Пока я здесь, разрешите обратиться к вам с просьбой.
Пожалуйста, Эндрюс, я вас слушаю, сказал Тайсон, не поднимая глаз и продолжая писать.
Миссис Казефикис обеспокоена своим положением в нашей стране. У нее нет ни денег, ни работы, а теперь она потеряла мужа. Возможно, именно благодаря ей нам удастся выйти на преступника, она помогла нам чем могла. По-моему, надо что-нибудь для нее сделать.
Директор нажал кнопку.
Срочно вызовите Соммертона из отдела дактилоскопии и пришлите ко мне Эллиотта.
Ага, подумал Марк, у таинственного помощника есть имя.
Я сделаю все, что смогу, Эндрюс. Увидимся в понедельник, в семь. На субботу и воскресенье я никуда не уезжаю, если чтозвоните. И работайте, работайте.
Слушаюсь, сэр.
На обратном пути Марк зашел в банк Риггс и разменял пятнадцать долларов по двадцать пять центов. Кассирша взглянула на него с любопытством.
У вас, что, свой игровой автомат?
Марк улыбнулся.
Остаток утра и большую часть дня он обзванивал дежуривших по субботам и воскресеньям секретарей шестидесяти двух сенаторов, которые 24 февраля находились в Вашингтоне. Кучка двадцатипятицентовиков таяла. Директор оказался прав: все секретари были чрезвычайно благодарны, что их сенаторов приглашают на конференцию по охране окружающей среды. Шестьдесят второй звонок, уши одеревенели. Марк изучил результаты: тридцать сенаторов обедали на работе или с избирателями, пятнадцать не сказали секретарям, где собираются обедать или же просто упомянули о «встрече», а семнадцать побывали на обедах, устроенных самыми различными организациямиот Национального пресс-клуба до Североамериканской ассоциации по контролю над вооружениями. Один из секретарей даже считал, что 24 февраля босс как раз присутствовал на обеде, где обсуждали проблемы экологии. Марк не нашелся, что ответить.
С помощью директора список сократился до пятнадцати человек.
Он вернулся в Библиотеку конгресса и снова прошел в тихий справочный зал. Вопросы об отдельных сенаторах, комитетах и процедурах в сенате не вызвали у библиотекарши ни малейшего подозрения: она привыкла к аспирантам, таким же требовательным, но куда менее вежливым.
Марк вернулся к полке, на которой лежали «Протоколы заседаний конгресса». Отчеты за 24 февраля он нашел без труда: в стопке непереплетенных свежих брошюр это был единственный захватанный номер. Он стал одно за другим проверять пятнадцать оставшихся имен. В этот день заседал только Комитет внешних сношений; трое из пятнадцати сенаторов в списке были членами этого комитета, и согласно протоколу каждый из них выступил на заседании. Сенат в тот день обсуждал два вопроса: выделение фондов министерству энергетики на исследования в области использования солнечной энергии и проект закона о владении оружием. Некоторые из оставшихся двенадцати выступали в сенате по обоим вопросамкак ни крути, ни одного не вычеркнешь, черт бы их побрал.
Записав каждое из пятнадцати имен на отдельном листке бумаги, он углубился в чтение «Протоколов заседаний конгресса» с 24 февраля по 3 марта. Под каждым именем отметил присутствие или отсутствие сенатора на заседаниях. Ценой невероятных усилий ему удалось составить рабочее расписание каждого. Оставалось много «белых пятен». Ясно, что сенаторы проводят на работе лишь часть своего времени.
Сзади подошла молодая библиотекарша. Марк посмотрел на часы: половина восьмого. Библиотека закрывается. Пора забыть о сенаторах и повидать Элизабет. Он позвонил ей домой.
Привет, красавица! По-моему, пора подкрепиться. Я с утра ничего не ел. Сжальтесь над моим пошатнувшимся здоровьем, доктор, поешьте со мной.
Чем ты предлагаешь мне заняться? Не слышу. Я только что вымыла голову. Наверное, мыло в уши забилось.
Я сказал, поешь со мной. Пока ограничимся ужином. Потом придумаем что-нибудь еще.
Потом я могу и не согласиться, проворковала Элизабет. Ну как ваш пульс, больной?
Спасибо, доктор, слава богу, не частит, но если я не отвлекусь от своих теперешних мыслей, того и гляди покроюсь прыщами.
Чем вам помочь, может быть, налить в телефон холодной воды?
Не надо, давай лучше поужинаем. Через полчаса я за тобой заеду и увезу, даже если ты не досушишь волосы.
В Джорджтауне они нашли маленький ресторанчик «У мистера Смита». Летом, когда столики накрывали в саду, Марк бывал здесь довольно часто. Посетителей было много, в основном молодежь. Отличное место, здесь можно сидеть и болтать часами.
Господи, вздохнула Элизабет, вот и снова ястудентка. Я-то думала, мы уже вышли из этого возраста.
Рад, что тебе здесь нравится, улыбнулся Марк.
Везде одно и то же. Стилизациянекрашеные деревянные полы, массивные дубовые столы, растения. Сонаты Баха для флейты. В следующий раз пойдем в Макдональдс.
Марк не нашелся, что ответить, хорошо еще, что принесли меню.
Представь себе, четыре года проучилась в Йеле и до сих пор не знаю, что такое рататуй,сказала Элизабет.
Я знаю, что это, но не знал, как оно произносится.
Оба заказали курицу, печеную картошку и салат.
Гляди, Марк, вон тамэтот жуткий сенатор Торнтон с девицей, которая годится ему в дочери.
Может, это его дочь.
Приличный человек не приведет сюда дочь. Она улыбнулась.
Он ведь дружит с твоим отцом?
Да, а ты откуда знаешь? спросила Элизабет.
Это всем известно. Марк уже жалел, что спросил.
Вообще-то они скорее деловые партнеры, чем друзья. Он зарабатывает на военной промышленности. Не слишком привлекательное занятие.
Но твой отецсовладелец компании по производству оружия.
Папа? Да, я тоже его не одобряю, но он говорит, что во всем виноват его дед, основавший фирму. Когда я была школьницей, мы с ним из-за этого частенько ссорились. Я советовала ему продать свой пай и вложить деньги во что-нибудь полезное для общества.
Вам у нас нравится? спросил, наклонившись над столиком, официант.
Да-да, спасибо, очень, сказала Элизабет, глядя на него снизу вверх. Знаешь, Марк, однажды я назвала отца военным преступником.
Но я считал, что он против войны.
Как много ты, однако, знаешь о моем отце, удивилась Элизабет и подозрительно посмотрела на него.
И все же недостаточно, подумал Марк. А что ты можешь о нем рассказать? Если Элизабет и заметила, что он встревожен, виду она не подала и просто продолжала:
После того, как он проголосовал за межконтинентальные баллистические ракеты MX, я целый месяц отказывалась сидеть с ним за одним столом. Правда, думаю, он этого даже не заметил.
А мать?
Она умерла, когда мне было четырнадцать. Наверное, поэтому мы с отцом так близки, сказала Элизабет. Она опустила глаза и стала разглядывать сложенные на коленях руки. Ей явно хотелось переменить тему. Блестящие темные волосы упали на лоб.
У тебя очень красивые волосы, ласково сказал Марк. Когда я впервые увидел тебя, мне захотелось их потрогать. Мне и сейчас хочется.
Мне больше нравятся вьющиеся, улыбнулась Элизабет и, подперев голову руками, лукаво взглянула на Марка. Когда тебе стукнет сорок и у тебя поседеют виски, ты станешь просто неотразим. Конечно, если не облысеешь. Ты знаешь, что мужчины, которые хороши в постели, лысеют с макушки, умные лысеют с висков, а все волосы выпадают у тех, кто думает, что хорош в постели?
Если я полысею с макушки, надеюсь, ты угадаешь, чего я хочу?
Я согласна ждать, но все ж не так долго.
По дороге к ее дому он остановился, обнял ее за талию и поцеловал, сперва нерешительно, не уверенный, что она не оттолкнет его.
Элизабет, у меня колени дрожат, прошептал он, зарывшись в мягкие, теплые волосы. Как ты поступишь со своей последней жертвой?
Некоторое время Элизабет молчала.
Придется купить тебе костыли, сказала она наконец.
Медленно, взявшись за руки, они шли ночной улицей, не находя слов от счастья. Трое весьма прозаических мужчин шли следом.
В нарядной гостиной, на диване цвета чайной розы, он поцеловал ее снова.
Трое прозаических мужчин, укрывшись в тени, ждали снаружи.
Она сидела в Овальном кабинете, и одну за другой просматривала статьи нового законопроекта, пытаясь обнаружить одну-единственную строчку, которая может обернуться против нее завтра, во время голосования. Внезапно она вздрогнула от неожиданности: перед ней стоял муж с кружкой дымящегося какао в руке.
Ложись-ка лучше спать. Все равно эта публика не сможет тебе противиться, сказал он, указывая на Капитолий.
Она улыбнулась.
Милый Эдуард, какой же ты у меня все-таки умный! Что бы я без тебя делала?
6 марта, воскресенье
9 часов утра
Все воскресное утро Марк дорабатывал отчет директору. Первым делом разобрался на столе; беспорядок всегда мешал ему сосредоточиться. Марк собрал все свои записи и разложил их в логической последовательности. Справиться с задачей ему удалось лишь к двум часам, и он даже не заметил, что еще не обедал. Медленно записывал он имена оставшихся пятнадцати сенаторовшесть под заголовком Комитет внешних сношений, девятьпод законопроектом о владении оружием и законодательным комитетом. Потом уставился на список, ожидая вдохновения, но вдохновение не приходило. Один из нихубийца, и на то, чтобы выяснить, кто именно, осталось всего четыре дня. Марк сложил бумаги в портфель и запер его в столе.
Потом прошел на кухню и сделал себе бутерброд. Взглянул на часы. Как с пользой провести остаток дня? Элизабет дежурила в больнице. Он поднял трубку и набрал номер. Она не могла говорить долго: в три часа ее ждали в операционной.
Ладно, доктор, я буду краток и постараюсь вас не обидеть. Звонить тебе каждый день, чтобы сказать, как ты прелестна и умна и что я от тебя без ума, мне вряд ли удастся, так что слушай внимательно.
Я слушаю, Марк.
Так вот, ты самая красивая, самая умная, и я безумно в тебя влюблен Почему ты молчишь?
Жду, может, скажешь что-нибудь еще. Ответный комплимент ты услышишь при встрече, это не телефонный разговор.
Ладно, иди, вырезай сердце очередной жертве, только поскорее, я больше не могу.
Мы оперируем вросший ноготь, засмеялась она и повесила трубку.
Марк кругами ходил по комнате, мысли перескакивали от пятнадцати сенаторов к Элизабет и вновь возвращались к сенатору-убийце. Не слишком ли гладко развивается его роман с Элизабет? Может быть, это сенатор ищет его, а не он сенатора? Марк чертыхнулся и налил себе пива. Вспомнился Барри Калвертпо воскресеньям они обычно играли в скуош. Потом Ник Стеймз, Стеймз, который, сам того не зная, занял его место. Как бы поступил Стеймз, если бы остался жив? В памяти вдруг вспыхнула фраза, оброненная Ником на прошлогодней рождественской вечеринке в конторе: «Джордж Стампузис из «Нью-Йорк таймс» (еще один грек, никуда не денешься) после менялучший специалист по уголовным преступлениям в этой треклятой стране. О мафии и ЦРУ ему известно больше, чем всем преступникам и сыщикам вместе взятым».
Марк позвонил в справочное бюро Нью-Йорка и, толком не зная зачем, узнал номер Стампузиса.
Спасибо, поблагодарил он оператора.
Всегда к вашим услугам.
Марк набрал номер.
Попросите, пожалуйста, Джорджа Стампузиса из отдела уголовной хроники.
Его соединили.
Стампузис, услышал он голос в трубке. В «Нью-Йорк таймс» слова расходовали скупо.
Добрый день. Меня зовут Марк Эндрюс. Я звоню из Вашингтона. Мы были дружны с Ником Стеймзом; я служил у него в отделе.
Голос потеплел.
Да, я слышал об этой страшной аварииесли, конечно, это была авария. Чем могу вам помочь?
Мне нужна секретная информация. Вы можете встретиться со мной прямо сейчас?
К Нику это имеет отношение?
Да.
Тогда встретимся в восемь, на северо-восточном углу Двадцать Первой и Южной Парковой. Успеваете?
Вылетаю первым рейсом, сказал Марк и поглядел на часы.
Жду.
Самолет Восточной авиакомпании ВашингтонНью-Йорк приземлился в начале восьмого. Выбравшись из толпы, снующей вокруг багажной стойки, Марк направился к стоянке такси. В Манхэттен его вез пожилой, пузатый, небритый житель Нью-Йорка с незажженным сигарным бычком, который он то и дело перекатывал из одного уголка рта в другой.
Всю дорогу таксист болтал без умолку. Его монолог почти не требовал от Марка участия в беседе, так что он мог использовать время в пути, чтоб собраться с мыслями.
В стране полно дерьма, сигара подпрыгнула вверх.
Ваша правда, согласился Марк.
Не город, а помойная яма.
Верно, согласился Марк.
А все эта сучка Кейн. Ее и повесить мало.
Марк похолодел. Эти слова повторяли тысячу раз на дню, но для кого-то в Вашингтоне они не были пустой угрозой.
Шофер притормозил у края тротуара.
Ровно восемнадцать долларов, сигара дернулась вниз.
Марк положил десятку и две пятерки в маленький пластиковый ящик, прикрепленный к защитной ширме, отделяющей водителя от пассажира, и вышел.
К нему навстречу шел приземистый, средних лет мужчина в твидовом пальто. Марк зябко поежился. Он и забыл, как холодно в Нью-Йорке в марте.
Эндрюс?
Угадали.
Если всю жизнь изучаешь преступников, поневоле начинаешь рассуждать как они. Он окинул взглядом костюм Марка. Агенты ФБР стали одеваться не в пример лучше прежнего.
Марк смутился. Неужели Стампузис не знает, что в ФБР платят вдвое больше, чем в нью-йоркской полиции?
Любите итальянскую кухню? спросил Стампузис и, не дожидаясь ответа, бросил на ходу:Повезу вас в одно местечкоНик частенько сюда захаживал.
Молча шли они вдоль длинного квартала. У каждого входа в ресторан Марк замедлял шаг. Внезапно Стампузис исчез за одной из дверей. Марк прошел за ним через обшарпанный бар; у стойки толпились мужчины; все были крепко навеселе и продолжали напиваться. Наверное, их не ждали жены, а если и ждали, их все равно не тянуло домой.
Миновав бар, они очутились в уютном, выложенном кирпичом обеденном зале. Высокий, стройный итальянец провел их к угловому столику: очевидно, Стампузис был здесь желанным гостем. Меню Стампузис смотреть не стал.
Рекомендую пиццу с устрицами. После этого заказывайте что хотите.
Марк последовал его совету. За ужином болтали о пустяках.
Марк два года проработал с Ником Стеймзом и знал святое правило средиземноморцев: за вкусной едой о делени слова. Как бы там ни было, Стампузис все еще изучал его, а Марку так нужно было его доверие. Расправившись с огромной порцией, Стампузис принялся за двойной кофе, который запивал ликером Самбука; только теперь он взглянул на Марка и заговорил по-другому:
Вы работали у великого человека, он один из тех редких людей, которые по-настоящему служат закону. Если бы каждый десятый сотрудник ФБР был так же умен и порядочен, как Ник Стеймз, вашей лавочке было бы чем гордиться.
Марк посмотрел на него, собираясь заговорить.
Нет, не надо говорить ничего о Нике; вы здесь из-за него, мне этого довольно, а своего мнения о Бюро я все равно не изменю. Я веду уголовную хронику вот уже тридцать лет и могу сказать, что и ФБР и мафия разрослись и стали могущественнее. Но это все. Больше никаких изменений не наблюдалось. Он налил себе в кофе Самбуки и шумно глотнул. Ладно. Чем я могу вам помочь?
Любыми неофициальными сведениями, сказал Марк.
Идет, сказал Стампузис. Интересы у нас общие.
Меня интересуют два вопроса. Первое: есть ли у кого-нибудь из сенаторов прямой выход на заправил организованной преступности, и второе, как относится обыватель к законопроекту о владении оружием?
Всего-навсего! саркастически заметил грек. Ну что ж, с чего начать? На первый вопрос ответить легче, поскольку половина сенаторов тесно связаны с организованной преступностью, сиречь с мафией, как ни старомодно звучит это название. Некоторые из них даже не подозревают об этом, но, принимая во внимание, что предвыборные кампании зачастую финансируются бизнесменами или крупными корпорациями, прямо или косвенно связанными с преступным миром, каждого президента можно с чистой совестью считать преступником. Но когда мафии нужен сенатор, она обычно подкупает его через третье лицо, впрочем, и такое получается редко.
Почему? удивился Марк.
Человек, который станет плясать под их дудку, нужен мафии, чтоб обходить закон, беспрепятственно совершать сделки, выигрывать дела в суде, ну и так далее. Договоры с зарубежными странами или же одобрение Верховного суда им просто не интересно. Среди сенаторов иные обязаны своим успехом связям с мафиейте, кто начинал карьеру судьей по гражданским делам или членом местного законодательного собрания и получил финансовую поддержку непосредственно от мафии. Впрочем, они, возможно, не вполне отдавали себе в этом отчет; не каждый станет подвергать источники тщательной проверке, когда хочет, чтоб его избрали. В Аризоне и Неваде мафия занимается законным бизнесом, но боже упаси кого-нибудь туда сунуться. И наконец, в случае с Демократической партией существуют рабочие организациисамая мощная среди нихпрофсоюз водителей грузового транспорта. Вот и все, Марк, весь тридцатилетний опыт работы за десять минут.