За окном почти бесшумно плыла ночь. Город затихал, засыпал. А Дымов продолжал чтение.
Глава 3.Спокойная ночь
Нынешняя ночь была относительно спокойной: телефоны молчали, связные со срочными донесениями не появлялись, никаких чрезвычайных происшествий не произошло, и дежурная по отделу контрразведки Н-ского соединения лейтенант Строева могла заниматься и личными делами. К личным делам относилось короткое, полное нежности письмо матери, чтение свежих газет и, наконец, воспоминания о недавнем, близком, желанном и уже таком далеком прошлом.
Отложив в сторону газеты и притушив настольную керосиновую лампу, девушка поудобнее устроилась на стуле, закинула руки за голову и задумалась.
Вчера лейтенанту Нине Строевой исполнился двадцать один год, и ей было немного грустно. Обычно день ее рождения отмечался как большой семейный праздник. В годы внезапно кончившегося детства все выглядело по-иному. Еще накануне вечером, ложась спать, она знала, что утром найдет на стуле, рядом с кроватью, подарокто красивую куклу с большими голубыми глазами на розово-глянцевитом лице, то новое платьице с кружевами и оборочками. Когда она стала старше, папа торжественно вручал ей то массивную книгу в переплете с золотым тиснением, то желтый портфель с множеством пряжек и застежек, и обязательнокоробку конфет.
Вечером собирались гостиродственники, школьные подруги и товарищи, их родители. Все поздравляли именинницу, желали ей здоровья, счастья, исполнения всех желаний. На тумбочке, возле шкафа, вырастала горка подарков. Все шумно разговаривали, танцевали, пели. Ах, как хорошо и весело катились дни совсем недавно, кажется, только вчера!
Когда началась война, Нине было семнадцать лет. Из маленькой пухленькой девчурки, которую в школе называли колобком, она превратилась в стройную рослую девушку с длинными светло-каштановыми косами, с черными глазами на смуглом привлекательном лице. Добрая улыбка, свидетельствовавшая о мягкости характера, встречала всех подходивших к ней. Но на школьных и комсомольских собраниях, в спортивном зале или в осоавиахимовском стрелковом тире вместо улыбки на лице Нины появлялось выражение сосредоточенности, возле ясно очерченных девичьих губ ложилась складка. Она напоминала о том, что у этой нежной красивой девушкисильная воля, под стать любому из ребят, с уважением и восхищением глядевших на нее. Эта воля помогла Нине не только отлично окончить школу, но и стать отличным стрелком и опытным мотоциклистом. Эта воля помогла ей обычный школьный курс немецкого использовать только как начало, как основу настоящего, глубокого изучения языка. Она мечтала поступить в институт иностранных языков, но война разрушила все планы, все мечты и заставила не только повзрослеть, но и сразу же, без промедлений, определить свое место в жизни.
Отец Нины, военный инженер, вскоре уехал на фронт. Мать, рано поседевшая женщина, поступила работать в госпиталь. А Нина отправилась в военкомат с просьбой послать ее на фронт: онаактивист Осоавиахима, стрелок, мотоциклист, хорошо владеет немецким Райвоенком, хмурый, усталый, пропустил мимо ушей сообщение Строевой об умении стрелять и водить мотоцикл. Но, услыхав, что девушка знает немецкий, он оживился, и Нина поняла, что ее военная профессия определилась. Действительно, ее взяли в армию, обучали несколько месяцев на специальных курсах, а затем послали на фронт в качестве военного переводчика.
Вчера, поздним вечером, улегшись на походной скрипучей койке, Нина долго не могла заснуть. Вокруг деревенской избы носился и свистел ветер. Что-то шумело на крыше, а потом застучал в окно сильный дождь. Бревенчатые стены избы тревожно поскрипывали. Комната часто освещалась короткими вспышками бледно-зеленого цвета: то ли по небу проскакивала молния, то ли где-то вспыхивали и гасли осветительные ракеты. Перед Ниной проходили картины ее детства, девичьих мечтаний и увлечений, и на душе сделалось вдруг горько-горько. Она даже всплакнула немного, спрятав голову в подушку и прикрывшись серым, шершавым одеялом.
Нина, конечно, устыдилась своих слез. Девчонка! Лейтенант, фронтовики плачет! Но это не были слезы слабости или беспричинной, непонятной тоски. Нет, перед девушкой во всей своей красоте и радости на короткое мгновение встала жизнь, в которую она входила, как молодая хозяйка входит в новый, пахнущий свежестью и сверкающий чистотой дом. Как хорошо было жить, учиться, мечтать. И все это сломал, опоганил враг, пришедший на родную землю издалека, из-за той невидимой черты, которая именуется границей. И, чтобы снова вернуться к этой светлой жизни, которая уже владела всем ее существом, миллионы советских людей идут сквозь огонь и дым войны, теряют на поле боя дорогих и близких своих, но гонят, истребляют врага.
Нина не была героем. Она не лежала в снайперских засадах, выслеживая врага, не ползала под огнем, вытаскивая раненых, не бросалась в атаку, увлекая за собой дрогнувших и колеблющихся. Она была всего-навсего скромным военным переводчиком в отделе контрразведки. Но, когда, присутствуя на допросах пленных, захваченных шпионов и диверсантов, Нина переводила вопросы и ответы, она делала это не формально, не механически, а вкладывала в свой труд страстное желание разоблачить вражеского лазутчика, выведать тайные замыслы пославших его. Здесь, в комнате следователя, было ее поле боя, здесь она воевала с фашизмом, здесь она чувствовала, что служит своей армии, своей Родине.
Здесь же, на фронте, родилось ее первое чувство, которое она тщательно скрывала от всех. Но это плохо удавалось. Едва на пороге появлялся капитан Кленов, Нина то вспыхивала румянцем, то бледнела, ее слова звучали то очень тихо, то неестественно громко, а в выражении глаз, в движениях тонких рук, в походке появлялось что-то новое, женственное.
Замечал ли это капитан Кленов? Конечно. А Нине казалось, что не замечал. Ей и хотелось этого и не хотелось. Иногда она раздражалась и делалась в разговоре с ним насмешливой, колючей. Он же спокойно, без тени удивления отвечал на ее колкости шутками и тем обезоруживал ее. Но все чаще и чаще вместо насмешек в ее голосе звучала затаенная нежность, во всяком случае, что-то такое, что находило отзвук в сердце капитана. На его лице она читала ответы на свои вопросы, и эта молчаливая беседа взглядами наполняла ее радостью и веселой энергией.
В такие минуты она жалела, что спорила с товарищами, стараясь преуменьшить способности командира роты разведчиков, жалела, что только накануне советовала ему стать профессором и читать лекции с кафедры университета, а не заниматься разведкой. В общем Нина переживала все то, что переживают девушки в пору своей первой любви.
С утра все товарищи по отделу поздравили Нину с днем рождения, а лейтенант Семушкин из разведроты сфотографировал ее и пообещал дать такое количество фотокарточек, что их хватит на всех родных и знакомых. На подоконнике, который принадлежал в этой избе ей, появились флакон с духами, коробка печенья, записная книжка, автоматическая ручка. Офицеры отдела постарались отметить эту дату скромными подарками. Кленов принес ей книжку лирических стихов Константина Симонова, в голубой обложке, и тоже положил на подоконник. На обороте обложки Нина прочитала несколько слов:
«Даже в самые трудные минуты жизни сердце всегда остается сердцем. Андрей Кленов».
Ей было достаточно этих слов, чтобы понять их по-своемутак, как подсказывало сердце.
Не поздравил Нину только ее начальникполковник Родин. Он просто не успел этого сделать, так как с утра уходил надолго к командующему, а потом сразу же засел за служебные дела.
Когда начинался и когда кончался рабочий день полковника, определить было трудно. Еще до прихода офицеров в отдел Петр Васильевич успевал просмотреть срочные донесения, ознакомиться с полученными документами, послушать сообщение Совинформбюро. Поздней ночью на его столе всегда горел свет и гас только к рассвету. Но, как бы ни был загружен полковник, он не мог отказаться от своей старой привычки почитать на сон грядущий.
Читал Родин неторопливо, вдумчиво, записывая полюбившиеся ему места, обороты речи, удачные сравнения. Эту манеру неторопливости и вдумчивости, выработанную за много лет партийной работы, принес он и в свою новую, напряженную работу начальника отдела контрразведки.
Офицеры отдела относились к полковнику с искренним уважением. Спокойный, отзывчивый, требовательный, но справедливый, всегда уравновешенный, он и в подчиненных воспитывал эти качества. Нередко можно было видеть, как взволнованный, запыхавшийся офицер, торопившийся доложить что-то весьма срочное, должен был немного поостыть, прежде чем с ним заговорит и выслушает его Петр Васильевич.
Темнота еще не рассеялась, но уже угадывалось приближение рассвета. Погасив лампу и подняв маскировочные шторы на окнах, полковник вышел в комнату, где сидела Строева.
Дежурите?спросил он, протирая по привычке стекла очков.
Дежурю, товарищ полковник.
Небось спать хочется?
Ничего, я уже привыкла.
Привыкла!ворчливо повторил он.К бессоннице привыкнуть нельзя. Да что ж поделаешь
Полковник сделал шаг к двери, но вдруг остановился и сконфуженно развел руками.
Простите меня, Нина. Стар становлюсь, память подводит. Ведь у вас вчера был день рождения?!
ДаСтроева смутилась и залилась румянцем.Пустяки.
Какие же это пустяки, если девушке стукнуло двадцать один год! Нет-нет, вы уж меня извините за забывчивость. Поздравляю вас от всей души. Желаю расти большой, умной, красивой.
Постараюсь,ответила Строева, пожимая протянутую ей руку.
Собственно, все эти качества у вас уже есть,продолжал полковник в том же тоне. В его усталых глазах, глядевших из-под стекол очков, Нина уловила что-то теплое, отцовское. А он и впрямь, будто угадав ее мысль, сказал:
И у меня дочь. Такая же Верочка.
Он присел на стул и замолчал. Левая бровь полковника вдруг запрыгала, скулы заострились. Сняв очки, он откинулся на спинку стула и необычно долго сидел в таком положении. Нина сразу поняла, что у этого человека большое горе и ему тяжело вспоминать о нем. Она растерянно глядела на Родина, не зная, что делать, спросить ли о чем, уйти ли. Но полковник уже справился с собой. Он снова выпрямился на стуле, надел очки и добрым взглядом посмотрел на Строеву.
Да, Нина Викторовна,сказал он, чуть покачивая головой.Была у меня дочь, Вера. Погибла от бомбы в Ленинграде.
Петр Васильевичтихо проговорила Нина, прижимая руки к груди.
Да Глядя на вас, Нина, я иногда вижу дочь. Так что будьте послушной дочерью,добавил он, видимо, пытаясь вернуть себе душевное равновесие.
Я всегда была и буду послушной.Нина обрадовалась, что полковник шутит.
Очень хорошо. Сейчас передам вам мой подарок.
Полковник прошел в свою комнату, вынул из ящика стола маленькую рубиновую звездочку и передал Нине.
Вот. К сожалению, ничего другого у меня сейчас нет. Звездочкаона символизирует многое Так что не обижайтесь на старика.
Спасибо, Петр Васильевич. Я вам очень благодарна.
А что подарил капитан Кленов?неожиданно спросил Родин, хитро улыбаясь. Нина вспыхнула, опустила голову и не нашлась, что ответить.
Неужели ничего не подарил?продолжал полковник, все так же хитро улыбаясь.Ай, как нехорошо. Что же это он?
Он подарил мне стихи Симонова,сказала, наконец, Нина, не поднимая глаз.
Вот как! Молодец! Знает, что надо дарить девушке даже на войне.
Капитан Кленовначала Нина, пытаясь переменить тему, но полковник сделал это сам.
Сколько вам еще осталось дежурить?спросил он, взглянув на часы.
Еще два часа. Сегодня ночь спокойная.
Да-анеопределенно протянул полковник.Ну, я пойду в свой особняк. Если чтозвоните или шлите посыльного.
Полковник Родин надел фуражку и вышел.
Безлунная августовская ночь дышала спокойствием и миром. Где-то далеко прогромыхал гром. Гром ли? Трудно было представить, что всего в нескольких десятках километров отсюда идут бои. Тампередний край, линия огня и смерти. А здесьтишина и безлюдье. Только изредка вспыхивающие и медленно гаснущие в темном небе разноцветные ракеты да непрерывно шарящие в густых облаках лучи прожекторов напоминают, что фронт близок.
Полковник Родин знал, что эта разлитая вокруг тишинатишина кажущаяся, обманчивая. На самом деле район, где разместилось Н-ское соединение, находившееся в резерве командования фронта, жил напряженной, кипучей жизнью. Эта незаметная днем жизнь начиналась с наступлением сумерек, продолжалась непрерывно всю ночь и замирала только к рассвету. В район Н-ского соединения подтягивалась новая боевая техника, из тыла подходили свежие воинские части. Здесь, в лесах, рощах, лощинах, возле селений, на сравнительно небольшом плацдарме сосредоточивалось все необходимое для успешного развития начавшегося наступления советских войск.
Словно огромная стальная пружина, стягивалась, сжималась здесь наша боевая мощь в ожидании того часа, когда по приказу командования можно будет развернуться и ударить по врагу.
Профиль местности способствовал маскировке. Лесной массив, расстилавшийся на десятки километров, вплотную примыкал к гряде невысоких холмов и создавал надежное естественное укрытие.
Ночь была прохладной. Легкий ветерок приносил с собой запахи леса, скошенного сена, лесных цветов и трав.
Петр Васильевич шел медленно, освещая дорогу карманным фонариком. Изредка он на секунду закрывал глаза и глубоко вдыхал свежий, бодрящий воздух. Мысли его уносились далеко-далеко, в родные места, в Ленинград, где он родился, вырос, работал. В такие минуты, свободные от служебных забот, он всегда с грустью и радостью думал о мирной жизни, о семье.
Товарищ полковник! Товарищ полковник!Родина догнал посыльный из отдела.Лейтенант Строева велела найти вас. Срочная телефонограмма!
Родин осветил фонариком белый листок бумаги. Телефонограмма действительно оказалась срочной. Из штаба ПВО сообщали, что самолет противника в 0.15 пересек линию фронта в районе квадрата 58-06. Затем изменил курс, снизился и, выбросив парашютистов в районе квадрата 47-55, возвратился к линии фронта и пересек ее.
Это было обычное в прифронтовых условиях сообщение. Однако при всей своей обычности оно не могло не встревожить полковника.
Хмуря брови, нервно покусывая губы, он круто повернулся и быстрым шагом возвратился в отдел.
Еще в пути приказал посыльному немедленно вызвать командира роты разведчиков капитана Кленова.
Вот вам и спокойная ночь,сказал он Строевой, проходя мимо нее в свою комнату.Никуда не отлучайтесь.
Слушаюсь!В голосе полковника Строева уловила тревожные нотки.
Большая, чисто прибранная комната (раньше в этой избе помещалась канцелярия сельсовета) казалась сумрачной и неуютной. Полковник поправил маскировочные шторы, закрывавшие окна, зажег настольную лампу. Из небольшого сейфа, стоящего в углу, вынул карту, бережно разгладил ее и разложил на письменном столе.
Квадрат 47-55. Здесь кружил вражеский самолет. Петр Васильевич стал красным карандашомпунктиромнамечать вероятные пути следования парашютистов после приземления. Сколько их? Куда они направились? Внимательно разглядывая карту, Родин задержался на двух небольших, но очень важных пунктах, расположенных близко друг от друга и соединенных рокадной железной дорогой. Мелькнула мысль, что, может быть, враг пробирается сюда, к железной дорогеосновной магистрали, по которой идет подвоз боевой техники.
Отложив карандаш, полковник закурил и задумался. У него были все основания встревожиться. Случайна ли выброска парашютистов именно здесь, за пятьдесят километров от линии фронта? Ведь подготовка к дальнейшим наступательным операциям проходила в строгой тайне. Внезапности удара наше командование придавало важнейшее значение.
Офицеры отдела, привыкшие видеть своего начальника неизменно спокойным, были бы озадачены его теперешним состоянием. Петр Васильевич шагал из угла в угол, непрерывно курил, несколько раз подходил к столу и делал пометки в блокноте. Потом снова принимался ходить по комнате. И, наконец, как бы подытоживая свои размышления, он возвратился к столу и стал карандашом обводить чуть заметные кружочки вокруг наименований немногочисленных сел, расположенных в Черенцовском районе.
Топкий вибрирующий звук зуммера полевого телефона отвлек полковника от этой работы. Его подчиненный сообщал из артиллерийского полка о том, что водитель поврежденного тягача, застрявшего на лесной дороге, сержант Зубин слышал, как ночью над лесом кружил самолет. Зубину удалось заметить и самолет, и стремительно летевший вниз серенький комочек.