- Буня готовят на задание. Его могут послать буквально на днях. Мы должны сделать все, чтобы после приземления он явился в органы государственной безопасности. Если каждый заброшенный агент будет являться в наши органы, мы парализуем работу «Абверкоманды сто три». Сегодня же вечером попытайся встретиться с Масевич. Узнай, что думает она о Буне. Уйдите подальше с глаз, ну; скажем, на речку, и там поговорите.
Вечером Галя взяла полотенце, надела купальный костюм, который сама сшила, как только переехали в Печи,- вблизи городка, за стадионом, протекала небольшая речушка - и направилась к Любе. Жила Масевич рядом, на одном и том же этаже. Она сидела дома, скучая, и очень обрадовалась предложению Гали.
Пока пересекали двор, болтали о разных пустяках, шутили, отвечали на грубые остроты попадавшихся навстречу курсантов. Галя больше всего боялась, чтобы какой-нибудь поклонник Любы не увязался за ними и не испортил все дело. Наверное, Масевич догадалась об этом и каждому, кто предлагал «составить компанию», решительно отказывала.
Они свернули за угол крайнего дома, и тогда Люба порывисто схватила Галину руку.
- Как хорошо, что ты зашла! С тобой мне всегда легко. Я уже давно ни с кем не была так откровенна.
- Я тоже, Люба.
- Значит, меня понимаешь?.. Это же невыносимо- закрыть на замок собственную душу. Улыбаться тому, кого ненавидишь. Я такое задумала, что самой страшно.
- Тайна?
- От всех, кроме тебя.- Она обняла Галю за талию, горячо дохнула в самое ухо.-Я хочу потравить их. Всех до единого. И немцев, и наших. Что ж они, сволочи, служат им!. Изменили Родине, народу. А еще принимали присягу, клялись до последнего дыхания Сыпану в общий котел - и кончено. Без бомбежки, без артобстрела. Сразу со всеми.
- И с моим мужем?
- О, я и забыла! Твой муж ведь тоже Скажи, ты любишь его? Или живете просто так, для виду?
- Нет, не просто так.
Масевич задумалась.
- Ладно, его оставим. Ради тебя, Галя. Потом мы его перевоспитаем. Он поддающийся?
Галя отрицательно качнула головой.
- Не верю. Он у тебя поддающийся. Иначе не служил бы немцам. На виселицу пошел бы, а не служил.
- Почему ты думаешь, что он им служит? - вдруг спросила Галя и испугалась собственного вопроса.
Масевич остановилась. Каким-то не своим, удивительно спокойным голосом сказала:
- Это правда?
Галя молчала. Она впервые так остро почувствовала, какую ответственность взяла на себя. Что будет, если Люба совсем не жена чекиста? Если все то, что она говорила до сих пор, ложь? Или эти колебания - только твоя трусость? Взошла на минное поле и боишься подорваться? Боишься той единственной в жизни ошибки, которой избегают саперы?
Надо было отвечать, а она все молчала. Хорошо, что речка рядом. Люба, сбежав по тропинке к воде, сделала вид, что забыла о своем вопросе.
Купались недолго. Выбравшись из теплой, прогретой жарким солнцем воды, расстелили на траве полотенца и улеглись рядышком.
- Напугала я тебя,- первой заговорила Люба.- Мужа твоего травить не буду, порошка мало припасла. Себя бы еще отравила, да сынишку жалко. Может быть, сумею сберечь его, вырастить. Будет он у меня тоже чекистом, вместо отца. Этих вот, нонешних курсантов, ловить пойдет. Наплодит их Вольф. Война кончится, а они все еще по стране ползать будут.
- Но ты же потравишь их?
- Не знаю Самой страшно как-то. Если бы кто еще
Галя промолчала. Разговор оборвался, и они притихли. Каждая думала о своем
Придя домой, Галя все рассказала мужу.
- Травить, говоришь, задумала? - шепотом переспросил Александр Иванович.- И порошок уже припасла? Что ж, это любопытно. Пожалуй, на этом мы и проверим ее. Сдержит слово,- значит, наша. Ты соглашайся, обещай помочь. А в самый последний момент удержи. Сумеешь?
Галя решилась.
Масевич действительно все приготовила, и для многих в школе налитая ею тарелка вкусных наваристых щей была бы последней в жизни. Но вмешалась Галя.
- Ты что? - Люба даже побледнела, когда Галя перехватила уже над самым котлом ее руку с кружкой мелко истолченного бесцветного порошка. - Ты что?
- Так надо Объясню Потом
С трудом вырвав из сильных Любиных пальцев кружку, Галя сказала:
- Корми их и пойдем на речку.
Масевич было не до купанья. Даже не раздеваясь, она улеглась на берегу и потянула к себе Галю.
- Зачем ты. а? Я ничего не понимаю. Ничего. Кто ты такая? И почему живешь со шпионом?
- Ты о моем муже так не говори,- отозвалась Галя, присев рядом. - А вообще, давай поставим все точки над «и». Пора, иначе рассоримся. Только возьми, Люба, себя в руки и спокойно выслушай. Галя, которую ты знаешь и которой открылась, не просто мужнина жена.
Люба подняла голову, уставилась на Галю.
- А кто же?
- Сама подумай.
- Ты - разведчица?
- Что, не похожа?
- Боже мой!-сорвалось с Любиных губ.- Кто бы мог подумать! Ты - разведчица? Здесь, в фашистском логове! Да это в самом деле? Или шутишь?
- Разве этим шутят?
- А твой муж?
- И он не тот, за кого принимала. Так что советую - травить его не спеши. И вообще это не выход. Их можно было бы и разбомбить. Сообщить точные координаты школы, вызвать огонь на себя, ну - и капут. А вскоре вместо этой гитлеровцы открыли бы другую. Долго им, что ли! Бороться надо иначе. Пусть себе работают, но работают вхолостую.
- Как же это? - не поняла Масевич.
- А так: готовят шпионов, забрасывают, но те их заданий не выполняют. Те являются в советскую контрразведку и обо всем ей докладывают Люба, если бы ты помогала нам, а?
Масевич отозвалась не задумываясь:
- Пожалуйста, с удовольствием. Скажи, что я должна делать? Чем могу помочь?
- Ты знакома со всеми курсантами. Присматривайся к ним, изучай. Словом, вызнавай, кто чем дышит. А потом будем говорить начистоту. Особенно интересуйся теми, кто кончает учебу Ты Буня знаешь?
- Буня? - Люба всплеснула руками. - Да это же мой самый настойчивый ухажер. Сколько уже раз в любви объяснялся!
- Что за характер у этого Буня?
- Добродушный - дальше некуда. Я удивляюсь, как его взяли в школу.
- Доверить ему можно?
- Почему же нельзя?
- А если серьезно?
- Серьезно я еще должна посмотреть. Когда нужен ответ?
- Завтра вечером И не мне, а мужу. Договорились?
Люба кивнула.
Она не спала всю ночь. На душе было и радостно и тревожно. Жизнь ее, казалось навсегда утратившая смысл, вдруг стала нужна для борьбы. Когда-то люди завидовали ее броской красоте, и Люба гордилась этим. Теперь, если все будет хорошо, если она сумеет выполнить то, что ей поручат,- честные, настоящие люди позавидуют ее делам. Когда-нибудь им станет известно все, что сейчас в большой тайне, что совершенно не подлежит разглашению.
Встретиться с Буяем было просто. Ожидая вызова в Смоленск, он уже не посещал занятий и почти весь день торчал на кухне. Обычно Люба выпроваживала его, говоря, что у нее слишком много дел. А тут она подобрела и не только не показала на дверь, но даже удержала его. Почему-то заинтересовалась его довоенной жизнью, спросила, где учился и работал, есть ли у него семья. Бунь весь сиял - внимание Любы было высшей наградой.
А вечером, как и было условлено, к Масевич зашел Козлов.
- Садитесь, прошу,- она предложила ему стул у самой двери, подальше от окна.- Хотя мы и на третьем этаже, но знаете
- Конспирация?
- Вот именно! Кругом ведь одни шпики.
Масевич присела напротив, на краешек кровати, в которой сладко посапывал сынишка.
- Что вы так смотрите на меня? - Козлов смутился от ее пристального и недоверчивого взгляда.
- Чудно как-то,- ответила она, улыбнувшись.- Подпоручик бандитской армии, немецкий шпион и - советский контрразведчик.
- Выбирайте одно из трех. На свое усмотрение.
- До сих пор я считала вас немецким шпионом,- призналась Масевич.
- Что ж, это делает мне честь.
- И облегчает вашу работу,- добавила она.
- Как видите Тот редкий случай, когда надо высоко ценить абсолютное несоответствие формы содержанию. Конечно, противоречия между ними кричащие, но приходится мириться. До поры до времени.
- Вы подвергаете себя очень большому риску,- сказала Масевич.
- Не только себя. Теперь и вас,- он улыбнулся.- Галя рассказала мне о ваших беседах. Если вы не раздумали
- Я никогда не раздумаю,- твердо ответила она.
- В таком случае запомните пароль. Даю вам его для связи с советской разведкой. «Байкал-шестьдесят один».
- «Байкал-шестьдесят один»,- медленно повторила она.- А я думала, что вы и в самом деле выполняете их задания. Вот как можно ошибиться в человеке!
- Ошибка ваша не столь опасна. Гораздо опаснее посчитать своим другом врага. Как этот Бунь? Вы с ним встречались?
- Буню я поверила бы.
- Его вот-вот пошлют на задание. Капитан Вольф сказал, что готовят еще одного. Радиста по кличке Черный. Вы что-нибудь знаете о нем?
- Этот предаст. Нутро у него несоветское.
- Тогда связываться не будем, пусть отправляется. Надеюсь, там его встретят. «Повий, витре, на Вкраину»
- Песня?
- На камрадшафте тянул. Этот Черный.
Масевич все же пообещала присмотреться к Черному. Александр Иванович не возражал, но просил соблюдать максимум осторожности. Резать только после седьмой примерки.
- Десятой,- сказала Люба.
- А на десять не хватит времени,- отшутился Козлов.- Война
Он ушел в приподнятом настроении. Хотя разговор получился несколько суховатый, официальный, он почувствовал в ней человека с настоящей душой. Его радовало, что они с Галей обрели товарища по борьбе.
Некоторое время связь с Масевич поддерживала только Галя. Александр Иванович все свое внимание сосредоточил на Буне. В свободные от занятий в школе часы прогуливался с ним по двору, посещал спортивные игры на стадионе. Ничем не выдавая своих намерений, изучал его характер, следил за настроением, проверял его отношение к гитлеровцам. Нашлись у них и общие интересы: оба любили шахматы. Часами просиживали они за шахматной доской. Бунь выигрывал реже, но был настойчив и изобретателен. Победить его можно было только продуманной комбинационной игрой, «зевков» от него не дождешься. Даже в сложнейших, казалось бы, совершенно безнадежных для него ситуациях Бунь не отчаивался и упорно искал путь к победе.
Все в нем нравилось Козлову, за исключением одного: любил выпить. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Именно эту человеческую слабость использовали немцы, устраивая свои камрадшафты. Возьмут и его угостят для проверки. Если не здесь, в школе, то там, в Красном Бору. Лейтенант Фуксман без подсказки знает, что делать.
Ну а если угостят? Нахлещется и потеряет голову? Развяжет язык? Впрочем, это можно и самому проверить. Пригласить домой на партию шахмат, проиграть и предложить за победу Не откажется. На радостях еще как разойдется! Останавливать, конечно, не следует, пусть тянет.
Приглашение и обрадовало и смутило Буня: он не ожидал очутиться в гостях у подпоручика. Удобно ли? Посоветовался с Масевич. Она не нашла в этом ничего предосудительного. Партнеры по шахматам, товарищеские отношения - почему бы и не пойти. Тем более приглашает.
Козлов вел партию остро, комбинационно. Он мог бы, пожалуй, и выиграть, если бы его противник не создал проходную пешку. Победа так окрылила Буня, что, даже напившись, он согласился сыграть еще одну. Ведь скоро их поединки кончатся, его вот-вот вызовут в Красный Бор.
Испытание Бунь выдержал.
«Завтра я попробую объясниться с ним,- решил Александр Иванович.- Утащу вечером на стадион, там какой-то футбольный матч. А после игры потолкуем».
Но со стадиона они ушли задолго до окончания матча - москвичу Буню, избалованному футбольными битвами на столичных стадионах, игра не понравилась.
- Посмотреть бы «Спартачок»,- вздыхал он на трибуне.- Или Цедека А еще лучше - обе команды сразу. Ух как режутся!..
После первого тайма он не захотел возвращаться на трибуны.
Был один из тех вечеров ранней, только начавшейся осени, когда в природе состязаются два цвета - зеленый и желтый. Первый еще не уступил и не скоро уступит второму. Тепло, но уже почти не бывает жарко. На просторе тянет свежестью. Никнут к земле увядающие травы. Идти по ним легко, они смягчают шаги, глушат звуки.
- Николай Иванович,- обращается Козлов к Буню,- как чувствуете себя перед заброской? Только честно!
- Вроде нормально
- А если что случится?
- Например? - Бунь настораживается. Сам он еще не Задумывался над этим.
- Допустим, откажет парашют. Что тогда?
- Тогда- Он втянул голову в плечи, улыбнулся через силу.- Тогда останется от меня только мокрое место.
- Да, перспективна,- сочувственно вздохнул Александр Иванович,- жить и ничего после себя не оставить.
- У всех у нас такая перспектива.
Козлов несколько минут шел молча.
- Слушайте, Николай Иванович,- опять заговорил он,- вы душу в себе чувствуете? Настоящую, человеческую?
Бунь даже споткнулся от удивления.
- Как это - чувствуете?.. По-моему, душа есть у каждого.
- В том-то и дело, что не у всех. Но, наблюдая за вами, я убедился, что у вас она есть. Вы хороший человек.
Бунь с отчаянием махнул рукой:
- Нет, Александр Данилович, совсем нет. Я плохой человек. Оттого и жизнь моя рано кувырком пошла.
- Вы о чем, Николай Иванович?
- Обо всем. Зачем вам-то говорить? У подпоручика и без меня забот хватит.
- Говорите.
- Как вы думаете,- спросил Бунь, волнуясь, - я случайно у немцев оказался? , Захвачен, так сказать, в бессознательном состоянии? Эх, свежо предание!.. О себе говорить, конечно, стыдно, но вам скажу. Чем черт не шутит - вдруг от меня действительно останется одно мокрое место. Да и его никто знать не будет. А уже тридцатка стукнула, постарше вас У меня тоже, говоря языком деда Щукаря, в жизни перекос образовался. Начал свое существование, как все: учился, и вроде бы прилично. Аттестатом зрелости овладел. А вот дальше заело. И сильно! Разгорелась война с фашизмом, однокашников моих в военкоматы вызвали, а меня в прокуратуру. Судили, ясное дело. По сто шестьдесят второй, пункт «Г». Два годочка лишения свободы припаяли. Время, сами знаете, военное, малость посидел - в штрафную роту. А далее рукопашный бой и все такое прочее.
Он заметил в траве гриб поганку и со злостью зафутболил его носком сапога.
- Значит, наперекосяк? - спросил Козлов.
- Как видите Но об этом я никому. Даже Любе. Нравится она мне, чертовка!
- Женщина видная. Возможно, и ей когда-нибудь расскажете. О своей жизни.
- Что тут рассказывать! Срамота одна. Взять хотя бы мое нынешнее положеньице
- А зачем согласились? Зачем пошли против своих же, против Родины?
- Да? - произнес он в каком-то смятении. Не ожидал от подпоручика Меншикова, своего преподавателя, услышать подобное.
- В самом деле, зачем?
Бунь холодно сверкнул глазами:
- А вы вы зачем?
- Я?.. Я Слушайте, Бунь, у меня особая линия.
Бунь - рослый, плечистый, крепкий - весь как-то сразу съежился и присмирел. Собрался было что-то сказать в ответ, но только раскрыл рот и застыл в этой позе.
- Все, что вы сейчас услышите,- продолжал Козлов,- пусть останется между нами. Не только в моих интересах. У вас, Бунь, есть возможность начать жить по-иному. Я хочу спасти вас, если вы проявите благоразумие.
- Я должен что-то сделать? - Бунь обрел наконец способность соображать.
- Выполнить одно задание. После приземления.
- Какое?
- Явиться в органы государственной безопасности. Рассказать чекистам, с какой целью немцы забросили вас в тыл. Они пошлют вас туда радистом. Сдадите нашим свою рацию, все деньги и документы, которыми снабдит вас лейтенант Фуксман. Сообщите о недавнем исчезновении из школы полковника Ветрова. Вероятно, ему удалось прорваться к партизанам. Ветров знает почти всю агентуру, завербованную на участке Западного фронта штабом «Абверкоманды-сто три». Это - живой сейф с секретнейшими документами.
- А если мне не поверят?
- Я дам вам пароль. Вы назовете его любому сотруднику госбезопасности. Затем вас отправят в Москву.
- Давненько в Москве не был,- задумчиво проговорил Бунь.- В доме на Садово-Каретной
- Итак, согласны выполнить задание?
Он был очень хитрый, этот Бунь. Он стал умышленно тянуть с ответом. В его голове никак не укладывалось, что подпоручик Меншиков, преподаватель школы, имеющий немецкие награды и форму офицера так называемой русской освободительной армии, может быть и советским контрразведчиком.
- Александр Данилович,-спросил он с неожиданной мягкостью в голосе,- зачем вы меня губите? Вас же специально подослали ко мне. Капитан Вольф подослал.