Не открывай пасть, гад, сказал парень.
Карелла заморгал. Он не ожидал встретиться с оружием и проклинал собственную глупость, одновременно пытаясь найти выход из положения. В глазах парня не было заметно наркотического опьянения. Пожалуй, с ним можно договориться, он не будет глух к голосу разума. Но рука, державшая пистолет, была тверда, и вид у парня был вполне решительный.
Послушай начал Карелла.
Я сказал, заткни пасть. Пристрелю.
Парень говорил так просто, что смертельная угроза казалась несерьезной. Но во взгляде ничего несерьезного не было, а за его глазами Карелла следил внимательно. Ему и раньше приходилось стоять под дулом пистолета, и он был убежден, что прежде чем нажать на курок, человек телеграфирует об этом сужением зрачков.
Убери руки от карманов, приказал парень. Где она?
Кто она?
Пушка, которую нашел у тебя вчера твой приятель-полицейский. По-прежнему в кобуре?
Откуда ты знаешь, что я из полиции? спросил Карелла.
Кобура. Никто из парней, которые ходят с пушкой, в кобуре ее не носит. Достань-ка мне ее.
Рука Кареллы дернулась.
Нет, сказал парень. Скажи мне, где она. Сам достану.
Зачем тебе лишние неприятности, парень? Ты можешь отделаться наказанием за мелкое нарушение.
Да ну?
Точно. Убери пистолет, а я забуду, что видел его.
Вот как? Ты что, боишься?
Чего мне бояться? спросил Карелла, не отрывая взгляда от глаз парня. Ты не такой дурак, чтобы пристрелить меня здесь, в парке.
Думаешь, нет? А ты знаешь, сколько в этом парке пристреливают каждый день?
Сколько? спросил Карелла, лихорадочно соображая, как бы ему отвлечь внимание парня хотя бы на миг и выхватить револьвер из кармана.
Много. Зачем ты следил за мной, гад?
Ты мне не поверишь
Тогда не трать время. Расскажи лучше всю правду сразу.
Мне нужен твой приятель.
Какой приятель? У меня их много.
Тот, с которым ты встречался у кобры.
А почему именно он?
У меня есть к нему несколько вопросов.
Каких?
Это мое дело.
Где твоя пушка, гад? Сначала займемся этим.
Карелла колебался. Он заметил, как еле заметно сузились зрачки парня.
В правом кармане, сказал он быстро.
Повернись, велел парень.
Карелла повернулся.
Подними руки. Не вздумай дурить, гад. Ты чувствуешь? Это дуло моей пушки. Только дернешься или еще что замечу, я тебе тут же позвоночник прострелю. Я не побоюсь нажать на курок, лучше не проверяй. Дошло?
Дошло, сказал Карелла.
Он почувствовал, как рука парня скользнула в его карман. И тут же приятная тяжесть револьвера исчезла.
Хорошо, сказал парень, теперь снова повернись. Карелла повернулся лицом к нему. Он до последнего момента не верил, что положение его серьезное. Ему уже приходилось выпутываться из таких ситуаций, и он был уверен, что либо договорится с парнем, либо как-то сумеет выхватить револьвер из кармана. Но револьвера в кармане больше не было, взгляд парня оставался ясным и решительным, и у Кареллы возникло чувство, что он смотрит в глаза своей смерти.
Это же глупо, услышал он собственный голос, звучавший пусто и неискренне. Ты меня застрелишь ни за что. Я же сказал, что не ты мне нужен.
Тогда зачем ты мне вчера задавал все эти вопросы? Ты думал, что очень хитрый, да? Что все выведал у меня о встрече? А я сам у тебя все выведал. Это не так-то просто, когда не знаешь, кто должен прийти на встречу. Совсем не просто. Я сделал вид, что попался на крючок, но сам-то я сразу тебя раскусил. А тот полицейский только подтвердил мои подозрения. Когда он выудил у тебя пушку, я сразу понял, откуда ты. До тех пор я только нюхом чуял.
И все равно мне нужен не ты, сказал Карелла. Они стояли на камне в тени громадного валуна. Карелла прикинул, сумеет ли он неожиданно броситься на парня, сбить его с ног и отнять оружие. Шансы казались ничтожными.
Не за мной? Не пудри мне мозги, гад. Я и почище тебя встречал. Думаешь обвести меня вокруг пальца? Думаешь заманить меня в свой маленький уютный участок и бить до тех пор, пока я не признаюсь, что изнасиловал собственную мать? Ошибаешься, гад.
На кой черт мне нужен дешевый наркоман?
Я? Наркоман? Перестань. Я больше в твои игры не играю.
Что это с тобой? спросил Карелла. Я и раньше видел, как паникуют наркоманы, но ты хлеще всех. Почему ты так боишься полицейского участка? Черт бы тебя побрал, я только собирался задать тебе несколько вопросов о парне, с которым ты встречался. Можешь ты это понять? Ты мне не нужен. Мне нужен он.
А мне показалось, что дешевые наркоманы тебя не интересуют, сказал парень.
Не интересуют.
Тогда зачем тебе он? Ему восемнадцать, на игле сидит с четырнадцати. Без героина спать не ложится. Ты сам себе противоречишь.
Он ведь толкач, верно? спросил озадаченный Карелла.
Он? Парень рассмеялся. Ну, ты даешь?
Что же
Ладно, слушай меня, сказал парень. Ты пас меня вчера, пас меня и сегодня. У меня при себе столько товара, что хватит на приличный срок. И к тому же у меня нет разрешения на ношение оружия. Прибавь к этому сопротивление представителю власти, а возможно, что-то еще, что полагается за нападение на полицейского. Вот сколько у тебя против меня. И если я смоюсь сейчас, то ты меня сцапаешь завтра, и тогда мне несдобровать.
Слушай, чеши отсюда. Убери пистолет и чеши отсюда, посоветовал Карелла. Пули я не ищу и неприятностей на свою голову тоже. Я уже говорил тебе, что мне нужен твой приятель. Карелла помолчал. Мне нужен Болто.
Знаю, сказал парень, и зрачки его сузились. Я и есть Болто.
Единственным предупреждением были сузившиеся зрачки. Карелла заметил это и попытался отклониться в сторону, но пистолет уже заговорил. Карелла не видел, как пистолет дернулся в руке парня. Он почувствовал обжигающую боль в груди и услышал три страшных хлопка, а затем начал падать, и стало тепло и как-то странно, потому что ноги совсем не слушались его, и грудь его горела, и небо вращалось, а потом он уткнулся лицом в землю. Он даже не вытянул обессилевших рук вперед. Тело его обмякло, он дернулся, ощутил под собой теплую вязкую жидкость и, понял, что лежит в луже собственной крови. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно. Он открыл рот, но не смог издать ни звука. На него стали накатывать волны мрака, с которыми он боролся, не зная, что Болто бежит через лес, и ощущая только надвигающуюся темень; неожиданно он понял, что умирает.
* * *
К чести 87-го участка, его сотрудники действовали быстрее, чем их коллеги из двух соседних участков, на территории которых находился Гровер-парк. Полицейский нашел Кареллу почти через полчаса, когда кровь под ним образовала уже небольшой пруд.
Приблизительно в то время, когда стреляли в Кареллу, на территории 87-го участка тоже свершилось насилие, последствия которого обнаружили десять минут спустя.
Полицейский, позвонивший в участок, доложил:
Старуха. Соседи сказали, что ее зовут Долорес Фауред.
А что с ней? спросил дежурный сержант.
Шея сломана, ответил полицейский. Она либо сама упала, либо ее столкнули в вентиляционную шахту.
Глава 14
В центре города покупатели по-прежнему выбирали подарки к Рождеству. Витрины магазинов сияли, приглашая замерзших прохожих зайти, погреться, выпить и что-нибудь купить. Шикарные магазины, расположенные вдоль Холла-авеню, поражали воображение далеко не святым буйством белых, красных и зеленых рождественских огней. Фасад одного из универмагов украшали двухэтажные фигуры голубых ангелов, на деревьях тоже были сотни ангелочков, они приглашали прохожих к рождественской елке, установленной рядом с катком. Дерево вонзилось в небо, сверкая красными, голубыми и желтыми шарами величиной в человеческую голову и бросая вызов строгой официальности окружающих зданий.
Другие магазины переливались яркими каплями электрических ламп, которые сплетались в рождественские елки, большие белые венки и сверкающие снегопады. Покупатели торопливо выходили на улицу со свертками в руках. За строгими фасадами контор шли праздничные вечеринки. Чиновники лобызались с чиновницами в чиновничьих конторах. Боссы задирали юбки секретаршам, обещая продвижение по службе. Повышения в зарплате сыпались как из рога изобилия, посыльные из универмагов поднимали бокалы вместе с хозяевами роскошных кабинетов. На лицах оставались следы губной помады, на столахнедопитые бокалы, мужчины торопливо звонили ждущим женам, женщинымужьям, которые сами задерживались на рождественских вечеринках у себя на работе. Атмосфера счастья проникла всюду в этот декабрьский вечер накануне субботы, на самом пике ежегодных ожиданий. И бухгалтер, давно поглядывающий влюбленными глазами на хорошенькую, молодую, белокурую приемщицу, мог рассчитывать на нечто большее, чем вежливое «Здравствуйте!». Он мог ненароком обнять ее за талию в знак всеобщего рождественского братства. А она по той же причине могла склонить голову ему на плечо. Под веткой омелы он мог поцеловать ее без малейших угрызений совести, поскольку Рождественская Вечеринкаамериканская традиция. Мужья участвовали в этих вечеринках без жен. На один день в году брачные контракты теряли силу. Рождественские вечеринки потом вышучивались, но с весьма серьезным подтекстом.
А покупатели шли и шли по улицам. Времени оставалось все меньше. Специалисты по сбыту и рекламе, которые добрый месяц не имели ни минуты отдыха, теперь напивались в своих конторах. А люди, попавшие в коммерческий водоворот, не шедший ни в какое сравнение со скромным событием в Вифлееме, которое, собственно, и праздновалось ныне, спешили, волновались, удивлялись и радовались.
Достаточно ли хорош подарок для Джозефины? Всем ли отправлены рождественские открытки? Не купить ли елку?
И за всем этим, несмотря на заговор рекламных агентов, несмотря на чудовищные коммерческие гонки, пряталось что-то еще. Это было чувство, которое многие люди не могли бы описать, даже если бы и захотели. Чувство, что наступает Рождество. Праздник. Глядя на яркие электрические огни и на Санта Клаусов с накладными белыми бородами, многие чувствовали совсем не то, что имели в виду рекламные агенты. Их пронизывала радость, доброта и желание жить. И всем этим они были обязаны Рождеству.
Город был пьян и встревожен, улицы забиты покупателями, и бетонные громады, на чей-то взгляд, может, и выглядели холодными и недоступными, но это был самый лучший город в мире в лучшем своем рождественском наряде.
* * *
Это Дэнни Гимп, сказал мужской голос дежурному сержанту. Я хочу поговорить с детективом Кареллой.
Дежурный сержант не любил осведомителей. Он знал, что от Дэнни Гимпа часто поступают ценные сведения, но считал всех осведомителей грязными типами и брезговал говорить с ними, даже по телефону.
Детектива Кареллы здесь нет, ответил в трубку дежурный сержант.
А где я могу найти его?
Дэнни был полицейским осведомителем с незапамятных времен. Он ясно понимал, что за длинный язык в преступном мире по головке не гладят, но остракизм коллег его не смущал. Дэнни зарабатывал себе на жизнь осведомительством и, что самое любопытное, любил помогать полиции. В детстве он болел полиомиелитом и с тех пор немного хромал. Его настоящая фамилия была Нельсон, но об этом почти никто не знал, и даже почту ему доставляли на имя Дэнни Гимпа. Ему перевалило за сорок, это был маленький человечек, больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину. Голос у него был тонкий и пронзительный, а лицо почти без морщин и всяких других признаков возраста. Хотя он охотно помогал полиции, самих полицейских жаловал не особенно и любил только одного из нихСтива Кареллу.
Зачем он тебе? спросил дежурный сержант.
У меня есть кое-что для него.
Что именно?
Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, уклонился от ответа Дэнни.
Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.
Я хочу поговорить с Кареллой, настаивал Дэнни. Ты передашь ему, что я звонил?
Карелле сейчас не до передач, сказал дежурный сержант.
Что это значит?
Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.
Что?
Что слышал.
Что? повторил ошарашенный Дэнни. В Стива Ты не шутишь?
Не шучу.
Кто стрелял в него?
Мы и сами хотели бы знать.
Где он?
В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.
Он не умирает, сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. Слушай, ведь он не умирает, правда?
Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.
Слушай, пробормотал Дэнни. Боже мой.
Он замолчал.
Ты закончил, стукач?
Нет еще В городской больнице, говоришь?
Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.
Да, протянул Дэнни. Подумать только
Кареллаполицейский что надо, заключил сержант.
Да, еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался:Пока.
Пока, ответил сержант.
* * *
Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомителине самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.
В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.
По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.
В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».
Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.
Мисс? сказал он.
Да, ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.
Я бы хотел навестить Стива Кареллу, сказал Дэнни. Стивена Кареллу.
Как вас зовут, сэр? спросила девушка.
Дэниел Нельсон.
Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:
Вас нет в этом списке, сэр.
В каком списке? спросил Дэнни.
Мистер Карелла находится в критическом состоянии, объяснила девушка. Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.
Как он там? спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.
Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, сказала она.
Когда когда что-нибудь прояснится? спросил Дэнни.
Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.
Ничего, если я подожду здесь?
Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?
Понимаю, сказал Дэнни. Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.
Дочь порезала руку, сказал он.
Вот как? откликнулся Дэнни.
Открывала консервную банку и порезала руку. Как вы думаете, это опасно? Порезаться консервной банкой?
Не знаю, ответил Дэнни.
Наверное, опасно. Они сейчас зашивают ей рану. Кровь из руки рекой текла.
Все будет в порядке, утешил его Дэнни. Вы не беспокойтесь.
Надеюсь. Вы пришли навестить кого-нибудь?
Да, сказал Дэнни.
Друга?
Ну сказал Дэнни и принялся изучать напечатанный на коробке состав конфет. Что такое лецитин, он не знал.
Вскоре в коридор вышла дочь старика с забинтованной рукой.
Как ты себя чувствуешь? спросил ее отец.
Нормально, сказала девушка.
И они вместе вышли из больницы. Дэнни Гимп остался один на скамейке.
* * *
Тедди Карелла сидела в палате мужа, не отрывая от него глаз.