Лев Самойлович ЗильверБыть на-чеку!
От издательства
Славная деятельность советской разведки, направленная к разоблачению и выкорчевыванию всех врагов народашпионов, вредителей и диверсантовглубоко интересует и волнует нашу детвору. Советский народ и его детипламенные патриоты своей родиныпомогают советской разведке в ее трудной борьбе с врагами.
В настоящем сборнике собран ряд рассказов о коварных методах агентов фашистских разведок, засылаемых в нашу страну капиталистическими государствами. В рассказах показана та огромная работа, которую ведут славные наркомвнудельцы, руководимые сталинским наркомом тов. Н. И. Ежовым, а также та любовь, которой окружает советский народ свою славную советскую разведку.
Эти рассказы, написанные на живом, фактическом материале, могут послужить хорошим пособием для бесед в пионерском отряде.
Паутина
Старший инженер отдела технического контроля одного из спецзаводов, Виктор Александрович Игнатюк, праздновал день рождения своей дочери Галочки.
Шестилетняя Галочка, взобравшись на колени отца, торжественно заявила присутствующим, что сегодня она вырастет на целый год и что ночью спать не будет, потому что хочет видеть, как будет расти.
Было шумно и весело. Неожиданно в передней прозвучал звонок.
Кто это может быть? недоуменно сказала жена Игнатюка, поднимаясь и идя в коридор. Гостей они больше не ждали.
Вскоре она вернулась. Вид у нее был встревоженный.
Витя, тихо обратилась она к мужу, тебя какая-то женщина спрашивает. Узнала, что у нас гости, отказалась зайти. Просила передать, что у нее срочное дело и что придет завтра, в восемь часов вечера. Просила, чтобы ты ее ждал. Кто это, Витя? спросила она мужа.
Игнатюк пожал плечами:
Понятия не имею. Может быть, она ошиблась адресом? Ты узнала точно, ко мне ли она?
Жена кивнула головой.
Да, адрес у нее наш, фамилию твою она назвала правильно.
Заниматься догадками было некогда. Гости вставали из-за стола, просили музыку.
Следующий день был обычным трудовым днем. Рано утром, поцеловав спящую Галочку, Игнатюки ушли вместе на работу.
Только в обеденный перерыв жена вспомнила о вчерашней посетительнице.
Зайдя после работы к мужу в отдел, она напомнила ему о «гостье», предупредила, что ее самой дома не будет, так как вечером она занимается на курсах.
Наступил вечер. Игнатюк сидел дома, читал и нервничал, ожидая странную посетительницу.
В соседней комнате возилась работница с дочерью.
Ровно в восемь часов прозвучал звонок. Игнатюк открыл дверь. Перед ним стояла высокая худая женщина, хорошо одетая, в шляпке с вуалью.
Товарища Игнатюка можно видеть?
Я Игнатюк, сухо произнес инженер, стоя в дверях.
Можно пройти к вам? Я вас не задержу, чуть насмешливо сказала она.
Игнатюк вместе с гостьей прошел в комнату.
Я от вашего брата, тихо сказала женщина, подняв вуаль и показывая уже немолодое, с резкими правильными чертами лицо. Я от вашего братаДмитрия Александровича, повторила она еще раз.
От Мити?! Не может быть?.. Разве он жив?! растерянно произнес Игнатюк.
Жив и здоров, улыбнулась посетительница.
Но почему он так долго молчал? Ведь шестнадцать лет никаких вестей. Как ушел на фронт, так и пропал. Мы все были уверены, что он погиб.
Вы разрешите мне сесть? уже настойчиво сказала посетительница. История вашего брата коротка, я не задержу вас
Что вы, пожалуйста, я очень рад, суетливо произнес Игнатюк, подвигая стул.
Прежде всего давайте знакомиться. Вас я уже знаю. Моя фамилия Витковская. Я сестра жены вашего брата, или, как называют у вас, своячиница Дмитрия Александровича.
Вы правы, продолжала она. В 1920 году Дмитрий был почти мертв. Он получил тяжелое ранение под Сосновицами и был взят в плен. Пролежав около двух месяцев в больнице, Дмитрий в числе других военнопленных оказался в концентрационном лагере. Ваш брат, выгодно отличавшийся своей грамотностью и интеллигентностью от большинства пленных, пользовался особыми симпатиями со стороны начальства, в частности хорунжего Витковского. Через несколько месяцев пребывания в лагере Витковский предложил ему работать у себя в имении. Дмитрий Александрович принял это предложение. Так началась его новая жизнь. Здесь он познакомился с Ядвигой Витковской, впоследствии ставшей его женой. В 1924 году ваш брат переменил подданство, а с 1929 года перешел на государственную службу. Сейчас Дмитрий на очень большой работе в тайной полиции
Последние слова были произнесены очень тихо. Витковская не спускала пристального, колючего взгляда с Игнатюка.
Теперь вы понимаете, почему он не писал так долго. Послать письмо почтой или даже через недостаточно близкого человекаэто значило поставить под угрозу вас, вашу семью. Связь с братоминостранным подданным, крупным чиновником полицииведь это не вполне удобное родство для вас, советского инженера Не правда ли?
Игнатюк сидел ошеломленный. «Брат, отказавшийся от советского гражданства! Полицейский чиновник! Какой ужас!.. Но эта женщина, почему она здесь, с какой целью?»
Я буду с вами откровенна, продолжала Витковская, как бы угадывая его мысли. В ближайшие дни я уезжаю. Отвезу ваш привет Дмитрию, даже письмо, и пусть это будет общей семейной тайной, связывающей нас за сотни километров друг от друга.
Последние слова Витковская произнесла с улыбкой, вставая и прощаясь с Игнатюком.
Уже у самых дверей Витковская вскользь заметила, что Дмитрий был бы очень рад получить от брата если не письмо, то хотя бы карточку с надписью.
Игнатюк вернулся в комнату, взял карточку, приготовленную им для пропуска на завод, черкнул несколько слов и передал Витковской.
Дверь захлопнулась, он остался один.
«Нужно рассказать жене, завтра сообщить начальнику завода», мелькнула мысль. Он отогнал ее.
«Зачем? Ведь никто не знает. Из года в год во всех анкетах, автобиографиях он писал, что брат убит во время гражданской войны. Неизвестно еще, как теперь отнесутся к его заявлению. Подумают, что скрывал. Нет, нет, молчать и только молчать»
Потекли дни. В водовороте дел, новых встреч и событий Игнатюк стал забывать это странное, неприятное для него свидание.
Прошло полмесяца. Ему принесли и лично передали письмо. Игнатюка просили зайти, называли адрес, писали, что есть новости от Димы.
Игнатюк пошел. И здесь встретившие его Витковская и неизвестный мужчина прямо сказали, что они находятся в СССР и работают по заданию его брата.
Вы должны нам немного помочь, заявила Витковская и перечислила ряд вопросов о заводе, которые интересовали шпионов. И не думайте отказываться, продолжала она. Связь с братом, скрытая вами, ваша карточка, наконец, сегодняшнее свиданиевсе это само по себе достаточно убедительно Но не будем ссориться, лучше останемся хорошими, добрыми родственниками, закончила Витковская.
И Игнатюк согласился. Он стал другом и пособником шпионов, врагов государства.
Малодушие, трусость не позволяли ему встать на единственно правильный путь чистосердечного и полного признания.
Не имея достаточно мужества и честности, чтобы разорвать паутину, сплетенную вокруг него, он запутывался в ней все больше и больше, стал предателем и врагом родины.
Так продолжалось несколько месяцев. Встречи стали регулярными. Задания, даваемые Игнатюку, делались все более ответственными и серьезными. У изолгавшегося до конца, жившего все эти дни двойной жизнью Игнатюка все чаще мелькала мысль о самоубийстве, но он продолжал делать свое темное, страшное дело предателя, шпиона.
Вскоре Игнатюк был арестован.
В ходе следствия было установлено, что брат Игнатюка действительно был убит во время гражданской войны в 1920 году.
Сорванная игра
Горнецкий был немолодым членом партии. За плечами у него значительный революционный путь, годы гражданской войны, несколько ранений в боях с интервентами в 19181919 годах.
В 1936 году Горнецкий работал начальником одного из отделов треста, имеющего крупное оборонное значение.
За последнее время у Горнецкого появилась слабость. Он стал сильно выпивать. В кругу приятелей он часто говорил о «небольшом и заслуженном отдыхе после большой и трудной жизни».
Стал завсегдатаем ресторанов. В компании двух-трех собутыльников, обычно сослуживцев, он коротал свои досуги за бутылкой вина.
Работал Горнецкий упорно и много, но все яге выпадали такие «боевые» дни, когда со всеми делами справиться не удавалось. И тогда, вопреки общему запрещению по тресту, Горнецкий туго набивал бумагами свой объемистый портфель: он уносил их дорабатывать домой.
В этот памятный день Горнецкий тоже решил после службы работать дома.
Срочные бумаги, письма, планы заводоввсе это нужно было разобрать, прочесть, ответить.
Был хороший весенний вечер. Медленно идя по улице, Горнецкий подумал, что недурно бы немного «зарядиться» перед работой.
Маленькая пивная, в которую он часто заглядывал, возвращаясь домой, гостеприимно раскрыла свои двери.
Вскоре он уже сидел за одним из столиков, с удовольствием попивая холодное пиво.
Дальнейшие события развертывались быстро.
Предоставим слово самому Горнецкому.
Пива я выпил довольно много. Рядом два незнакомых мне лица завели разговор о войне. Вы понимаете, я же все-таки старый военный. Не утерпел, включился в разговор. Шел спор о военной технике. Я говорил, что наша техника значительно лучше и выше, чем в других государствах, и что спорить со мной нечего, так как я работаю в данной области и достаточно хорошо ее знаю
Рассказывая все это на следствии, Горнецкий, однако, несколько скромничал. Он более хвастливо говорил о себе в пивной и, горделиво хлопая по портфелю, заявлял о вверенных ему больших тайнах.
В пивной было мало народу. В пылу спора Горнецкий не обратил внимания на то, что к его полупьяным рассуждениям внимательно прислушивается сидящий за соседним столом хорошо одетый мужчина лет сорокасорока пяти.
Знакомство с соседом завязалось просто. Подсев к столу Горнецкого, незнакомец вмешался в разговор, горячо приняв сторону Горнецкого.
Два часа в пивной прошли скоро и незаметно. Горнецкий и незнакомец, отрекомендовавшийся бухгалтером Жириным, были уже друзьями.
Нежно поддерживая за талию своего нового друга при выходе из пивной, Жирин говорил:
Так ты заходи ко мне. Компания у меня собирается неплохая: коммунисты, ответработники Кстати, почему так рано домой? Было бы замечательно подъехать к ресторану «Ливорно»посидеть часок.
Горнецкий пытался отказаться: у него сегодня еще масса работы.
Ерунда, ерунда, уговаривал Жирин. Какой из тебя сегодня работник. Едем, завтра поработаешь побольше.
Уговорить было нетрудно. «Друзья» оказались в «Ливорно».
Горнецкий вначале чувствовал себя неважно. Мысленно ругал себя за то, что согласился ехать, но вскоре угрызения совести исчезли.
На эстраде оркестр доигрывал какой-то старенький вальс, сменившийся вскоре тягучей цыганской песней.
Приятели пили уже не пиво, а крепкое вино.
Бухгалтер Жирин по счастливой случайности только сегодня получил деньги и мог, как он говорил, позволить себе роскошь израсходовать с приятелем сорок-пятьдесят рублей.
Незаметно летели часы. Жирин усиленно подливал в рюмку Горнецкого. У последнего все сильнее кружилась голова.
Оркестр заиграл плясовую, Жирин стал просить Горнецкого, чтобы он сплясал.
Кому как не тебе плясать, ты же военный, небось, лихо пляшешь
Горнецкий был сильно пьян. Жирин казался ему простым, бесхитростным парнем.
Эх, куда ни шло!
Положив портфель, спотыкаясь, вышел он из-за стола. Пять-десять минут лихо отплясывал, вызывая аплодисменты и смех пьяных посетителей ресторана.
Раскрасневшийся и довольный, он вернулся обратно к столику. Жирина не было. Решив, что приятель сейчас придет, Горнецкий спокойно уселся и стал ждать.
В отуманенное вином сознание не закрадывалось никакого подозрения. Кружилась голова. Чувствовалась небольшая, приятная усталость.
Только через несколько минут он вспомнил о портфеле. Портфеля не было. Чудовищность случившегося ошеломила Горнецкого. Лоб его покрылся испариной.
Он вскочил, оглянулся. Нет, Жирина не видно.
Бросился в раздевальню. Швейцар учтиво сказал, что приятель, с которым пришел Горнецкий, вышел минут пятнадцать назад.
Остаток ночи был кошмарным. Не говоря ничего жене, Горнецкий ждал с нетерпением утра, хоть и не представлял себе, что делать, что предпринять.
В 7 часов утра прозвучал звонок. Он лихорадочно сорвал трубку.
Да, да, яГорнецкий!
Голос Жирина:
Ты, брат, извини меня. Просто сам не знаю, как это произошло. Был сильно пьян. Спьяну и портфель твой захватил. Извини, вынужден был посмотреть твой адрес и телефон. К счастью, обнаружил в портфеле записную книжку. Вот и позвонил
Горнецкий был счастлив. Встретив Жирина по дороге на работу, он искренно тряс ему руку. Оба посмеялись над случившимся. Договорились встретиться.
Но в сознание Горнецкого вкралось сомнение. Ему все явственнее казалось, что Жирин в тот вечер не был пьян. Он восстанавливал в памяти эпизод за эпизодом, и подозрения крепли. Наконец, не выдержал. Встал, резко захлопнул дверь комнаты и быстрыми шагами, как бы боясь передумать, вышел.
Вскоре он сидел в кабинете следователя НКВД и подробно рассказывал о случившемся.
Дня через два произошла беседа и с «бухгалтером» Жириным, оказавшимся агентом иностранной разведки. По его собственному признанию, он успел снять копии с нужных ему документов.
Но шпион рискнул на большую игру: он вернул портфель, рассчитывая этим окончательно завоевать доверие Горнецкого и в дальнейшем еще полнее использовать его.
Игра оказалась сорванной. Совершив ошибку, граничащую с преступлением, Горнецкий все же нашел в себе мужество честно рассказать о случившемся и этим самым помог поймать и разоблачить шпиона.
Рассказ молодого инженера
Я окончил институт отличником. По разверстке наркомата был направлен на один из новых оборонных заводов.
Когда брал направление на завод, меня предупредили, что там не все благополучно. Аварии, простои, порча оборудования, систематическое невыполнение планавсе это было частым явлением на заводе.
Директор завода встретил меня приветливо. Ему, оказывается, давно обещали прислать инженера.
Заждался, признавался он.
Поговорив с ним немного о заводских делах, я убедился, что директор слабо в них разбирается.
Направились мы с ним к техническому директору.
Немолодой самоуверенный технический директор с самого начала предупредил:
Имейте в виду, у нас не завод, а огромная экспериментальная лаборатория. Работа новая. Естественны некоторые недочеты, ошибки
Уже на следующий день я включился в работу цеха. Шли дни. Рабочие, с которыми я сталкивался ежедневно, помогли мне разобраться в положении вещей.
Я начал отчетливо понимать, что необходима коренная перестройка работы. Нужно было изменить режим печей, которые при существующей эксплоатации разрушались и угрожали аварией. В цехе, а следовательно и на заводе, была постоянная угроза взрыва. Неправильно была также расставлена рабочая сила.
Я тщательно продумал эти вопросы и, наконец, решил поговорить с техническим директором.
Взял свои расчеты, выкладки и отправился к нему в кабинет: так-то, мол, и так, Василий Христофорович, необходимо многое менять. Только тогда будет сдвиг в работе. А иначе на воздух взлетим.
Но Василий Христофорович как-то криво улыбнулся и заметил:
Молодо-зелено. Чересчур быстро сложные дела решаете. Ну, да ладно, оставьте мне эти материалы, я посмотрю, а вы зайдите ко мне через парочку дней домой, побеседуем.
Оставил я ему все свои материалы и ушел.
Не понравились мне тон его разговора, улыбка. Думаю: зайду в наркомат, поговорю, посоветуюсь. В тот же день я туда зашел, высказал свои подозрения. Из наркомата позвонили куда следует, и я направился туда и поделился своими соображениями.
Через пару дней пришел я к техническому директору. Он был не один. Сидел у него какой-то иностранец. Познакомились. Иностранец оказался представителем фирмы, у которой мы покупаем кое-какое оборудование. Посидели немного, поговорили о разных второстепенных делах. Иностранец усиленно приглашал закончить деловой день в ресторане.
Василий Христофорович толкает меня в бок: отказываться, мол, неудобно, нужный человек Поехали. По дороге тот и говорит: