Вряд ли он верил в то, что собранный им «военный совет» найдет решение разумнее того, которое он нашел сам. Но им овладевал страх, и он уже боялся не столько за судьбу школы, сколько за свою собственную. То, что случилось в Меве, его уже не пугало, он знал, па кого взвалить вину. Пусть спрашивают с шефа команды. Счастливая мысль неожиданно осенила начальника школы: действительно, он потерял все свое оружие и имущество только из-за нераспорядительности Вербрука. Зачем спрашивать с Меншикова, если есть человек, за широкой спиной которого можно надежно укрыться. Меншикова даже расстреляют, но это все равно не снимет вины с капитана Вольфа. А возьмут за жабры Вербрука - дело совсем другое. После совещания надо срочно позвонить в гестапо. В подобных случаях выигрывает тот, кто наносит удар первым. Так вот, пусть гестапо расследует, почему шеф «Абверкоманды-103» не отдал приказа на эвакуацию школы. Помимо того, ходило немало слухов, что Вербрук в пьяном виде высказывался о неизбежности поражения Германии. Если и это приплюсовать, у шефа будет весьма бледный вид. Тем более что действуют законы военного времени.
Мысль о возможности прикрыться капитаном Вербруком настолько овладела начальником школы, что он уже не слишком задумывался над тем, какой же из предложенных им маршрутов выгоден. Как скажет большинство, так и будет. Во всяком случае, делимая ответственность лучше неделимой.
Первым взял слово Козлов:
- Господин капитан, я предлагаю двигаться через Гаммерштейн. Дело не только в том, что этот маршрут вдвое короче. На Гаммерштейн сейчас движутся многие автоколонны. Не имея собственного транспорта, мы можем рассчитывать на попутные машины.
Вольф поморщился и нервно провел ладонью по лысине.
- Капитан, а как вы смотрите на опасность встречи с Красной Армией? - спросил он в упор.- Учтите, положение у нас с вами неравное. Я для русских просто военнопленный, а вы - изменник Родины, предатель. Церемониться с вами не будут.
- Это точно! - вскочил со стула фельдфебель Лабко.- Они нас в два счета расходуют. Я прошу вас, господа немцы, позаботиться и о наших жизнях. Мы служили вам честно и преданно. Мы не щадили себя
«Ишь, сволочь,- взорвало Александра Ивановна,- уже в прошедшем времени заговорил: служили, не щадили Даже ты, продажная шкура, видишь, что все кончено. Боишься своей армии? Миллионы людей в Европе ждут ее не дождутся, а у тебя поджилки затряслись? Нет, никаким маршрутом ты от возмездия не уйдешь, Красная Армия пройдет по всем дорогам».
- Меншиков, что же вы молчите? - напомнил о своем вопросе Вольф.
- Я молчу потому, господин капитан,- медленно произнес Козлов,- что с разговоров об опасности всегда начинается паника. Я не желаю вторично выслушивать ваши упреки. Панику в Меве подняли вот такие трусы, как этот фельдфебель Лабко. Он и сейчас печется лишь о собственной шкуре. Дойдет школа в Бисмарк или нет - на это ему наплевать. Он готов погнать нас пешком сквозь снега и метели на расстояние почти в триста километров, но сам смоется при первом удобном случае!
- Я прошу! - закричал фельдфебель.- Без оскорблений!
- Помолчите вы, когда говорит старший,- оборвал его Козлов.- Фельдфебель, своим поведением вы грубо нарушаете воинскую дисциплину. К тому же в присутствии начальника школы.
- Да, да, Лабко, помолчите,- вмешался Вольф.- Порядок есть порядок. Я не во всем согласен с Меншиковым, но я же не мешаю ему говорить Капитан, вы еще ничего не сказали о порядке движения. Следует ли нам разбивать агентов на группы и во главе каждой ставить фельдфебеля или пусть добираются кто как может, самостоятельно?
- Я против групп,- подумав, сказал , Козлов.- Группу на попутную машину не посадят, а одного или двух всегда подберут.
- Итак, вы за первый маршрут? И за самостоятельное передвижение?
- Да!
Вольф, выставив лысину, склонился над картой. Он долго водил пальцем по обеим синим линиям, не решаясь на окончательный выбор. То, что предложил Козлов, ему явно не нравилось. И вообще суждения Козлова ему нравились все меньше и меньше. Вопреки Козлову он объявил бы сейчас идти вторым маршрутом, через Бытов и Шляве, но это направление пугало его своей протяженностью.
Нажав сильно на карандаш, он сломал его и зло выругался.
- Господин капитан,- поднялся Шитаренко,- разрешите и мне сказать?
Вольф вскинул голову, облокотился на стол и, нервно сцепив пальцы, положил на них свой вечно отвисающий подбородок. Мнение Шитаренко его интересовало.
- Самым выгодным маршрутом я считаю первый,- решительно начал Николай.- Он ровно в два раза короче. Такая разница не имеет значения для самолета, поезда, наконец, автомашины Но мы-то идем пешком! У фельдфебеля Лабко сдают нервы, он напуган Красной Армией. А где она? Намного ли мы тут отошли от Меве, но уже кругом тишина. Ни канонады, ни зарева пожарищ на горизонте. Три-четыре дня - и мы будем в Бисмарке.
И хотя Шитаренко сказал точно то же, что и Козлов, начальник школы перестал хмуриться, нижняя челюсть его подобралась и больше не вздрагивала, а в серых выцветших глазах затеплился огонек. Так бывает, когда ветер коснется угасающего костра.
- Фельдфебель Шитаренко,- оживился Вольф, - вы убедили меня. Если зондерфюрер Унт не возражает, остановимся на первом маршруте.
Унт не возражал. С того часа, как он, проявив трусость, растерял все хозяйство школы, зондерфюрер стал удивительно смирным.
- Выступим завтра на рассвете,- заключил Вольф.- Я уеду с машиной, которая повезет секретные документы. Вашу жену, Меншиков, на этот раз взять не могу. Добирайтесь вместе, как все остальные. На попутных.
«Значит, тебе теперь все равно,- подумал Александр Иванович,- явится Меншиков в Бисмарк или нет. Заложница больше не нужна. Я тоже. Ну что ж, в Бисмарк Меншиков все-таки явится. Не ради тебя, Вольф, и не ради спасения твоего питомника, выращивающего шпионов. Этот питомник, пожалуй, больше не понадобится. Ничем не поможешь ты своей армии, доживающей срок. А я своей еще помогу. И если мне суждено остаться в живых, увижу твою гибель и свою победу».
Глава девятая
Вот теперь и конец.
Нет, не жизни героя повести, хотя за эти военные годы она не раз висела на волоске.
Конец разведшколе «Абверкоманды-103». Конец всей абверкоманде. Конец гитлеровскому абверу.
Великая битва, унесшая миллионы человеческих жизней, завершалась. Красная Армия громила фашистского зверя в его логове. Мощные клинья фронтов устремились к Берлину.
В Бисмарк, как и рассчитывал Козлов, не прибыли многие разведчики. Предоставленные самим себе, они имели возможность бесследно затеряться. Жаль, не осуществилась главная надежда Александра Ивановича - школа не попала под удар нашей армии. Но собравшиеся в Бисмарке остатки не представляли никакой опасности. Вольф по инерции еще пытался наладить занятия, однако его недоучки ничего-уже не воспринимали. Он выходил из себя, злился и на них и на начальника учебной части, подумывал о замене Меншикова. Но заменить его было некем. Предложил фельдфебелю Шитаренко - тот отказался. А больше кому предложишь?
Штаб команды о нем совсем забыл. Да и нелегко было дознаться, где он и кто его возглавляет. Капитана Вербрука, по слухам, забрало гестапо и, кажется, уже кокнуло. Туда ему и дорога! Как говорится, каждому свое. А вот что ожидает тебя, Вольф? Не засидишься ли ты на тонущем корабле?
Весна сорок пятого Апрель
Десятое апреля в школе начинается потрясающей новостью - исчез капитан Вольф. Наказал зондерфюреру Унту в случае чего сжечь документы - и уехал. В неизвестном направлении.
Унт сам не прочь последовать примеру начальника. Да на чем удерешь? И куда? На за-ладе тоже закопошились. Боятся, как бы Красная Армия не зашла слишком далеко. На Бисмарк наступают американцы. Продвигаются вроде успешно - ведь сопротивляться-то некому, последние свои резервы Гитлер бросил на восток.
Американцы - это уже не так страшно. Но со школой надо кончать. Пока есть время - навести порядок с документами: часть прихватить с собой, часть сжечь, замести следы Торопится Унт, хочется ему выйти из воды сухим. Подобрел даже. То все орал на Козлова, теперь по-хорошему говорит:
- Вы, Меншиков, займитесь сегодня документами. Там, в канцелярии, писаря пакуют, помогите им.
Александр Иванович направляется в канцелярию. На полках и в шкафах папки с пометками: «Секретно», «Совершенно секретно». Писаря складывают их в стопки, перевязывают шпагатом. Стараются, у них даже лбы вспотели.
И вдруг громыхнуло за окном, задребезжали и посыпались стекла. Снова громыхнуло. Переглянулись писаря - и вниз по лестнице.
Разведчики размещались в здании средней школы. Вместо столов - парты. Козлов снял с полки самую толстую, совершенно секретную папку, сунул ее под дальнюю парту. В спешке не заметят. И вторую туда же, и третью На мгновение вспомнил, как такими же папками загружал сани в Меве. Нашли ли их наши? Да, Александр Иванович, нашли. Со временем ты об этом узнаешь. В специальном донесении? штаба 2-го Белорусского фронта от 5 мая 1945 года будет сообщено о захвате войсками? фронта расписаний занятий, учебных программ, журнала-дневника разведшколы «Абверкоманды-103» и даже какого-то реферата, написанного капитаном Вольфом.
А кто найдет эти папки? Наверное, союзники, их войска рвутся в город. Это, конечно, не лучший выход из положения.
В канцелярию влетел Унт:
- Где вы, Меншиков?- Он очень спешил.- Я достал машину, надо уезжать!
Козлов спускается вместе с зондерфюрером, выходит во двор. Действительно, у ворот пофыркивает грузовик, где-то мобилизованный главным интендантом. Писаря бросают в кузов свертки. Здесь же, неподалеку от машины, тлеет костер. Слежавшаяся бумага горит плохо.
- Все в огонь! - орет зондерфюрер и гонит писарей обратно в канцелярию.- Тащите все сюда!
Неужели он выполняет приказ сбежавшего капитана? Нет, Унт спасает себя. Эти документы расскажут и о нем. Зондерфюрер был на войне не просто солдатом. И даже не интендантом. Он калечил человеческие души. Он вместе с другими сослуживцами по разведшколе превращал слабых духом и незрелых мыслью людей во врагов того народа, который породил и вскормил их. Народа, который они обязаны были защищать до последней капли крови. Они ведь когда-то клялись в этом. А он, зондерфюрер Унт, вынуждал их отступать от своей клятвы. Тех, кто держал ее до конца, кто не боялся фашистских угроз, молодых, здоровых, сильных и честных русских ребят зондерфюрер Унт на пару со своим дружком Вурстом передавал в гестапо. Сам он далеко не молодой, ему уже за пятьдесят, и он понимает, чем занимался на войне. Потому так дрожит над костром, не боясь обжечь пальцы, выхватывает из слабого пламени тлеющие папки и, распотрошив их, бросает туда же, в огонь. Костер помаленьку разгорается, пламя поднимается все выше, густо исписанные чернилами и карандашом листы свертываются и, мгновенно обуглившись, превращаются в легкий, разлетающийся по двору пепел.
Бесследно исчезают над Бисмарком немые свидетели грязных дел зондерфюрера Унта. И только живые угрюмо толпятся у костра, надеясь, что он, Унт, спасет их. Наверное, он знает, куда надо ехать, и он непременно увезет, как только догорят эти бумажки, совершившие огромный путь от Смоленска до Бисмарка.
Вот уже денщик вынес Унту его чемодан, вот уже Унт, разогретый костром, устало вытирает свое жирное, лоснящееся лицо. Он застегивает на все пуговицы шинель, поворачивается к машине, и в это время с улицы доносится лязг гусениц.
- Танки! - истерично кричит кто-то и бросается в здание.
Трещит пулеметная очередь - неизвестно зачем танкисты поливают свинцом пустую улицу. Некоторое время Унт настороженно прислушивается к тому, что происходит там, за воротами. Мотор грузовика глохнет, распахивается дверца кабины, и водитель испуганными глазами смотрит на зондерфюрера. Опоздали. Разве теперь вырвешься на грузовике из города!
Что же делать? Унт хоть и в годах, но жить хочется. Ему, а не стоящим у костра. Он подхватывает чемодан и спешит к воротам. Проносится мимо школы еще один американский танк. Выглянув, Унт выскакивает за ворота и, пригнувшись, бежит через улицу. Где-то вдали опять трещит пулемет. Унт упал, уронив чемодан. Но это так, от испуга. В следующую секунду он уже на ногах. И вот уже на той стороне улицы. Угол старого, выложенного из красного кирпича здания скрывает его.
Рядом с Александром Ивановичем уже ни души. Разбежались немецкие солдаты, охранявшие школу. Разбежались русские предатели. Николай Шитаренко, еще с утра посланный куда-то Унтом, кажется за продуктами, так и не вернулся. Что с ним? Где он? Вернется ли теперь, когда в городе американцы?
Дотлевает костер, в воздухе крошечными черными мотыльками кружатся остатки того, что еще недавно именовалось секретными и совершенно секретными папками. Те, запрятанные в парту, конечно, лежат, их никто не заметил. Вернуться и забрать? Но что с ними делать? Куда и кому понесешь?
Ладно, надо будет рассказать обо всем - есть память. Она еще ни разу не подводила и не подведет. Цепкая, надежная, молодая. Память разведчика. Да и грешно жаловаться на память в двадцать пять лет. Думал ли, гадал ли когда-нибудь Александр Козлов, что свое двадцатипятилетие он встретит так далеко от Родины?
Родина! Ты велика, огромна, но, оказывается, тебя всю можно вместить в человеческом сердце. Жить с тобой, бороться с тобой, побеждать с тобой даже здесь, на чужой, на вражеской земле. И вот теперь, когда все ужо сделано, когда твой приказ выполнен до конца, как хочется, до скупых солдатских слез хочется вернуться к тебе, в твои по-матерински ласковые и добрые объятия.
Без тебя ничего не значишь. Без тебя не проживешь. И если свыше двух лет ты боролся в постоянном, ни на секунду не размыкавшемся кольце врагов и все-таки победил, то лишь потому, что победила Родина. Она сумела отстоять себя. И тебя.
Почему-то именно сейчас, когда немцы о тебе забыли, когда они больше не догадаются, кто ты и что ты, не расстреляют и но повесят,- почему-то именно сейчас стало немножко страшно. Может быть, потому, что с такой силой потянуло домой? А в городе союзники, и кто знает, как они посмотрят на тебя. Да и кто ты для них в этом немецком мундире? Вроде гитлеровец и не гитлеровец. Русский, а служил кому? На груди - фашистские награды. Пять ленточек!
Служил, судя по орденам, неплохо, с усердием. Небось иные немцы поглядывали на тебя с завистью. А форма-то, оказывается, не соответствовала содержанию. И так она осточертела тебе, эта шкура, что сбросил бы ее тут же, .во дворе, прямо в костер. Да вот беда - в чем пойдешь!
Идти тебе надо сейчас на квартиру к фрау Фезе. Ты поселился у нее, как переехали в Бисмарк. Там ожидает тебя Галя. Терпение ее уже иссякло. Сегодня утром она сказала: «Когда же это кончится!» И - расплакалась.
Вот и кончилось. Спроси, пожалуйста, у фрау Фезе, не найдется ли у нее хоть какого-нибудь гражданского костюма. Как только войдешь в дом, сбрось с себя эту шкуру.
Тебе дьявольски повезло - костюм нашелся. Фрау принесла его с готовностью услужить человеку, воевавшему вместе с немцами. Однако уже на следующий день, едва рассвело, она постучалась в комнату. Открыв дверь, Александр Иванович увидел в руках Фезе свой мундир.
- Вас ист дас, фрау?
Она вздохнула. Фрау просит извинить ее, но что делать? В городе расклеены объявления: всем военным немедленно явиться к гостинице, там они будут взяты в плен. Укрывающимся и тем, кто их укрывает, угрожают суровым наказанием. Фрау Фезе не желает иметь неприятностей. У нее и так расшатаны, нервы.
- Галя, я пойду,- говорит Александр Иванович.- Действительно, зачем фрау Фезе причинять неприятности?
- А я? Как же я, Саша?
- Тебе придется немножко пожить в Бисмарке. Стихнут бои, пробирайся на восток, домой. Делать здесь больше нечего.
- И ты возвращайся, Саша.- Она смотрела на него со страхом и надеждой.
- Постараюсь. Свяжусь с нашими Если удастся.
- Разве наши не знают, где мы?
- Должны, конечно, знать Примерно Но последние месяцы у нас не было с ними связи.
Галя помолчала.
- Они найдут нас. Обязательно найдут. Если я смогу вернуться раньше, поеду в Москву, пойду на площадь Дзержинского. Я скажу им, где ты.
- Тише, Галя.
- А разве и сейчас опасно?
- Я ведь из-за тебя. Ты же остаешься здесь. Будь осторожна.
- Ты тоже будь осторожен.
Многое хотелось сказать на прощание, да, как всегда, всего не скажешь. Уже на улице Александр Иванович вспомнил, что о главном - где же встретиться после войны - они так и не договорились. Однако возвращаться не решился, это плохая примета. Сам того не замечая, он становился суеверным.
У городской гостиницы толпились гитлеровцы. Козлов медленно обошел этих, уже не представлявших никакой опасности вояк, надеясь встретить кого-нибудь из разведшколы. Нет, знакомых не оказалось. Наивно было бы ожидать от зондерфюрера Унта, что он явится сюда. В таком городе, как Бисмарк, фашист найдет людей, которые его укроют.