1
Вы вообще там соображаете?!орал начальник, расхаживая по своему кабинету.А вдруг бы у него тромб оторвался?
Он остановился перед виновником этого экстренного совещания, и замахал пальцем у него перед самым носом, который и носом-то назвать было нельзя.
Категорически! Ферштейн?
Алёшенька виновато улыбнулся и закивал головой:
Ферштейн.
Он сидел на столе, и мотал одной ногой. Слово «мотать» тут, наверное, даже и не подходило, потому что нога его странно сгибалась и вперед и назад, как будто у Алёшеньки выломали её в колене. Тарас Тарасович глядел, разглаживая усы, на его «махание», как завороженный, так до сих пор и не привыкший к этим фокусам. Алёшенька был единственный в управлении, да и вообще, может быть даже, во всей украинской полиции, кто имел право сидеть перед начальством на столе.
Я, конечно, понимаю, что ты у нас самый лучший сыщик в Одессе, но такие вещи категорически нельзя.
Затоон во всем сознался. Как это«вуаля»?
Вуаля, вуаля.
Смекнув, что начальство перестало совсем злиться, все разом загалдели, выгораживая Алёшеньку.
Тарас Тарасович, если бы не он
Начальник собрал их реплики одним мановением кулака, как дирижерзаставляет умолкнуть оркестр.
Ша! А если бы у нас министр из Киева приехал? И в коридоре бы его увидел, и в обморок грохнулся?
Ну, так что, ему уволиться, что ли?
Министр Алёшеньку нашего знает
Зачем уволиться? Нет. Мы такого ценного кадра никому не отдадим, даже в столицу,Тарас Тарасович поднял перст указующий в потолок.Но мы сразу оговаривали в первый же день. Никто его, вот такого, видеть не должен, когда он в угрозыске сидит. Никто! На улицеБога ради. Не сымать шапку и очки. Тогда все нормально будет.
Алёшенька надел меховую ушанку и очки от солнца.
Вот, этосовсем другое дело. Еще бы шарф. И сразу похож на человека. Маленького, но человека. Только зеленого. Все свободны. Тыостанься.
Совещание закончилось. Наказанных не было. Все высыпали из кабинета и загалдели по коридору. Те, которые были очевидцами, рассказывали тем, которых не были:
Привезли на допрос, пятый раз уже. Но не колется. Чего только не пробовали. Тут Алёшенька позвонил и говорит: «Вор-то залетный, Одессу совсем не знает». Ну, снял шапку, очки, входит, сделал страшные глаза, этот поплыл. Раскололся, как на духу. Потом пена изо рта пошла, еле откачали.
Все кругом заржали:
Ай, да Алёшенька, ай, да сукин сын!
Герой дня всего этого уже не слышал, а иначе бы уточнил: «Почему сукин? Сын собаки, что ли?» Он любил задавать бессмысленные вопросы.
Ну, молодец, удружил.
ТТ совсем уже успокоился, сел за стол и отворил ящик в поисках чего-то.
Ладно, проехали.
На чем проехали?
Не на чем, это говорят так. Вообще, поздравляю, Алексей. Какое это у тебя? Тринадцатое?
Двенадцатое, гражданин начальник.
Тарас Тарасович вышел из-за стола с тощей пока папкой, и пожал Алёшеньке четырехпалую ладошку.
«Гражданин начальник» сейчас не говорят. Это только в кино так.
Извините.
Слушай, ну, коли ты такой уникум, и все, как орешки, раскалываешь, то вот, тебежмурик.
Начальство кинуло перед Алёшенькой «Дело».
То есть, труп?
Труп. Убоинка. Третьего числа нашли. Уже успел испортиться. Забирай.
Спасибо.
Алёшенька слез со стола, и всякий, кто был бы сейчас в кабинете, подивился, потому что росту в нем было метр тридцать, не более. Взял папку подмышку и пошел прочь.
До свидания, Тарас Тарасович.
Да отчего «До свидания», Алексей? Рабочий день еще не кончился!
Так, мы больше не увидимся, чай.
Все, кто слышал его, решили бы, что Алёшенька иностранец. Так заковыристо он говорил. Переставлял слова справа налево и спереди назад. И первое время он, и вправду, чтобы никто не догадался, изображал из себя мексиканца, и даже купил как-то сомбреро. Но в сомбреро было неудобно в троллейбусе ездитьполя его вечно упирались кому-нибудь в живот. А уж в машине на заданиетем паче: либо водителя спереди в затылок бьет, либо второго операв висок, приходилось шляпу в багажник класть.
А как одел Алёшенька ушанку, так и больше уже не снимал. В самую пору пришлась. Всем меховая шапка хороша, даже лучше полковничьей каракулевой. И тепло в ней всегда, особенно, если голова без волос. Только звезду с неё свинтили. «Это,говорят,некомильфо, вражеские символы вешать. А, вот, лучше мы тебе трезуб прикрутим».
Проходя мимо открытой на улицу двери, где курильщики горячо обсуждали сегодняшнее, услыхал обрывки:
А ведь не хотели его брать.
И ТТ не хотел.
Зато потом первый перехотел. Сколько он у нас? Год, два?
Три года уже.
Господи, время-то как бежит
Но Алёшенька уже дальше ничего не слышал. Запах табака он на дух не переносил и потому спешил поскорее ретироваться.
На веранде шикарного кафе «Гусь и противень» три гламурные девицы курили тонкие сигаретки. Официант принес еще бокалы, безуспешно попытался забрать грязную посуду и был с позором изгнан.
А он может во что-нибудь превращаться?
Нет, конечно. Кажется.
Диан, а у него там жена есть?
Где?
В космосе?
Говорит «нет».
Обратно не собирается?
А фиг его знает? Да и на чем? Он свою тарелку распилил на сувениры, жить-то на что?
А он по ночам храпит?
Он спит, как кошка. Залезет под одеяло с головой, я все боюсь, как бы там не задохнулся.
А зачем он в полицию пошел?
И я вот, тоже не пойму, девочки.
Диана пила коктейли с двумя давними подружками. Они только приехали из Львова, и не знали еще пока всех нюансов её нового романа.
Не жалеешь?
С ума сошли? Да я теперь самая известная бикса в мире!
Зато у тебя какой Instagram!
Да уж, покруче, чем у Брежневой!
Нет, пока не покруче.
А что твои?
Маман в шоке!
Подружки пускают пузыри в свои бокалы, наконец, спрашивают самое важное, что крутится на языке, и что пока не решаются:
А это-то у него есть?
Да не переживайте. Все у него есть, еще подлиннее будет, чем у некоторых.
Подружки захохотали в свои мартини, боясь спросить показать фотки.
На подоконнике стояла трехлитровая банка с карасем. Карась смотрел чрез толщу воды на Алёшеньку, который сидел за самым дальним в кабинете столом, боком к окну на специальном стуле с двумя подушками, и печатал восьмипальцевым методом отчет. Кроме него в отделе никого не было. Паша был на задании, а Оляв вечном декретном отпуске. Все кругом было завалено горами бумаг, папками, лежащими прямо на столах, или во всюду разбросанных коробках.
Хоть и было у Алёшеньки на два пальца меньше, чем у секретарши управления Оксаны, мастера машинописи, а печатал он быстрее ее в три раза. Специально соревнование устраивали, после чего Оксана Алёшеньку страшно невзлюбила, хоть и не показывала совсем виду. Карась уткнулся носом в стекло, глядел мутным своим карасьим взглядом на Алёшеньку и думал: «Черти что тут такое сидит, на человека даже не похожее. Зелёное. Тонкая, будто гусиная шея. По четыре пальца на каждой руке. Огромная голова с этой дурацкой шапкой самого большого в мире размера, и очки от солнца, несмотря на пасмурную погоду».
Алёшенька повернул к банке голову и снял очки. Рыба дернулась в сторону от этих огромных глаз: лицом Алёшенька был вылитый кот породы сфинксов, только без ушей. Карась забился в ужасе по всей банке, существо за столом, кажется, читало все его карасьи мысли: «О, мой Рыбий Бог! Спаси меня от этого чудовища!» Напрасные мольбы, рыбий Бог не внемлет его молитвам, старший оперуполномоченный съест его сегодня на ужин. А теперь Алёшенька вздохнул и продолжил печатать.
Это было двенадцатое его дело, которое он раскрыл. Двенадцатое из двенадцати. Таких сыщиков в Одессе, пожалуй, было поискать. Да и поискать, не нашли бы. Да и нигде, пожалуй, в мире не нашли бы. Потому, что Алёшенька был не простым человеком. Да и не человеком даже вовсе
2
Угораздило же тебя в это чудище влюбиться?
Да не влюбилась я, ма. Нахрен он мне сдался, урод?
А тогда зачем?
Инстаграм, мама, одноклассники, вконтактике. Селфи! Ты не представляешь, сколько у меня теперь подписчиков! Язвезда ютуба!
Да что с того-то? Вон, Аркадий Борисович шубы с барского плеча дарил. Держалась бы его. А так пересела, тьфу, с мерседеса на троллейбус.
Мама, ты ничего не понимаешь. Мысли масштабно. Это селебрити. Я такаяединственная на Земле! Ни у кого такого мужика больше нет.
Все я понимаю. Глупости это. Увез бы тебя в Киев, а оттуда ужев Америку. Вон, Даша
Мама! Перестань!
Еще дети пойдут, не приведи Господи, от этой жабы! Точно, надо сходить, в Свято-Ильинской церкви свечку поставить. И молитву заказать. Есть ли, впрочем, молитвы против беременности? Надо у Саввина уточнить.
Какие дети, мама!? Ты с ума сошла?! Я с таблеток не слезаю. Ты хочешь, чтобы я хищника родила, или чужого?
Ужас какой, доча!
Хватит уже!
Ничего, пешком дойдете.
Виктор Фёдорович, так ведь через весь город
Не сахарные.
Гонюкович, заместитель Тараса Тарасовича, видом своим показал, что аудиенция окончена.
Опера вышли на крыльцо.
Это он назло.
Да, я знаю,вздохнул Алёшенька.
Пришлось тащиться в прозекторскую пешком. А все дело в том, что Виктор Фёдорович люто, бешено ненавидел Алёшеньку. По причине совершенно идиотской. Алёшенька тогда был стажер и едва собирался устраиваться в уголовный розыск. Плохо изъяснявшийся ещё на земном языке, он пару раз назвал Гонюковича в его присутствии «Гавнюковичем». После того Виктор Фёдорович пошел на принцип.
«Я»кричал Гонюкович,«костьми лягу, а эту чебурашку со свету сживу». Отказывался ни в какую оформлять Алёшеньку на общих основаниях. «В нём, Тарас Тарасович,сто тридцать один сантиметр. У нас такой рост уставом не предусмотрен». «Витя, мы же не за галочку работаем!» «Не могу,в грудь себя бил,увольте, но инструкции не нарушу. Закон есть закон!» Пришлось согласовывать назло зануде кандидатуру в Киеве. И всюду, где только мог, палки ему в колеса ставил. С утра ТТ умотал в Киев и Гонюкович остался за главного, вот, и лютовал, как водится: лишил оперов машины.
Паша с Алёшенькой шли с Еврейской по Молдаванке. Идти было где-то час. Две странные фигуры: будто отец с ребенком, которому зачем-то поздней весной, когда солнцево всю, натянули меховую шапку на голову. Под горло Алёшенька намотал «арафатку», чтобы не смущать случайных прохожих тонкой зеленой шеей. Болтали, как обычно, о всякой чепухе. Паша всегда пользовался этой удивительной возможность порасспрашивать коллегу о необычном.
А чего тебя не взяли ученым каким-нибудь? Профессором? Мог бы много чего нового рассказать нашей науке. Антигравитация там всякая. Вечный двигатель.
А ты сам, Паша, много рассказал бы? Например,Алёшенька вдруг остановился и посмотрел насмешливо на товарища,если бы прилетел к марсианам?
Конечно,Паша воодушевился даже.Я бы рассказал, что мы уже придумали теорию относительности.
Ну.
Что, ну?
Ну, говори её.
Кого?
Теорию относительности.
Е равно Эм равно
Ну, вот, то-то же. Так и я. Ни бэ ни мэ.
Алёшенька был в морге на Академика Воробьева несколько раз. Там работала Галя, судмедэксперт. Метров за сто Алёшенька забеспокоился. Вообще, к интуиции Алёшенька относился более чем скептически, считая её совершенно ненаучной чепухой. Но именно интуиция была развита у него сверх всякой меры.
Бежим!крикнул он Паше, и понесся вперед.
Ходил Алёшенька медленнее людей, но, вот, бегал
Он ворвался на крыльцо, с которого санитары спорхнули, как стая снегирей. Дверь одна. Вторая. Мимо охраны, под вертушкой. Паша застрял. Налево. Направо. Дверь. Странное ощущение все сильнее и сильнее вело его вперед, как кошкувалерьянка. Он влетел в прозекторскую. Галя сидела на стуле, держа у носа алый уже платок. На кафельный пол из сжатых ладоней капала кровь.
Привет, Алёшенька.
Вызывай, Паша, скорую.
Не надо скорую.
Надо, Галя. Надо. Эторадиация.
В двери стал набиваться народ.
Панове, всем выйти на улицу!
Паша вытолкал санитаров и судмедэкспертов. Алёшенька встал перед цинковыми ящиками и показал на один из них.
Он здесь?
Да,сказала Галя удивленно.
Что-нибудь извлекали?
Вон, там,еще более удивилась Галя.
Алёшенька аккуратно заглянул в стеклянную банку.
Дай-ка, я его запру пока.
Он взял со стола крышку с резинками, и плотно притер её.
Паша, всем надо срочно выйти. А Галю в больницу. Срочно. И нам будет нужен свинцовый контейнер. Точнее, не нам уже, а им. Как это называется? Радиационная безопасность?
На крыльце бузили люди в белых халатах.
Граждане! Все срочно должны покинуть территорию морга! В радиусе, желательно, ста метров.
Что это за чмо тут раскомандовалось?выкрикнул какой-то солидный лысый мужчина в розовом пиджаке с золотой цепью поперек.
Паша, объясни ему.
Полицейский вынул из подмышки пистолет, и ткнул бунтовщику в самый нос:
Это тебе, блять, не чмо. Этостарший оперуполномоченный лейтенант Инопланетянинов. А ну-ка, всемвыполнять приказание!
Милый, я хотела бы поговорить.
Да, любимая моя.
Слушай, ну, зачем нам эта полиция? Смотри, какие варианты еще есть.
Диана лежала теперь на кровати в неглиже, спустив бретельку и отставив попочку в ажурных трусиках так, как это изображают на рекламных страницах. Одна нога её покоилась на шелковом одеяле, вторая была согнута в колене, чтобы он видел розовую пяточку. Которую так любил лизать своим узким, шершавым, кошачьим языком. Она скривила дважды увеличенные операцией губы в комочек и сложила их набок, будто для фотографии в Instagram. Перед ней, между последними айфоном, айпадом и ладошкой с пластмассовыми ногтями, валялся блокнот молескина. Она уже вполовину изгрызла ручку, которой в нем все исчирикала.
Гляди, пусик, что я придумала. Ты мог бы пойти в цирк работать, или в зоопарк, например. Можно еще карты отгадывать в Лас-Вегасе. Или порно, как самый крайний вариант.
Ты же знаешь, в казино меня не пускают после того случая. А вообще, в зоопарк, это, конечно,интересный вариант.
Алёшенька взобрался на кровать рядом с возлюбленной и снял очки:
Ты хочешь, чтобы я сидел в клетке с обезьянами? Или чтобы я с ними порно делал?
А ты хочешь, чтобы я на троллейбусе ездила? В этих каблуках?Диана швырнула ручку на пол, закрыла лицо и как будто зарыдала навзрыд.У нас даже дома своего нет! Ютимся, как нищеброды, в съемной квартире! В районе для быдла!
Диана, милая
Убери от меня руки!
Дианочка моя
Даша два года, как в Калифорнии! А уже! А я могла бы быть женой английского лорда! Ко мне сам Березовский клеился, еле отбилась.
Алёшенька протянул к ней свои тонкие пальцы.
Отойди от меня! Не прикасайся! Я тебя ненавижу!
Она вскочила и побежала в коридор. Там уже были заранее готовые два её собранных чемодана. Диана надела пальто прямо на белье.
Я ухожу, мне все надоело.
Алёшенька не спешил бежать к дверям и уговаривать. Это было совершенно бесполезно. Он вообще очень плохо разбирался во всех этих вещах. Тут совсем не действовала земная логика. Да и никакая, впрочем, не действовала. Ни с Марса логика, ни с Венеры.
Я ухожу сейчас на улицу, и там меня изнасилуют хулиганы назло тебе!закричала она с порога.
Если тебя изнасилуют хулиганы, я посажу их в тюрьму.
Идиот!выпихнула чемоданы, и хлопнула дверью.
Алёшенька сидел на тротуаре и пил молоко. Дианы нигде не было, поехала, верно, к маме, ночевать. Это повторялось каждый месяц с завидной регулярностью. Но больше, чем на два дня её не хватит, он знал это точно. Полупустой пакет стоял рядом с ним. Пятипроцентное. Это было для него почти как водка. Двухпроцентноекак вино, и полупроцентное, как пиво. Алёшенька был уже совсем нетрезв. «Боже, какие они все дуры»,подумал он вдруг с внеземной тоской. Ему хотелось выть на Луну. Где-то там, с другой её стороны, не видимая отсюда, была его солнечная система, которую они зафиксируют в самый мощный свой телескоп лет через триста. GFQ-209 по межгалактической классификации.
По щеке его сползла слеза, надолго задрожала на подбородке и слетела на дорогу. Через час в этом месте на асфальте будет дырка, через день из неё осторожно вылезет несмелый ещё фиолетовый росточек, который распустит свой стебель удивительным и необыкновенным трёхлистным цветком. И никакие выхлопные газы, и никакие сорняки не смогут его никогда погубить. Спустя год они будут уже расти тут повсюду. А через дваОдесса прославится на весь мир, как город, в котором появились золотые цветы, доселе совершенно неизвестные науке.