Хью ПентикостГде снег был красным
Глава 1
I
Был второй час ночи. Во всех комнатах горел яркий свет. Человек двадцать танцевали и пели под звуки ансамбля из трех усталых музыкантов. Все смеялись, нахлобучивали друг на друга бумажные шляпы и дудели в детские бумажные рожки. Было немало выпито, но у участников вечеринки еще оставались силы для их бесцельной растраты.
На улице снова пошел снег. Ветра не было, и снег опускался большими пушистыми хлопьями. Он покрывал дорожную колею; он покрывал отпечатки шин на парковке и следы, идущие к дому и от дома; он покрывал труп, лежащий у пустого бассейна, камень, которым проломили человеческий череп, и то место, где снег был красным.
II
Подготовка к вечеринке продолжалась несколько дней. Все началось тогда, когда мисс Тина Робинсон, работавшая на телеграфе в поселке Бруксайд, штат Вермонт, рассказала всем о телеграмме, которая пришла Сьюзен Вейл от ее мужа Терренса. Тот возвращался домой после полугодового отсутствия. Он находился в Калифорнии, собирался лететь на восток и должен был приехать в Бруксайд дневным поездом в пятницу.
Для мисс Робинсон не существовало такого понятиясоблюдение тайны посланий. Те, что проходили через ее руки, немедленно становились достоянием гласности, если в них содержалось хоть что-нибудь интересное для публики. Алонсо Холбрук любил рассказывать о том дне, когда из Нью-Йорка приехали его друзьядва малоимущих художника по фамилии Корвин. Алонсо устроил для них вечеринку с коктейлями, и в разгар веселья мисс Робинсон, маленькая, седоволосая и радостная, ворвалась в сад, размахивая желтым конвертом с телеграммой над головой и крича изо всех сил:
Все в порядке, мистер Корвин! У вас не конфискуют имущество!
Потому-то о возвращении Терренса узнали очень многие в Бруксайде раньше его жены. От телеграфа до богато отделанного дома супругов Вейл было две мили, и мисс Робинсон решила передать телеграмму лично, что давало ей возможность остановиться в дюжине мест и рассказать новость, прежде чем она наконец вручила послание Сьюзен.
Тина Робинсон была не такой глупой, какой казалась. Она прекрасно понимала, что ее известие произведет на людей, которые его услышат, надлежащий эффект. Мисс Робинсон предвидела злобный огонек в глазах Алонсо Холбрука, когда тот, теребя седую бороду, сказал в своей желчной манере:
Почти вовремя!
Тина мысленно улыбнулась, когда Лиз Холбрук произнесла: «Как обрадуется Сьюзен!»поскольку знала, что Лиз совсем так не думала.
Мисс Робинсон предвидела бледность, разлившуюся по лицу молодого Роджера Линдсея, когда она остановила его, идущего на окраину поселка, и рассказала о телеграмме. Тина проводила парня глазами, когда тот пошел прочь, плотно сжав губы в прямую линию. «У Роджера Линдсея будут проблемы», сказала она себе.
Мисс Робинсон точно знала, еще не дойдя до дома Саттеров, что скажет Эмили. На самом деле чета Саттеров произнесла это в один голос:
Нам нужно будет устроить вечеринку!
Дэн Саттер, развалясь в кресле в гостиной, испуская слабый запах перегара виски, язвительно улыбнулся.
А Сьюзен уже знает? спросил он.
Я иду к ней с телеграммой, ответила мисс Робинсон.
Слава богу, в моей личной жизни ничего такого важного не случается, сказал Дэн.
Мисс Робинсон возмутилась:
Ничего в этом такого нет.
Герой-завоеватель возвращается, хмыкнул мистер Саттер.
А что касается того, что с тобой не случается ничего важного, продолжила мисс Тина, то и вряд ли что-то случится. Ты никогда нигде не бываешь и никогда ничего не делаешь.
Дэн Саттер в ответ улыбнулся и прищурил глаза, чтобы их не щипал дым его сигареты.
До чего ты ненавидишь людей, которые просто живут с удовольствием, Тина. Подозреваю, что эта ненависть произрастает из очень старого неорошенного семени. Ты когда-нибудь получала удовольствие от чего-нибудь, кроме сплетен о соседях, а, Тина?
Дэн, прошу тебя сказала Эмили усталым голосом.
Благодарю судьбу, что мне не приходится терпеть твое общество, Дэн Саттер, произнесла мисс Робинсон.
Аналогично, лениво протянул Дэн. Ну давай, тащи свою весть Гарсии. Сьюзен очень повезет, если она получит телеграмму до наступления ночи.
Я свое дело сделаю как надо, отрезала Тина. Вот и все, что я вам скажу, мистер Саттер!
Мисс Робинсон покинула Саттеров немного потрепанная, но не утратившая энтузиазма. Дело было в том, что она приберегла самый лакомый кусочек напоследок. Больше всего ей хотелось посмотреть, какой будет реакция Сьюзен Вейл, когда та получит телеграмму. Никто, говорила себе мисс Робинсон, не скажет, что она, Тина, самая терпимая к людям особа. Но, по мнению мисс Робинсон, Сьюзен Вейл была личностью просто скандальной. Интересно, кто именно расскажет Терренсу Вейлу о том, что творилось в его отсутствие. Она хотела бы, чтобы такая привилегия досталась ей, но не особо на это надеялась. Терренс всегда был с ней предельно вежлив, но никогда не предоставлял ей пространства для маневров. Он не любил разговоров о местных делах, и у него, скорее всего, не хватило бы терпения дослушать все, что Тина знала.
Следует признать, что Терренс превратил старый дом в нечто совершенно особенное, подумала мисс Робинсон, выезжая на своем стареньком «форде» на улицу. Но с такими деньгами, как у Терренса, почему бы нет? Он обставил дом лучшей антикварной мебелью; провел газ для кухни и нагрева воды; утеплил дом и поставил парафиновую печку. После этого Терренс привез туда Сьюзен. Для мисс Робинсон, с ее характерными для жителей Новой Англии представлениями, Сьюзенздесь такая же неуместная фигура, какими были бы в поселке павлины, гуляющие по газону летней порой.
Мисс Робинсон вышла из машины и по выложенной камнем дорожке направилась к парадной двери. Дорожка была отлично очищена от снега Илайхью Стоуном, который выполнял для Вейлов работу по дому, хотя, бог свидетель, не так уж много нынче такой работы благодаря разным автоматическим устройствам! Большую часть времени Илайхью сидел на ступеньках почтового отделения, вспоминая охотничий сезон, который прошел, и мечтая о рыболовном сезоне, который впереди. Стоун был завзятым сиднем, почти таким же, как Дэн Саттер. Но для Илайхью подобный образ жизни более оправдан, так как у него нет жены и детей, требующих заботы. Илайхью принадлежал сам себе, и если уж он выбрал образ жизни примитивного существа, то это его дело, хотя сорок лет назад мисс Робинсон тайно надеялась, что Стоун сделает предложение и будет отчасти принадлежать ей. О чувствах Тины к Илайхью часто судачили в деревне, и это была едва ли не единственная сплетня, запущенная в народ не самой мисс Робинсон.
Тина дошла до парадной двери дома Вейлов и торопливо замолотила в нее медной колотушкой. Она долго ждала, прежде чем дверь отворили. И тут мисс Робинсон так ахнула, что чуть не задохнулась. Сьюзен Вейл стояла на пороге в пижаме!
Это была ярко-красная пижама, расшитая какими-то золотистыми нитями. Она подчеркивала роскошные формы Сьюзен с неприличной четкостью. Пижама была такой коротенькой, что мисс Робинсон отвела свои пылающие глаза. Пижама в четыре часа дня! Раньше ей уже рассказывали, что Сьюзен прямо так и принимает визитеров, даже мужчин!
Темные волосы Сьюзен свободно, бесстыдно ниспадали на плечи. Ее кожа была цвета слоновой кости, как на старой миниатюре мисс Робинсон, которую написали с нее сорок лет назад. Глаза Сьюзентемно-фиолетовые, а губыбог знает какого цвета: их не видно из-за ярко-алой губной помады. В дни молодости мисс Робинсон Сьюзен называли бы «финтифлюшкой» за то, что так раскрашивает себе лицо. Конечно, она актриса, что, возможно, и объясняло ее варварские повадки.
Да, мисс Робинсон? У Сьюзен был хриплый голос, в котором, казалось, всегда присутствовала насмешливая нотка. Это единственный человек в мире, от которого Тине становилось очень не по себе.
У меня для вас телеграмма, миссис Вейл, сказала мисс Робинсон. Сьюзен была единственная женщина в Бруксайде, к которой Тина обращалась только по фамилии. Звать ее по имени почему-то просто не получалось.
Спасибо. Сьюзен протянула руку, чтобы взять желтый конверт.
Мисс Робинсон заметила накрашенные ногти и содрогнулась, передавая телеграмму. Она ждала не двигаясь. Ей удалось зайти через порог, так что Сьюзен не могла закрыть дверь.
Что-нибудь еще, мисс Робинсон?
А вы не хотите открыть конверт?
Дорогая моя мисс Робинсон, вряд ли это необходимо. Сорок пять минут назад мистер Линдсей сообщил мне, что вы на пути к моему дому. Он знал, что в телеграмме, потому что вы ее ему прочитали. Может быть, для вас было бы лучше, если бы вы придумали систему дымовых сигналов или методику барабанного боя для распространения новостей? Вам тогда не приходилось бы так много ездить.
Признаться, я удивлена! сказала мисс Робинсон. Сама того не осознавая, она отступила назад, пока Сьюзен говорила, и вдруг дверь закрылась перед ее носом. Какая дерзость! возмутилась Тина.
III
В обшитой сосновыми панелями библиотеке Вейлов стоял, прислонившись спиной к каменному камину, Роджер Линдсей, высокий и стройный молодой человек с густой шевелюрой из светлых вьющихся волос. В его голубых глазах читалось чувство озабоченности. Линдсей умел, одеваясь в старую одежду, выглядеть столь эффектно, что создавалось впечатление, будто на нем богатый и новый наряд. В тот день на Роджере были вельветовые брюки, заправленные в тяжелые лыжные ботинки, и коричневый твидовый пиджак, надетый поверх рубахи в красно-черную клетку, как у лесорубов. Он раскуривал трубку из корня вереска, которая то и дело гасла, едва начиная дымить. Рядом, на каминной полке, стоял наполовину пустой стакан виски с содовой.
Вот, наконец-то она сюда добралась, сказала Сьюзен Вейл, входя в библиотеку с невскрытым конвертом, принесенным мисс Робинсон. Она села на диванчик напротив камина, положила телеграмму на краешек кофейного столика перед собой и налила себе коктейля с мартини из шейкера на подносе.
Это должно было случиться, раньше или позже, негромко произнес Роджер.
Не драматизируй события! недовольно сказала Сьюзен.
События не такие уж радужные. Я предал его как друга. Я предал его как партнера по бизнесу.
Чепуха. Сьюзен подняла стакан, выпила коктейль целиком и поставила на поднос. Все возвратилось на круги своя, да и только. Терренс опять какое-то время будет изображать мужа. Ты обретешь мир в компании молодой Холбрук и закончишь писать роман.
Это не так просто. Лиз Холбрук со мной порвала. Ты это знаешь, Сьюзен.
Возможно, я спасла тебя от судьбы, которая хуже смерти.
Морщинки в уголках глаз Роджера сузились от горького чувства.
Она любила меня. И я ее! Это были чудесные, пристойные, бесхитростные отношения.
Так возобнови их, если они были такими замечательными.
Говорю же, не все так просто. Он попробовал раскурить трубку, пососал ее немного и махнул рукой.
Послушай меня, Роджер. Тывсего лишь ребенок. Сколько тебе? Двадцать пять? Ты ввязался во взрослые дела, и это тебя пугает. Но ты поймешь, что все еще жив, лишь ущипни себя. Ты не знаешь людей, что очень плохо для того, кто хочет стать писателем. Девчонка Холбрук по горло сыта своими страданиями. Она примет тебя снова после некоторых протестов и, между прочим, сделает своей собственностью до конца твоей жизни.
Роджер протянул руку к стакану виски с содовой:
Знаешь, Сьюзен, если ты получишь развод от Терренса, я женюсь на тебе в то же мгновение, как только ты станешь свободной.
Она засмеялась, закинув голову назад:
Ради бога, прекрати вести себя словно персонаж Шарлотты Бронте. Я ненавижу благородство, Роджер.
Я просто хотел, чтобы ты знала, смущенно произнес он.
Что я действительно знаю и что мне не нравитсяты упорно воспринимаешь один приятный эпизод в своей жизни так чертовски серьезно. Да и был ли он приятным?
Сьюзен, не говори так! Ты знаешь, что я чувствовал.
Я знаю, что ты чувствовал, и знаю, что ты чувствуешь сейчас. Ты был возбужден и казался себе настоящим мужчиной. Теперь ты чувствуешь себя виноватым, как маленький мальчик в ожидании папаши, который явится, чтобы набить ему попу ремнем. Нет, никогда ты не был настоящим мужчиной, Роджер, но ты и не маленький мальчик. И папаши никакого нет.
Он стоял, глядя на Сьюзен сверху вниз, и нервно переминался с ноги на ногу. В наступающих сумерках на дощатых стенах плясали отблески пламени, горящего в камине.
Он помог мне деньгами, чтобы я жил здесь и закончил роман, горько сказал Роджер. Когда он уезжал, то попросил меня присмотреть за тобой. Уголок его рта слегка дернулся. Я не закончил роман и предал его с тобой. Есть только одно, что я могу сделать, Сьюзен, это чистосердечно ему во всем признаться, и будь что будет.
Сьюзен Вейл энергично размешала коктейль длинной серебряной ложечкой и налила себе еще выпить.
Давай прямо сейчас проясним одну вещь, Роджер. Ты только и делаешь, что думаешь о своем драматичном положении. Так уж получилось, что в этой ситуации нахожусь и я тоже. А там, откуда я приехала, партнер, Сьюзан сымитировала западный протяжный выговор, мужчины считают дурным тоном распространяться о женщинах, которых соблазнили.
Сьюзен!
Мне надо подумать и о моей жизни. Ужасно жаль, что мне все время приходится тебе об этом напоминать. Ты не станешь ничего говорить Терренсу, а если тебе нестерпимо хочется разыгрывать драматические сцены, то делай это в интимной обстановке, скажем в своей ванной с зеркалом.
Роджер открыл рот, чтобы заговорить, и закрыл его. Эта комната, подумал он, когда-то была наполнена волшебством. В течение последних месяцев каждый день Роджер с нетерпением ждал приближения вечера, когда мог прийти к Сьюзен. Он был не в состоянии писать, работать или думать о чем-нибудь, кроме Сьюзен. Роджер вспомнил, как кровь пульсировала в венах, когда он подходил к ее дому. Вспомнил невыносимый экстаз от объятий с этой женщиной, ее почти распутных действий во время занятий любовью. Книга была забыта, Терренс был забыт, Лиз Холбрук была забыта; не осталось ничего, кроме магии Сьюзен. Теперь, когда она разговаривала с ним с таким равнодушием, с оттенком злой насмешливости в голосе, каждое слово ранило, точно глубокая ножевая рана. И во рту Роджер чувствовал горький вкус страха. Сьюзен была потеряна для него; Лиз была потеряна; его карьера пропала. Что он делал, когда весь мир рушился под его ногами?
Конечно, я уеду из Бруксайда, сказал он. Я не смогу здесь жить, когда рядом Терренс.
Совершенно нелепые мысли, холодно произнесла Сьюзен. Терренствой издатель. Он в тебя верит. Он может помочь тебе, чтобы работа над романом снова пошла. Но это твоя жизнь, Роджер. Можешь делать с ней все, что тебе угодно.
Нельзя это все закончить, Сьюзен, как как будто закрыть книгу! воскликнул он.
А почему бы нет? спросила она, пристально глядя на него через краешек стакана с коктейлем.
Тебе вообще было все равно, это так, Сьюзен? Совершенно все равно!
Мой дорогой Роджер, я приняла все, что ты мог предложить, с удовольствием, даже с благодарностью. Теперь все кончено. Если бы ты не относился к этому как желторотый юнец, я бы вспоминала о встречах с тобой с удовлетворением. Но твое поведение очень утомляет меня, дорогой. Очень утомляет!
Роджер выбил трубку о подставку для дров. Лучше делать что-нибудь руками, чем позволить ей заметить, как они трясутся.
Что ж, пожалуй, это все, сказал Линдсей, выпрямившись. Его глаза пробежались по комнате, словно он видел ее в последний раз. Могу ли я, Сьюзен, сделать что-нибудь для тебя, прежде чем уйду?
Можешь перестать выглядеть, словно христианский мученик на арене в римском амфитеатре.
IV
Роджер Линдсей потащился по дороге к городу, уткнув подбородок в мягкий воротник своего овчинного полушубка. Солнце уже село за холмы, оставив пурпурный отсвет на их заснеженных вершинах. Как всегда, едва солнце зашло, стало ужасно холодно. В домах, стоявших вдоль дороги, зажглись окна. Их теплая желтизна отдавала уютом, звала к себе.
Роджер не сводил глаз с дорожной колеи, но не потому, что дорога была ухабистой. Покидая дом Сьюзен, он не смотрел ни вправо, ни влево, поскольку ему казалось, что люди глядят на него из-за штор в своих домах. Он пытался убедить себя, что такое ощущениевсего лишь результат невроза от чувства вины, но это не получалось. Люди смотрели на него, он был уверен, и думали о нем. Сегодня до наступления ночи уже все узнают, что Терренс возвращается домой, и будут облизываться в предвкушении того, что называют «интересной ситуацией». Станет ли Терренс играть роль разъяренного супруга, когда приедет домой и услышит то, что ему суждено услышать? Или молодой Линдсей бросится наутек, поджав хвост, чтобы уйти от расплаты? А как насчет Сьюзен? А Лиз Холбрук? Ему чудились голоса, приглушенные ветром, который внезапно погнал над сугробами по краям дороги маленькие снежные вихри: «А как насчет Лиз Холбрук?»