Мне неудобно тебе напоминать, но Ты помнишь, кто сейчас лежит в каюте?
Плевать.
Есть у меня принципПименов сам удивился, как сдавленно прозвучал его голос. Словно кто-то ухватил его рукой за горло. Принцип простой: никогда не смешивать работу и удовольствие.
Да? спросила Ленка, изобразив голосом невинность и удивление. И получается?
Ее рука скользнула за пояс шортов и натолкнулась
А на что, собственно, она еще могла натолкнуться?
Ого! произнесла Изотова и гортанно хохотнула. Не смешивать, говоришь? Ну, ну
Она отстранилась от Пименова, и стала справа от него, рассматривая с иронией и интересом.
Знаешь, никогда никого не упрашивала! И теперь не буду Посмотрим, какой ты Сухов! Сколько лет прошло, Пима, а ты все еще на меня стойку делаешь Может быть, ты и забыл, а вот оннет. И ему плевать на то, что и с чем ты не смешиваешь
Губатый молчал. Спорить было глупо. А делать надо было минутой раньше. Теперь уже ситуация требовала держать марку.
«Дурак, подумал он про себя. Конченый дурак! Ты никому ничего не должен. В конце концов, ты хозяин судна, и только от тебя сейчас зависит успех дела. Можешь считать ее входящей в плату за участие».
Он переложил руль влево. «Тайна» неторопливо стала бортом к пологой волне, и ритм качки опять сменился. В ответ из кубрика раздался болезненный стон.
Ладно, сказала Изотова не скрывая издевки. Он страдает. Ты рули. Я пойду на нос, позагораю. Все будут при деле.
Она живо спустилась в каюту, оттуда раздался голос Ельцова, больше похожий на плач. Потом она что-то ему ответила и почти сразу появилась в рубке, с полотенцем под мышкой и в солнцезащитных очках.
Одарив Губатого обворожительной усмешкой, она проскользнула по борту на бак и, расстелив полотенце поверх брезента, которым была затянута крышка люка, сбросила с себя и майку, и парео и трусики.
Вот черт! сказал про себя Пименов. Черт, черт, черт!!!
Она, конечно, изменилась за эти годы. Он помнил ее совсем молодой девушкой, теперь перед ним была женщина. И, надо сказать, красивая женщина. Совершенно без комплексов. Только белая, как молоко.
Оставшись в одних очках, она сложила одежду рядом с полотенцем, подошла к рубке и, приложив палец к губам, поманила Леху пальцем, а когда он, словно загипнотизированный, подался вперед, сказала тихонько на ухо:
Подумай, Пима! и подмигнула.
Интересно, насколько меня хватит? спросил себя Пименов, наблюдая, как в двух шагах от него и в полутора метрах от своего страдающего морской болезнью мужа, Изотова тщательно растирает себя кремом от загара. Процесс был увлекательным, Ленка сумела превратить эту процедуру в подобие стрип-шоу. Закончив растирание, она помахала Губатому рукой и улеглась на полотенце, подставив солнцу пышные ягодицы.
«Похоже, что не надолго, решил Леха. Ох, ненадолго».
В кубрике жалобно, как ночная птица, застонал Ельцов.
Пименов заставил себя посмотреть на приборы. До бухты оставалось чуть менее двадцати пяти морских миль.
Смотри, сказал Ельцов, указывая пальцем на скалу, образующую природный волнорез. Совершенно черная скала слева.
Если это она, возразил Губатый, рассматривая берег в бинокль.
Он не хотел пока соглашаться с Олегом, скорее всего, просто из вредности. Скала, огораживающая бухту с северо-востока, была, конечно же, та самая, что присутствовала в описании бабульки. Маленькая Медведь-гора, только медведь на этот раз был черный, как смоль. Какие у нас там медведи черные? Гризли? Или гималайские? Голову этот мишка, как и положено, опустил в воду, метрах в ста шестидесяти от берега. Если судить по цвету водывозле самой скалы было глубоко. А дальшедальше была неизвестность. Похоже, что в самой бухте судоходство было невозможносплошные камни, замшелые, как тысячелетние черепахи, рядомпровалы заполненные синей, как индиго, водой, тут же желтоватая россыпь галечной мели.
Это она, проговорил Ельцов с убеждением. Тут весь берег рыжийсланцевые породы, глина, гранитные вкрапления. А эта скалачерная. И здоровая.
Он был бледен, как дизентерийный больной. И, хотя он умылся, пахло от него кислопотом и старой блевотиной.
Солнце клонилось к закату. Воздух был прозрачен, и силуэты сосен, покрывавших вершину обрыва, и тех, что росли на самом обрыве казались нарисованными кистью художника, тонкими четкими мазками: темно-коричневым и зеленым по светло-коричневому и голубому.
Пименов хмыкнул.
Может быть, может быть
Страрушенция говорила, вступила Изотова, уже одетая в свои велосипедные трусы и майку, что на вершине обрыва была расщелина, в которой начиналась тропа. Очень крутая
И было это в 29-ом году, продолжил Губатый, не отрывая бинокль от глаз. Какая тропа, Лена? Что от нее осталось за столько лет?
Расщелина осталась, умник! огрызнулась Изотова. Понятно, что тропы нет. Она и тогда была условно проходимая. А разлом в кромке обрыва исчезнуть не должен!
Разлом действительно был, практически над мини-медведем.
В этом месте скала раскололась, часть грунта, вместе с несколькими деревьями, рухнула в образовавшуюся щельразлом густо зарос кустарником. В цейсовскую оптику было хорошо видно оранжевую россыпь недозревшего шиповника и черные пятнышки спелой ежевики.
Третья приметаогромный валун, похожий на половинку гигантского глобуса, был не виден, но там, где он по идее, должен был быть, громоздился оползень, напрочь перегородивший пляж. Из огромной буро-желтой кучи земли и камня, словно сломанные спички, торчали вековые сосны.
Как бы не хотелось Пименову противоречить и дальше, но казаться смешным в глазах Ленки и Ельцова не хотелось совсем.
Да, это здесьсказал он. Проверь лодку, Лена. Надо промерять глубину вдоль скалы. Ты как, Олег? Пойдешь со мной?
Да, с готовностью откликнулся Ельцов. Конечно, Леша
Оставайся на «Тайне», отрезала Изотова недовольным тоном. Толку от тебя
А какая разница? спросил Олег с вполне понятной тоской в голосе. Тут болтает, там качает
Ветер действительно начал ощутимо задувать со стороны моря, поменяв направление несколько раньше обычного. И хотя прогноз на неделю был нормальный, Пименов, насмотревшийся, как при вполне нормальных прогнозах, штормовое море, внезапно разыгравшись, вышвыривает на берег огромные сухогрузы, напрягся. Но барометрстаринный, голландский, присланный в подарок матерьюпоказывал «ясно» и падать пока не собирался.
«Тайна» стояла на якоре на глубине в двадцать пять саженей, в четырех кабельтовых от берега, недалеко от обширной банки, перекрывавшей вход в бухту с правой стороны. Место на случай шквала было не так, чтобы очень, по идее, надо было бы стать подальше, но Пименов не торопился с выбором. Очень уж хотелось отыскать проход вдоль мини-медведя, прикрывающего бухту с самой опасной стороны. Идеальное было бы местечко для стоянки.
Давайте-ка, спустим лодку на воду, предложил он. Я промеряю глубины и, если осадка позволитстанем на спокойной воде. И с моря нас видно не будет.
Надувной четырех с половиной метровый «Адвенчер» с подвесным «Маринером» на пятнадцать сил, висел на кран-балке по правому борту. Спустить его на воду было делом нескольких минут.
Губатый спрыгнул в лодку, подстыковал к кронштейну экран переносного эхолота, проверил бак и запустил мотор. «Маринер» заработал ровно, наполнив воздух равномерным гудениемсловно рядом появился дантист с бормашиной.
Ну, кто со мной? спросил Пименов, ухватившись. Давайте, голубки, решайте
Изотова перемахнула через леер, как заправский мариман, ловко сохранила равновесие но, Леха мог поклясться, намеренно тут же его потеряла, вынудив Губатого подхватить ее подмышки, чтобы она не упала за борт.
Контакт получился плотный, что называетсяпо всей площади. Изотова ехидненько улыбнулась и аккуратно высвободилась из крепких объятий.
Спасибо, сказала она голосом пай-девочки. Мне куда?
Садись вперед, буркнул недовольно Пименов, устраиваясь возле румпеля. Берешь блокнот и пишешь, что я тебе говорю.
Уже начинать?
Не умничай. Запишешь не афоризмы, а результаты промеров. Олег, отвяжи швартовый.
Понял! отозвался Ельцов. Есть, отвязал! Лови веревку, Пима!
Это называетсяконец! сообщила Изотова, откровенно веселясь. И надо говорить: лови конец! Илидержи конец! Звучит забавно! Эй, Пима, держи конец!
Прочный капроновый тросик упал в лодку.
Пименов включил передачу, мотор перешел на басовое звучание, и «Адвенчер», пританцовывая на волнах, отвалил от борта «Тайны».
Класс! сказала Изотова, оглядываясь по сторонам. Море, ветер и солнце! Как мне вас не хватало!
За день лежания на солнце (с небольшим перерывом на легкий перекус), она, благодаря крему, не обуглилась, а лишь слегка подрумянилась, как булочка на противне у хорошей хозяйки. Кожа на плечах хоть и подгорела, но не приобрела нездоровый красноватый оттенок, лицо словно разгладилось и на щеках стал виден нежный золотистый пушок, совсем как на кожице созревшего персика.
Лодка летела по воде, иногда подпрыгивая настолько высоко, что винт мотора какие-то доли секунды рассекал воздух. Ельцов, стоя у борта «Тайны», помахал им рукой и тут же судорожно ухватился за лееработ чуть-чуть качнуло. Ленка же, сидящая на носу надувной лодчонки, скачущей в облаке брызг, словно резиновый мячик, напротив, была весела и вела себя так, будто всю жизнь провела на корабле, а не прожила последние десять лет у другого морямелкого, неторопливого, холодного.
Они подошли вплотную к скале. «Мини-медведь», брюхо которого поросло густыми, как настоящая медвежья шерсть, водорослями и мелкими ракушками, нависал над ними черным, высоким боком. Проход между банкой и скалой был узковат, метров пятнадцать на глаз, но дальше мель резко забирала вправо, открывая синюю глубокую воду.
Был такой фильм, внезапно произнесла Изотова, когда Губатый сбавил скорость и мотор перешел с рева на воркование, «Искатели приключений». Помнишь, Леша? Там еще Делон играет, молоденький совсем Они там бриллианты в Африке ищут, в море Девка такая там, длинноволосая, художница
Помню.
Я от него всегда балдела, раз двадцать смотрела в «Клубе Моряков». Пленка старая, царапанная, клееная-переклеенная Я все время плакала, когда ее убивали. Рыдала, как дура. Она такая красивая, а они вдвоем несут ее на рукахмужчины, которые ее любили, и потом хоронят в море. И когда они отпускали скафандр, и он тонул под красивую мелодиюверишья ей завидовала.
Ленка вдруг громко расхохоталась, запрокидывая голову на длинной тонкой шее.
Представляешья этой мертвой дуре завидовала! Ее застрелили походя, бессмысленно, и утопили тело в вонючем резиновом гондоне со стеклышками, а я, вместо того, чтобы завидовать тем, кто взял куш и остался в живых, завидовала курице, которая весь фильм не могла выбрать между двумя мужиками и, в результате, спала в одиночестве! Не-ве-ро-ят-но!
Ты изменилась, произнес он.
Глядя на нее, он испытывал странное чувствовлечение и брезгливость одновременно. Проблема заключалось в том, что влечение было гораздо сильнее и существовало вне зависимости от его мыслей и того, что она говорила. А брезгливость постоянно нуждалась в подпитке, словно пересыхающий источник.
О, да Я изменилась. Ты даже не представляешь себе, как сильно я изменилась, сказала она. И ты изменился. Все изменилось. И в Клубе Моряков уже нет кинотеатра. А история осталась.
Точно, ответил Губатый. История осталась. Я недавно смотрел по кабелю. И ты знаешьс удовольствием. Хорошая история, про любовь, про дружбу, про чувство долга, про самопожертвование. И ещепро судьбу. Мы с тобой, случаем, не о разных фильмах говорим?
Каждомусвое, отрезала она. Проехали.
Тогдазаписывай.
Он нажал кнопку на портативном GPS, ставя первую меткухлебную крошку, как сказала Изотова.
Номер один, он скосил глаза на экран эхолота. Пять и восемь метра.
Лодка медленно скользила вдоль скалы.
Номер два. Шесть и три метра.
По направлению к берегу дно вначале опускалось до отметки в десять и три десятых метра, потом резко шло вверх и выходило на ровное, как стол, плато, усыпанное валунами и осколками скал вплоть до узкой береговой линии.
Галька, покрывавшая весь берег равномерным, разглаженным волнами, слоем была достаточно мелкая и самого среза, там, где вода лизала пляж, превращалась в подобие каменной перловой каши, не по вкусу, естественно, а по размерам.
Пименов втащил «Адвенчер» на сушу до половины длины. Изотова выскочила из лодки до того, как он успел подать ей руку, и стоя в воде по колено, с удовольствием ополоснула лицо кристально чистой влагой.
Ну? сказала она. Что будем делать? Искать могилу? Петь песни? Купаться? Или потанцуем?
Оглядимся.
Скалы с моря не казались настолько высокими. Теперь же, когда они стояли у самого основания уходящей вертикально вверх скалы, стало понятно, что никакой тропы здесь и близко нет. А, может быть, и не было уже и в 29-ом. Стена, нависающая над ними, явно имела отрицательный угол наклона и была покрыта трещинами, глубоко врезающимися вглубь породы. Теперь стало понятно отчего случился оползень, скрывший под собой пляж на противоположном конце бухты, и относительная закрытость и недоступность бухты для туристов, которых развелось в округе великое множество. Для того, чтобы спуститься сюда с пятидесятиметровой высоты, нужно было иметь, как минимум специальное снаряжение. Благодаря этой особенности рельефа на скалах не было надписей типа «Киса и Ося были здесь» или «Вася Краснодар 98». От бухты веяло безлюдьем. Это было настолько неожиданно, что даже пугало.
Берег осыпался, а потомморе размывало обрушившиеся куски, перемалывало их своими огромными челюстями, обсасывало влажным, хлюпающим ртом. Древесные стволы, упавшие вниз, оно дробило о скалы и выплевывало на берег кусками. Под белым южным солнцем они медленно превращались в сухой плавник, похожий на белесые кости вымерших животных.
А ещеморе отрыгивало на берег мусор, который бросали в него люди. И здесь его было предостаточно, хотя, конечно, поменьше, чем в населенных местах. Разбитые о камни осколки стекла превращались в зеленые округлые «галечки», с матовой шершавой поверхностью, раскисала в кашицу порванная в клочья бумага, а вот пластиковые бутылки и обрывки полиэтиленовых пакетов никуда не девались и лежали у кромки воды, словно пена. Здесь, на удалении от людных местдаже в ясную ночь Дообский маяк казался отсюда одной из звезд на небеэти испражнения человеческой цивилизации выглядели особенно противоестественно.
Но на берегу не было видно ни следов от костров, ни других признаков того, что тут останавливались люди. И это было хорошо.
Пименов прошелся вдоль скалы, глядя вверх. Ни трещин, ни осыпей не было видно. Хотя, конечно, образоваться они могли мгновенно, и глазом не успеешь моргнуть. Берег был недостаточно широким, чтобы спрятаться от штормаволны прибоя, перекатившиеся через банку, смыли бы стоянку и людей в море за считанные секунды. Ночевать на берегу было можно, то только при спокойной водешторм в три балла мог стать смертельной угрозой.
Ну, как? спросила Изотова. Здесь будет жить наш Робинзон?
Только если не будет ветра, ответил Губатый. Надо поставить «Тайну» вдоль скалы, там, где поглубже. Там и место тихое, и подхватить его, в случае чего, можно сразу.
Классное местечко!
Да уж протянул Пименов. Местечко действительно неплохое. Пошли, посмотрим, что там, слева, ближе к оползню.
Хочешь поискать валун? Изотова смешно сощурилась, задвигала бровями, из-за чего очки на носу заерзали вверх и вниз. Возле которого похоронили Чердынцева?
Что-то сомнительно мне, признался Пименов, что мы валун найдем. Смотри, сколько земли съехало в море! Но ошибки быть не может, могила там. Это онабухта, где утонула «Нота», если ваши бумажки не врут
А если наши бумажки не врут, что мы делаем дальше?
Они брели по берегу, направляясь к оползню по самой кромке прозрачной, как стекло воды.
Дальше? Дальше я начну обследовать акваторию, отозвался Губатый. И учить вас нырять понемногу. Потому, что один я не справлюсь до скончания века. И ещемы должны детально поработать с картой, с рисунком этого матроса, со свидетельскими показаниями. Привязаться к месту. Тут очень сложное дно и любая подробность, уточняющая точку крушения, будет нам в помощь.