Блейк Крауч: Возвращение - Блейк Крауч


Блейк КраучВозвращение

Посвящается Джеки

Книга 1

Время  это всего лишь память в процессе формирования.

Владимир Набоков

Барри

2 ноября 2018 г.

«Форд Краун-Виктория» Барри Саттона останавливается в пожарном проезде у главного входа в По-билдинг. Небоскреб в стиле ар-деко с подсветкой на стенах ослепительно белеет в темноте. Барри выскакивает из автомобиля, мчится по дорожке и через вращающиеся двери врывается в холл. Стук ботинок по мраморному полу разносится громким эхом. Ночной смотритель уже ждет у лифтов, держа один открытым.

 Какой этаж?  спрашивает Барри, вбегая в кабину.

 Сорок первый. Там направо и по коридору до конца.

 Сейчас прибудет подкрепление. Скажите, пусть держатся сзади и ждут сигнала.

Лифт резво, совсем не по возрасту здания, устремляется вверх. У Барри тут же закладывает уши. Когда двери наконец раскрываются, он бросается бегом мимо вывески юридической фирмы по ковровой дорожке. Кое-где горит свет, но большей частью этаж погружен во тьму. За спиной остаются безмолвные кабинеты, конференц-зал, столовая, библиотека Наконец коридор приводит к приемной, соединенной с самым большим офисом.

В тусклом свете все кажется серым. Необъятный стол красного дерева завален папками и бумагами. На другом, круглом, блокноты и кружки с остывшим, горько пахнущим кофе. На барной стойке исключительно выдержанный виски «Макаллан». В дальнем углу тихонько гудит аэратором аквариум, в переливающейся воде плавают маленькая акула и несколько тропических рыбок.

Приближаясь к застекленным дверям, Барри переводит телефон в беззвучный режим и снимает обувь. Затем осторожно берется за ручку, открывает створку и выскальзывает на террасу.

Небоскребы Верхнего Вест-Сайда таинственно светятся за пеленой тумана. Громкий голос города, не смолкающий и ночью, звучит совсем рядом  автомобильные гудки эхом отражаются от стен, вдалеке пронзительные сирены «Скорой» несутся к месту какой-то другой трагедии. До шпиля здания футов пятьдесят, не больше  он вздымается в вышине короной из стекла и металла, венчающей готическое завершение башни.

Женщина сидит возле видавший виды горгульи, спиной к Барри, буквально в пяти шагах, свесив ноги вниз. Он начинает продвигаться к ней по сырой плитке. Носки тут же становятся мокрыми. Еще немного  и он сможет оттащить самоубийцу от края. Она даже не успеет

 Ваш одеколон,  произносит женщина, не оглядываясь.  Я чувствую запах.

Барри замирает. Она поворачивается:

 Еще шаг, и я прыгну.

При таком освещении сложно сказать наверняка, но на вид ей около сорока. Темный блейзер, юбка в тон. Сидит здесь, похоже, долго  прическа во влажном воздухе потеряла форму.

 Кто вы?  спрашивает женщина.

 Барри Саттон, детектив центрального отдела ограблений, полиция Нью-Йорка.

 Ограблений?..

 Я оказался ближе всего. Как вас зовут?

 Энн Восс Питерс.

 Можно называть вас Энн?

 Конечно.

 Есть кто-нибудь, кого я могу вызвать сюда для вас?

Она качает головой.

 Я перейду вон туда, чтобы вам не нужно было выворачивать шею.

Барри обходит женщину по дуге и тоже приближается к парапету, оказываясь буквально в паре шагов от нее.

 Ну, я вас слушаю,  говорит женщина.

 Простите?

 Разве вы не должны меня отговаривать? Давайте сразу с козырей.

Барри еще в лифте решил, что́ скажет, припомнив подготовку по работе с самоубийцами. Однако прямо сейчас заранее отрепетированная речь начинает казаться сомнительной. Единственное, в чем Барри уверен,  что ноги у него застыли, как ледышки.

 Я понимаю, сейчас вам кажется, что никакой надежды нет, но это временное отчаяние, оно пройдет.

Энн смотрит вниз вдоль стены здания. До земли четыреста футов. Ладони женщины уперты в камень, изъеденный десятилетиями кислотных дождей. Все, что ей нужно сделать,  оттолкнуться. Похоже, она мысленно снова и снова повторяет это движение, постепенно подводя себя к нему, накапливая решимость.

Барри замечает, что она дрожит.

 Позвольте я дам вам куртку,  предлагает он.

 Уверена, вы не захотите приближаться ко мне, детектив.

 Почему?

 У меня СЛП.

Барри с трудом подавляет желание немедленно сбежать. Он слышал, конечно, о синдроме ложной памяти, но никогда прежде не сталкивался ни с кем из больных, не дышал с ними одним воздухом. Не уверен теперь даже, что попытается в последний момент схватить женщину. Нет, к черту! Если она решит прыгнуть, надо сделать все, что нужно. Подхватит СЛП  ну и пусть. Полицейский  работа рискованная.

 Как давно вы больны?

 Однажды утром, около месяца назад, я вдруг очнулась не у себя дома в Миддлбери, штат Вермонт, а здесь в Нью-Йорке, в квартире. У меня раскалывалась голова и текла кровь из носа. Сперва я даже не поняла, где нахожусь. Потом вспомнила и эту свою жизнь тоже. В ней я так и не вышла замуж, занимаюсь инвестициями Но я знаю  Она едва сдерживает эмоции.  знаю и другое. У меня есть сын  там, в Вермонте. Сэм. Ему девять. У нас с мужем, Джо Берманом, свой бизнес  ландшафтный дизайн. В той жизни меня звали Энн Берман, и мы втроем были счастливы.

 На что это похоже?  спрашивает Барри, в то же время незаметно подвигаясь ближе.

 Что именно?

 Ваши ложные воспоминания о жизни в Вермонте.

 Я помню не только нашу свадьбу, но даже спор, каким должен быть торт. Наш дом, до мельчайших деталей. Нашего сына. Как я рожала его, до секунды. Его смех. Родимое пятно на левой щеке. Его первый день в школе и как он не хотел, чтобы я уходила. Вот только когда я пытаюсь представить Сэма, он выходит словно на черно-белой фотографии. Я не вижу цвета глаз. Говорю себе: «Голубые», но они остаются черными. И все воспоминания так  будто кадры из старых фильмов. Они кажутся реальными, но на деле призрачные, фантомные.  Ее голос срывается.  Все знают, что СЛП создает ложные воспоминания о главном в жизни, но мелочи куда мучительнее. Я не просто помню своего мужа  я помню запах его дыхания по утрам, когда он поворачивается ко мне в кровати. И если он встал пораньше и уже почистил зубы  значит, хочет секса. Вот эти детали убивают меня больше всего. Из-за них я чувствую, что все было на самом деле.

 А как же эта жизнь?  спрашивает Барри.  Неужели она ничего для вас не значит?

 Может быть, некоторые люди с СЛП и предпочитают настоящие воспоминания ложным, только это не мой случай. Я пыталась, четыре долгие недели, но больше не в силах притворяться.  Слезы текут у нее из глаз, размывая тушь.  Моего ребенка, моего чудесного сына, никогда не существовало, понимаете вы? Он  просто короткое замыкание у меня в мозгу.

Барри осторожно делает еще шаг к женщине, но на сей раз она замечает.

 Не приближайтесь.

 Вы не одиноки.

 Чушь собачья.

 Я знаю вас всего несколько минут, но мне будет очень больно, если вы сделаете это. Подумайте о тех, кто любит вас  в этой жизни. Подумайте, каково придется им.

 Я выследила его  Джо  роняет Энн.

 Кого?

 Моего мужа. Он вел себя так, будто не узнает меня, но я почувствовала, что это притворство. У него другая жизнь. Дом на Лонг-Айленде. Женат  не знаю на ком. Не знаю, есть ли у них дети. Смотрел на меня как на сумасшедшую

 Мне очень жаль, Энн.

 Это слишком больно.

 Послушайте, я тоже был в подобном состоянии. Тоже хотел оборвать все. Однако вот  стою перед вами. И я рад, что не сделал этого. Рад, что мне хватило сил справиться. Жизнь еще не кончена. Надо просто перелистнуть черную страницу.

 Что у вас случилось?

 Я потерял дочь. Мое сердце тоже было разбито.

Энн смотрит куда-то вдаль, на залитый светом горизонт.

 У вас есть ее фотографии? Вы говорите о ней с другими?

 Да.

 По крайней мере, она действительно существовала.

На это ему нечего ответить.

Женщина вновь смотрит себе под ноги. Сбрасывает со ступни одну из туфель и наблюдает за тем, как та падает. Затем отправляет следом и вторую.

 Энн, пожалуйста

 В моей прошлой  ненастоящей  жизни с этого здания спрыгнула первая жена Джо, Фрэнни. Вот прямо отсюда. Пятнадцать лет назад. У нее была клиническая депрессия. Я знаю, что он винил себя. Когда я уходила из его дома на Лонг-Айленде, то сказала, что тоже брошусь с По-билдинг сегодня, как она. Понимаю, это глупо и прочее, но я надеялась, что он придет и спасет меня. Совершит то, чего не смог сделать для нее. Я даже сперва приняла вас за него, только он никогда не пользовался одеколоном.  Она горько улыбается, потом добавляет:  Пить хочется.

Барри оглядывается сквозь застекленные двери на темный офис. Двое патрульных замерли наготове у стойки администратора.

 Может быть, тогда войдем внутрь и поищем для вас стакан воды?  предлагает Барри, вновь поворачиваясь к женщине.

 А вы мне не принесете?

 Я не могу оставить вас одну.

У нее дрожат руки, но в глазах вдруг мелькает решимость.

 Это не ваша вина,  говорит она, оглядываясь на Барри.  Все закончилось бы так в любом случае.

 Энн, не надо!..

 Моего сына больше нет.

Одним простым и естественным движением она соскальзывает с края.

Хелена

22 октября 2007 г.

Стоя в шесть утра под душем и пытаясь проснуться, Хелена вдруг остро ощущает, что проживала этот самый миг, горячие струи уже стекали точно так же по ее телу. Ничего необычного  приступы дежавю преследуют ее с двадцати с чем-то лет. Да и момент совершенно рутинный  что необычного может быть в принятии душа? Интересно, в «Маунтинсайд-Кэпитал» уже рассмотрели ее заявку? Прошла неделя Пора бы получить какой-нибудь отклик. Если бы они были заинтересованы, наверное, хотя бы пригласили встретиться.

Сварив кофе, Хелена делает завтрак на скорую руку  бобы и яичницу из трех яиц, щедро сдобренную кетчупом. Сидя за столом, смотрит в окно на безоблачное небо и залитую солнцем окраину Сан-Хосе.

Месяц с лишним не удавалось выкроить время даже для стирки, и пол в спальне почти весь завален грязной одеждой. С трудом все-таки удается отыскать футболку и джинсы, в которых еще не совсем стыдно показаться на людях.

Телефон подает голос, как раз когда Хелена чистит зубы. Она сплевывает, наскоро ополаскивает рот и успевает схватить трубку на четвертом звонке.

 Как там моя девочка?

Голос отца всегда вызывает у нее улыбку:

 Привет, пап.

 Я боялся, что не застану тебя, а в лабораторию не хотел звонить.

 Все нормально. Что-то случилось?

 Просто скучаю по тебе. Как твоя заявка? Есть реакция?

 Пока ничего.

 У меня отличное предчувствие. Все обязательно сложится.

 Ну, не знаю. Здесь все непросто. Конкуренция огромная. За деньги бьется куча умных людей.

 Не таких умных, как моя девочка.

Эта вера отца в нее вдруг становится невыносимой  особенно сегодня, когда призрак провала так и маячит на горизонте, особенно здесь, в маленькой грязной спаленке с голыми стенами, куда Хелена больше года никого не приводила

 Как у вас погода?  спрашивает она, чтобы сменить тему.

 Ночью выпал снег. Первый раз за сезон.

 Много?

 Нет, пару дюймов, не больше. Но горы уже все белые.

Она видит их как наяву  Передовой хребет Скалистых гор, край ее детства

 Как мама?

Едва заметная пауза.

 Все в порядке.

 Пап

 Что?

 Как мама?

Он протяжно вздыхает:

 Бывало и лучше.

 Что-то не так?

 Да нет. Она сейчас наверху, спит.

 Тогда в чем дело?

 Ни в чем, все в порядке.

 Лучше скажи мне.

 Мы играли в джин рамми после ужина, как обычно. И она она забыла все правила. Сидит за столом, смотрит на карты, и слезы текут по лицу. Мы играли в эту игру тридцать лет

Хелена слышит, как рука отца прикрывает трубку. Он тоже сидит и плачет там, за тысячу миль отсюда.

 Пап, я возвращаюсь домой.

 Нет, Хелена, нет.

 Тебе нужна моя помощь.

 О нас здесь есть кому позаботиться. Днем пойдем к врачу. Чем ты действительно можешь помочь матери  получить финансирование и сконструировать свое кресло.

Хелена не говорит ему этого, но на самом деле кресло где-то там, в далеком будущем. Неопределенно далеком  как сон, как мираж. Ее глаза наполняют слезы.

 Ты же знаешь, что я делаю это для нее

 Да, милая, знаю.

Некоторое время оба молча плачут, пытаясь скрыть это друг от друга  безо всякого успеха. Больше всего Хелене хочется сказать отцу, что все обязательно сбудется, но она не может ему лгать.

 Я позвоню вечером, когда вернусь,  наконец говорит она.

 Ладно.

 Скажи маме, что я ее люблю.

 Обязательно. Хотя она и так знает.

* * *

Четыре часа спустя в глубинах нейробиологической лаборатории в Пало-Альто Хелена изучает на мониторе карту воспоминания мыши о пережитом испуге  флуоресцентно подсвеченные нейроны, соединенные друг с другом паутиной синапсов,  когда в дверях появляется незнакомый мужчина. Слаксы, белая футболка и чуть более широкая, чем нужно, улыбка.

 Хелена Смит?

 Да?

 Меня зовут Чжи Ун Черковер. Вы не могли бы уделить мне минуту?

 Доступ в эту лабораторию ограничен. Вы не должны здесь находиться.

 Прошу прощения за вторжение, но думаю, вам будет интересно услышать то, что я хочу сказать.

Можно еще раз предложить ему уйти или сразу вызвать охрану. Однако он кажется безобидным

 Хорошо.

Хелене вдруг становится неловко за свой кабинет, похожий на кошмар клаустрофоба и одновременно на берлогу страдающего накопительством. Тесное пространство без окон, крашеные стены из шлакоблоков. Не улучшают дела громоздящиеся вокруг стола коробки для документов, заполненные распечатками тысяч рефератов статей и исследований.

 Простите за беспорядок. Сейчас я освобожу вам место.

 Не беспокойтесь.

Мужчина втаскивает следом складной стул и усаживается напротив. Глаза его скользят по стенам, почти полностью покрытым снимками высокого разрешения с картами воспоминаний мышей и нейронной активности больных деменцией и синдромом Альцгеймера.

 Так чем могу помочь?

 Мой работодатель весьма впечатлен вашей статьей, опубликованной в «Нейроне». О визуализации памяти.

 У него есть имя?

 Ну, это зависит

 От чего?

 От того, как дальше пойдет наш разговор.

 Зачем мне вообще разговаривать с человеком, представляющим неизвестно кого?

 Ваша стэнфордская стипендия истекает через шесть недель.

Хелена удивленно поднимает бровь.

 Мой босс платит мне достаточно хорошо, чтобы я знал все о людях, которые его интересуют.

 Вы ведь понимаете, насколько зловеще это звучит, правда?

Чжи Ун запускает руку в свою кожаную сумку и выуживает оттуда скоросшиватель с синим корешком. Та самая заявка Хелены.

 Ну конечно! Вы из «Маунтинсайд-Кэпитал»!

 Нет. И они не собираются финансировать ваши исследования.

 Тогда откуда это у вас?

 Неважно. Никто не даст вам денег.

 Почему?

 Вот поэтому.  Он небрежно бросает ее заявку на грант поверх беспорядка на столе.  Она недостаточно амбициозна. Это практически то же, чем вы занимались в Стэнфорде последние три года. Никакой масштабности. Вам тридцать восемь  в современной науке все равно что девяносто. Очень скоро вы проснетесь однажды утром и поймете, что ваши самые светлые дни остались позади. Что вы потеряли

 По-моему, вам лучше уйти.

 Я не хотел вас обидеть. Если позволите  ваша проблема в том, что вы боитесь попросить того, чего действительно хотите.

Кажется, он ее провоцирует, хотя и непонятно  зачем. Хелена знает, что не должна поддаваться, но ничего не может с собой поделать.

 И почему же я боюсь попросить того, чего действительно хочу?

 Потому что это слишком круто. Вам нужна не семизначная сумма, а девятизначная. Может быть, даже десятизначная. Нужна команда программистов, чтобы помочь разработать алгоритм комплексной каталогизации и отображения человеческой памяти. Нужно оборудование для проведения испытаний на людях.

Хелена пораженно смотрит на него через стол.

 Я даже близко не упоминала подобного в заявке!

 А что, если мы дадим вам все, что только попросите? Неограниченное финансирование. Как вам такое?

У нее начинает бешено колотиться сердце. Значит, вот как это случается? Она, как наяву, видит перед собой кресло за пятьдесят миллионов долларов, которое мечтает сконструировать с тех самых пор, как мама начала все забывать. Странно, но раньше оно никогда не представало перед Хеленой полностью готовым, только в виде чертежей в заявке на патент под давно придуманным заглавием «Система для проецирования долговременных всеобъемлющих воспоминаний с эффектом погружения».

 Хелена?..

Дальше