прекрасно ориентироваться во времени.
Макс не строил себе никаких иллюзий. Его похитители не будут возиться с человеком, который для них абсолютно бесполезен, более того, опасен«молчит только труп». Макс прекрасно понимал, что ему грозит смертельная опасность. Но еще больше угнетала его мысль о том, что, когда он будет умирать здесь, в тюрьме, от рук палачей, бессильный что-либо предпринять против них, там, на свободной венгерской земле американский разведчик, прикрываясь его именем, будет безнаказанно творить свои гнусные дела.
Минутами Макс ясно представлял себе, как его двойник, самодовольно улыбаясь, расхаживает по улицам Будапешта. Он скрипел зубами от бессильной ярости. Ах, если бы можно было известить товарищей о том, кто уехал в Венгрию вместо него! Но как подать весточку из этой каменной могилы?
Лежа на своей цыновке, Марцингер из-под полуопущенных век наблюдал за Максом. Да, плохи дела у парня. Эти гангстеры постараются покончить с ним. Несчастный случай или еще что-нибудь
Вы не спите? внезапно обратился к нему Макс.
Не сплю.
Скажите, как же вам удалось тогда переправить записку в газету. Нельзя ли
Марцингер понял, что он хотел сказать, и отрицательно покачал головой:
Тогда я был в другой тюрьме. Среди стражи были австрийцы и
Понятно.
Макс задумался. Но через минуту снова спросил:
Где же находилась та тюрьма? Тоже в Вене?
Думаю, что да. Впрочем, точно не знаю.
Как так? удивился Макс.
Потому что меня доставили туда в бессознательном состоянии. А когда перевозили в эту обитель, была глубокая ночь. Втолкнули в закрытую автомашину без окон и часа два возили по улицам или дорогам, не знаю.
Как же они вас поймали? заинтересовался Макс. Расскажите, если это не тайна.
Какая тут может быть тайна
Марцингер рассказывал медленно, то и дело останавливался, припоминая подробности.
Утро выдалось ненастным. Подойдя к окну, Марцингер увидел, что по запотевшему стеклу, перегоняя друг друга, быстро стекают струйки воды. Вдалеке едва угадывались расплывшиеся в тумане очертания старого Штефля. Небо было покрыто темно-серой пеленой без единого светлого пятнышка. По всему чувствовалось, что дождь зарядил надолго.
Нужно было сдать в редакцию обещанную статью. Но Марцингеру не хотелось идти в такую погоду. Он решил, что успеет сделать это и вечером.
Писатель вынул из ящика стола папку с бумагами и принялся за работу. Однако вскоре постучалась квартирная хозяйка:
К вам гость, господин Марцингер.
В комнату вошел человек в дождевом плаще. Марцингеру он сначала показался незнакомым. Но когда гость скинул плащ, писатель вспомнил, что несколько раз видел его в редакции одной из прогрессивных газет. Кажется, их даже знакомили, но он позабыл его фамилию.
Погодка! сказал, поздоровавшись, вошедший.
Да, погода, действительно, скверная, согласился Марцингер. Он выжидающе посмотрел на посетителя.
Вы удивлены, не правда ли? рассмеялся тот. Но мое посещение объясняется очень просто. Вы знаете Яна Гусака из «Руде Право»?
Да, Марцингер был хорошо знаком с этим известным чешским литературным критиком. Они встретились на пражском фестивале молодежи и с тех пор переписывались. Гусак, как и Марцингер, очень интересовался проблемами детской литературы.
Он сейчас в Вене, остановился в гостинице «Ройяль» и просил вас зайти к нему часов в одиннадцать утра Но если вы не можете сейчас, поспешно добавил посетитель, посмотрев на разбросанные по столу бумаги, то я передам Гусаку
Нет, что вы, я сейчас пойду Только где же находится «Ройяль»?
Недалеко отсюда. Кварталов пять или шесть Впрочем, я вас провожу. Мне тоже в ту сторону.
Буду вам очень признателен, обрадовался Марцингер. Ему вовсе не хотелось разыскивать гостиницу под проливным дождем.
Гостиница оказалась, действительно, неподалеку, в самом начале американской зоны. Это было грязное трехэтажное здание, очень похожее на казарму. Входить нужно было со двора. Марцингер немного удивился, что Гусак поселился в такой невзрачной гостинице. Вероятно, он плохо знает Вену, и этим воспользовались предприимчивые шофера такси. Некоторые из них состоят в сговоре с владельцами гостиниц и получают от них плату за доставленных клиентов.
Внутри гостиница выглядела гораздо приличнее. Они прошли мимо портье и поднялись на второй этаж. Перед одной из бесчисленных дверей спутник Марцингера остановился.
Здесь, сказал он и постучался.
Никто не ответил, но это его не смутило. Он распахнул дверь и пригласил Марцингера войти. Видимо, он был здесь своим человеком.
В комнате никого не было.
Прошу вас, присядьте, провожатый указал на стул, стоявший у окна. Господин Гусак, наверное, в соседнем номере. Там живет известный шахматист, чуть ли не Эйве. А господин Гусаквы сами знаете, как он любит шахматы.
Он вышел, затворив за собой дверь. Марцингер посидел несколько минут, затем встал и прошелся по комнате.
И вдруг он инстинктивно почувствовал, что сзади к нему кто-то подкрадывается. Он быстро обернулся и тут же получил сильный удар по голове. На него навалились, бросили на землю, прижали к носу что-то холодное и мокрое. Он стал задыхаться и потерял сознание. Очнулся уже в тюрьме
Вот и вся моя печальная история, сказал Марцингер, закончив рассказ. Поймали меня, как зверя в капкан, невесело пошутил он.
Вы думаете, что тот, из газеты, заманил вас в ловушку?
Марцингер пожал плечами.
Трудно сказать. Может быть, беднягу самого обманули, и он тоже попал им в лапы. На свободе я, разумеется, все выяснил бы. А отсюда, сами понимаете, очень трудно разобраться.
Да, верно Из какой же газеты был ваш знакомый?
По-моему, я встречал его в редакции «Дер таг».
Макс кивнул головой.
Знаю эту газету. Там один мой приятель работает Карл Хор звать его, может, слышали?.. Что с вами? спросил он, заметив, что Марцингер изменился в лице.
Карл Хор, Карл Хор Карл Хор, повторил несколько раз Марцингер. Да ведь это же тот самый и есть! неожиданно вскричал он. В очках, да? Смуглолицый такой, долговязый? И он до сих пор в газете работает, никуда не исчезал? Так значит
Нет, это невозможно! Что вы говорите?
Марцингер не стал спорить.
Ладно, оставим это Вероятно, я ошибаюсь.
Однако сомнение уже было порождено. Макс не мог избавиться от тревожных мыслей. Хор? Неужели?..
Чем больше он думал об этом, тем быстрее сомнения перерастали в подозрение. Почему Хор принял такое деятельное участие в подготовке Макса к поездке в Венгрию? Что у него за знакомство с торговцами готовым платьем? Уж не повинен ли Хор в том, что с ним, Максом, случилось?
Мысли двигались непрерывно, как лента конвейера. Память подсказывала все новые и новые факты. С каждой минутой все определеннее вырисовывалась картина предательства.
Вместо Макса в Венгрию по планам Си-Ай-Си должен был отправиться тот, другой. Откуда они узнали, каким поездом он поедет? Да потом сыграть роль другого человека ведь не так просто! Нужно быть подробно осведомленным о его характере, привычках, даже о том, в какой одежде он уехал
А не для этого ли потребовалось, чтобы Макс приобрел новый костюм? Не потому ли Хор так настаивал на его покупке? Тогда двойник Макса смог бы заранее облачиться в точно такой же костюм. Ну конечно! Именно так.
Хорпредатель! Он агент Си-Ай-Си. Он заманил в ловушку Марцингера. Он предал Макса.
Заскрежетал ключ в двери камеры. Макс переглянулся с Марцингером. У обоих мелькнула одна и та же тревожная мысль.
Макс встал и, накинув пиджак на плечи, шагнул вперед. Что ж, если это должно свершиться, он готов.
В камеру вошли двое американцевсолдату офицер. Они остановились у двери.
Шикарная берлога! произнес офицер, когда глаза его немного свыклись с полумраком. Он шумно потянул носом:Вот только воздух чуть тухловат
Оба загоготали.
Ну-ка, дай список, сказал лейтенант Спеллман солдату. Посмотрим, какой здесь водится зверь.
Он взял бумагу и, повернувшись лицом к ярко освещенному коридору, стал медленно водить по списку пальцем.
Камера номер три Камера номер три, бормотал он. Вот! Палец лейтенанта остановился посредине списка. А! Так это вы?
Спеллман посмотрел на Макса. В его глазах фарфорового херувима мелькнуло жадное любопытство.
Для вас, герр спекулянт, иронически улыбаясь, обратился он к Максу, у меня есть радостная новость.
«Вот оноконец! Только почему он называет меня так странноспекулянт?»пронеслось в голове у Макса.
Завтра, то-есть нет, уже сегодня, поправился Спеллман, взглянув на часы, вас будут судить ваши соотечественники. Суд начнется в одиннадцать утра. Так что можете готовить свое последнее слово. Оно, наверное, получится у вас очень душещипательноевы ведь пи-са-тель!..
Подбоченясь и широко отставив локти, как ковбои в голливудских кинофильмах, Спеллман прошелся по камере. И только теперь он заметил, что заключенный был не один.
А это еще кто? изумленно уставился он на Марцингера, лежавшего на цыновке. Посмотри список!
Солдат вышел в коридор на свет.
Вроде больше никого в третьей камере не должно быть А, вот, нашел! В самом конце списка, добавил он извиняющимся тоном. Это Иоганн Миллер, сэр.
Миллер, Миллер Насобирали тут всякую дрянь Вставай, чертов Миллер, когда с тобой говорят, неожиданно разъярился лейтенант. Он подошел к Марцингеру и с размаху ударил его ногой.
Кровь ударила Максу в лицо. Негодяй! Бить беззащитного!.. Он с трудом подавил в себе мгновенно возникшее бешеное желание броситься на лейтенанта. Это означало бы верную смерть: солдат, стоя в двери, взялся за рукоятку пистолета, торчавшего из кобуры, и настороженно следил за Максом.
Уоткинс со своими слюнтяями распустил вас порядком! продолжал кричать Спеллман. Теперь этого больше не будет! Я научу вас настоящей дисциплине Пошли, Линдсей!
Железная дверь камеры затворилась с леденящим сердце визгом.
Американец принял вас за меня, Марцингер улыбнулся, перемогая боль.
Похоже на то Он вначале думал, что я здесь один И потом, вероятно, мой костюм сбил его с толку. А впрочем, какая разница!
Какая разница? Разница есть У вас появился шанс, понизил голос Марцингер.
Макс недоуменно посмотрел на него. О чем он? Какой тут еще шанс?
Но Марцингер знал, что говорит.
Да, да. Не смотрите на меня с таким удивлением. Вы понимаете, что это означает? В тюрьме сменилась стража.
Что из того? Кажется, эти тоже не спешат выпустить нас на волю?
Неужели вы не понимаете?
Макс начал догадываться. Но, может быть, Марцингер имеет в виду что-либо совсем другое?
Да что вы говорите загадками? Скажите прямо, о чем думаете.
Приподнявшись на локтях, Марцингер сел и прислонился спиной к стене. Глаза его блестели. На впалых щеках появился румянец.
Они вас приняли за писателя Марцингера. Завтра вас повезут на суд, передадут австрийцам. Понимаете, какие перед вами открываются возможности? Вы можете убежать!