Чуть больше двух лет назад, выйдя из комнаты, где проводилась телеконференция, тот же Билл Монтгомери шепотом спрашивал его:
Черт вас побери, Роджер! В этом проекте вы с нами или против нас?
Телеконференция чем-то напоминала спиритический сеанс. Ее участники сидели в полутемных комнатах, разделенных сотнями и тысячами миль, и общались с голосами, раздававшимися из ниоткуда.
Вы знаете, какая у нас сейчас погода, сказал голос из Космического центра имени Кеннеди. Что будем делать?
Мы получили факс со всеми вашими выкладками, отозвался голос из Космического центра имени Маршалла. Нам непонятно, почему нужно дергаться из-за такой ничтожной аномалии. Прежде вы уверяли нас, что эта штукасовершенно надежна и безопасна. Помнится, вы говорили, что при желании ее можно чуть ли не ногами пинать вместо мяча.
Фил Макгвайр, главный инженер проекта в команде Колвина, заерзал на стуле. Он забыл, что все места в комнатах телеконференций оборудованы чувствительными микрофонами, и почти закричал:
Неужели вы до сих пор не поняли? Проблемы как раз и возникают из-за сочетания низких температур и подобия электрической активности в облачном слое. В пяти последних запусках зафиксировано три кратковременных перебоя в кабельных сетях, соединяющих кумулятивные заряды ракетных ускорителей с командными антеннами систем безопасности.
А эти кратковременные перебои они укладываются в сертифицированные параметры полета? спросил голос из Центра имени Кеннеди.
В общем-то, да, признался Макгвайр. Судя по голосу, он был готов заплакать. Но только потому, что мы без конца подписываем разрешения на отклонения от норм и переписываем эти чертовы параметры. У нас на ракетных ускорителях и на подвесных топливных баках стоят кумулятивные заряды с компаундом С-12В. Вроде бы соблюдены все условия безопасности. Но мы действительно не знаем, откуда и почему в их проводке возникали кратковременные потенциалы, хотя никаких сигналов в это время не подавалось. Роджер считает, что линейный кумулятивный заряд в некоторых случаях может провоцировать возникновение потенциала. Возможно, статические разряды возникают из-за свойств компаунда С-12, и это симулирует командный сигнал Роджер, да скажите вы им!
Ваше мнение, мистер Колвин, попросили из Центра имени Кеннеди.
Колвин откашлялся.
Это явление мы наблюдаем уже в течение некоторого времени. Предварительные данные дают основания полагать, что при температурах ниже двадцати восьми градусов по Фаренгейту в компаунде С-12В возможно накопление остатков окиси цинка, что и подает ложный сигналпри достаточном статическом разряде Я говорю чисто теоретически.
Значит, надежная, база данных по этому явлению еще не накоплена? спросил голос из Центра имени Маршалла.
Нет, ответил Колвин.
И тем не менее вы все-таки подписали разрешение на отклонение от норм критичности первой категории? Всем трем полетам вы выдали сертификат готовности?
Да, ответил Колвин.
Мы выслушали мнение инженеров из кабельной фирмы Бёнета, продолжал голос из Центра имени Кеннеди. Теперь хотелось бы узнать рекомендации вашего руководства Вы готовы их дать?
Билл Монтгомери попросил пятиминутный перерыв и вывел всю команду управленцев в холл.
Черт вас побери, Роджер! В этом проекте вы с нами или против нас?
Колвин отвел глаза.
Я не шучу, отрезал Монтгомери. Отдел, занимающийся линейными кумулятивными зарядами, в этом году принес нашей компании двести пятнадцать миллионов долларов прибыли. И в первую очередь этим успехом мы обязаны вашей работе, Роджер. А теперь вы, похоже, готовы все бросить коту под хвост из-за каких-то идиотских временных нарушений в данных телеметрии. Да они ничего не значат по сравнению с работой, которую проделала наша команда. Кстати, Роджер, через несколько месяцев освобождается должность вице-президента. Будут выборы. У вас превосходные шансы. Так неужели вы потеряете голову, как этот истеричный Макгвайр?
Каковы будут ваши рекомендации? спросил голос из Центра имени Кеннеди, когда пять минут истекли.
Стартовать, сказал вице-президент Монтгомери.
Стартовать, сказал вице-президент Миллер.
Стартовать, сказал вице-президент Кейхилл.
Стартовать, сказал руководитель проекта Уэйсткотт.
Стартовать, сказал руководитель проекта Колвин.
Отлично, подытожил голос из Центра имени Кеннеди. Я передам ваши рекомендации. Жаль, джентльмены, что вы не сможете присутствовать при завтрашнем старте.
Кажется, я вижу Лонг-Айленд, сообщил сидевший в другом конце салона Билл Монтгомери.
Колвин повернулся в его сторону.
Билл, а сколько заработала в этом году наша компания на модернизации компаунда С-12В?
Монтгомери глотнул из рюмки и вытянул ноги в широкий проход между креслами.
Думаю, около четырехсот миллионов. А почему вы спрашиваете, Родж?
А у космического агентства никогда не возникало мысли обратиться в другое место после после
Чушь собачья! поморщился Том Уэйсткотт. Куда им еще соваться? Они у нас вот где! Уэйсткотт ухмыльнулся и показал сжатый кулак. Первые месяцы они дергались, думали, что им еще где-то сделают компаунды, а потом приползли назад. Родж, вы же лучший во всей Америке разработчик безопасных кумулятивных зарядов и гиперголического топлива.
Колвин кивнул, минуту повозился с калькулятором, потом закрыл глаза. Стальной ограничитель впивался ему в колени, его вагончик забирался все выше и выше. Воздух делался более холодным и разряженным. Когда их поезд пересек отметку в шесть миль, скрежет колес, катящихся по рельсам, превратился в тонкий визг.
«В случае падения давления в салоне вам с потолка будут автоматически спущены кислородные маски. Плотно прикрепите их к своему рту и продолжайте нормально дышать».
Колвин глянул вперед. Приближался последний отрезок этого жуткого подъема. Потом вершина, а за нейпустота.
Маска с приделанным к ней баллончиком называлась ИДУиндивидуальное дыхательное устройство. Со дна океана удалось поднять ИДУ четверых из пяти членов экипажа. Через них дышали. Из пятиминутного запаса кислорода в каждом ИДУ его было израсходовано на две минуты сорок пять секунд.
Цепь вагончиков достигла вершины первой горки.
Послышался громкий металлический лязг. Поезд перевалил через вершину и сошел с рельсов, поскольку рельсов дальше не было. Люди в задних вагончиках подняли крик.
Крик не умолкал.
Колвин качнулся вперед и схватился за перила. Вагончики кувыркались в девятимильной пустоте. Он открыл глаза. Беглый взгляд в иллюминатор «Гольфстрима» показал ему, что тонкие цепочки заложенных им кумулятивных зарядов аккуратно, с хирургической точностью, срезали правое крыло самолета. Судя по уровню качки, поверхности обрубка правого крыла хватало, чтобы поддерживать предельную скорость чуть ниже максимальной. Две минуты сорок пять секунд и плюс-минус четыре секунды.
Колвин потянулся за калькулятором, но тот уже плавал по салону, сталкиваясь со звенящими бутылками и рюмками, с молчаливыми подушками и телами тех, кто не успел пристегнуться. Салон был полон отчаянных человеческих криков.
Две минуты сорок пять секунд. Время, когда успеешь подумать о многом. И возможно, только возможно, после почти двух с половиной бессонных лет, ему удастся вздремнуть без всяких сновидений. Колвин закрыл глаза.
Пэт КэдиганСила и страсть
Пэт Кэдиган дважды удостаивалась премии имени Артура Кларка за свои романы «Синнеры»и «Глупцы». Едва ли не каждое ее произведение в жанре «фантастики» и «фэнтези» получало ту или иную премию. Хотя поначалу Кэдиган считалась автором, пишущим фантастику (единственная женщина, работавшая в жанре киберпанка), в дальнейшем она обратилась к жанрам «фэнтези» и «хоррор», нашедших свое отражение в ее сборниках «Узоры», «Грязное дело» и «Родной дом у моря». Кэдиган написала пятнадцать книг, в числе которыхроман для подростков и два научно-популярных произведения. В настоящее время работает над двумя новыми романами.
«Сила и страсть»один из моих любимых рассказов Кэдиган, в котором ей удалось сплести воедино два основных направления жанра «хоррор» и создать персонаж, одновременно отталкивающий и удивляющий своим нестандартным мировоззрением.
Мистер Сомс, нам нужно с вами поговорить, слышу я в трубке.
Ясное дело: надо срочно разгребать мою берлогу. Сейчас припрется компания. Не люблю, когда компания застает здесь хлев. Вообще-то хлев у меня здесь почти постоянно, а все потому, что теснотища жуткая. Сами понимаете, не полезу же я сейчас выволакивать это дерьмо. Грязное белье и грязные тарелки я запихиваю в духовку. Сплю на полу, на матрасе. Ясное дело, матрасне кровать, под него ничего не затолкаешь. Все, что не влезает в духовку, я стаскиваю в ванну и задергиваю шторку. Тут меня вдаряет мысль: надо бы налить воды и одним махом выстирать белье и вымыть посуду. Или только посуду. Белье я могу снести и в прачечную-автомат. Все легче, чем полоскать его в ванне.
Черт бы подрал эту компанию! Я задергиваю шторку, потом хватаюсь за газеты и журналы. Газеты наваливаю поверх журналовмногим не по вкусу мои журнальчики. Газеты, впрочем, тоже, но я беру воскресный выпуск, разворачиваю и пришлепываю так, чтобы половиной листа закрыть всю кипу. Компанию не проведешь; они-то понимают, что у меня спрятано под невинными воскресными историями. Они меня знают как облупленного. Но раз мои газетки-журнальчики не попадаются им на глаза, они делают вид, что все о`кей.
Все еще кручусь, наводя марафет на мою берлогу, когда раздается стук в дверь. Я мчусь по комнате (у меня одна комната, не считая ванной; когда я в ней торчу, то считаю и ее и тут допираю, в каком я виде. Да ни в каком! В майке и шортах, вот в каком.
Подождите, я еще не одет, кричу я им.
Подбегаю к шкафу, достаю брюки. А все рубашки-то у меня либо в духовке, либо в ванной. Компания будет ошиваться за дверью, пока у них задницы не зачешутся. Этот дом вам не как его там?.. Вспомнил. Не «Дакота», где Леннон отхватил себе громадную квартиру. Лады, встречу их в майке из чистого хлопка. Хоть ширинку не забыл застегнуть.
Сегодня компания, так сказать, в слегка измененном составе. Парни те же, но они привели с собой женщину. Нет, не телку, не суку, не давалку. Она стоит между ними, чуть сзади, и смотрит на меня. Женщины всегда пялятся на меня так, если я попадаюсь им на пути. Подбородок задран, одной рукой сжимает воротник своего плащика. Глаза реально холодные. Поди знаете эту позу: «Только тронь меня, и умрешь в муках». Все трое пыжатся, как те супермены, да только страх прет от них волнами, точно жар из открытой печки.
Они вошли и стоят. Черт, времени не хватило расправить постель. Все простыни комом. Но я вижу: им не до моих простыней. А простынки-то у меня не первой свежести. Но они не видят, так что баш на баш. Сидеть у меня не на чем, кроме того же матраса. Ничего, постоят.
Вы нормально себя чувствуете? спрашивает меня один из парней, Стинер его фамилия.
Озирается по сторонам, будто у меня на полу дерьма навалено и соплями намазано. Стинерпарень не вредный. Даже приятный. Видать, был таким же приятным мальчишкой, а еще раньшеприятным малюткой. Он думает, что мир должен стать приятным местом. Или доказать хочет, что приятные парни круче и лучше, что они, как бы это сказать а, вспомнил! Они в большей степени мужчины, чем парни вроде меня. Доказать-то хочет, да боится, что все как раз наоборот. Может, даже все поровну, смотря с какой ноги он сегодня встал.
ВторогоВиллануэвуя почти уважаю. Он никогда не выступал, не заливал мне баки всякой хренью вроде «кто я и кто ты». Вот он-то, Виллануэва, действительно знает меня как облупленного. Когда меня сцапали, это он снимал мои показания. Он тогда был копом. Останься он копом, я бы, может, его уважал.
Гляжу прямо на женщину и говорю:
Вы чего, дамочку мне привели?
Это их сразу достанет. Они-то знают, что я вытворяю с дамочками.
Мистер Соме, говорить будете, когда к вам обратятся, заявляет Стинер.
Тявкает, как собачонка, которая косит под крупного пса.
Так вы ж ко мне обратились, напоминаю я ему.
Виллануэва делает вид, что собрался сунуть нос в мою ванную. Знает, какой там бардак, и мою реакцию. Ясное дело: хочет меня отвлечь. Вроде отвлек. Женщина еще крепче сжимает воротник своего плащика и не знает, за кого из двоих спрятаться. Лучше б за Виллануэву, но он отошел. А ей противно гулять по моему вонючему жилищу. Остается Стинер. За него она и прячется.
И тут я отчетливо, как в двухсекундном ролике, вижу, что можно сделать. Вырубить Стинераплевое дело. Онслабак, драчки не по нему. Врезать ему разок по горлуи порядок. С Виллануэвой посложнее будет, но я и с ним управлюсь. Виллануэва не дурак, он это знает. После Стинера нужно заняться женщиной. Хороший удар в живот вырубает многих, независимо от пола. Вот тогда я доберусь до Виллануэвы и сломаю ему шею.
Потом снова женщина. Если ей было малодобавлю, чтобы отключилась вконец. Тутчто мужики, что женщины, когда умеешь, отключаются вчистую. Ничего не помнят. С ними что хочешь, то и вытворяй. Они в шоке и даже не поверят, что это с ними было. Телок вообще можно трахать вдоль и поперек, насколько фантазии хватит. С этой я бы подзанялся, как в старых слезливых фильмах. Отделал бы по полной, а потом бы убил. Я даже вижу, как бы дергалось ее тело и обмякало
Ничего этого я не сделаю. Я как вижу женщину, в мозгу всегда такое кино крутится. Но дальше кино не идет. Это же компания, они не просто так приперлись.
Вы настроены работать? спрашивает Виллануэва.
Он усек, о чем я думал. Он-то знает; я ж не кому-то, а ему давал признательные показания, когда меня загребли.
Само собой, отвечаю. Чего ж мне еще делать?
Он кивает Стинеру, и тот подает мне клочок бумаги. Имя и адрес.
Ничего такого, чем бы вы еще не занимались, говорит Стинер. Их там двое. Делайте все, что угодно, но вы обязаны, следовать известной вам процедуре.
Я понятливо киваю.
Знаю, что надо делать. Не новичок. Все застряло здесь. Я хлопаю себя по макушке. Теперь это моя вторая природа.
Не хочу, чтобы вы произносили слово «природа», морщится Стинер. У вас нет ничего общего с природой.
И то верно, соглашаюсь я.
Я любезничаю с ним, поскольку допер, в чем проблема у этого парня. Я ему нравлюсь. Ему нравится делать для меня то, что он делает, как и мне нравится делать то, что я делаю. И вся разница, что он ходит в белой шляпе. Он чистенький. А яэтот, как его технический исполнитель. Он это тоже знает. «В глубинах сердца», так это в книжках называется? Вот он в тех глубинах и мечется: я ему нравлюсь, а признать этозадницу колет. Нельзя это ему признавать, иначе сукин сын с катушек долой.
Я поглядел на Виллануэву, потом на женщину и брови поднял: дескать, кто такая? Словами спрашивать не стал, а то ляпну чего невпопад, и всем худо станет.
Наблюдательница, коротко отвечает Виллануэва.
Остальное и без слов понятно: занимайся, парень, своим поганым делом и придержи вопросы, если они не касаются непосредственно дела. Я опять смотрю на женщину, а она пялится прямо на меня. Руку, что воротник держит, она чуть разжала, но спохватилась и снова пальцы в кулак. А я-то все равно успел заметить следы у нее на шее, сбоку. Лиловые, почти черные. И тут, хотя она и молчала, у нас вроде как разговор получился. Открылись эти линии коммуникации, как их называют те, кто в дурках работает. Ох, не знает она, что со мной такие штучки делать опасно. Должно быть, сиделка, училка или социальный работник. Этих хлебом не корми, дай открыться первому встречному. Их этому учатустанавливать контакты. Может, правда, и не социальный работник. Просто чья-то мамаша. Внешне не особо на мамку тянет, но сейчас поди разберись.
Когда? спрашиваю я Стинера.
Как только вы соберетесь и выедете в аэропорт. Внизу ждет такси, а в секторе регистрации вы получите билет, выписанный на ваше имя.
То есть на Сомса? говорю я, поскольку Сомса они мне приклеили, если хотите знать.
Собирайтесь, вылетайте, делайте все, что нужно, и возвращайтесь, говорит Стинер. И никаких отклонений от маршрута, иначе все кончится. Даже не пытайтесь отклониться.
Он поворачивается к двери, потом останавливается.
И вы знаете: если вас поймают во время или после задания
Помню, помню. Я тут сам по себе. Ничего про вас не знаю, ничего никому не скажу, и дело закрыто.
Мне смешно, но я держусь и не улыбаюсь. Мальчишкой он насмотрелся разной хрени вроде «Миссия невыполнима». Пай-мальчики любят такие фильмы. Думаю, потому это на себя примеряют. Не все, но кто-то точно.