Да не стой над душой ты. Не отсвечивай, Коста. Иди вон книжку читай. Или ляг и щеми.
Я завалился на шконку, взял с тумбочки книгу и читал до того момента, пока Блондин и смотрящий не начали новую партию, а в шишковской «Угрюм-реке» Прошка и Ибрагим-Оглы чуть не замерзли по пути в Крайск. Тогда я отложил книгу, отвернулся к стене, оклеенной невесть откуда добытыми на зоне обоями, и попытался заснуть.
На улице выла метель, стучалась в окно, просилась к нам в гости. Но никто ее не пускал. Ничего ей здесь не светило. И у нас было тепло и уютно. У нас было сытно. Другое дело у Прошки и Ибрагима, которые загибались от холода и от голода в драной палатке.
Другое дело у мужиков, которые сейчас храпят в бараке. Их уже через пару часов разбудят, выгонят на улицу на развод, накормят пустой пшенной кашей и поведут под конвоем в промзону.
«Другое дело, у Коляна», резанула мысль мне по мозгам, когда я начал было уже засыпать.
Не окажись меня рядом, доконал бы его проклятый дурак-фельдшеришка. И был бы при этом уверен, что исполнил свой маленький долг. А у меня другой долг. Вытянуть этого мужика с того света. Отличного мужика. Правильного мужика, который чалится только за то, что пристрелил из двустволки двоих мусоров, изнасиловавших его малолетнюю дочь и даже не попавших под следствие.
И я его вытяну. Вытяну!!!
Как и многих других за три года, что уже здесь нахожусь.
«О, черт, и какая же у меня здесь огромная практика!»удовлетворенно подумал я и заснул.
Глава 2. Зека Айболит
Практика действительно была у меня дай Боже. А сам я, даже не ожидая того, с первых же дней пребывания здесь оказался в шкуре этакого сельского доктора. Те же ночные вызовы к тяжелым больным. Те же приемы плановых пациентов в определенные часы, когда ко мне порой выстраивалась очередь. И если бы я сразу не дал понять братве, что с легонькими болячками или с тем, с чем может справиться местный фельдшер, не стоит приближаться ко мне даже близко, то запись на прием была бы на полгода вперед.
Уже через месяц после моего появления в зоне меня воспринимали здесь чуть ли не мировым медицинским светилом, этаким Боткиным и Пироговым вместе взятыми. А когда я, особо не напрягаясь, дедовским способом вылечил одному из фраеров«астму» (на самом деле сердечную недостаточность, вызывавшую тяжелую одышку), про меня начали складывать легенды.
Единственная большая проблемав первое время у меня под рукой не было ни лекарств, ни элементарного инструмента. Местный фельдшерзачуханный спившийся доходяга неопределенного возраста даже и слушать меня не хотел, стоило попросить у него хотя бы элементарный анальгин. Он смотрел на меня, как на последнее быдло, и даже не пытался этого скрыть. А я, полностью пораженный в своих правах, не мог с этим ничего поделать. Оставалось однообратиться к смотрящему.
Тот на мою просьбу понимающе покивал и сказал: «Коста, конечно. Надо будет какие пилюли, вали ко мне. Сходим вместе к этому лекарю». Но «пилюли» были нужны мне каждый день. Так что же, каждый день напрягать Костю Араба? Очень скоро он бы просто послал меня в задницу. И я обращался к нему лишь в самых экстренных случаях. А фельдшер продолжал чуть ли не плеваться при встречах со мной и даже ни разу не удосужился выслушать хотя бы один мой совет. «Уберите этого, брезгливо кривил он свою красную рожу, или уйду я. И лечитесь, как знаете».
Но однажды все изменилось. Это произошло на третий месяц моего пребывания в Ижме
Разин!!! Разин здесь?! ворвался в барак один из цириков. Разин!!!
Я в это время спокойно валялся на своей шконке и читал какую-то чепуху в бумажном переплете.
Разин!!! Бегом в медпункт! Бегом, я сказал! Что такое? Неужели фельдшеришка вдруг вспомнил, что я врач, и решил обратиться ко мне за помощью? Ну, дела!
Я подскочил как ужаленный и рванул к выходу из барака. И действовал сейчас скорее автоматически, чем сознательно. Сохранился еще во мне инстинкт, не успели изжить его ни тюрьма, ни этап, ни зона. «Если вызывают к больному, надо нестись к нему сломя голову. Ведь дорога любая секунда».
Когда я влетел в лазарет, то обнаружил там такую картину: прямо на полу в процедурной лежал один из прапоров. Совсем молоденький, он обычно дежурил на КПП, и я даже не знал его фамилии. Над ним склонились фельдшер, медсестра и кум . А вокруг разместились несколько зрителей: дежурный по зоне, опер из Абвераи парочка прапоров. Фельдшер неуклюже пытался делать непрямой массаж сердца, толстая старая медсестра стояла раком и через рот вдувала воздух в легкие бездыханного прапора. Кум был на подхвате, вернее, стоял на коленях возле прапорщика и внимательно наблюдал за тем, что проделывают с ним остальные. Меня он увидел, как только я появился в дверях, и, перехватив мой взгляд, кивнул на безжизненное тело и объяснил:
Полез в щит. Током шарахнуло. Минут семь назад. Остановка сердца. И добавил:Двадцать два года. Жена только месяц назад родила. Я сразу понял, зачем он мне это сообщил. Ведь я в отказе. Ведь это великое западлопомочь цирику. Братвой такое может быть истолковано как открытый переход в стан врага. И у меня будут проблемы. Мягко сказать, проблемы.
А, плевать! Клятва Гиппократа без лишних вопросов сразу перевесила воровские понятия. Сейчас я был лишь врач. Присел перед пациентом на корточки и первым делом проверил зрачки. Так, отлично, рефлекс не утрачен. Значит, еще можно пытаться вытащить. Вот только непрямым массажем сердце не завести. Точнее, слишком мало шансов на это. Здесь надо кое-что посущественнее.
Что надо, Разин? вновь подал голос кум. Ты только скажи.
Дефибриллятор, скорее пошутил, чем серьезно ответил я. Какой дефибриллятор в этой дыре?! О подобном, наверное, не слышали даже в поселковой больнице.
У нас нет такого, виновато промямлил у меня над ухом фельдшер.
У вас хоть адреналин есть? И длинные иглы для шприца? совершенно не рассчитывая на успех, спросил я. И пояснил:Для инъекции в сердце?
Только короткие. Стандартные. В упаковочках.
От этой сволочи так и разило спиртягой. «В упаковочках»! Дегенерат! Мне так и хотелось сейчас от души вмазать локтем в его опухшую красную рожу. Мне никто не сказал бы ни слова. Но, увы, совершенно не было времени.
Ты, хронь, обернулся я к фельдшеру, бегом волоки сюда всю спиртягу, что еще не успел вылакать. Скальпель. Перчатки. И перевязочный материал.
Эта тварь даже не шелохнулась.
Бего-о-ом!!! вдруг заверещал кум так, что аж затряслись стекла в окнах. А я с сожалением подумал о том, что потеряно слишком много времени. И я ничего не успею сделать.
Но я успел. Этот мальчишка прапорщик, наверное, родился под счастливой звездой. И еще сохранял жалкие шансы на жизнь, когда я начал делать ему прямой массаж сердца. Грудину вскрывать, естественно, было нечем, поэтому разрез пришлось делать под ней. И к остановившемуся сердцу я пробирался окольными путямисловно ехал в Москву через Пекин. И массаж делал вслепую. Без перчаток, которых просто не оказалось, грязной ручищей, лишь спрыснутой остатками спирта. Параллельно контролируя то, как медсестра делает искусственное дыхание.
Все-таки здоровым мужиком был этот прапор. Я запустил ему сердце буквально после нескольких качков. И оно сразу заработало ровно и четко.
Ты, тварь, прошипел я на фельдшера, приготовь мне иглу и шелк. «Пятерку»
Какую «пятерку»? проныл фельдшеришка. Я не знаю.
Ну коне-э-эчно же!!! Я забыл, с кем имею дело! Впрочем, оно и к лучшему. Пусть шьют этого героя электрика в поселковой больнице.
Найди мне хотя бы пластырь.
А прапор тем временем уже потихонечку начал дышать самостоятельно. У меня появилась возможность перевести дух.
А еще через пять минут из поселка прибыла «скорая»весьма оперативно, если считать по питерским меркам. Я сдал своего пациента с рук на руки местному доктору, который сразу принялся устанавливать капельницу. А я, пока отмывался от крови, краем глаза наблюдал за тем, что он делает, и очень скоро пришел к выводу, что свою работу этот сельский эскулап знает. В отличие от нашего пьяненького уродца. Что ж, гора с плеч. Можно спокойно возвращаться в барак. Интересно, что там меня ждет?
Оказалось, что ничего страшного. Я уже настроил себя на то, что придется отбрехиваться и отбиваться всеми копытами на правиле , которое мне устроят воры, но все обошлось беседой с Костей Арабом.
Уж коли вытащил этого мусора с того света, говорил он мне через час после моего возвращения из лазарета, уж коли избавил хозяина от головняков, так поимей через это для себя привилегий. Прижми под себя лепилу, получи доступ к пилюлям, может, и к тем, что в сейфе у них. Бери баяны, капельницы, лечи братву по-нормальному. А к хозяину тебя, зуб даю, позовут уже нынче. Вот ты и торгуйся. Но начнет тебя гоношить официально оформиться, не подписывайся, посчитал необходимым напомнить мне смотрящий. Не забывай, кто ты есть. Не забывай, что звезды на коленях наколоты. Как бы не пришлось их наждачкой сдирать
К хозяину меня вызвали на следующий день. Не успел я войти к нему в кабинет и доложить по всей формемол, такой-то такой-то, статья такая-то, начало срока тогда-то, окончание тогда-то, как он, не здороваясь и даже не поднимая глаз от каких-то бумаг, ткнул пальцем в сторону шеренги стульев, расставленных вдоль стола для совещаний и буркнул: «Вот сюда». Я поразился: ни разу не слышал о такомчтобы хозяин предложил зеку у себя в кабинете присесть; нашему брату полагалось стоять здесь навытяжку, руки за спину Уж не ослышался ли я?!
Я все же послушно ткнулся задницей в обитый велюром стул и просидел без дела минут пятнадцать, внимательно наблюдая за тем, как хозяин тупо пялится в свои бумаги. Что ж, его вполне можно было понять: надо же выдержать понт.
Наконец хозяин соизволил обратить на меня свое высочайшее внимание. Смерил меня оценивающим взором, улыбнулся и произнес:
Ишь, орел Час назад с больницей разговаривал. Шевчук уже вышел из комы. А на меня главврач наседает: отдай да отдай нам этого доктора. Переведи на расконвойку и отдай. А мы тебе каких хошь лекарств дефицитных отсыпем. Кабинет, говорит, медицинский так оборудуем, что и не снилось Пойдешь на расконвойку? неожиданно прямо в лоб задал мне вопрос он. Я аж растерялся. Но чисто интуитивно ответил почти без промедления:
Нет.
Коне-э-эчно. Хозяин поудобнее развалился в кресле и закурил сигарету, даже не подумав предложить мне. Возможно, ему было известно, что я не курю. А возможно, он точно знал, что даже если бы и курил, все равно отказался бы. Куда же ты без отказа? Авторитет не по дням, по часам растет. Годика через три, глядишь, все зону держать будешь. А в поселке чего? Ну, женишься на какой-нибудь местной, буренке. Спиртягу научишься пить. Детей наплодишь. Скукотища Ладно, говори, что хочешь за то, что сделал вчера. Уж явно Араб тебе ЦУ надавал, прежде чем ты сюда заявился. Говори, не стесняйся. Чего хочешь?
Лишь ваших гарантий на то, что против меня не будет применяться репрессий, когда буду бить рожу вашему пьянице фельдшеру. А бить ее буду ему каждый день
Пока не перевоспитается? со смехом перебил меня хозяин. Но я даже не улыбнулся в ответ. Этот алкаш тут всех уже заманал. И поперли б давно, да где замену сыскать? Ты ж не пойдешь на должность. Да и не ко всему в медпункте допускать тебя можно. Спирт там, наркотики
Его тем более, серьезно заметил я.
Коне-э-эчно. Все давно на контроле у Ирины Васильевны, медсестра это наша. Хозяин помолчал с полминуты. Я терпеливо ждал. Наконец он принял решение:Так. Этого дурака пьяного воспитывай, как посчитаешь нужным. Не прибей только. Я сейчас его вызову, распоряжусь, чтобы все лекарства, какие потребуешь, выдавал тебе без вопросов. А ты завтра иди в медпункт, наведи там ревизию. Кроме наркоты, конечно. Об этом и не мечтай. Вернее, под контролем Ирины Васильевны. И с ее разрешения. Все. Есть вопросы еще?
Нет.
Свободен тогда. И давай, воспитывай этого дурака. Не убей только, напомнил мне на прощание хозяин. И режим соблюдай.
Он снова уткнулся в свои бумаги, а я вылетел из его кабинета, как на крыльях. И явился к Арабу не на щите, а со щитом.
Смотрящий внимательно выслушал, все, что я ему рассказал про встречу с хозяином, и радостно потер руки.
Ништяк, Коста. Хозяин, какой бы он мусор ни был, но за свой базар отвечает. Так что, считай, лепила теперь под тобой. Дрючь его во все щели без устали, а как устанешь, только крикни. Поможем. Садись-ка с нами, пошамаем. Разговор есть серьезный.
Что такое? насторожился я.
Один из тех воров, которые сейчас находились в «спальне» смотрящего, радостно хохотнул, а Костя Араб состроил на роже торжественную мину и пнул ногой одну из шконок.
Карман откинется послезавтра. Переедешь на его место. При мне будешь поближе. На маляву, ту, что привез ты с собой из «Крестов», подтверждение подогнали сегодня. Так что все чики-чики. Садись, давай шамать.
Я улыбнулся. И облегченно вздохнул. И, не заставляя себя второй раз приглашать, по-хозяйски устроился за столом, установленным в «спальне». Вот таквпервые за три месяца.
Проклятье! И как же много времени ушло на проверку моего «мандата», выданного в Питере!
Глава 3. Мандат из «Крестов»
В день прибытия на зону после тщательнейшего шмона я первым делом побежал на дальняк и избавился от малявы, которую мне дали с собой в «Крестах». Я не знал, ни от кого она, ни что в ней написано. Единственное, что мне было ясно, так это то, что это мой паспорт, мой мандат, моя характеристика. И я надеялся, что неплохая.
Малява представляла собой небольшой листок тонкой бумаги, туго скрученный в трубочку и запаянный в целлофан, и напоминала обычную капсулу с лекарством, разве что немного побольше размером. Из «Крестов» я ее вынес во рту, готовый в любой момент проглотить, а потом снова вывести наружу самым естественным путем. Но никто ни тогда, ни на этапе особого интереса ко мне не проявлял, а если и шмонали, то очень поверхностно. Так что глотать маляву пришлось лишь тогда, когда я уже прибыл в Ижму. Но этап продержали в трюме баржи, на которой нас сплавляли вниз по одноименной реке от железной дороги в Ухте, еще целые сутки, прежде чем всех рассовали по местным зонам. И я начал уже опасаться, не поторопился ли заглотить свою бесценную «капсулу». А ну как не выдержу, и в результате придется вылавливать ее из вонючей параши. Б-р-р!
Но все оказалось нормальным. Все оказалось даже и к лучшему
Я тщательно отмыл маляву под краном, а уже через пару часов, зажав ее в кулаке, заявился к смотрящему зоной.
Чего тебе? нелюбезно встретил меня в дверях в «спальню» невысокий поджарый типчик с рожей маньяка из голливудских триллеров. Я молча отодвинул его в сторонку, вошел и остановился возле сидевшего за столом Кости Араба. Отодвинутый в сторону типчик что-то злобно прошипел мне вослед, но никаких других действий предпринять не решился. Если кто-то из новых так решительно врывается в гости к смотрящему, значит, имеет на это право. А если окажется, что не имеет
Для меня во всех отношениях было бы лучше, если бы Костя Араб расценил причину моего такого вторжения как обоснованную.
Это был крепкий мужчина лет пятидесяти с совершенно седой головой и темным от вечного несмываемого загара лицом. Контраст этот настолько бросался в глаза, что, общаясь со смотрящим, трудно было отделаться от впечатления, что разглядываешь негатив. На этапе я слышал от мужиков, что Араб наполовину лезгин, наполовину русский. А в Ижму его этапировали из Самары, где он держал воровской общак.
Чего тебе? бросил он на меня безразличный взгляд и отвернулся. В этот момент он был занят важнейшим делом, а именно, вычищал спичкой грязь у себя из-под ногтей.
Я молча положил перед ним на стол маляву. За это смотрящий одарил меня еще одним мимолетным взглядом.
Присядь, кивнул он в сторону красивого стула с резной спинкой, явно ручной работы. Я присел, а Араб взял с подоконника лезвие бритвы и занялся капсулой, которую еще три часа назад безуспешно пытался переварить мой желудок. Обзовись, что ли, недовольно пробурчал смотрящий, сдирая несколько слоев целлофана, в который была обернута записка. А то вломился. Кармана вон всего на измены поставил.
Из Питера я. Костоправ. Братва Костой зовет. По сто пятой сюда.
Костоправ задумчиво пробормотал Араб. Не знаю такого.
Он с трудом справился толстыми огрубевшими пальцами с трубочкой, в которую была скатана бумажка, поднес ее к самым глазам и начал читать, по-стариковски шевеля губами. Я напряженно ждал. И даже покрылся обильным потом. Даже на вынесении приговора я чувствовал себя гораздо спокойнее.
Сам-то читал? Араб отложил маляву в сторону и на этот раз с нескрываемым интересом посмотрел на меня.
Нет, покачал я головой.
А чего же?.. Почитал бы в пути.
Не мне писано.
Да, не тебе. Но про тебя. Хорошо писано. Даже не верится как-то. Врач, говоришь? Смотрящий кивнул в сторону, предлагая мне встать. А ну, покажь пузо.
Я послушно задрал клифт и продемонстрировал свой шрам, который, наверное, уже давно был занесен мусорами в мое личное дело в качестве особой приметы.
Довольно, распорядился Араб, вдоволь налюбовавшись моим уродством. Вижу, свежий рубец, розовенький еще. И штопали тебя наши сапожники, в тюремной больничке. Тока они так умеют, суровыми нитками. Он задумался, казалось, на целую вечность. Я терпеливо ждал. И наконец дождался.
Слушай сюда, Костоправ. Вот что с тобой будем делать
Мне как бы давался испытательный срок. В течение которого я по мере своих сил и возможностей буду лечить братву от всевозможных болячек, с которыми не может справиться местный фельдшер. А братва в свою очередь присмотрится ко мне повнимательнеечто я за птица, можно ли мне доверять, стоит ли со мной иметь дело? Смотрящий тем временем проверит достоверность малявы, что я притаранил с собой. Ведь это его обязанностьвсе проверять.
В какой барак прописали? спросил он меня.
В четвертый.
Иди туда сейчас. Найди Гиви, он за четвертым смотрит. Скажешь, чтоб шконку тебе цивильную подобрал. Я, мол, распорядился. Денька три там покантуешься, потом устрою тебе перевод сюда. И будем ждать, чего братва из Питера подтвердит на твой документ. Может, еще туфта это все. Иди.
И я пошел.
И принялся с нетерпением ждать ответа на запрос Кости Араба. А попутно лечить братву и ту же братву тут же безжалостно обыгрывать в рамс. Очень даже неплохо имея и с того, и с другого. А потому я особо не бедствовал. Даже более того, мог позволить себе откладывать кое-что на черный день. И вообще не имел никаких проблем. Никто, даже законченные отморозки не пытались задеть меня хоть словом, хоть делом. Бугор ни разу не заводил разговор о том, чтобы определить меня на работу. Уже на третий день я нахально прекратил выходить на разводы и с дрожью в душе ждал, что сейчас меня скрутят и бросят в сырой холодный кичман. Или, в лучшем случае, переведут в БУР. Но все про меня словно забыли. Разве что кум
* * *
Буквально через несколько дней после того, как я прибыл на зону, он вызвал меня к себе в кабинет.
Присаживайся, указал он на стул, когда я вошел и даже и не подумал доложиться по форме. А он просто не обратил на это злостное нарушение режима никакого внимания. Предложил мне сигарету, и когда я отрицательно покачал головой, поинтересовался:Западло у меня сигаретиной угощаться или просто не куришь?
Не курю.
Эт хорошо. А мне вот не бросить. Не подскажешь, что делать?
Не подскажу. Я не нарколог.
Кум улыбнулся леденящей душу улыбочкой и шлепнул на стол пухлую папку.
Реаниматолог. Я знаю. Он похлопал ладонью по папке. Здесь вся твоя подноготная. Все-все-все про твои художества в Питере, Разин. Костоправ Кум ухмыльнулся. Реаниматолог. Решил, я гляжу, в отказ поиграть? К уркам поближе прижался? Малявку небось с собой притаранил? Да только не приживешься ты, Разин, с урками-то. Нет в тебе того, что есть у них от рождения. Интеллигентный ты человек, а на интеллигентах они ездить привыкли, а не чифир с ними пить. Пропадешь. Поэтому слушай, что предложу
Битый час кум предлагал мне все то, что привык предлагать и остальным, оказавшимся у него в кабинете, и незатейливо действовал по избитой годами схеме, которую изучал еще, наверное, в училище внутренних войск, и про которую мне накануне подробно рассказывал Костя Араб: сначала пряники, потом кнут, потом пряники и опять кнут. Сперва мне было предложено тепленькое, «придурочное» местечко врача в местном лазарете. Потом я прослушал короткую лекцию об ужасах работы на ДОЗе и в отделении местного леспромхоза. И узнал о том, что если готов ссучиться и поработать на администрацию, то мне уже годка через три светит перевод на расконвойку. Ну и, конечно, сразу последовало еще одно предложениеработать в лазарете, а то и в больничке местного УИНа. Далее кум немного постучал кулаком по столу, покричал о том, что у них есть тысяча способов заставить меня делать все, что они захотят, вплоть до того, что он, кум, может без особых проблем подставить любого вора, подкинув братве по определенным каналам парашу о том, что этот ворсука. А еще существуют такие паскудные вещи как БУРы или ШИЗО. И отбитые почки. И открытая форма туберкулеза. Я-то, как врач, должен знать, что это такое
Короче, пустой базар-вокзал, к которому я был готов и из которого ничего нового для себя не вынес.
Так чего, Разин? Последний шанс тебе принять правильное решение.,
Нет, не раздумывая, ответил я. И даже могу объяснить почему.
Попытайся, развалился в своем офисном кресле кум.
Еще не минуло и года, как меня жестоко подставили. И сначала я был уверен, что сделали это определенные люди. Я даже сумел вычислить, кто. И лишь потом я прозрел. До меня наконец дошло, что копать надо глубже. Вернее, искать надо выше. И предъявлять не кому-то конкретному, а всей вашей прогнившей системе, которая позволила этим ублюдкам меня сюда засадить без особых усилий. Итак, системасоучастник того беспредела, в который я угодил. И этот соучастник теперь предлагает мне на него поработать. Установить с ним какие-то отношения. Нет уж, увольте! Меня заперлия сижу. А что еще остается? Но ничего Ничего!!! Я выделил это слово. Ничего больше вы от меня не добьетесь. Скорее подохну!
Значит, подохнешь, бесцветным тоном подвел итог кум. Жди неприятностей. Можешь идти.
Я ушел. И начал ждать неприятностей.
Но, по-видимому, меня, камикадзе, решили оставить в покое.
Возможно, в том, что от меня действительно ничего не добиться, кума убедило мое досье. В нем, я уверен, было все и про мою несознанку, и про пресс-хату, и про тот авторитет, который я стремительно набрал в «Крестах». Вплоть до того, что в шестом корпусе, где после суда до этапа меня промариновали почти полгода, я смотрел за большой хатой.
А возможно, кум просто затянул с претворением в жизнь своих угроз, а в результате дождался того, что буквально уже через две недели я был на зоне в непререкаемом авторитете. А как же иначе? Статья, хоть и не воровская, у меня тоже была будьте нате. С ворами я держал себя наравне, и они воспринимали это как должное. Всем давно было известно про мои подвиги в «Крестах», и то, что они действительно имели место, подтверждали несколько зеков, прибывших этапом вместе со мной из Питера. Хотя Косте Арабу требовались какие-то там особые доказательства Что еще? Конечно, то, что и днем и ночью ко мне мог обратиться любой, хоть вор, хоть мужик (кроме обитателей барака для пидарасов), и если я обнаруживал действительно что-то серьезное, то был готов без лишних вопросов оказать врачебную помощь. В меру своих жалких возможностей. Поначалу несколько раз мужики пытались сунуться ко мне с туфтой вроде пореза или небольшого ожога, но я, ничтоже сумяшись, пообещал им лишь добавить болячек, и вскоре беспокоить по пустякам меня перестали. Но если дело требовало того, я был готов бесплатно возиться хоть целый день с каким-нибудь нищим поднарником. А чего с него можно взять?
Никто ничего мне не говорил: мол, молодчина ты, Коста; так держать; правильный ты пацан. Нет, никто не говорил мне ни слова. Зона молчалазона привыкла молчать. Но зона все виделаот зоны никогда ничего не укроется. Ни хорошее, ни плохое. Я это отлично знал. И старательно набирал очки в свою пользу.
И этих очков уже накопилось немало ой, немало к тому моменту, когда я на следующий день после встречи с хозяином и с его высочайшего позволения, выгнал пинками из лазарета на улицу пьяного с утреца фельдшеришку и, испытывая неописуемое удовольствие, начал играть его мягким податливым тельцем в футбол на виду у всей зоны. В этот момент в придачу ко всем набранным очкам я взял бонус.
И получил выговор от Кости Араба за то, что не предупредил его о предстоящем представлении, он пропустил его, попивая в это время в «спальне» чифир.
Я валял фельдшеришку в грязи. Зона тихонечко выла от неописуемого восторга. Цирики, посмеиваясь, наблюдали со стороны за этим шоу, но даже и не подумывали вмешаться.
Потом я провел ревизию в лазарете и ужаснулся: подобная нищета не снилась даже здравпункту какого-нибудь захудалого алтайского колхоза. Такое впечатление, что все болезни лечили здесь исключительно аспирином и димедролом. Я потратил весь следующий день на составление списка необходимого минимума лекарств для лазарета. И отдал этот список не фельдшеру, а переправил прямо хозяину, не особо рассчитывая на успех. Ноо, чудо! уже через пару недель мы вместе с Ириной Васильевной принимали по описи лекарства и кое-какое простейшее оборудование, поступившее в лазарет из аптеки больнички УИНа.
Фельдшер на какое-то время бросил пить. Кум, когда мы случайно сталкивались нос к носу, здоровался со мной не привычным сухим кивком, а жизнерадостно ухмылялся и с ехидцей произносил: «Здравствуйте, доктор». Костя Араб молча качал головой и лишь однажды за кружкой чифира задумчиво пробормотал: «Пес тебя разберет, Костоправ. Ты или ангел с небес, или черт знает кто»
Скорее второе. Я сам тогда не знал, кто я есть. Да и плевать мне было на это. Пусть я стану хоть мертвяком, лишь бы успеть добраться до тех пятерых негодяев, что числились в моем списке. И чем скорее, тем лучше.
Уже тогда я начал всерьез помышлять о побеге.
Глава 4. Воля зовет
В шесть утра подъем для утренней смены. Сквозь полудрему я слышал, как за стеной, отделяющей «спальню» от общего барака, зашебуршились мужики. Кто-то глухо кашлял, кто-то громко материл холодину на улице и свою собачью жизнь. Сейчас отряд построится на поверку, потом строем отправится в столовку, потом в промзону
Я подумал о том, что не мешало бы встать и посмотреть, как там Колян. Но силы воли на то, чтобы выбраться из теплой постельки, у меня не хватило. И я снова крепко заснул. Принялся досматривать прерванный шумом за стенкой сон. Интересно, что последнее время про волю мне практически ничего не снилось. Похоже, я успел напрочь забыть, что это такоеволя.
Второй раз меня разбудил фельдшер. Приперся, пес, поглядеть, как там Колян, каким-то образом пронюхав, что тот сегодня не вышел на работу, хотя вчера никаких освобождений ему не давали. Но Колян даже не стал разговаривать с красномордым лепилой и сразу отфутболил его ко мне.
Константин, Константин, робко тыкал пальцем меня в плечо фельдшеришка.
Чего тебе? перевернулся я на другой бок и с трудом продрал глаза.
Мне сказали
А, да, перебил его я. Ты чего, падла, за диагноз поставил вчера? Ты почему меня не дождался?
Я не знал
Нишкните вы там, сонно простонал со своей кровати Костя Араб.
Я не знал, шепотом повторил фельдшер.
Ты, мразь, я ж тебе зубы повышибаю. Почему не сбил больному температуру?
У него не было тогда температуры, заныл фельдшер. Я удивился, обнаружив, что ныть, оказывается, можно и шепотом.
Ты даже не мерил.
Я по пульсу.
Ты что же, сука, хочешь сказать, что умеешь по пульсу? приподнялся я с подушки, готовый сейчас заехать кулаком фельдшеру в рожу. Тот, по-видимому, почувствовал мое настроение и отступил на шаг в сторону. Чего ты арапа мне гнешь? Чего паришь?
Эй, Блондин, опять подал голос смотрящий, выкинь на хрен этих двоих пиздоболов.
Все, Араб, заверил я, закругляемся. И поманил пальцем поближе к себе фельдшеришку. Ты, уродец, быром пошел в лазарет. Гони сюда пенициллин, стрептомицин Я шепотом перечислил необходимые мне лекарства. И не забудь баяны. Ну, пшел.
Фельдшер поспешил бочком выскользнуть из «спальни». Добежать до лазарета, собрать пилюли и вернуться назадна это ему потребуется минут десять. Пора подниматься. Я заставил себя принять сидячее положение и спустил ноги на дощатый пол. По низу так и веяло леденящим холодом.