Дома, сидя между двумя мужчинами, я вновь вернулась к этим мыслям, настойчиво спрашивая и мужчин, и звезды. Никто не смог ответить мне. Я могу лишь сказать, что в ответ на мои вопросы звезды слабо мерцали, как и глаза моих гостей. Вдобавок я поставила на проигрыватель пластинку с «Травиатой»музыкой самой романтичной, которая всегда располагает к размышлению. Наконец их молчание мне надоело.
Ну, Левис, ты, ты счастлив?
Да, его уверенный ответ обескуражил меня, но я настаивала:
И ты знаешь почему?
Нет.
Я повернулась к Паулю:
А ты, Пауль?
В скором будущем я надеюсь обрести настоящее счастье.
Этот намек на нашу свадьбу слегка охладил меня, но я быстро увернулась от него:
Но посмотрите. Мы здесь втроем, сейчас тепло, Земля вертится, мы здоровы, счастливы Так почему же у всех нас такой голодный, затравленный вид Что происходит?
Сжалься, Дороти, взмолился Пауль. Я не знаю. Почитай газеты, они полны статьями на эту тему.
Почему никто не хочет говорить со мной серьезно? спросила я, закипая. Что ягусыня? Или я совершенно глупа?
С тобой нельзя серьезно говорить о счастье, ответил Пауль. Ты сама живой ответ. Я не смог бы дискутировать о существовании Бога с ним самим.
Все потому, вмешался Левис, все потому, что ты добрая.
Неожиданно он вскочил, и свет из гостиной упал на него. Рука его поднялась, как рука Пророка.
Ты ты понимаешь ты добрая. Люди совсем не добрые, поэтому поэтому они не могут быть добрыми даже к себе, и
Бог мой, воскликнул Пауль, почему бы нам не выпить? Где-нибудь в более веселом месте? Как ты, Левис?
Пауль впервые пригласил Левиса, и тот, к моему величайшему удивлению, не отказался. Мы решили поехать в один из клубов хиппи около Малибу. Влезли в «ягуар» Пауля, и я, смеясь, отметила, что внутри Левису лучше, чем при первой встрече с «ягуаром». После этого умного замечания мы помчались вперед, ветер свистел в ушах и резал глаза. Я чувствовала себя прекрасно, устроившись между моим любовником и моим младшим братом, почти моим сыном, между двумя красивыми, благородными, добрыми мужчинами, которых я любила. Я думала о бедной Лоле, умершей и похороненной, о том, что я невероятно удачлива, а жизньэто бесценный дар.
Клуб переполнила молодежь, в основном бородатая и длинноволосая; мы с трудом нашли столик. Если Пауль серьезно хотел избежать разговора со мной, то он своего добился: музыка оглушала, ни о каких разговорах не могло идти и речи. Вокруг прыгала и дергалась счастливая толпа, шотландское оказалось вполне сносным. Сначала я не заметила отсутствия Левиса, и только когда он вернулся и сел за стол, обратила внимание, что глаза у него слегка остекленели, хотя он практически не пил. Воспользовавшись тем, что музыка стала чуть спокойнее, я немного потанцевала с Паулем и возвращалась к столику, когда все и случилось.
Потный бородатый парень налетел на меня около столика. Механически я пробормотала «извините», но он обернулся и так угрюмо зыркнул на меня, что я испугалась. Если ему перевалило за восемнадцать, то ненамного, на улице его ждал мотоцикл, а в животе плескались несколько лишних порций спиртного. В кожаной куртке выглядел он, как один из тех «рокеров», пользовавшихся недоброй славой. О них в то время часто писали газеты. Он буквально гаркнул на меня:
Что ты здесь делаешь, старуха?
Чтобы рассердиться, мне требуется лишь секунда, но рассвирепеть я не успела, потому что у меня из-за спины вылетел человеческий снаряд и вцепился парню в горло: это был Левис. Они покатились по полу между столиками и ногами танцующих. Мне стало страшно. Пронзительным голосом я звала Пауля и видела, что он старается пробиться через толпу в метре от меня. Но эта восторженная молодежь образовала кольцо вокруг дерущихся и не давала ему пройти. Я вопила «Левис, Левис», но он не слушал меня, во всяком случае парня не отпускал. Все это продолжалось с минуту, минуту, полную кошмара. Неожиданно возня прекратилась, и дерущиеся застыли на полу. В темноте я едва различала их тела, но эта неподвижность пугала еще более, чем драка. Тут кто-то заорал:
Разнимите же их, разнимите!
Пауль, наконец, пробился ко мне. Он растолкал стоящих вокруг зрителей, если их можно так назвать, и ринулся вперед. Потом вдали я отчетливо увидела руку Левиса, его изящную, тонкую руку, вцепившуюся в горло застывшего парня, сжавшую его в безумном объятии. Я видела руки Пауля, схватившие эту руку и отрывающие палец за пальцем. Потом меня оттолкнули, и я, оцепенев, упала в кресло.
Все смешалось: Левиса держали в одном углу, в другом старались привести в чувство того, в кожаной куртке. Так как никто не собирался звать полицию, мы трое быстренько ретировались; мыиспуганные, в полном замешательстве, Левисспокойный, спокойный и далекий от всего. Мы молча забрались в «ягуар». Пауль, тяжело дыша, достал сигарету, закурил и протянул мне. Затем прикурил еще одну, для себя. Сразу завести машину он не мог.
Я повернулась к нему и насколько можно веселым голосом воскликнула:
Ну и ну, вот это вечерок
Пауль не ответил, но, наклонившись через меня, пристально посмотрел на Левиса:
Что ты принял, Левис, ЛСД?
Левис промолчал. Я резко повернулась и тоже взглянула на него. С откинутой назад головой, он смотрел в небо, в другой мир.
Как бы то ни было, мягко продолжал Пауль, ты едва не убил человека Что произошло, Дороти?
Я колебалась. Признаться не хотелось.
Парень сказал, что я э немного стара для этого заведения.
Я надеялась, что Пауль, по крайней мере, возмутится, но он лишь пожал плечами, и мы, наконец, отчалили.
В пути мы не обмолвились ни словом. Левис вроде бы спал, и я с отвращением подумала, что он, вероятно, полон своего драгоценного ЛСД. Я, в общем-то, не против наркотиков, только считаю, что алкоголя вполне достаточно, а остальные меня пугают. А еще я боюсь аэропланов, подводного плавания и психиатрии. Земляединственное, что меня успокаивает, хотя и здесь много грязи. Как только мы приехали, Левис выскочил первым, что-то пробормотал и исчез в доме. Пауль помог мне выбраться из машины и прошел за мной на террасу:
Дороти ты помнишь, что я говорил тебе о Левисе в первый раз?
Да, Пауль. Но теперь он тебе нравится, не так ли?
Да, только я Он запнулся. Для Пауля это редкость. Потом взял мою руку, поцеловал ее. Он ты знаешь, я думаю, он не совсем нормален. Он действительно чуть не убил того бородача.
Кто будет нормальным после кусочка сахара, пропитанного этой дрянью? задала я логичный вопрос.
Главное в том, что он просто буйный, и мне не нравится, что ты живешь с ним.
Честно говоря, я думаю, что он очень любит меня и никогда не причинит мне вреда.
Во всяком случае, он скоро станет звездой, и ты избавишься от него. Грант говорил мне. В следующем фильме ставку сделают на него. К тому же он талантлив. Дороти, когда же ты выйдешь за меня замуж?
Скоро, ответила я, очень скоро.
Наклонившись, я легонько поцеловала Пауля в губы. Он вздохнул. Я оставила Пауля на террасе и пошла в дом взглянуть на будущую суперзвезду. Левис распластался на полу на моем мексиканском ковре, голова его покоилась на руках. Я пошла на кухню, сварила кофе и наполнила чашку для Левиса, одновременно репетируя про себя речь о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, присела рядом с Левисом, похлопала по плечу. Бесполезно.
Левис, выпей кофе! Он не пошевелился. Я тряхнула его, но, возможно, в тот момент он сражался с тучей китайских драконов и многоцветных змеев. Меня это рассердило, но я тут же вспомнила, как он защищал меня часом раньше, а это любую женщину делает более снисходительной.
Левис, дорогой мой, промурлыкала я.
Он перевернулся и бросился мне в объятия, сотрясаясь от неистовых рыданий, которые почти задушили его и испугали меня. Спрятал голову у меня на плече, кофе расплескался по ковру, а я, тронутая и испуганная одновременно, слушала сбивчивые признания, слетавшие с его губ и тонувшие в моих волосах:
Я мог бы убить его о Я должен был еще секунда еще одна секунда Сказать такое тебе О, он был у меня в руках да, был
Но, послушай, Левис, нельзя же так драться с людьми, это неразумно.
Свинья он просто свинья глаза зверя. У них у всех звериные глаза у всех ты не понимаешь они разъединят нас, они доберутся и до тебя тоже до тебя, до тебя, Дороти.
Я гладила его волосы, целовала виски. Я успокаивала ребенка, расстроенного ребенка.
Ну успокойся, бормотала я. Пойми, ведь это же пустяк.
От сидения на корточках с навалившимся на плечо Левисом у меня начало сводить икры, и я сказала себе, что подобные сцены не для женщины моего возраста. Чтобы вернуть Левису уверенность и вкус к жизни, нужна молодая невинная девушка. Я ведь хорошо знала, какой может быть жизнь, знала очень хорошо. Наконец Левис немного успокоился. Я осторожно высвободилась, уложила его на ковер. Потом укрыла шерстяным пледом и, измученная, пошла наверх, спать.
10
Среди ночи я проснулась, дрожа от страшной мысли. Почти час я сидела в темноте, как сова, собирая вместе обрывки воспоминаний. Затем, все еще дрожа, спустилась вниз, на кухню, сварила кофе и, подумав, плеснула в чашку коньяка. Занималась заря. Я вышла на террасу, посмотрела на восток, где тянулась длинная, бледная, но уже синеющая полоса, на «роллс», снова атакованный сорняками (конец неделипятница), на любимое кресло Левиса, на свои руки, вцепившиеся в перила. Я все еще дрожала. Не имею понятия, сколько простояла я на террасе, вот так, держась за перила. Время от времени пыталась сесть в кресло, но та же страшная мысль тут же поднимала меня на ноги, как марионетку. Я не смогла даже зажечь сигарету.
В восемь часов жалюзи в окне Левиса стукнулись о стену над моей головой, и я вздрогнула. Услышала, как Левис спустился вниз, насвистывая, зажег газ. Казалось, ЛСД уже выветрился. Глубоко вдохнув утреннего воздуха, я вошла в кухню. Девис удивился, увидев меня, а я, застыв, секунду разглядывала его: такой молодой, красивый, благородный.
Извини за вчерашний вечер, быстро ввернул он. Я больше никогда не притронусь к этой гадости.
Вот что, сурово начала я и наконец села на стул. Возможность с кем-то поговорить, пусть даже с ним, странным образом успокоила меня. Левис внимательно наблюдал за кофейником, но что-то в моем голосе заставило его посмотреть на меня.
Что случилось? В халате, с удивленно поднятыми бровями, он казался таким невинным, что у меня зародились сомнения. Лоскутки совпадений, косвенных улик, замечаний, которые ночью я соединила вместе, снова рассыпались.
Левис Ведь не ты уже убил их, правда?
Кого?
Вопрос обескуражил меня. Я не решилась поднять на него глаза.
Их всех: Френка, Лолу, Болтона.
Я убил.
Я застонала и откинулась на спинку стула. Левис же продолжал в размеренном тоне:
Но тебе не надо беспокоиться. Улик нет. Они больше не будут досаждать нам, при этом он добавил в кофейник немного воды, и тут я наконец взглянула на него:
Но, Левис ты что, сумасшедший? Ты не можешь убивать всех подряд, этого же нельзя делать. Последняя фраза показалась мне слишком наивной, но его признание столь ошарашило, что я не могла найти правильных слов. А кроме того, в стрессовых ситуациях мне на ум приходят лишь фразы из лексикона монастырей и учебников хорошего тона, сама не знаю, почему.
Если бы ты знала, как много вещей нельзя делать, но тем не менее люди их делают предают, подкупают, позорят, бросают близких
Но ты не должен их убивать, твердо заявила я. Левис пожал плечами. Я ожидала трагической сцены, и этот спокойный разговор беспокоил меня. Тут Левис повернулся ко мне:
Как ты узнала?
Я думала об этом. Думала всю ночь.
Ты, должно быть, мертвая от усталости. Хочешь кофе?
Нет. Яя не мертвая, ответила я с горечью, Левис что ты собираешься делать?
Ничего. Это же самоубийство, преступление на почве секса и автомобильная катастрофа. Все прекрасно.
А я, взорвалась я, а я? Могу я продолжать жить с убийцей? Могу я позволить тебе вот так, от скуки, убивать людей и никак не воспрепятствовать этому?
От скуки? Но, Дороти, я убил только тех, кто обидел и продолжал обижать тебя. При чем тут скука?
Что с тобой? Разве ты мой телохранитель? Я просила тебя об этом?
Он наконец поставил кофейник.
Нет, но я люблю тебя.
Тут моя голова начала кружиться, я соскользнула со стула и первый раз в жизни, наверное, сказалась бессонная ночь, упала в обморок.
Я очнулась на софе и увидела Левиса, явно испуганного. Мы молча посмотрели друг на друга, потом он протянул мне бутылку шотландского. Глядя ему прямо в глаза, я сделала глоток, потом другой. Сердце вошло в нормальный ритм. И мгновенно меня охватила ярость:
А, ты меня любишь? Правда? Поэтому ты убил беднягу Френка? И Лолу? Почему же ты не убил Пауля? В конце концов, разве не он мой любовник?
Потому что он любит тебя. Но, если он попытается покинуть тебя или обидеть, я убью и его.
Бог мой, ты сумасшедший! воскликнула я. А раньше ты убил много народу?
Нет, я не убивал, пока не познакомился с тобой, ответил он. Никогда. Не было причины. Я никого не любил.
Он вскочил и, потирая подбородок, зашагал по комнате. Казалось, я видела кошмарный сон.
Видишь ли, до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, меня били чаще, чем других. Мне никогда ничего не давали, никогда. А потом, после шестнадцати, я стал всем нуженмужчинам, женщинам, всем, но при условии, что э что
Этот жеманный убийца перешел все границы. Я прервала его:
Да, я понимаю.
Никогда ничего, понимаешь. Ничего просто так. До тебя. Я все думал, когда лежал в постели наверху, что ты захочешь ну однажды он покраснел. Полагаю, я тоже. Меня трясло.
Когда я понял, что ты все делаешь из одной только доброты, я полюбил тебя. Так-то вот. Я знаю, ты думаешь, я слишком молод, ты предпочитаешь Пауля Бретта, и я тебя не интересую, но я могу защищать тебя. Вот и все.
ТАК-ТО ВОТ. Как он сказал. ТАК-ТО ВОТ, ТАК-ТО ВОТ. Я оказалась в гнезде шершней. Я ничего не могу поделать. Я пропала. На дороге, в канаве я подобрала сумасшедшего, убийцу, жертву навязчивой идеи. Снова Пауль оказался прав. Пауль всегда прав.
Ты мной недовольна? мягко спросил Левис. Я даже не ответила. Можно ли быть «недовольной» тем, кто, чтобы доставить тебе удовольствие, убил трех человек? Его вопрос напоминал вопрос ребенка. Я думала или притворялась, что думаю, так как голова моя соображать отказывалась.
Ты знаешь, Левис, что моя обязанностьпередать тебя полиции?
Если хочешь, спокойно ответил он.
Мне следует позвонить им немедленно, слабым голосом добавила я. Он поставил телефон рядом со мной, и мы вместе лениво разглядывали его, словно сомневались, подключен ли он к сети. Как ты это сделал? спросила я.
С Френкомя назначил ему свидание от твоего имени в мотеле, в комнате, заказанной по телефону. Я влез через окно. С Болтономя сразу понял его сущность. Притворился, что согласен. Мы тут же договорились о встрече в малоизвестном отеле. Он обалдел от счастья. С ключом, который он дал мне, я мог прийти и уйти, когда вздумаю. Никто меня не видел. С Лолойя целую ночь откручивал гайки на передних колесах. Вот и все.
Я могла бы молча вышвырнуть Левиса вон. Но дикого льва не выпускают из клетки. Он продолжал бы издали следить за мной и убивать, как машина. Я могла бы заставить его покинуть город, но он подписал долгосрочный контракт, и, куда бы он ни отправился, его обязательно бы нашли. А передать его полиций я не могла. И никогда не смогу передать кого-либо в полицию. Я попала в западню.
Ты знаешь, никто не страдал, успокоил меня Левис. Все произошло очень быстро.
Какое счастье! Ты вполне мог бы зарезать их перочинным ножиком, с горечью съязвила я.
Ты прекрасно знаешь, что это не так, с нежностью в голосе произнес Левис. Он взял меня за руку. На мгновение, не осознавая, я ему это позволила. Но потом вспомнила, что эта теплая, тонкая рука, держащая мою, убила трех человек, и с изумлением отметила, что меня это уже не ужасает. Тем не менее руку я решительно убрала.
Тот парень, вчера, ведь ты хотел убить его, не так ли?
Да, глупо все вышло. К сожалению, я принял ЛСД и не сознавал, что творю.
Но, не учитывая этого Левис, ты понимаешь, что ты наделал?