Предстояло куча дел. Нужно уложиться в срок по закупкам, выплатить зарплату работникам, найти Соловьёва, найти место, где психопат разлил его кровь и расковырять картину. Когда всем этим заниматься, Буранов понятия не имел. На часаходиннадцать, и усталость уже не таилась где-то внутри, она легла на веки, сдавила плечи. Виктор склонился над столом, закрыв глаза. Моментально напал сон, который ему пришлось стряхнуть, и, несмотря на грохот и музыку за стенами, Буранов чувствовал, что может уснуть прямо тут.
Он подумал, а почему бы не пропасть? Вон, Соловьёв пропал. Он вообще любил пропадать, когда нарисовывались неотложные дела. Но ситуация Буранова гораздо сложнее. Неуловимый психопат загоняет его во всё более тесные рамки, он ненавидит Вику и Виктора, он хочет, чтобы они оба страдали. Однав аду, а другойв этом мире, искупая грехи жены.
Что ещё остаётся? Выследить психопата собственными силами он не в состоянии. В полицию идти позднослишком много ловушек расставил шантажист. Договориться с ним тоже не получается. Виктор обхватил голову руками и снова подумал о своём баре, о себе, о том, что же делать Что же делать
Кажется, он проспал не меньше часа. Музыка в баре не играла. Буранов вышел в зал. На барной стойке сидела Влада в серебряном комбинезоне. Её ножки болтались но взад, то вперёд. Виктор посмотрел на её белые кроссовки и голые щиколотки. Девушка улыбнулась и помахала Буранову.
Все уже разошлись.
И убраться успели сказал Виктор.
Столики блестели под включенными лампами. На сцене покоилась ударная установка, гитары стояли в подставке, микрофон, сложенный пополам, отодвинули в сторону.
Вы спали?
Влада странно улыбалась.
Почему ты не ушла? спросил Буранов.
Влада спрыгнула на пол. Симпатичная девушка. Девушка, которую бы назвали куклой. Любимица в любой компании. Круглое лицо, большие глаза, правильные нос и губы, пышные волосы, убранный в тугой и толстый хвост.
Я должна вам передать кое-что, сказала она. Вы слышите меня?
Буранов кивнул. Он нахмурился. Влада отвернулась и перегнулась через барную стойку. Её гибкое тело напряглось, Виктор отвернул глаза от стройных бёдер. Сквозь серую тонкую ткань выпирал позвоночник. Когда девушка повернулась, в её руке сверкнул нож.
Она сказала, что вы совсем близко, улыбнулась Влада.
Кто?
Вика.
Виктор покачал головой. Ему казалось, что все сошли с ума. Он вспомнил родителей Вики, и поёжился.
Она мертва, Влада. Она ничего не могла сказать.
Влада надула губки.
Но она сказала! её голос задрожал. Она сказала, что скоро вы всё поймёте.
Она мертва
Перестаньте! Мы с вами прекрасно знаем, что это не так!
Влада
Хватит! крикнула девушка. Хватит. Мне пора!
Она подняла руку с ножом и коснулась лезвием нежной шеи. Буранов не успел даже рта открыть, как тёмная кровь хлынула водопадом. Серый комбинезон почернел, капли падали на кафель и разбивались, сверкая в лучах софитов и диско-куба. Влада улыбнулась и повалилась лицом вниз.
Виктор подскочил к ней и успел схватить её лёгкое тело. Какая же она хрупкая, подумал он. Его одежда намокла. Буранов перевернул тело Влады и посмотрел ей в глаза, устремлённые вверх. Маленькие губки чуть приоткрыты, словно она сказала не всё. Виктор присел и аккуратно положил её тело на пол.
Буранов вспотел, его трясло. Она такая молодая, зачем? Что за чертовщина происходит? Он встал. Влада словно стала меньше. Её тонкие руки легли вдоль тела, голова упала на бок. Виктор думал, что девушке нужно закрыть глаза, но не смел прикоснуться к ней. Кровь отхлынула от её лица, и отвратительная смертельная бледность покрыла щёки и лоб.
Вика в гробу. Она была такая же. Фарфоровая кукла.
И Виктор не смог сдержаться. Спазм сдавил горло. Это был всего лишь один всхлип, который Буранов сразу же подавил, но две слезы всё же успели сползти по щеке. Смерть не должна быть такой простой, вдруг подумал он. Человеческая жизнь не смеет так просто обрываться. С улыбкой на устах, без криков и боли. Люди не должны так умирать!
Буранов обошёл барную стойку и взял телефонную трубку. Он набрал номер 112 и долго ждал, но никто так и не ответил на короткие гудки. Виктор смотрел в большое окно. Редкие машины проезжали мимо. А на полу лежит онахрупкая мёртвая девушка в луже собственной крови. Так не должно быть, это неправильно.
Буранов положил трубку. Он оглядел своё детище, своё бар. И, почему-то, ничего, кроме грусти, не почувствовал. Ты не можешь стать кем-то, если человеческая жизнь ничего не значит. Ты становишься кем-то благодаря людям. Одиночество не приносит славу. Эгоизм не приносит ничего, кроме разочарования.
Виктор снова вышел на танцпол. Маленькое тело красивой девочки Боже
Буранов открыл дверь и оказался на улице. Если в полиции не отвечают, он сам пойдёт в полицию! Пустынная улицаосвещённая артерия. Тёмные окна на другой стороне блестели от всполохов жёлтых фонарей. Тёмное небо.
Буранов услышал, как что-то гулко упало. Он посмотрел туда, откуда доносился звук. Снова шорох и гулкий звук, неровное дыхание. Ещё и ещё. Оно приближалось.
Виктор попятился назад. Из подворотни вывалилось тело. Оно напоминало личинку. Но это было тело без рук и ног. Гладкое, похожее на бледную фасоль. Голова вытянулась на длинной шее, густые волосы свисали и касались пыльного асфальта. Оно подпрыгнуло, оторвавшись от земли и снова упало, чуть развернувшись в сторону Виктора.
Влада. Это она! Губы, разрезанные от уха до уха. Шрамы срослись и превратились в подобие улыбки, белые глаза без зрачков дрожали в глазницах.
Буранов кинулся обратно в бар. Посреди танцпола царила пустота. Тело пропало. Стекло задребезжалоотвратительное уродливое нечто билось о стены, пытаясь проникнуть внутрь. Снова стук, стук сильный
Буранов оторвал голову от стола. Хрустнула шея. Стучались в дверь. Разлепив уставшие веки, он с трудом встал. Стучались сильно и настойчиво.
Да?
Виктор? Откройте Пожалуйста!
Музыка ещё играла. Кажется, он не проспал и тридцать минут. Буранов открыл. На пороге стоял Миша, бармен. Бледное лицо, выпученные налитые кровью глаза.
Вы должны пойдёмте Влада повторял он, задыхаясь.
Виктор оттолкнул его и кинулся в зал.
Где она? крикнул он.
В подсобке. За баром!
Люди веселились и танцевали. На сцене гремела музыка. Буранов столкнулся с Ритой. Её лицо было мокро от слёз, рот перекошен.
Сюда, сюда
Он вошёл в открытую дверь и встал, как вкопанный. Влада лежала на полу. Вокруг растекалась тёмная лужа крови, в руке девушка сжимала нож. Серый комбинезон почернел. Буранов открыл рот, голова закружилась, и он с трудом удержался на ногах.
Полицию вызвали?
Нет
Какого хрена? Быстро! скомандовал Виктор, и Рита исчезла, продолжая рыдать.
Ты чего встал? Буранов повернулся к Мише. Вали, работай!
Бармен закрыл за собой дверь. Виктор остался наедине с бездыханным телом. Оно было таким же, как в его сне. Хрупкое, маленькое. Красивая мёртвая девушка. И где-то её родители, которые ещё ничего не знают, ждут дочь с работы
Виктор огляделся. Рядом с трупом, на тумбочке, он увидел маленькую сумку. Замок был открыт, и оттуда выглядывал острый угол чего-то прямоугольного, похожего на рамку фотографии. Виктор двумя пальцами вытащил предмет.
Он даже не удивился. Маленькая картина, небольшой холст, зелёное поле, усеянное цветами. Чёрные раскрытые бутоны, будто сделанные из сажи. Бескрайнее поле и кусочек красного, нездорового неба.
Буранов поморщился и перевернул картину. Сзади, на картоне, было написано печатными буквами:
«Для вечной жизни прекрасного цветка».
Самоубийца, повторил Виктор, глядя в тёмное окно.
Нетипично
Ольга сидела рядом. Она рассматривала собственные ногти, и Буранов понимал, что её что-то гложет.
Нетипично?
Все, кто кончал с собой до неё, словно бежали от чего-то. У нас даже была версия, что в городе орудует ещё один психопат, доводит своих жертв до психоза, отчего они и шмякаются об асфальт. Но это Ты замечал, чтобы Влада?.. чтобы Влада странно вела себя?
Виктор вспомнил её чистое лицо, светлые глаза и вечную улыбку. Красивое лицо. Жаль, что красота не бессмертна
«Бессмертие в красоте».
Она всегда улыбалась, ответил Буранов. Постоянно. Я даже не знал, что там у неё с личной жизнью, есть ли мама и папа
Есть, кивнула Ольга. Бедняги.
Буранов посмотрел на неё. Он понял, что так выводило Ольгу из себясмерть. Смерть делала её другой, чуткой ко всему на свете.
Ты любишь людей?
Только тех, которые живы. Я ненавижу покойников. Я не понимаю, какого чёрта мы все умираем!
Она сжала кулачки и посмотрела в окно. Шумел ветер, лил дождь, целуя пыльную землю. Виктор заметил, что в глазах Ольги блеснули слёзы.
Он и сам был готов выть. Он не понимал, не хотел понимать, что и такие прекрасные создания, как Влада, умирают. В тот момент Буранов ещё больше, ещё сильнее возненавидел и Вику, и шантажиста, и вообще всё, что происходит вокруг. Это ненормально, неправильно, глупо и жестоко. Никто не должен расплачиваться за чужие грехи, никто не должен доедать чужую заваренную кашу. Никто не должен умирать так, как умерла Влада.
Он, вдруг, почувствовал себя ребёнком. Когда ты думаешь, что люди испускают дух только в старости, в мягкой постели, в окружении детей и внуков. Когда все мечты превратились в реальность, когда совершены подвиги, и ты остался в памяти человечества. Но, нет.
Люди умирают и в грязных подвалах и подворотнях. Люди умирают молодыми, просто так и не потому, что были плохими. Умирают хорошие, маленькие, полные сил и желания жить. Это взрослая реальность. Это та страшная тайна, которая идёт с нами бок о бок, постоянно. Ни одна смертьне нормально. Никто не должен, не имеет право отбирать жизнь! На войне ли, в пьяной драке. И не потому, что это запрещено законом или не поддержано моралью. Потому что в этомзло. Зло в смерти. Страх в смерти.
Единственная правильная смертьэто именно та смерть, которую знает ребёнок. Добрая, светлая и немного грустная.
И я ненавижу смерть, повторила Ольга. Смерть отобрала у меня любовь, родителей, друзей. Смерть. Понимаешь, она же кругом! Везде. Только от этого легче не становится. Глупая смерть! Глупая!
Буранов обнял её. Он подумал, будто они знают друг друга всю жизнь. Он чувствовал это горе, ощущал, мог дотронуться до него.
Они погибли в самолёте. Мы должны были лететь вместе. Отдыхали в Тайланде. Шумная компания, Ольга улыбнулась. Друзья, Ромамой жених, и папа с мамой. Но, перед самым вылетом, я поняла, что потеряла паспорт. У меня случилась жуткая истерика. Я орала в аэропорту, как ненормальная, и все пялились на меня. Моя истерия была связана с тем самым шестым чувством. Меня успокаивали полицейские, говорили, что через пару дней я смогу улететь, но я орала. Я знала, что мне нужно попасть на тот рейс. Лучше бы я умерла вместе с ними Спустя четыре часа после вылета, я узнала, что самолёт не смог сесть. Отказал двигатель. Они погибли. Я должна была погибнуть, понимаешь?!
Она уставилась на Буранова. В глазах Ольги стояли слёзы. Они не лились градом, не катились одиноко по щекам; они просто застыли, и свет от люстры играл в этих слезах маленькими бриллиантами.
Почему я не умерла? Почему? Я ненавижу смерть. Смерть оставляет нас жить и забирает любимых. Я ненавижу её за это!
Лучше и не скажешь. Страх смертистрах остаться одному.
Думаю, нам нужно поспать, сказал Виктор.
Он встал и поднял Ольгу. Они поднялись наверх.
Буранов открыл глаза, когда солнце только поднималось над горизонтом. Кричали петухи, кто-то настойчиво колотил молотком за стенами дома
Ольга спала. Виктор попробовал уснуть, но ничего не вышло. Он ворочался с боку на бок. Он подумал про Соловьёва и о том, что друг вот уже третий день не выходит на связь. Захватив диски, Буранов спустился вниз и набрал номер Гриши на стационарном телефоне. Но, вместо ответа, всё тот же механический голос оператора, говорящий, что абонент вне сети. Виктор отнёс компакт-диски в подвал. Открыв скрипучую дверь, Буранов поморщился от затхлой вони. Сколько он не заходил сюда? Месяца четыре?
Виктор спустился вниз. Слева он нащупал старые шкафчики, обшарпанные и пахнущие плесенью. Открыв дверцу, он положил туда диски и уже хотел уйти, но что-то привлекло его внимание.
Он увидел в углу стопку досок. В темноте тяжело было их рассмотреть, и Буранов подумал, что нужно вкрутить лампу, которая перегорела ещё до Викиной смерти. Виктор поднялся по лестнице обратно и вышел во двор.
Прежде, чем открыть багажник, он посмотрел наверх, в окно своей спальни, дабы убедиться, что Ольга не наблюдает за ним.
Он сел в кабину и положил холст на колени. Мурашки пробежали по спине, когда Буранов увидел яркие краски так близко. Виктор до сих пор помнил, как краски расступились, и перед ним возникло ужасное лицо из веток. А потом, потом эти ветви кровоточили, и девушка мотала головой, словно пыталась избавиться от них, скинуть с себя кошмар и ужас.
Виктор открыл бардачок и достал бутылку с растворителем. Открыв её, он поморщился от резкого запаха. Капнув несколько капель на вату, Буранов дотронулся ею до картины и слегка потёр. Пальцы и вата мгновенно покрылись краской, а ветви расплылись, словно оплавленные огнём. Уже через полминуты Виктор понял, что понадобится очень много ваты и очень много времени, прежде, чем он доберётся до самой сути.
Салон наполнился удушающими запахами. Буранов приоткрыл окно и стирал краску, слой за слоем. Он выкидывал испачкавшуюся вату в бардачок и брался за новую.
Когда лес исчез, а на холсте образовалось что-то наподобие дыры, Буранов замер. Осторожно, словно боясь разбить нечто хрупкое, он отложил вату и пригляделся. В образовавшейся прорехе, Виктор увидел бурую линию. Он не мог сказать с точностью, чем была эта линияногой, или телом, но хорошо понимал, что добрался до двойного дна!
Теперь он тёр краску, как одержимый. Вскоре, вата закончилась. От леса остались только очертания по краям картины. Стиралось пурпурное небо, звёзды превращались в застывшие оплавленные мазки. И, как в страшном сне, на открывшемся холсте появлялась девушка.
Её худое тело, сутулые плечи, тонкие руки. Это не было ни картиной, ни рисунком в полной степени. Лишь линии, сложенные в подобие человека, быстрые мазки, истеричные, резкие. Так рисуют наброскибез красок, без плавных изгибов. Очертания, которые никогда не превратятся в полноценное творение искусства.
Когда кончилась вата, Буранов залез под сиденье и достал грязную тряпку. Ему было абсолютно всё равно, что станет с картиной. Он забыл про аккуратность, забыл про Ольгу. Только тёр и тёр, проливая растворитель на сиденье, на руки и джинсы. Ему казалось, что он вызволяет из плена бедную жертву. Он спешил и потел, потел и спешил.
Вот онолицо. Овал, обрамлённый волосами. И, вместо носа и губ, глаз и лбарезкие кривые линии, отдалённо напоминающие ветви. Девушка предстала перед ним в полный рост. Бурые линии, соединённые в правильной последовательности, чтобы не возникало никаких сомненийты видишь её, человека, изуродованного и покалеченного.
«Дай нам умереть!».
Разве они хотели причинить ему вред? Возвращаясь во снах, в своих уродливых обличиях, они хотели помощи. Они молили Они стали бессмертны! Но кому нужно такое бессмертие? Уродливое, заточённое под толстыми слоями краски? Бессмертие во снах, в страшных видениях.
Буранов достал спички и ещё раз посмотрел на девушку, на линии, сотканные из крови
Во сколько ты встал? Ольга оторвала помятое лицо от подушки и посмотрела на часы. Ой! Опаздываю!
Она подскочила и стала собирать вещи. Буранов, обмотанный полотенцем, смотрел на неё. Виктор устал, словно и не спал вовсе. Устал так, что не хотел говорить, не хотел никого видеть. Хотел уснуть, надолго, пропасть со всех радаров.
Как водичка? Чёрт Ольга одевалась. Её нога не попадала в джинсы, и она прыгала по всей комнате. Пахнет.
Чем?
Не знаю. Ацетоном, что ли, сказала она.
Как поиски маньяка?
Она остановилась и посмотрела на Виктора. Тот успел помыться, переодеться, а грязное тряпьё, залитое растворителем, смотать и закинуть в багажник. На заднем дворе Буранов прикопал остатки картины. Она сгорела быстро, вспыхнула, как спичка. Там же сгорела и картинка из сумки Влады. Виктор прихватил её, дабы интерес следствия не пал в нужную сторону. Он успел залезть в ноутбук и целый час просидеть там, выискивая место в городе, связанное с молоком. Он нашёл три молочные фабрики, но все они работали и до сих пор. Вряд ли Вика осмелилась бы мучить свои жертвы в действующих зданиях. Он искал фермы, искал кафе и бары, любые заведения, названия которых связаны с молоком. Если такие и были, все они работали, работали до сих пор