И в чем они провинились? Изнасиловали учительницу? Подожгли интернат?
Феленко пожал плечами:
Кто за что. Кто болтал на уроке, кто без команды есть начал, кто девчонок лапал
Ты шутишь? тихо сказал Ружин.
Я никогда не шучу, Феленко открыл дверцу и вылез из машины.
Три-четыре! скомандовал крепыш.
Добрый вечер, товарищ директор! проскандировали ребята.
Феленко чуть качнул головой.
На сегодня хватит, обронил он.
Директор? удивился Ружин, тоже выходя из машины.
Пока исполняющий обязанности, сказал Феленко. Прежнего на пенсию отправили. Он ухмыльнулся. Я отправил.
Они сидели в комнате Феленко за квадратным столом. Перед каждым стакан чая, печенье, варенье в розетках, алое, прозрачное, вкусное. За окном сумерки, небо серое, низкое, давит. Задернуть бы шторы и не видеть его. Ружин встал, задернул.
Что? спросил Феленко, повернувшись резко.
Включи свет.
А-а, Феленко включил. Абажур зелено засветился изнутри, старенький, мягкий, с бахромой, кое-где щербинки. Строго в комнате и скучно, будто временно здесь человек живет, хотя это его дом уже столько лет. Шкаф, кровать, тумбочка, стол, стулья. Все.
Останешься? спросил Феленко. На работу теперь тебе не спешить.
Останусь, сказал Ружин. А может, и вообще поживу.
Поживи, согласился Феленко. Полезно будет.
Кому? спросил Ружин.
Феленко задержал взгляд на Ружине, не ответил.
Встаю я рано. И тебя приучу, он медленно лил кипяток из чайника в стакан, с рассеянной полуулыбкой наблюдал, как от жаркой влаги запотевают тонкие стеклянные стенки. Рассвет встречаю на море. Каждый день.
Мазохист, хмыкнул Ружин.
Жизнь катастрофически коротка. Сонрасточительство. И наши с тобой чаи расточительство. И наша суета в ГАИ расточительство Немного сна, немного еды, и работа, познание, дальше, дальше, дальше он перевел дыхание. Без перерыва я вколачиваю в их податливые головки знания, каждый час, каждую минуту, секунду. Не терять ни мгновения. Я выращу качественно новый отряд интеллектуалов, они перевернут страну. Они вышибут мерзавцев, лентяев, глупцов, они создадут
А если, прервал его Ружин, а если кто-то не способен или кто-то просто хочет подурачиться, поиграть, побеситься или сбежать с уроков в конце концов
Во двор! И приседать, приседать он оборвал себя, прикрыл глаза, потер их пальцами, сильно, до красноты, поднялся, сказал с легкой усмешкой:Не радуйся, не поймал. Я не фанатик. Просто больно смотреть вокруг. Пойдем, я покажу тебе комнату.
В коридоре полумрак, тихо, бледные проемы окон, вздрагивающие тени на стенах, на полу. Возле одного из окон Феленко задержался, замер.
Дрянь, выцедил.
Ружин тоже посмотрел в окно, увидел вдалеке, у перелеска тонкую девичью фигурку в светлом длинном плащике.
Ну и что? спросил.
Левее, подсказал Феленко.
Ружин посмотрел левее. Различил высокий силуэт. Парень. Он приближался к девушке.
Колесов, сказал Феленко. Она, сучка, к нему ковыляет.
Ух ты, отозвался Ружин, вгляделся внимательней. Откуда он?
Из города, Феленко повысил голос. Я же сказал ему, ни ногой сюда, бандит! И ее предупредил, увижу еще развыгоню! Сдохнет ведь под забором, проститутка! Он круто развернулся, двинулся в обратную сторону, к выходу из школы, махнул Ружину. Пошли!
Шли быстро, шумно, с хрустом давили гравий, потом шагали по траве, она скрипела под подошвами, мокрая. Ружин поскользнулся, упал на руки тренированно, отряхиваясь, чертыхался, грязными ладонями еще больше испачкал джинсы, свитер. Ветер резкий, впивается в глаза, холодно, тревожно.
Девушка толкала Колесова, беги, мол, чего ждешь, дурачок. Но тот стоял недвижно, только кулаки сжал, то ли от холода, то ли от злости или чтоб смелости прибавить; прищурившись, смотрел неотрывно на приближающихся.
Когда ты пришла ко мне, голодная, в слезах, без копейки за душой, Феленко вытянул длинный палец в сторону девушки, я сказал тебе: живи, работай. Я помогу. Я сделаю тебя чистой, светлой, настоящей!.. Ты станешь человеком будущего! Только надо этого очень хотеть!
Я не хочу, тихо сказала девушка. Ружин едва расслышал ее голос.
Что?! Феленко опустил палец.
Она сказала, что не хочет, медленно, отчетливо проговорил Колесов, он разжал кулаки, обтер ладошки о куртку и снова сжал пальцы.
Вон, спокойно сказал Феленко. Немедленно. Он дернул плечами, пробормотал что-то, повернулся, зашагал к школе, сутулый, сникший, казалось, он вымок и с него капает вода, с волос, с пальцев, с плаща. Ружин догнал его.
Послушай, попытался остановить за руку. Так нельзя. Куда им сейчас идти? Поздно. Не сходи с ума. Они же дети
Феленко вырвал руку, неприязненно, брезгливо, смотрел перед собой отрешенно.
Грязь, грязь, везде грязь, говорил невнятно под нос. Она сильнее, пока сильнее, но кто-то должен начать, остановился вдруг, повернулся к Колесову и девушке, закричал, не сдерживаясь:Чего стоишь?! Убирайся! Собирай барахло и убирайся!
Чай в стаканах еще дымился, и варенье по-прежнему светилось рубиново. Тепло, хочется спать.
Ружин надел плащ, завязал пояс. Феленко некоторое время молча смотрел на него, потом спросил:
Вернешься?
Ружин не ответил, потянулся к столу, взял пачку сигарет, сунул в карман.
Ты ничего не понял, сказал Феленко. Он сел на кровать. Строго, по-солдатски выправленное одеяло встопорщилось.
Может быть, Ружин пожал плечами.
Я от многого отрекся ради них, с горечью проговорил Феленко. И еще от большего отрекусь.
Наверное, сказал Ружин, он внимательно оглядел комнату, не забыл ли чего.
Чистота помыслов и взглядов не дается просто так, Феленко безуспешно пытался поймать взгляд Ружина. За них нужно бороться, иной раз жестоко.
Тебе видней, Ружин был уже у двери.
Ничего ты не понял, Феленко тряхнул головой. Постой, он выдвинул ящик тумбочки, вынул деньги. Здесь восемьдесят рублей. Это зарплата Светы. Она провалилась в институт, и я взял ее уборщицей.
Ружин взял пачку, пересчитал.
Точно, сказал. Восемьдесят.
Повертел бумажки в руках, положил на стол. Феленко усмехнулся.
Ружин вышел. Через какое-то время за окном послышался его голос: «Забирайтесь, ребята», потом заработал двигатель, зашуршали шины по гравию, и все стихло. Феленко встал, аккуратно поправил постель, гладко, без морщинок, снял плащ, сел за стол, сделал глоток из стакана
Здесь? спросил Ружин, притормаживая.
Здесь, сказала Света. Останавливайтесь, ну что же вы? Теперь чуть назад сдайте, вон к той кадке.
К какой кадке? Ружин переключил скорость, повернулся назад. Я ни черта не вижу.
Вокруг вязкая темнота, южная, хотя, если пообвыкнуть, приглядеться, можно угадать силуэты заборов, деревьев за ними, кубики домов. Кое-где справа, слева в окошках свет, тусклый, в двух-трех домах, остальные безжизненны, слепы. Свет и в доме, который они искали. Он далеко, в сотне метров впереди, левее, там много света, и не только в окнах, но и во дворе, яркие лампы отливают серебром и на деревьях в саду, и слышится музыка со двора, и плавная, и мощная одновременно, знакомаявальс.
Только бы сигнал она услышала, сказала Света.
Какой сигнал? не понял Ружин.
Света приложила ко рту две сложенные горстками ладони и дунула в них. Вытек странный ноющий звук, отдаленно напоминающий сирену.
Ружин покрутил головой.
Как в фильме про разведчиков, сказал он.
А мы и есть разведчики, серьезно ответила девушка. Она выдохнула решительно и открыла дверь. Ружин глядел ей вслед, пока она не исчезла в темноте.
Симпатичная девушка, сказал он.
Красивая, не сразу отозвался Колесов.
Послушай, произнес Ружин, не поворачиваясь. А ты почему тогда под пули бросился? Нас защищал? Совесть проснулась?
Себя защищал, хмыкнул Колесов. Если бы он вас тогда подстрелил, и мне бы срок навесили. Наверное.
Ну, по крайней мере, честно, кивнул Ружин. Некоторое время сидели молча, а потом Ружин сказал:Пойду пройдусь.
Не надо, увидят, возразил Колесов.
Я осторожно, сказал Ружин, щелкнув замком.
Те два грузина, на квартире, проговорил Колесов, раздели меня донага, проворно, веселясь, и я веселился, хорошую дозу себе вкатил. Но когда один сзади пристроился и пыхтеть начал, вот тут кайф соскочил, не весь, но мне страшно стало, заледенел, закричал, вывернулся, одежду в охапку, и тут вы Я с тех пор на порошок смотреть не могу. Лицо мерзнет.
Ружин ничего не ответил, кивнул, вылез из машины.
Он пошел вдоль заборов, грязь чмокала под ногами, дотронулся до досок, они холодные, осклизлые, расставив руки, балансируя, как на канате, двинулся по оставшейся полоске увядающей травы. Вальс приближался, щедрые звуки его вселяли спокойствие, радость, Ружин умиротворенно заулыбался. И вот совсем уже он близко, он шагнул к забору На утрамбованной, круглой, просторной площадке, сбоку от дома, под светом двух белых ламп кружилась пара, умело, гибко, легко, он во фраке, стройный, с пышной шевелюрой, сосредоточенным длинным лицом, она в бальном платье, открытом (Ружин поежился), большеглазая, улыбчивая
Ружин уловил движение сбоку, напружинился и расслабился тут же, спросил вполголоса:
Машину закрыл?
Колесов протянул ключи.
Красиво, сказал он, не отрывая глаз от пары. Как в театре.
Ветер сильный, заметил Ружин. Как бы не простудились, глянь, какая шейка-то у нее тоненькая
Это Светкина мать.
Мать ее!.. Ружин покачал головой.
Тут они услышали знакомый звук, ноющий, тонкий. Переглянулись, замерли. Звук повторился, еще, еще Ружин заметил, что женщина тоже различила сигнал, она сузила глаза, приподняла подбородок, прислушиваясь. Партнер еще не услышал ничего. Вот женщина оступилась, танец прервался, женщина засмеялась, что-то сказала, захромала к дому. Партнер ее продолжал кружиться один, прикрыв глаза, покой на лице, счастье. Ружин видел, как, зайдя за дом, женщина перестала хромать, постояла с полминуты, обхватив себя за плечи, осень все же, прислушиваясь и оглядываясь то и дело опасливо, и решилась наконец, засеменила торопливо по асфальтовой узкой дорожке к забору, к калитке в заборе. Блестели глаза, переливались радужно блестки на платье, стучали каблучки меж выстуженных грядокфея приусадебных хозяйств обходила свои владения
Партнер остановился посреди площадки, раскинув руки, обнял небо со звездами и луной и стайкой крикливых птиц, пролетающих над домом, и, потирая ладони, меленько побежал к дому. У крыльца сунул руку под лавку, вынул бутылку, пол-литровую, ополовиненную, огляделся, крякнул и закрутил винтом жидкость в глотку
Дуры, сказал Колесов, скривив лицо. Все же слышно. Голосишки-то писклявые у обеих.
Он занят, усмехнулся Ружин. Не учует.
Учуял. Сделал стойку, как спаниель на утку, повел носом, левее, левее, вот теперь горячо, ощерился, отшвырнул бутылку с силой. Высверкнула она дугой и приземлилась у забора совсем рядом с Ружиным и Колесовым.
«Лучистое», розовое прочитал Колесов.
Кончился вальс, и после паузы зазвучал фокстрот
Партнер сделал непроизвольно несколько па под музыку, фалды фрака взметнулись по-ласточьи, и, пригнувшись, смешно запрыгал к забору.
Ой-е-й-ей, только и сказал Колесов.
Ой-ей-ей! ответствовала ему Светкина мать, только громче и безнадежней, сорвался голос, запетушил.
Ой-ей-ей! вторила ей Светка жалобно и просяще.
И вот показались они трое среди грядок. Мужик во фраке волок мать и дочь за волосы к дому.
Не потерплю, кричал, непослушания! И матерился. Не потерплю, кричал, предательства! И грозил смертью всем, кого знал, с кем роднился, с кем дружил и с кем еще познакомится когда-нибудь Говорил же тебе, кричал, забудь ее, иначе все! Крышка! И опять матерился, а потом стал бить женщин. Сначала Светку хватанул по носу, и та свалилась беззвучно в грядки, затем за мать ее принялся, основательно, умело, привычно. Она визжала, а он в рот ей, в рот
Колесов дернулся, всхрипнув, но Ружин удержал его, раздумывая, стоит ли ввязываться.
Не могу-у-у-у! выл Колесов, извивался судорожно, пытаясь вырваться. Пусти, гад!
Ружин цыкнул зубом, сплюнул, вздохнул, отпихнул Колесова подальше, чтоб не опередил тот его, не наделал глупостей, и перемахнул через забор, одним прыжком, ловко. Еще два прыжка, и он возле мужика, только руку протяни, и он протянул, за волосы мужика, потом по почкам, раз, другой, взвыл мужик, закатил глаза, а Ружин в живот ему, но не попал, опытный мужик бедро подставил и тут же отработанно в зубы Ружину. Ружин отпрянул, попятился, удивленный. Мужик в стойку встал, сопя двинулся на Ружина. Так и есть, боксер, мать его Ружин влево метнулся, мужик за ним подался, и Ружин ногой в пах ему, попал-таки, браво, мужик согнулся, взрыкнув, а Ружин по глазам ему двумя ладонями, чтоб ориентацию потерял, мужик закрутился на месте, больно Ружин перевел дыхание, огляделся, возле Светки Колесов склонился, а матери ее нет нигде Тут опять мужик на него двинулся, и Ружин опять его в пах.
Уйди от него, мразь! услышал он сзади истеричный голос, женский, писклявый. Ружин обернулся вмиг и оторопел. В руках Светкина мать держала двустволку. Красивая, пылающая, в бальном платье длинном, плечи белые, нежные, и черное тяжелое ружье от бедра, пустые зрачки стволов, и впрямь только крови не хватает до истинной гармонии Ружин дернулся в сторону, и тут выстрел, оглушающий, мимо, сзади в щепы разнесло доску в заборе. Медвежьим жаканом бьет, милая барышня. Ружин вправо теперь, прыжком, и в жухлую траву ничком, второй выстрел, мимо, теперь яблонька пострадала, тихая, безвинная. Ружин вскочил рывком, теперь ружье отобрать надо
Она держала его в опущенной руке, смотрела перед собой отрешенно, потом повела плечом, отпустила двустволку, брякнулось ружье на асфальт, прогудели пустые стволы, жар выдыхая И вслед Светкина мать на дорожку опустилась, обессиленно, обезволенно, как пластилиновая, заплакала сухо
Мамочка! взвилась Светка. Не умирай!
Вскочила разом с грядок, где, придя в себя, лежала, хоронясь, голову руками обхватив как при бомбежке, рванулась к матери. Ружин удержал ее, обвил рукой поперек туловища, потянул за собой к калитке, приговаривая:
Потом, потом, все потом
Что потом? Когда потом?! вырывалась Света. Они уезжают завтра, насовсем уезжают, слышишь ты, защитничек?! Пусти! горланила, отбиваясь. Пусти!
А Ружин говорил ей что-то тихое и нежное на ухо, улыбался, целовал ее в щеку, в нос, и она утихла, покорилась, повисла на его руке, побрела, куда повели. Колесов шел за ними, съеженный, напуганный.
Ружин вел машину по пустой серой улочке, фонари горели вполнакала, скупо. В салоне он был один, дымилась сигарета меж пальцев. Впереди из-за поворота вывернула машина. Точечки фар увеличивались. Встречный водитель включил дальний свет. Ружин поморщился и усмехнулся. Поравнявшись с Ружиным, машина притормозила. Ружин заметил удивленное лицо водителя, открытый рот, расхохотался. Не торопясь, проехал еще с полсотни метров и свернул направо. Эта улица повеселей, светлая, людей побольше, гуляют вольно. Завидев машину Ружина, останавливаются, разглядывают с удивлением, кто-то пальцем показывает.
Держись! крикнул Ружин кому-то в окно и увеличил скорость. Вот он заметил справа на доме над открытой дверью три светящиеся буквы «БАР», а возле двери человек десять ребят, пестрые, галдят, курят. Тусовка. Ружин резко свернул вправо, прямо на тротуар, проревел двигателем мощно, для солидности и под восторженные крики ребят притормозил резко возле самой двери, передок уперся в дверную раму.
Колесо прикатил! завопил кто-то.
Хай-класс, чувак! запрыгала, хлопая в ладоши, какая-то раскрашенная девчонка. На крыше «Жигулей» гордо восседали Колесов и Света. Ружин курил и улыбался. Колесов осторожно ступил на капот и спрыгнул прямо в дверной проем, следом спрыгнула Света. Колесов подхватил ее на руки, поцеловал, пока ставил на пол. Ребята обступили машину. Чья-то «панковая», с волосяным гребешком голова всунулась в салон.
Отец, пискляво обратилась голова, дай порулить.
Ружин открыл дверь, вышел, сказал писклявому: