По узкой, почти незаметной тропинке вдоль забора приходили и собирались у Сани в сарае поселковые ребята выпить перед танцами и просто почесать языки. Приводили сюда и девчонок. Стояла у печки старая продавленная тахта и расположиться здесь было очень даже уютно. Если девчонка являлась с подружками, доставалось иногда и Сане.
Выбирать не приходилось. Не очень-то складывались у него отношения с женщинами. Тело у Сани крепкое, ладно сбитое, и другое что в нужный момент не подводит. Волосы светло-русые с чубом, как у Есенина, но с женщинами общаться надо. А общение у Сани не выходилоразве что на пальцах показывать. Когда со своими ребятами и в спокойной обстановке, он начинал немного говорить, а если в незнакомом месте или с женщинами, когда надо шутить и поддерживать разговор, получалось одно мычание, да начинала от напряжения бежать слюна.
Одно время ходил к глухонемым. Но у тех свой замкнутый мирок с самого раннего детства. Саню они не отталкивали, но становилось ему не по себе от их чуткой неуловимой для него мимики и разговора на мелькающих пальцах. Даже смех у них другой.
А Саня привык в Хамовке, к своим ребятам. Хоть часто и непутевым, но зато не глухим и не немым. Правда, с годами пути его с ровесниками все больше расходились. Приятели были уже все женаты, некоторые по второму разу, обзавелись детьми, барахлом, строили дачи. У Сани проще. Кособокий на двоих с матерью домишко, дежурство на насосной станции и конечно степь.
Она начинается сразу за поселком. Летом, когда спадает на закате жара, ни с чем не спутаешь горьковатый полынный дух, который наносит ветерок со степи. Отродясь здесь разводили овец, но с тех пор как изобрели колхозы, каждый год старательно и бесполезно распахивают холмы
Давно извели бы степь под корень, будь она поровнее. Но мешают глубокие и мелкие балки, полупересох-шие речки с зарослями ивняка на месте вырубленного леса. Здесь продолжает теплиться степная жизнь. Прячутся от человека последние недострелянные лисы, выводят потомство совы, куропатки и всякая мелкая тварь.
В сорок втором году, когда немцы подступали к Волге, под городом шли сильные бои. До сих пор валяются в балках снарядные гильзы, ржавые каски и прочий хлам, который не успело источить время. Если покопаться в засыпанных блиндажах, можно найти и кое-что поинтереснее. Оружие, которое еще можно восстановить, патроны, ножи. Изредка попадалось и золото. Коронки в трухлявых, изъеденных временем черепах, монеты и обручальные кольца среди клочьев истлевших шинелей. Раза два находил Саня в слипшихся потрескавшихся бумажниках среди удостоверений и писем пожелтевшие, едва различимые фотографииземля продолжала хранить уже никому не нужную память.
Редкий год обходился без того, чтобы не взорвался кто-нибудь из мальчишек на старой мине или гранате. Тогда приезжали милиция и солдаты. Прочесывали балки, траншеи, увозили найденные боеприпасы. Но вывезти все, что оставила и спрятала в земле война, невозможно.
С сопливых лет повадился Саня лазать по местам бывших боев, раскапывать старые блиндажи. Это опасное занятие вошло в него, как зараза. Не отвадило даже увечье.
В сарае у Сани мастерская. Здесь потихоньку точит, пилит и приводит в порядок старые стволы, сюда же несут ему старушки разный хлам для ремонта; древние примусы, электроплитки, утюги. Саня человек безотказныйза все берется. Будь его мастерская не в Хамовке, а где-нибудь в городе, заколачивал бы хорошие деньги, но в Хамовке половина населения старухи с мизерными пенсиями. Расплачивались бражкой, яблоками, салом, режерублевкой.
Деньги Сане нужны, хотя бы на новый мотоцикл, но что возьмешь со старух? Насквозь знал он их полунищую жизнь с мелкими радостями, склоками и смиренным ожиданием лучшего.
Бабки Саню любили. Рассаживались на лавочке и, ожидая, когда он закончит ремонт, сплетничали с его матерью. Раза два приводили невест Перезрелых и некрасивых, ожидая, что ни Саня ни невесты кочевряжиться не будут. Но путного из смотрин не получалось. Саня затравленно рыскал глазами по сторонам, избегая умильных взглядов старух. Ему было стыдно. Не лучше чувствовали себя и невесты. Наверное, не всегда двум несчастьям легче вдвоем. Бывает, что и тошно видеть друг друга.
4
Прошла и вторая, и третья неделя. Где-то далеко в Москве, в другой жизни, остался тот кошмарный день. Почти убедил себя Олегничего не было. Никто их не видел, и никогда не приезжали они в столицу. Отпечатки пальцев стерты, а золотые кольца с помощью приятеля-лаборанта переплавлены в увесистый брусочек, спрятанный на даче.
Все продолжалось как и раньше. По крайней мере, внешне. Подъем без четверти шесть, легкий завтрак, и в институт. После занятий короткий отдых и подготовка к экзаменам. Через день секция китайской гимнастики у-шу. Вечером книги или своя компания в дискотеке. Какое-то место занимает и Катя«мисс Дюймовочка». Нет в этой здоровой размеренной жизни места убитой старухе, содержательнице притона.
Олег в институтеодин из первых авторитетов. Умный, ироничный, великолепно развит физически. Тонкий, слегка горбатый нос и твердый подбородок делают его похожим на Рэмбо. Так говорят знакомые женщины.
У Олега хватает ума не подделаваться в угоду им под популярного актера. Он сам себе личность, и ему не надо образцов для слепого подражания.
С Клевцовым они начали совместные дела года полтора назад. Костыля, промышлявшего шмутьем и косметикой, прижали рэкитиры. Олег, живший с ним в одном доме, вступился. Рэкетиры знали Олега по городским соревнованиямбольшинство из них были, как и он, спортсменами. Костыля, на зависть другим спекулянтам, оставили в покое.
Олега, Катю и Серегу, совсем разных людей, объединила общая цель. Последние месяцы все трое готовились к выезду из страны.
У каждого имелась своя причина. У Олега она формировалась долго, пока не вызрело окончательное решение.
Вначале, на первом-втором курсе инъяза, было просто любопытно прикоснуться к чужой, до недавних пор почти не известной жизни, которую характеризовали в газетах словами «кризис и загнивание». Слова эти так не вязались с уверенным благополучием студентов-иностранцев, проходивших практику в их институте. Они совсем не напоминали людей из тупика.
О западе стали больше говорить и писать, неохотно пряча уверенный тон нашего мнимого превосходства. Начала прорываться обычная информация, которая открывала глаза на многое. Особенно поражали цифры. Разница в десятки раз по доходам и зарплате между ними и теми, оттуда. Олег с матерью жил в трехкомнатной квартире, которую несколько лег назад получил отецуправляющий трестом. Вскоре он от них ушел, словно эта квартира была последним долгом перед семьей. Олег его не осуждал, считая, что в разводе больше виновата мать с ее поездками на юг, командировками на различные симпозиумы и конференции, которые в свое время отдалили ее не только от мужа, но и от сына.
Отец был из деревенских не очень-то способных к точным наукам парней. Брал настырностью. Сумел закончить в переполненном общежитии среди кильдима и водочных бутылок, строительный институт с его немыслимыми чертежами и высшей математикой. И потом без блата и связей, со ступеньки на ступеньку, от мастеров дошел до начальника участка, не поладил с начальством, слетел и снова вскарабкался вверх.
И жене, когда-то одной из сотен безликих лаборанток, помог закончить институт, аспирантуру и с помощью людей, обязанных ему, утвердиться зав. кафедрой. Потом, когда годы борьбы и карабканья прошли, отец и мать, наверное, перестали быть нужны друг другу. Матери было интереснее в своем собственном мирке, среди людей, которым нравилась она и которые нравились ей, а отец не делал слишком настойчивых попыток удержать ее.
Упрямством и умением подчинить себя выбранной цели Олег пошел в отца. Он не хотел быть внизу. Когда-то, давным-давно, после первого курса, уговорил мать съездить вместе в Москву, полюбопытствовать насчет престижного и недосягаемого института международных отношений. Ну хоть помечтать-то можно? По молодости, по наивности грел надежду, а вдруг? Почему бы кому-то не отнестись к Олегу всерьез? В семнадцать лет первый разряд по гимнастике, занимается каратэ, играет в сборной института по волейболу. На английском говорит почти свободно (это после первого-то курса паршивого провинциального инъяза!). По истории партии и марксистской политэкономии только отличные оценки и почетные грамоты за рефераты.
Съездили, поинтересовались. Мать даже нашла старую приятельницу, имеющую отдаленное отношение к институту. Приятельница, услышав про их затею, замотала головойи не надейтесь! Сюда не каждый министр свое чадо протолкнет. Принимают детей строго избранного круга или за такие деньги, какие вам и не снились.
Но уступать он не собирался. Черт с ним с институтом! Будет пробиваться сам, продолжал заниматься спортом и даже не бросил японский язык, за который взялся на первом курсе. В городе на реконструкции комбината работало несколько групп японцев, и выбранное направление казалось перспективным. Но потом произошли события, которые не только охладили его пыл, но и заставили всерьез задуматьсянадо ли продолжать учебу в институте.
Началось все с ерунды. На занятиях по лексикологии обсуждали тему «Памятные места революции». Олегу досталось описывать картинку, изображавшую пенек, с которого один из вождей выступал на сходке перед рабочими.
Олег бодро отмолотил на английском, какая важная реликвия запечатлена на фотографии и кому посвящена мемориальная плита по соседству с пеньком. Преподавательница, Раиса Федоровна, пожилая еврейка с крашенными кудрями, благосклонно кивала, прикрыв глаза. Олег, далеко опередивший большинство своих сокурсников, был ее любимцем.
Пересказ темы он закончил довольно неожиданно:
А вообще это пахнет Африкой. Пеньки, суесловие. Разбиваем лбы перед идолами, а неизвестно, Богу или Сатане молимся.
Мы не Богу молимся, а чтим основателей нашего великого государства, важно поправила его Раиса Федоровна.
Чем же оно великое?
В тот год еще шла бесконечная война в Афганистане, а на очередном съезде партии призывали и дальше шагать верным путем марксизма-ленинизма. Но уже прокатилась первая волна разоблачений высших руководителей страны и стали известны цифры жуткой детской смертности, по которой страна обогнала почти весь мир.
Раиса Федоровна сказала про космические корабли и Большой театр. Олег ухмыльнулся:
Страной правят дилетанты, а из нищеты мы не вылезем еще лет сто. Штанов, извините, вволю нашить не можем, а хвалимся, что великие. Собственных детей за коробку косметики продаем, это тоже величие?
Незадолго перед этим все газеты обошла заметка о женщине, которая продала своего ребенка бездетной семье за набор импортной косметики и какие-то тряпки. Большинство считали, что бабенка просто шалава, да вдобавок ненормальная. Олег видел здесь совсем другое.
Говорят, что добродетель живет в развалинах. Чушь собачья.! Нищета и порождает таких уродов. Вы помните, Раиса Федоровна, как весной в институт пришли двое «Жигулей»? Кажется, солидные люди, ах, эстетика, бессмертный Шелли, Шекспир! Куда вся интеллигентность подевалась! Чуть друг другу в глотки не вцепились.
Раиса Федоровна побагровела. Действительно, две автомашины, выброшенные коллективу института, словно на драку собакам, стали причиной диких скандалов и дрязг. В борьбе за дефицит соперники удачно подсидели декана, сообщив его жене и общественности о любовнице-студентке, поймали на подарках от кавказцев старшего преподавателя с кафедры истории партии. Сделано было еще немало гадостей. Вполне естественно, что и Раиса Федоровна принимала самое живое участие в этой драке, с тайной мечтой, если повезет, перепродать машину, купить наконец приличную мебель и как следует одеть дочь, которая явно перезревала для замужества.
Ну и что вы предлагаете? К чему вообще весь этот разговор?
Да ни к чему. Все так и останется. Будем петь хвалебные песни и слюнявить пеньки, на которых изволили сидеть или стоять наши боги.
Мне кажется, что вы зарываетесь, повысила голос Раиса Федоровна, в любой стране есть свои святыни, и каждый гражданин обязан их уважать.
Раиса Федоровна была членом парткома института и надеялась со временем получить кафедру. С кафедрой дела обстояли неважно. Ее уверенно обгоняли более молодые и нахальные коллеги. Таким же, наверное, станет и этот самоуверенный красавчик. Родители у него со связями, поэтому может себе позволить дразнить ее.
Не знаю про других, а за свою страну мне стыдно. Что нас всех ждет впереди? Нищета, прозябание, борьба за угол и кусок хлеба. Нет, извините, я бы лучше загнивал на проклятом Западе в собственной вилле.
Кто-то захихикал. Один из приятелей Олега крикнул:
Меня с собой возьми
Раиса Федоровна медленно соображала.
Олег, вы действительно готовы предать Родину, которая вас вырастила и которая переживает трудное время?
Родина там, где человека понимают и где ему хорошо.
Группа зашумела. Тут уже Олега никто не поддержал. Уловив общий настрой, Раиса Федоровна перешла в наступление и стала вспоминать предательство генерала Власова. Олег, распалившись, пообещал, что история еще даст Власову свою оценку, чего там больше, трагедии или предательства.
Звонок прервал общий спор, перешедший в гвалт, а неделю спустя Олега пригласили в пустующий кабинет зам. декана. Мужчина в сером ратиновом пальто приветливо поздоровавшись, кивком указал на стул:
Присаживайтесь. Я из КГБ.
5
Они решили с Катей ничего не говорить Сергею о смерти старухи. Если милиция выйдет на их след, пусть он останется в стороне. Что может рассказать та девчонка? Дать приметы, имена фамилию Кати она не знаетстаруха из соображений конспирации никогда не упоминала ничьих фамилий.
Катя была уверенадевушка любыми путями постарается исчезнуть и не ввязываться в эту историю. Скорее всего, она сразу же уехала из Москвы. Даже если блондинку Свету вычислят, найдут, она наверняка не даст показаний. Девушки из подпольного дома свиданий мадам Нины Тимофеевны слишком хорошо знали, с кем имеют дело и при любых обстоятельствах держали язык за зубами.
Откровенно блатной публики у Нины Тимофеевны, конечно, не водилось. Приезжали мужчины солидные, в зрелых годах, чаще всего постоянные клиенты. Пока они развлекались, внизу в «Жигулях» и «Волжанках» их ожидали, подремывая за рулем, крепкие молодые парни в джинсовых и кожаных куртках.
Этим людям не понравится шум, поднятый вокруг бывшего места их отдыха. Могут всплыть чьи-то имена. Длинные языки они укорачивать умеют, Света об этом прекрасно осведомлена. Инструктаж на данную тему девушки проходят в первый же день,
Как все по-дурацки получилось, с досадой сказал Олег, эта блондинка нас может заложить в любой момент.
Последнее время он все чаще стал употреблять спиртное. Неумело и брезгливо, как не привыкший к алкоголю человек. Он быстро пьянел и снова начинал вспоминать тот вечер в Москве. Они сидели на софе однонокомнатной Катиной квартиры. На маленьком квадратном столикебутылка коньяка и яблоки. Яблоки тоже напоминали ему об убийстве.
Света будет молчать, медленно проговорила Катя, иначе ей придется много всего рассказывать. И о клиентах борделя. А после этого ей не жить, она хорошо все понимает.
Катя перегнулась с софы и налила коньяк в рюмки. Олег увидел белую полоску тела в разрезе халата. Провел рукой по бедру. Катя потерлась щекой о его руку.
Давай еще немного выпьем, а потом остальное. Она откусила яблоко. Не бойся Олежа, эти девочки от Нины Тимофеевны приучены молчать.
Я не боюсь. Просто нервы Надо срочно думать насчет денег.
Катя, морщась, выпила коньяк.
Может вложим эти десять тысяч в партию товара и немного поторгуем?
Скупим мешок штанов в Питере или Риге, язвительно отозвался Олег, и загоним у нас в городе. Навар тысячи три-четыре, минус расходы. Нет, это мелочевка!
Он опрокинул Катю на спину и стал расстегивать халат. В его движениях было больше нервного возбуждения, чем страсти. Катя, уступая, откинула голову назад, чтобы не смотреть ему в глаза. Ей не хотелось близости сейчас, среди разговора о деньгах, о том страшном вечере в Москве. Подыгрывая Олегу, застонала и сжала ногтями его плечо.
Набросив халат, пошла в ванную, а когда вернулась, Олег стоял возле открытого окна.
Мы не будем мелочить. Играть будем по-крупному. И прежде всего, надо найти оружие.
В его позе и словах было что-то театральное, и Катя невольно улыбнулась. Какое там оружие! Главное, они сейчас вместе, а что будет завтра, наплевать!