«Ситроен» с рычанием пронесся через опустевший арабский город Назаретвидимо, наступил комендантский часи вновь нырнул в темноту, устремляясь в сторону Тель-Авива. Борг закурил тонкую сигару и начал разговор:
После Шестидневной войны один из умников в Министерстве обороны написал доклад под названием «Неизбежный крах Израиля». Аргументы его были таковы: во время войны за независимость Израиль покупал оружие у Чехословакии. Когда страны соцлагеря перешли на сторону арабов, мы обратились к Франции, а позжек Западной Германии. Как только арабы прослышали об этом, немцы отменили все сделки. Франция наложила эмбарго после Шестидневной войны. Штаты и Великобритания упорно отказываются снабжать нас оружием. Таким образом, наши источники отпадают один за другим.
Предположим, нам удастся восполнить потери, если мы найдем новых поставщиков и создадим свою военную промышленность; но даже тогда Израиль останется позади в гонке вооружений на Ближнем Востоке. Нефтедобывающие страны всегда будут богаче нас. Наши расходы на оборону уже и так давят на госбюджет тяжким грузом, тогда как врагам некуда девать свои миллиарды. У них десять тысяч танковзначит, нам понадобится шесть тысяч; у них двадцать тысячнам нужно двенадцать, и так далее. Всего лишь удваивая затраты на вооружение каждый год, они развалят нашу экономику, не сделав ни единого выстрела.
Наконец, в новейшей истории Ближнего Востока прослеживается некий алгоритм краткосрочных войн, повторяющихся раз в десятилетие. Логика данного алгоритма работает против нас. Арабы могут позволить себе проигрывать время от времени, мынет: наше первое поражение будет и последним.
Вывод: для того чтобы выжить, нам необходимо вырваться из замкнутого круга, в который нас загнал противник.
Дикштейн кивнул.
Эта мысль не нова. Стандартный аргумент для лозунга «Мир любой ценой». Наверняка того умника уволили из министерства.
Ошибаешьсяи в том, и в другом. Вот что он говорит дальше: «В следующий раз, когда на нас нападут арабы, мы должны нанестиили иметь возможность нанестив ответ сокрушительный удар. Нам необходимо ядерное оружие».
Дикштейн замер на секунду, затем протяжно присвистнул. Будучи озвученной, невероятная прежде мысль казалась теперь совершенно очевидной. Да ведь это разом все изменит! Он помолчал, переваривая информацию; в мозгу роились десятки вопросов. Помогут ли американцы? Одобрит ли правительство? Не ответят ли арабы тем же?
Значит, умник из министерства, говоришь? Наверняка Моше Даян.
Без комментариев, ответил Борг.
И что, кабинет министров одобрил?
Поначалу устроили долгие прения. Кое-кто из представителей старшего поколения возражал: мол, не для того они жизнь положили, чтобы потом сидеть и смотреть, как Ближний Восток сотрут с лица Земли в ядерной катастрофе. А оппозиция привела такой аргумент: если мы раздобудем бомбу, арабы тоже подсуетятся, и баланс сил останется прежним. Как выяснилось, они ошибались.
Борг сунул руку в карман, достал маленькую пластиковую коробочку и передал Дикштейну. Тот включил боковой свет и принялся ее рассматривать. Она была синего цвета, плоская и умещалась на ладони; внутри лежал конверт из плотной светонепроницаемой бумаги.
Что это?
В феврале в Каир прибыл некий Фридрих Шульц, физик. По национальностиавстриец, работает в Штатах. Судя по всему, отдыхал в Европе; его билет в Каир оплачен египетским правительством.
Я назначил слежку, но он ускользнул от нашего мальчика и на двое суток исчез в Ливийской пустыне. Судя по спутниковым снимкам из ЦРУ, в том районе разворачивается какое-то масштабное строительство. Когда Шульц вернулся, у него в кармане обнаружили вот такую штуку. Это индивидуальный дозиметр; в конвертекусок обычной фотопленки. Его можно положить в карман, прикрепить к отвороту пиджака или на пояс. Если ты подвергся облучению, при проявке пленка будет частично засвечена. Такие дозиметры носят все, кто работает на атомной станции или посещает ее.
Дикштейн выключил свет и отдал контейнер.
Иными словами, арабы уже делают атомные бомбы, тихо сказал он.
Вот именно! Борг зачем-то повысил голос.
Значит, правительство дало добро на изготовление собственной бомбы?
В принципе да.
То есть?
Имеются некоторые сложности практического характера. Сам «часовой механизм», так сказать, довольно прост. Любой, кто может смастерить обычную бомбу, справится и с атомной. Проблема в том, чтобы достать взрывчатое веществоплутоний. Его можно получить из атомного реактора как побочный продукт выработки. Реактор у нас есть в Димоне, в пустыне Негев. Ты в курсе?
Да.
В нашей стране это, похоже, секрет Полишинеля. Однако для извлечения плутония из отработанного топлива необходимо соответствующее оборудование. Мы могли бы построить перерабатывающий завод, но у нас нет своего урана, чтобы прогнать через реактор.
Погоди-ка, нахмурился Дикштейн. Разве мы не используем уран для обычной работы реактора?
Нам поставляют его из Франциипри условии, что мы возвращаем использованное топливо обратно на переработку, а плутоний они извлекают сами.
Другие поставщики?
Навяжут те же условияэто часть договора о нераспространении ядерного оружия.
Но ведь рабочие на реакторе могут оставить немного отработанного топлива себетак, чтобы никто не заметил.
Не могут. Исходя из объема поставляемого урана рассчитывается точное количество плутония на выходе; учитывают все тщательно, поскольку вещество очень дорогое.
Значит, проблема в том, как раздобыть уран?
Ага.
И решение?..
Ты его украдешь.
Дикштейн посмотрел в окно. Взошла луна и осветила стадо овец, сгрудившееся в углу поля; за ними, опираясь на посох, присматривал пастух-арабготовый библейский сюжет. Значит, вот оно что: нужно украсть уран для Земли Обетованной. В прошлый раз это было убийство лидера террористов в Дамаске; до тогошантаж богатого араба в Монте-Карло, финансировавшего фидаев.
Пока Борг говорил о политике и ядерных реакторах, Дикштейн слушал с интересом, забыв о себе. Теперь же он вспомнил, что все это касается его напрямую. Вновь нахлынули тошнотворный страх и воспоминания. После смерти отца семья отчаянно бедствовала; когда приходили кредиторы, Ната посылали отвечать: «Мамы нет дома». Те знали, что это ложь, и он это понимал; они смотрели на мальчика со смешанным чувством жалости и презрения, пронзавшим его насквозь.
Он никогда не забудет то ощущение невыносимого унижения И вот оно вернулось, запульсировало, словно маяк из подсознания: «Натаниэль, пойди-ка укради немножко урана для своей родины».
Матери он всегда отвечал: «Ну почему я должен?»
И сейчас он спросил Борга:
Если мы все равно собираемся красть, почему бы тогда просто не купить уран, а потом отказаться вернуть на переработку?
Потому что так все узнают о нашей затее.
И?
Экстракция займет несколько месяцев. За это время могут случиться две вещи: во-первых, египтяне ускорят свою программу, во-вторых, на нас надавят американцы и заставят отказаться от идеи атомного оружия.
А Это ухудшало положение. Значит, украсть надо так, чтобы никто на нас не подумал.
Даже больше того. Голос Борга был резким и хриплым. Никто не должен догадаться, что это кража. Все должно выглядеть как недоразумение. Владельцы и прочие международные организации будут настолько обескуражены пропажей, что сочтут нужным ее замять. А когда обнаружат правду, будет поздноони сами себя скомпрометируют замалчиванием.
Рано или поздно все откроется.
Но сперва мы получим бомбу.
Они ехали вдоль побережья; справа в лунном свете поблескивало Средиземное море. Дикштейн заговорил и с удивлением отметил нотки усталой покорности в своем голосе:
О каком объеме идет речь?
На двенадцать бомб понадобится около сотни тонн желтого кекаурановой руды.
Значит, незаметно положить в карман не удастся. Дикштейн нахмурился. И сколько она стоит?
Около миллиона долларов.
Думаешь, они вот так просто возьмут и замнут скандал?
Если все сделать по уму.
Но как?
А это уже твоя работа, Пират.
Боюсь, задача невыполнима.
А надо выполнить. Я уже сказал премьер-министру, что мы справимся. Нат, моя карьера висит на волоске.
Да пошел ты к черту со своей карьерой!
Борг нервно закурил еще одну сигару. Дикштейн приоткрыл окно, чтобы проветрить. Внезапная вспышка злости не имела отношения к неуклюжей попытке Борга воззвать к его чувствамПьер никогда не отличался способностью к эмпатии. На самом деле из колеи его выбили неожиданно возникшие в голове картины ядерных облаков над Иерусалимом и Каиром; хлопковые поля у берегов Нила и виноградники возле Галилейского моря, выжженные радиоактивными осадками; весь Ближний Восток, превращенный в мертвую пустыню; поколения генетических уродов
И все же мирное урегулирование было бы лучшим выходом.
Борг пожал плечами.
Вот уж не знаю. Я в политику не лезу.
Ага, конечно!
Слушай, раз у них уже есть бомба, что нам остается? вздохнул Борг.
Если б все было так просто, мы бы созвали пресс-конференцию, объявили, что египтяне изготавливают бомбу, и пусть мировое сообщество их останавливает. Мне кажется, наши в любом случае хотят ее заполучить, а все остальноелишь повод.
А если они правы? Сколько можно воевать? Однажды мы проиграем.
Надо заключить мир.
Борг фыркнул.
Ты такой наивный, это что-то!
Мы могли бы в чем-то уступить: оккупированные территории, Закон о возвращении, равные права для арабов в Израиле
У арабов и так равные права.
Дикштейн невесело усмехнулся.
Ты такой наивный, это что-то!
Послушай! Усилием воли Борг взял себя в руки. Дикштейн понимал его чувства, разделяемые многими израильтянами: они считали, что, если подобные либеральные идеи распространятся в обществе, это будет начало концауступка последует за уступкой, пока всю землю не подадут арабам на тарелочке; такая перспектива больно била по национальному самосознанию. Послушай, повторил он. Может, нам и стоило бы продать право первородства за чечевичную похлебку, но в реальности граждане нашей страны не станут голосовать за «мир любой ценой». Да ты и сам в глубине души понимаешь, что арабам мир тоже не особо нужен. Нам все равно придется с ними воевать; а раз так, то мы должны победитьа для этого нам нужен уран.
Вот что меня в тебе особенно беситты почти всегда прав, сказал Дикштейн.
Борг опустил стекло и выбросил окурок, рассыпавший искры, словно маленькая шутиха. Впереди виднелись огни Тель-Авива: они почти приехали.
Знаешь, обычно мне не приходится спорить с агентами о политике, сказал Борг. Они просто выполняют приказы, как и подобает.
Не верю, ответил Дикштейн. Мы нация идеалистов.
Возможно.
Был у меня один знакомый, звали его Вольфганг. Он тоже любил повторять: «Я всего лишь выполняю приказ», а потом ломал мне ногу.
Да, ты рассказывал.
Когда предприятие нанимает бухгалтера, тот первым делом говорит, что у него слишком много работы по распределению финансовых ресурсов компании, а для ведения учета нужно нанять младшего бухгалтера. Нечто подобное происходит и у тайных агентов. Государство создает службу разведки с целью выяснить, сколько танков у соседа и где он их прячет; но не успеете вы произнести «МИ-5», как они заявят, что слишком заняты слежкой за подрывными элементами на родине, поэтому для нужд военной разведки требуется отдельное подразделение.
Так было и в Египте в 1955 году. Недавно созданную спецслужбу разделили на два управления: военная разведка занималась подсчетом израильских танков, а Департамент общих расследований снимал все сливки.
Во главе обоих подразделений стоял руководитель службы общей разведкивидимо, чтобы еще больше все запутать; формально он подчинялся непосредственно министру внутренних дел. Однако контролировать разведку непременно пытается и глава государства. На то есть две причины. Во-первых, агенты постоянно разрабатывают совершенно безумные проекты убийств, шантажа или захвата территории; если их воплотить в жизнь, может выйти ужасный скандал, так что президенты и премьер-министры считают необходимым лично присматривать за этими инстанциями. Во-вторых, служба разведкиисточник власти, особенно в странах с нестабильной обстановкой, а глава государства всегда стремится прибрать эту власть к рукам.
Таким образом, на практике руководитель службы общей разведки в Каире подчинялся либо президенту, либо его довереннному лицу.
Каваштот самый араб, который допрашивал Тофика и передал дозиметр Пьеру Боргу, работал в Департаменте общих расследований, более светской части системы. Он был человеком умным и целостным, но при этом глубоко религиозным. Его крепкая вера, доходящая порой до мистицизма, порождала самые невероятные убеждения. Он принадлежал к той ветви христианства, которая считала, что возвращение евреев в Землю Обетованную предписано Библией и является предвестием конца света. Следовательно, препятствовать возвращению значило совершить грех, а способствоватьбогоугодное дело. Именно поэтому Каваш стал двойным агентом.
Работа заменяла ему все. Следуя своей вере, Кавашу мало-помалу пришлось свести на нет общение с друзьями, соседями и дажеза некоторым исключениемс семьей. Из личных амбиций осталось лишь желание попасть в рай после смерти. Он вел аскетический образ жизни; единственным земным удовольствием для него стало интеллектуальное превосходство над противником. Каваш во многом походил на Пьера Борга, кроме одного: он был счастливым человеком.
Однако сейчас его тоже беспокоило дело профессора Шульца: пока что в этой игре он терял очки. Проблема заключалась в том, что проект «Каттара» вел Департамент военной разведки. Наконец, после длительного поста и медитации, бессонной ночью Каваш разработал план внедрения.
В Главном управлении разведслужбы, координировавшем оба департамента, работал его троюродный брат Ассам. Каваш был младше его, но отличался куда большей хитростью и сообразительностью.
Жарким днем братья сидели в задней комнате маленькой грязной кофейни на улице Шерифа Паши, пили тепловатый лаймовый кордиал и отгоняли мух, выпуская клубы табачного дыма. Они походили на друг другав одинаковых легких костюмах, с тонкими усиками а-ля Насер. С помощью Ассама Каваш намеревался разузнать о Каттаре; для этого он продумал убедительную стратегию поведения, на которую тот должен купиться. Однако дело следовало вести очень тонко и деликатно. Внешне Каваш сохранял обычное хладнокровие, ничем не выдавая внутреннего волнения.
Для начала он выбрал тактику прямолинейности:
Брат мой, ты знаешь, что происходит в Каттаре?
Красивое лицо Ассама приняло скрытное выражение.
Если ты не в курсе, я ничем не могу помочь.
Каваш покачал головой.
Никто и не требует от тебя раскрытия секретов; к тому же я и сам догадываюсь, о чем речь, солгал он. Проблема в другом: мне не нравится, что дело ведет Мараджи.
Почему?
Я беспокоюсь о твоей карьере.
Мне нечего волноваться
А стоило бы. Имей в видуМараджи метит на твое место.
Хозяин кофейни принес блюдо олив и две питы. Каваш молча наблюдал за выражением лица Ассама: от природы закомплексованный, тот явно заглотил наживку.
Я так понимаю, Мараджи отчитывается непосредственно перед министром?
У меня есть доступ ко всем документам, возразил Ассам, оправдываясь.
Ну, мало ли что он там может шепнуть на личной аудиенции. Сейчас у него очень сильная позиция.
Ассам нахмурился.
А ты-то откуда узнал об этом деле?
Каваш прислонился к прохладной бетонной стене.
Один из людей Мараджи сопровождал кое-кого в Каире и засек «хвоста»: им оказался израильский агент по кличке Тофик. У Мараджи в городе нет своих людей, поэтому запрос телохранителя передали мне.
Ассам презрительно фыркнул.
Мало того, что допустил за собой слежку, так еще и обратился не по адресу. Ну куда это годится!
Все можно исправить, брат мой.
Продолжай, сказал Ассам, почесывая нос рукой, унизанной перстнями.
Расскажи своему руководству о Тофике. Объясни, что Мараджи, при всех его несомненных талантах, не умеет подбирать людей, поскольку молод и неопытенпо сравнению с тобой, например. Настаивай на том, чтобы тебя назначили ответственным за кадры на проекте «Каттара», и посади туда своего человека.