Я сейчас, товарищ майор! засуетился Сашок, выскочил из машины, на ходу заправил куртку, зачем-то протер лобовое стекло и затем спросил:
А куда ехать-то?
И правда, Коль, куда? задался вопросом Юрий.
Кочубей пожал плечами. Чудовищное напряжение, наконец, спало, в душе образовалась абсолютная пустота. Юрий с сочувствием посмотрел на друга и бросил водителю:
Домой!
Домой? Эх, сейчас бы в Новороссийск и в море, с грустью произнес Николай!
О, Коля, я знаю, куда! встрепенулся Юрий и распорядился:
Сашок, гони на «Водный стадион».
«Водный»? Зачем? К чему? вяло возражал Николай.
Зарядим волейбольчик, и все забудешь! Согласен?
Даже не знаю.
Нам приказано гулять на полную катушку, вот и гульнем! Приказы не обсуждаются, а выполняются!
А-а, снова тащиться в академию.
Не вижу проблемы! отмахнулся Юрий и решительно приказал:
Сашок, в академию Петра Дзержинского!
Тот шустренько развернул машину и, выехав со двора, нахально втиснулся в ревущий поток машин. Рабочий день подходил к концу, и деловая Москва устремилась за город. Они удачно избежали пробок и через пятнадцать минут были на месте. В кабинете Николай не задержался, быстро собрал спортивную сумку и вернулся к машине. Пока им повезлоцентр и «Ленинградка» не стояли в заторах. Сашок быстро домчался до спортивного городка у «Водного стадиона».
Услышав звонкие удары по мячу, азартные выкрики, Николай оживился, и в его глазах появился азартный огонек. Юрий быстрым взглядом пробежался по «мастерской» площадкетам собрались все «свои»и радостно воскликнул:
Не прогадали! Классная выйдет заруба! Фома с Максом здесь!
За прошлую игру отыграемся! загорелся Кочубей и распорядился:
Сашок, все, спасибо, возвращайся в отдел. Мы доберемся сами.
Коля, какой отдел? Ты, что про приказ шефа забыл: гулять на полную катушку?
А Сашок тут причем? Пусть едет! Обойдемся без машины. Ни к чему барствовать.
Барствовать?! Ну ты даешь, Коля? От жизни совсем отстал. Скромность сейчас не в моде.
Слушай, Юра, может, хватит мне на мозги капать! Пошли разминаться! начал терять терпение Кочубей.
Остащенко не унимался и продолжал незлобно подтрунивать:
Коля, прошу тебя как друга, хоть один денек поживи как олигарх. Тебе ничего не стоит, а мне приятно.
Тоже мне, нашел олигарха!
Ладно прибедняться! Не думал, что ты такой жмот!
Что-о?! Что ты сказал? вспыхнул Николай.
А то. Тридцать тысяч баксов зажал? Зажал? Я тебе друг или кто?
Кочубей хмыкнул и с иронией заметил:
До сегодняшнего дня я и не подозревал, что их у меня так много.
А ты как хотел? У нас любят красивых и богатых.
Ладно, «друг олигархов», пошли играть, а то задвинут на площадку для «чайников», положил конец пикировке Кочубей и поторопил Сашка.
Что стоишь? Давай-давай, двигай в отдел!
Но находись на связи, вдруг у нашего «олигарха» случится бзик, крикнул Сашку вдогонку Юрий и, перебросив сумку через плечо, присоединился к Николаю.
Они спустились к раздевалке. Там уже гомонила компания друзей-волейболистов. Появление Юрия и Николая они приветствовали дружными возгласами:
Ба! Какие люди!
И вовремя!
Сегодня двадцатоеу них получка!
Отлично! Будет кому накрыть поляну!
Ша, ребята! Они накроютзавтра придется играть на Колыме! предостерег друзей Николай Дубровинжурналист, который своим язвительным пером разрабатывал шпионскую тему в газете «БизнесЪ».
Легко, господа волейболисты и примкнувшие к ним «желтые» журналисты! заявил Юрий и, махнув рукой, милостиво заметил:
Сегодня я добрый и все прощаю, а вот насчет Коли не ручаюсь. Он недавно в таком зверинце побывал, что порвет вас, как тузик грелку.
Все, молчу! поднял руки Дубровин и призвал остальных:
Ребята, не будем дразнить зверя. Предлагаю скинуться по «стольнику» и начать разминку.
Его дружно поддержали и достали кошельки. Николай с Юрием внесли «взнос» в общий «котел»сыпанули мелочь в консервную банку, стали в пару с «Фомой» и «Максом» и начали легкую перепасовку. С каждым ударом и прыжком Николай ощущал, как к нему возвращалась утраченная бодрость: ноги привычно пружинили от земли, а рука все точнее ложилась на мяч.
Первую партию начали ни шатко, ни валко. Простенькие подачи чередовались с ударами накатом, но когда счет перевалил за семнадцать, игра пошла всерьез. Никто не хотел уступать, и концовка партии прошла в упорной борьбе. Не жалея локтей и колен, Николай «рыбкой» нырял за «мертвыми» мячами. Юрий тоже испытал кураж, а когда выходил к сетке, двойной блок не спасал соперников от его пушечных ударов.
К середине второй партии команды зарубились по-настоящему. Болельщики тоже завелись и подбадривали игроков выкриками. «Старики»«Фома» и «Макс», в свое время игравшие во втором составе ЦСКА, показали всем, кто тут настоящие мастера и блестяще вытащили концовку. В третьей и четвертой партиях команды обменялись победами, а пятая напоминала качели. Попеременното одни, то другиевыходили вперед. Все решили два коварных удара «Макса» по блоку. Но Кочубей не расстроился проигрышуигра доставила удовольствие. Приняв душ, друзья-соперники всей компанией двинули в давно уже облюбованный бар с многообещающим названием: «Зайди и оттянись».
Для «оттяжки» там имелся весьма незатейливое меню. Сдвинув столики, они заняли дальний угол. «Фома», не дожидаясь команды, разлил водку по рюмкам. С общего согласия роль тамады взял на себя Дубровин и предложил тост: «За крылатый мяч, который нас объединил!» Его охотно поддержали, а потом у «Макса» появилась гитара, и компания дружно затянула любимую песню:
Команда молодости нашей!
Команда, без которой мне не жить
Николай подпевал «Максу» и, да! он был счастлив! Он напрочь забыл о Перси и предателе Литвине. Юра, «Фома», «Макс», колючка Николаша Дубровин, объединенные бескорыстным духом волейбольного братства, стали для него настоящей отдушиной. Рядом с ними, в любимой игре он на время забывал о проблемах, а из сердца уходила горечь неудач.
Песня следовала за песней, и вскоре в баре звучали только их голоса. За соседними столиками притихли. Человеческое тепло и то чистое, ничем не замутненное чувство товарищества, которое исходило от этих крепких, жизнерадостных парней, невольно передалось окружающим, даже в глазах вышибалы затеплился огонек. Под дружные аплодисменты друзья-волейболисты покинули бар.
У Николая слегка кружилась голова и не столько от спиртного, сколько от опьяняющего чувства свободы. Личина предателя Литвина, которую ему пришлось носить последнее время, затрещала по всем швам и разлетелась в клочья. Он снова стал самим собой и снова был среди своих. На станции метро «Водный стадион» пути друзей разошлись. Николай, доехав до «Театральной», перешел на «Охотный Ряд» и покатил до конечной. Мерное покачивание вагона быстро убаюкало.
Из дремы Кочубея вырвала грубо вцепившаяся в плечо рука. Он открыл глаза, взглядом скользнул по брюкам мышиного цвета и остановился на злой физиономии милиционера-сержанта. Тот, поигрывая дубинкой, словно приценивался к нему. Внешность кавказца: тонкий с горбинкой нос, жгуче-черные глаза, темные, слегка вьющиеся волосы и запах пива, казалось, не оставляли Николаю шансов уйти от милицейского наката.
Ну что, джигит, сам пойдешь или домкратом поднять? процедил сержант, а заплясавшая в его руках дубинка недвусмысленно говорила, что последует дальше.
С Николая слетели остатки дремы, и в груди поднялась мутная волна гнева.
А ты что, эвакуатор? с вызовом ответил он.
Чего?!
Плохо слышишь? Повторяю еще раз: тыэвакуатор?
Ах ты, чурка! Ну я тя ща построгаю! взорвался сержант и взмахнул дубинкой.
Николай не дал ей опуститься, перехватил руку и, прижав милиционера к стенке, с презрением бросил:
Дровосек хренов, читать умеешь?
Сержант опешил.
Я тебя по-русски спрашиваю, читать умеешь? добивал его Кочубей.
Ну-у, промычал милиционер, и в его злых, медвежьих глазках промелькнула тень тревоги.
Не столько внушительный вид Кочубея, сколько уверенный тон подсказывали ему: вместо «навара» он нарвался на серьезный облом. Николай, продолжая гвоздить его презрительным взглядом, достал из кармана «красную корочку» с золотым тиснением: ФСБ, и сунул под нос. Физиономия сержанта пошла бурыми пятнами, а глаза воровато забегали.
Предупреждать надо! выдавил он.
А ты не хами! отрезал Николай и, подхватив сумку, направился к выходу.
В нем все кипело от негодования, и только вечерняя прохлада остудила гнев. На остановке было пустынно. Кочубей не стал ждать маршрутки и через лесопарк направился к видневшимся за ним высоткам. В одной из них, он жил в квартире своей двоюродной тетушки. Время было позднее, и Николай, чтобы не поднимать шума, тихо открыл дверь и проскользнул в коридор.
В квартире не спали, из кухни доносились громкие голоса. Муж теткиПавел Иванович был не в духе. В банке, где он работал в службе безопасности, ожидалось очередное сокращение, и ему в свои пятьдесят два года рассчитывать на то, что очередная управленческая метла минует его, не приходилось. Для молодых, да ранних, с волчьей хваткой «новых хозяев жизни», отставной подполковник был всего лишь «пережитком прошлого». Двадцать семь лет в погонах, из которых пятнадцать пришлись на службу в военной контрразведке и не где-нибудь, а в «солнечном» Забайкалье, в их глазах ничего не стоили.
Николай тяжело вздохнул и, избегая трудного разговора, прошел в свою комнату. Скрип двери не укрылся от тонкого слуха тетки. Она выглянула из кухни и окликнула:
Коля, ужинать будешь?
Спасибо, Наталья Ивановна, я поел.
Не с того ты начала! Иди, посидим, Коля! позвал Павел Иванович, и его суровое лицо показалось из-за плеча жены.
Тебе уже хватит, Паша! А он голодный. С этой службой скоро на Кощея будет похож, и что я скажу матери? посетовала Наталья Ивановна.
Ему таким по службе положено. Опера, как волка, ноги кормят! сурово отрезал Павел Иванович.
Гляди, тебя она больно накормила! Столько лет в Забайкалье отбухал и что?
Как что? Быстро же ты забыла!
Было бы, что помнить: «Дровяшка», «Оловяшка». Зимой мерзнешь, а летом от жары дохнешь и
Замолчи! оборвал супругу Павел Иванович и, поиграв желваками на скулах, желчно заметил:
Забыла? Тогда я напомню. «Забудь вернуться обратно»вот что такое Забайкальский военный округ! А мы вернулись и не куда-нибудь, а в Москву!
В Москву, и что толку? Пять лет по чужим углам мыкались, пока свой у черта на куличках не получили!
Другие и того не имеют, буркнул Павел Иванович.
И много ты поимел? Вон твой дружок, Вовка, в училище балду бил, а сегодня заправками управляет, не то, что ты со своим красным дипломом в охранниках ходишь. А все: мы контрразведка!
Замолчи! Не тронь это! взорвался Павел Иванович.
Гордый! Я сама Вовку попрошу
Наталья Ивановна! Павел Иванович! Ну, зачем вы так? пытался погасить скандал Николай.
В кухне воцарилась гнетущее молчание, которое нарушили горестные всхлипы. Утирая слезы, Наталья Ивановна причитала:
За что же нам такое? Паша всю жизнь честно служил! В банке тоже старается, а его О, господи, за что же нам такое наказание?
Перестань! Перестань, Наташа! Все образумится, никто меня не гонит, утешая жену, Павел Иванович обнял ее и проводил из кухни, вернувшись, прошел к холодильнику, достал бутылку водки и предложил:
Ну что, Коля, выпьем?
Наливай, дядь Паш! махнул рукой Кочубей и подсел к столу.
Павел Иванович разлил водку по рюмкам, поднял свою и, помедлив, с горечью произнес:
Пью не с горя. Какое тут горе. Ну, выгонят с работы, с голоду не помрем. Пенсия, хоть грошовая, у меня и у Наташи есть. Квартира сам видишь: жить можно. Дети устроены. Мне за державу обидно! Батя ее от Гитлера спас, а я прозевал!
Вы-то чем виноваты, Павел Иванович? Ее без вас развалили, пытался как-то смягчить боль старого контрразведчика Николай.
Виноват? Развалили? Да что вы, молодежь, знаете об этом? Какое там, на хрен ЦРУ! Своих сволочей хватило! Этих иуд«Меченого» и второго, водкой калеченного за то, что они натворил мало повесить. Гады! Сначала армию в грязь втоптали, затем КГБ помоями облили, чтобы народ против нас настроить, а потом под шумок свои грязные делишки обделали. Памятник Дзержинскому на Лубянке стоял! Лучшего в Москве не было! Так нет же, снесли! И как? Петлю на шею и сдернули! Суки! Хотели показать, что с тоталитарным прошлым, а точнее с нами, покончили. Ну да хрен с ними! Бог им судья, а свинья товарищ! Выпьем, Коля, за военную контрразведку, там всегда были настоящие мужики! Как, еще остались?
Остались! заверил Николай.
А с армией что сделали? Как посмотришь «ящик», так жить не хочется. Там взорвалось, там потонуло.
Тяжело, но держится. Новая боевая техника пошла, учения начали проводить.
Техника, ученияэто, конечно, хорошо. Но наша армия не на железе, а на духе держится. Как с ним?
Жив еще, не стал уточнять Николай.
Значит, устоим. А то на этих эффективных менеджеров надежды нет. Они только о своем кармане пекутся. Жареным запахнет, так в Лондон чухнут. Слава богу, не на них Россия стоит. Ладно, наливай! предложил Павел Иванович.
Николай налил водку в рюмки, а Павел Иванович произнес тост:
За армию! За настоящих мужиков! Пока они есть, остальное приложится.
За них! подержал Николай.
Павел Иванович размяк, взгляд смягчился, и снова потянулся к бутылке.
Дядь Паш, мне хватит. Завтра надо быть, как огурчик.
Тебе виднее. Тогда спать! не стал настаивать он, и они разошлись по комнатам.
Николай не стал распаковывать спортивную сумку, а сразу забрался в постель и тут же заснул крепким сном. В половине седьмого он был на ногах. Умывшись, быстро позавтракал и выехал на службу. В восемь сорок пять вошел в кабинет, там уже находился Остащенко. Не заглядывая в сейфы, они поднялись на седьмой этаж и зашли в приемную Сердюка.
В ней было непривычно тихо. СекретарьГалина Раевская, склонившись над докладной с его правками, поигрывала пальцами на клавиатуре ноутбука.
Доброе утро, Галина Николаевна! дружно приветствовали они.
Здравствуйте, ребята! Как ты, Коля? Что-то давненько не видела, поинтересовалась она.
Нормально. Спецзадание, не стал распространяться Кочубей.
Правда? А какое?
Так оно у него на лице написано, язвительно заметил Остащенко.
О чем ты, Юра? не поняла Раевская.
А что разве не заметно?
Нет.
А вы присмотритесь. В глазахоловянный блеск. А лицо? Это же
Юра, да что ты такое говоришь?
Это не я, это в армии говорят: как надену портупею, так тупею и тупею. Наш карьерист, наплевав на умное лицо, бросил контрразведку и подался в войска. Лавры маршала не дают ему покоя.
Коля и армия? воскликнула Раевская и театрально всплеснула руками.
Куда деваться? Такие интеллектуалы, как Остащенко уже достали, отшутился Николай.
Вот так, на чужом горбу договорить Остащенко не успел. Зазвонил телефон прямой связи с Сердюком. Раевская подняла трубку и ответила:
Да. Здесь. Оба.
Николай с Юрием догадались: речь о них.
Хорошо, Анатолий Алексеевич, постараюсь к десяти, и, закончив разговор, Раевская объявила:
Заходите, ребята, он ждет.
Как у шефа настроение? Под какую руку лучше не попадать? спросил Кочубей.
Коля, тебе это не грозит, с улыбкой ответила Раевская.
Конечно, в любимчиках ходит, хмыкнул Остащенко и уточнил:
Шеф один?
Нет. У него Агольцев и Писаренко.
Значит, надолго, заключил он и вслед за Кочубеем вошел в кабинет.
Сразу стало тесно. Богатырские фигуры Сердюка, Агольцева и начальника аналитического отдела полковника Василия Писаренко, тоже далеко не хиляка, казалось, занимали все свободное пространство.
Поздоровавшись, Сердюк внимательным взглядом пробежался по Николаю, потом Юрию и спросил:
Как отдохнули, друзья?
Нормально, ответил Николай.
Остащенко промолчал.
Нормально? А почему так рано отпустили машину? продолжал допытываться Сердюк.
Решили не барствовать! заявил Юрий.
Барствовать? На тебя, Остащенко, что-то не очень похоже.
Тот пожал плечами и кивнул на Кочубея. Сердюков с любопытством взглянул на него. Он решил до конца прояснить ситуацию и строго заметил:
Вижу, что-то не договариваете. В чем дело, Николай?
То ли тон, то ли что-то другое задели Кочубея, и он с вызовом ответил: