Будешь шалитьзавалю.
Это напоминало бы реплику из гангстерского боевика, но зажатый в руке огромный американский кольт был явно не из реквизита. Все трое двинулись по освещенному фарами пустырю к человеку, ожидавшему возле «бентли». Двойной горизонтальный луч удлинял их тени, ложившиеся на каменистую неровную землю. Фалько споткнулся, на миг потерял равновесие и тотчас получил рукоятью пистолета по спине:
Под ноги смотри, придурок.
Подойдя поближе, Фалько узнал того, кто стоял возле «бентли», и понял: все, что он воображал себе до этого, можно выбросить из головы. Действительность превзошла все ожидания и перекрыла любую игру воображения. Этот человек был в штатском, одну руку он элегантно держал в кармане, а другую козырьком приставил ко лбу, защищая глаза от слепящих фар. Под тонкими выстриженными усиками змеилась улыбка жестокая и многообещающая. Фалько подумал, что так улыбался бы шакалесли бы шакалы улыбались, в чем он не был уверен, оказавшись перед легкой и вожделенной добычей.
Это был капитан регуларес Пепин Горгель, граф де ла Мигалота. Супруг Чески Прието.
Десятую заповедь помните?
Смутно.
Не пожелай жены ближнего своего.
И?
Ческамоя жена.
Фалько пожал плечами с большим хладнокровием, но выглядело это не очень убедительно.
А мне до этого какое дело?
Горгель смотрел на него с бесконечной ненавистью, кривя губы пренебрежительной усмешкой. Они стояли в конусе света, образованном фарами второго автомобиля.
Знаете, почему пощечина так оскорбительна?
Понятия не имею.
Потому что в Средние века ее давали тем, кто не носил шлем Мерзавцу, который не был рыцарем.
С этими словами он открытой ладонью хлестнул Фалько по лицу. Звук пощечины вышел сильным и резким. Фалько стиснул зубы, напрягся всем телом, чувствуя, как ствол пистолета крепче прижимается к спине.
Я знаю, свинья, где ты был сегодня вечером.
Опять на «ты». Нехорошо. Сначала становятся рогоносцами, потом теряют манеры. Воспитанность улетучивается. Кажется, ночка выдалась не из самых удачных.
Сегодня днем я не сделал ничего, что задело бы вашу честь.
Ты сам себя перехитрил Что ты делал в доме Луизы Сангран?
Я давно знаком с ней, сымпровизировал Фалько. Мы друзья с ее мужем.
Горгель на миг растерялся и потерял уверенность. Потом мотнул головой:
Врешь.
Вовсе нет. Я был у нее в гостях.
А что там делала моя жена?
Она подруга Луизы.
Сам знаю, что подруга. Я спрашиваю, что ты там делал?
Чай с ними пил. Разговаривал Рассказывал
Вторая оплеуха, сильней первой, перебила его. В левом ухе загудело, словно к нему поднесли камертон. Лицо горело.
Ты меня за дурачка принимаешь? брызгая слюной, вскричал Горгель. За слабоумного?
Это какая-то чушь Вы, похоже, сошли с ума.
Горгель взглянул на своих приспешников, словно призывая их в свидетели, и занес руку для нового удара.
Кто ты такой? Какого дьявола ты тут ошиваешься?
Я уже ответил вам утром. У меня тут дела.
Я сейчас устрою тебе дела, мерзавец! Горгель, по-прежнему держа руку на весу, сжал кулак. Я оторву тебе яйца и засуну в рот, как поступают мои мавры с красными.
Да послушайте Это недоразумение. Отпустите меня. Говорю же: я сто лет знаю Луизу и ее мужа
Ах вот как? И как же этого мужа зовут?
Фалько колебался лишь секунду:
Сангран.
Имя его как?
Фалько замялся, пытаясь выиграть время. Однако оно стремительно истекало. Выхода не было. На этот раз последовала не оплеухаГоргель сделал знак своим людям. Тот, что был с пистолетом, ударил Фалько рукоятью в шею чуть ниже затылка. От пронзившей все тело боли перехватило дух, подкосились ноги. Он упал на колени, ударившись ими о крупную гальку, и не сдержал стон. Это, кажется, понравилось Горгелю.
Ну-ка принесите касторки, приказал он.
Один из его людей полез в «бентли» и стал шарить там. Второй по-прежнему держал Фалько под прицелом.
Кости тебе переломаем, посулил Горгель. Будешь у нас гуттаперчевый мальчик. А потом что останется, на жидкое дерьмо изойдет.
Умоляю вас, сжальтесь раболепно простонал Фалько.
Всем своим видом он выражал униженность и страх. Предел падения. И от этого на губах Горгеля заиграла довольная улыбка. Со смехом он подался вперед:
Ну-ка повтори.
Пощадите
По-прежнему стоя на коленях, он потянулся обхватить сапоги Горгеля.
Нет, вы посмотрите сказал тот, спесиво встопорщив ус. Глазам своим не верю Начисто лишен стыда
Я ни в чем не виноват, продолжал умолять Фалько. Клянусь вамничего не сделал. И в мыслях даже не было
Погань Жалкая, трусливая мразь.
Горгель пнул его в грудь сапогом. Фалько ползал у его ног, хныча, молил о пощаде. Водитель вытащил из «бентли» бутылку с касторкой.
Поднимите его и откройте ему рот.
Чтобы взять Фалько за шиворот, стоявшему сзади пришлось отвести пистолет и наклониться. Фалько в тот же миг ухватил облюбованный каменьбольшой, корявый, тяжелыйи, воспользовавшись тем, что его рывком вздернули вверх, пружинисто распрямился и с разворота ударил заднего в лицо. Хрустнули кости и зубы, тот выронил пистолет и опрокинулся навзничь, не успев даже вскрикнуть, а Фалько уже швырнул камень в голову второму. Все произошло очень стремительно. Водитель схватился за рассеченный лоб, выронил бутылку, и та разбилась у его ног. Фалько ударом кулака свалил ошеломленного Горгеля и сразу же обернулся к водителю, который показался ему более опасным противникомон, хоть и шатался и не отрывал руки от залитого маслом и кровью лица, но устоял на ногах. Фалько ударил его ногой в пах, а когда тот с воем покатился наземь, для верности пнул вторично. На всякий случай. Предусмотрительностьдобродетель и мать чего она там мать? Мудрости, кажется.
Сволочь процедил Горгель.
Отброшенный к заднему колесу «бентли», он силился подняться. Теперь уже Фалько рассмеялся сквозь зубы. Он начал получать удовольствие от всего этого.
В этом можешь не сомневаться.
У него было в запасе еще примерно полминуты. Времени для отступления больше чем достаточно. Потирая ноющую руку, он оглядел место действия: в свете фар видны были те двое, что привезли его сюда, один лежал неподвижно, лицом вверх, второй еще корчился от боли. Этого Фалько обшарил и обнаружил пистолет. Убедившись, что он на предохранителе и, значит, не выстрелит, Фалько несколько раз с силой ударил лежавшего рукоятью по голове, и когда тот затих, отбросил пистолет во тьму. Потом подобрал валявшийся на земле кольт второго и спокойно направился к Горгелю. Тот, еще оглушенный ударом, сумел все же подняться на ноги и запустил руку в задний карман. Фалько опередил его, вырвал оттуда маленький никелированный пистолет и тоже отшвырнул подальше. Потом, разжав Горгелю рот, всунул туда ствол. И заметил при этом, что бессмысленное выражение в его глазах сменилось страхом. Теперь, подумал Фалько со свирепой радостью, твой черед. Герой недоделанный.
Слушай, кретин. Я видел твою жену три раза в жизни и ни разу пальцем до нее не дотронулся. Хотя был бы и не прочь. Да не сложилось. Понял?
Горгель смотрел на него не моргая, не отводя глаз. Фалько заметил, что левая сторона его лица отекла. Из открытого и заткнутого стволом рта бежала слюна и вырывался утробный хрип. Зубы лязгали о вороненую сталь. Граф де ла Мигалота сейчас был не так элегантен, как в капитанском мундире или в непринужденной позе у крыла «бентли» с бутылкой касторки в руке. Он был растрепан, перепачкан землей, узел галстука съехал куда-то под ухо. Фалько придвинулся вплотную и проговорил тихо, словно по секрету:
Не попадайся мне больше на дороге. А попадешьсяубью. А когда твоя жена овдовеет, я ее с большим удовольствием И ее, и мамашу твою, и сестер, если есть. А сперва обоссу твое надгробье.
С этими словами он вытащил ствол у него изо рта. Намереваясь на этом со всем и покончить, однако Горгель рассудил иначе. В конце концов, он, ветеран Харамы, был совсем не трус, а ярость придала ему сил. В следующую минуту он кинулся на противникаили только хотел кинуться, ибо Фалько был настороже и ждал этого. С холодным любопытством естествоиспытателя. Интересно жеособенно если меж лопаток не уткнут стволнаблюдать все это: реакцию мужей, ревность, задетую честь и всякое такое прочее. Это интересно. Это познавательно.
Первый удар стволом пистолета пришелся в висок. Когда Горгель упал, Фалько три раза, спокойно и размеренно, пнул его в голову, и тот наконец перестал шевелиться. Кровь текла у него из носа и из уха, полуоткрытые глаза остекленели.
Клоун, процедил Фалько.
И ударил еще разчтобы уж точно не осталось ни одного целого зуба. Потом наклонился к лежащему узнать, дышит ли он. Дышит. И это хорошо, подумал Фалько. Дыши. Хотелось бы посмотреть, в каком виде будешь ты ходить по Севилье, прежде чем вернуться на фронт. Когда сможешь вернуться, разумеется. С рожей, расписанной, как географическая карта. И послушать, что скажут твои друзья. И твоя благоверная, когда увидит тебя.
Он подхватил Горгеля под мышки и оттащил подальше от машины. Развязал и сдернул у него с шеи галстук и с ним в руке вернулся к «бентли», отвинтил крышку бензобака, сунул туда галстук, оставив конец снаружи, и поджег.
Потом сел за руль второго автомобиля и, прежде чем развернуться и тронуться в обратный путь, в Севилью, бросил прощальный взгляд на три неподвижных тела.
Последнее, что отразилось в зеркале заднего вида, был запылавший как факел «бентли». И удалявшееся красноватое свечение накрыло лицо Фалько, словно маской, сквозь прорези которой смотрели серые жесткие глаза.
Голова болит, мрачно отметил он. И рука. Хотелось только поскорее добраться до отеля, обложить руку льдом, а потом принять горячую ванну и выпить коньяку с двумя таблетками кофе-аспирина.
4. Белый город
Фалько, сидя на балконе своего номера в отеле «Континенталь», созерцал панораму танжерского порта. Внизу ветер-левантинец развевал бурнусы мужчин, трепал подолы женских одеяний. Покачивались кроны пальм, а за ними и за зданием таможни, за бетонно-каменной громадой волнореза на темно-синей глади, тянувшейся до серой линии испанского побережья, посверкивали белизной пенные барашки. Стоявшие в бухте корабли, натягивая якорные цепи, смотрели носом к ветру.
Еще дня два задувать будет.
Эти слова с заметным каталанским выговором произнес стоявший за спиной Фалько тучный мужчина. По имени Антон Рексач, по легендеторговый агент. Весил он, должно быть, не меньше ста килограммов. Носил белый костюмочень измятый и несвежий. Казалось, что его светлые волосы приклеены к черепу и что таких студенистых, белесо-голубоватых глаз у людей не бывает. Он как-то по-особенному двигал руками, как будто они помогали ему сохранять равновесие при ходьбе, а правильней было бы сказатьпри перемещении в пространстве. Рядом на стуле лежала его видавшая виды соломенная шляпа.
Нашей затее это, полагаю, никак не помешает, отозвался Фалько.
Совершенно не помешает. «Маунт-Касл» и «Мартин Альварес» ошвартованы у причала, команды сошли на берег. Рексач подошел к железным перилам, протянул Фалько маленький театральный бинокль и показал в сторону порта: Вон они, полюбопытствуйте.
Фалько взглянул через окуляры. У республиканского сухогруза корпус и надстройка были темные, а очень высокая трубачерная, без герба. Чуть поодаль, на краю причала, у последних кнехтов зловещим часовым застыл франкистский миноносец. Стальной пес сторожил свою жертву.
Наряд международной полиции глаз не спускает с судна, продолжал Рексач. Близко не подпускает никого, кроме членов экипажа.
На берегу столкновений не было?
Нет, насколько я знаю. Время от времени матросы оказываются в одних барах, кабаре и кафе. Разумеется, братания не происходит. Поглядывают враждебно, могут отпустить какую-нибудь шпильку Не более того. Могут, конечно, помянуть чью-нибудь мать. Это в порядке вещей. Но им даны строгие инструкции, а те и другиеребята дисциплинированные. Понимают, что к чему, и стараются вести себя прилично.
Фалько вернул ему бинокль.
Общая ситуация никак не изменилась за это время?
Никак. У нас и у них тут имеется по консулу. Республиканский беспрерывно хлопочет, нашблокирует все его усилия. Все застыло в мертвой точке. Самое большее, чего нам удалось добиться, им сейчас не разрешают грузить уголь.
И что произойдет, если все останется по-прежнему?
По истечении срока «Маунт-Касл» должен будет выйти в море, иначе его интернируют. А если выйдетнаш миноносец перехватит. В обоих случаях мы остаемся в выигрыше. Теоретически.
От чего же зависит окончательное решение?
От Контрольной комиссии. Международный статус Танжера гарантируют консулы Испании, Франции, Италии, Англии и другие. Комиссия следит за налоговым режимом, за юстицией и за полицией От местныхгубернатор, или по-здешнемумендуб, представляющий султана Марокко, и во всем слушающийся своего французского советника.
Больно уж мудрёно все Кто тут решает?
Франция и Англия, разумеется. Еще Италия, выступающая как наш союзник. Французы имеют большое влияние на международную жандармерию. В настоящее время официально они поддерживают красных, вкачавших сюда большие деньги Это я к тому, что враждебности со стороны властей ожидать не стоит, но даром ничего не получите.
А если платить, то в песетах?
Рексач взглянул на него предостерегающе. Поскреб скверно выбритые брылы, закрывавшие узел галстука.
У вас их чтомного?
Мало.
Тогда забудьте о них. Здесь сейчас объясняются франками. Из-за войны песетами этимитолько подтереться.
Ну, а как там наши? Я хочу сказать«те, что на нашей стороне»?
При слове «сторона» Рексач, словно охваченный законным недоумением, вздернул бровь. И оглядел Фалько с оценивающим любопытством. Явно пытаясь понять, куда его отнестик фанатикам или к наемникам. Вероятно, к окончательному выводу он не пришел и, скрывая замешательство, с чрезмерной медлительностью потащил из нагрудного кармана гаванскую сигару.
Мы крепнем все больше и больше, наконец выговорил он. Мы с каждым днем обретаем все больше влияния, хоть по-прежнему официально не существуем. Церковь, конечно, за нас: епископу Танжера осталось только спеть «Лицом к солнцу». И денег мы вкладываем меньше, чем красные, но зато прицельней и, стало быть, эффективней.
Не затрудняя себя приличиями, он отгрыз кончик сигары и выплюнул его через перила. Испанская колония, добавил он через минуту, расколота. Из шестидесяти тысяч жителей Танжера половинаевропейцы, а из нихчетырнадцать тысяч испанцев. К ним еще прибавились сейчас беженцы из Сеуты и Испанского Марокко. Испанцы облюбовали себе квартал Соко-Чико и ходят там в два кафе: сторонники Франков кафе «Сентраль», республиканцык «Фуэнтесу».
Серьезных конфликтов пока не случалось. Все это знают, и сейчас кое-как научились уживаться друг с другом. Кроме того, в изобилии шпионов, перебежчиков, доносчиков, торговцев оружием и наркотиками. Люди, пришедшие извне, и люди, купленные внутри. Он снова окинул Фалько испытующим взглядом. И это уже другой мир.
Наш.
Именно. Там шпионят даже чистильщики ботинок и шлюхи.
Они многозначительно переглянулись. Затем Рексач, по-прежнему покачивая руками, словно для баланса, отодвинулся в глубину номера, где не было ветра, чиркнул спичкой и раскурил сигару. Несколько секунд вдумчиво посасывал ее, оценивая вкус.
Фалько глядел туда, где между кронами пальм стояли у пирса два корабля.
Испанской почте доверять не стоит, посоветовал Рексач. Ее служащие верны Республике. Пользуйтесь лучше французской или английской Он словно припоминал что-то. Под каким именем предпочитаете работать здесь?
Под тем, какое записано в книге регистрации этого отеля и значится у меня в паспорте, Педро Рамос.
Ладно.
Фалько не сводил глаз с двух кораблей.
Что из себя представляет командир нашего миноносца? Мне бы надо с ним поговорить.
На борту?
Да нет, лучше на берегу. Незачем привлекать к себе внимание.
Рексач, устроившись в углу, выпустил облачко дыма.
ФамилияНавиа, званиекапитан второго ранга, производит впечатление человека понимающего, хотя тут вот какая примечательная штука: с тех пор как пришвартовались здесь, с «Маунт-Касл» не дезертировал ни один человек. А с нашего миноносца исчезли троедвое палубных матросов и кочегар. Тем не менее Навиа не запрещает команде увольнения на берег. Такой вот своеобразный господин.