Артем захлопнул дневник. Помотал головой вправо-влево. Хрустнули позвоночные суставы. Он потер виски и резко выдохнул:
Пфф-фу-у-у! Ой, папа, лучше бы ты поподробнее написал, что у тебя получилось с договором о приватизации. Пойду-ка я спать.
Завтра ему предстоял очередной нелегкий день.
Рэп
На следующее утро Артем отложил все и занялся главным квартирой, точнее, поиском Жучкова.
Нету яво. Нету. Хгаварю вам. Ну шо не панятно-то? Я шо, яво рожу, што ли? Толстая неопрятная не то диспетчер, не то секретарь возмущенно пыхтела в сторону надоедливого посетителя.
Мадам, проникновенно улыбнулся Артем, я же вовсе не предлагаю вам воспроизвести вашего начальника. Отнюдь! Просто подскажите, где его искать?
Павлов снова улыбнулся как можно шире. Он понимал, стоит ему поддаться своему истинному настроению, и легкое недовольство собеседницы моментально превратится в ненависть. Ту самую ненависть, которую работник жилищно-коммунального хозяйства испытывает порой при виде жильца. Женщина покраснела, но не сорвалась, а все-таки зашуршала своим рабочим журналом:
О-от. На пятый дом ушел он. Там ищите!
Вот это другое дело. Спасибо.
Артем поспешил по указанному адресу и через несколько минут уже заходил во двор соседнего дома, где с криками и матюгами пятеро работяг разгружали машину с трубами и арматурой. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что реально в разгрузке участвуют лишь четыре таджика, причем работают они споро и молчаливо. А весь шум и крик поднимает один помятый замухрышка с пропитым лицом:
Куда, твою за ногу, передери тебя так и этак, зараза азиатская! Тащи на себя, чума таджикская, перетак тебя за так и на эдак! Ах ты, чурбанище недоделанный, перетак и натак да тебя за так.
Артем некоторое время ждал, когда словарный запас народного сказителя иссякнет, но вскоре осознал, что до самого дна кладези русского словотворчества все равно не вычерпать.
Эй, служивый! Тебе бы рэп попробовать петь. Стал бы звездой, оценил он явный талант. А скажи-ка мне лучше, командир, где твой начальник Жучков?
На лице отца командира появился, да так и застыл мучительный мысленный процесс. Наконец он переварил все сказанное, громко прочистил нос, вытер пальцы о ватные штаны и кисло проговорил:
Смешно. Я бы с тобой тоже посмеялся, мил-человек. Но ты бы на мое место встал и поруководил этими обезьяньими мордами. Они ж ни хрена в технике не понимают! Одно слово, чурки! Мы вот с тобой хоть обязательное среднее получали, а у меня так вообще институт за плечами!
Он так гордо выпятил живот, что стало ясно: Павлову до него расти и расти.
Павлов с трудом подавил рвущийся наружу приступ смеха и вежливо кивнул в знак понимания. Он уже опознал в работяге того самого не то электрика, не то сантехника, тащившего кабель, которого встретил в коридоре жэка 3 в свой первый визит в поисках Жучкова. Мужичок, видя внимание жильца, еще больше приосанился и с чувством собственного достоинства продолжил:
Во-о-от. Я и говорю, русский человек, он изначально более образован, чем эти. Мы ж нация великих писателей и поэтов. Лермонтов, Пушкин, Солженицын, Акунин. Ты что ж думаешь, я не читаю? Я все время слежу за печатью. Газету выписываю. Только что мне с того? А? Нас было по штату два инженера, три техника и пять рабочих. Я, Ванька Климов, Петро Карпов, Леха Пузырев и Николай Савельев. А что теперь? Теперь я один остался. Петро в колодце задохся, Кольку в щитовой прибило разрядом. Остальных Митрич выгнал за пьянку. Тьфу! А кто не пьет-то?!
Сказано это было так, словно не пить себя не уважать.
Теперь вот, работяга с укором ткнул рукой в сторону притихших азиатов. Глядите! Наша надежда и опора. Вчера овец пасли в своих аулах, хлопок собирали. А теперь они москвичи. Чистая улица, чистые узбеки, чистая Москва. Во, мля! Так их разтак! Ну что, мил-человек, смешно тебе?
Он глянул на Артема, но теперь в глазах его стояла тоска.
Уволюсь я
Артем вздохнул.
Слышь, отец, ты не горюй. Все наладится. Ты мне скажи, где же Жучков?
Да вон он, лыжи навострил отсюда, мужик ткнул пальцем за спину Павлова.
Артем резко развернулся, увидел спешно удаляющегося начальника жэка и, не теряя времени, побежал за ним.
Алексан Митрич! Постойте! Мне с вами надо поговорить! Да стойте же вы! уже с раздражением схватил Жучкова за рукав Артем.
Ах, это вы, господин Павлов, окинул его недовольным взглядом Жучков. И что вам теперь от меня надо?
Мне надо, чтобы вы посмотрели на этот документ. Артем достал из бумажника найденную дома квитанцию и помахал ею перед носом Жучкова.
Тот недовольно скривился:
И что? Что вы ко мне все время пристаете?
Я не пристаю. Я вам предъявляю юридический документ квитанцию из Сбербанка. Смотрите!
А я-то, старый, думал, это билетик в трамвай. Или рецепт какой-то старый. Извините, не разобрал. Он вдруг выпрямился во весь свой небольшой рост и, глядя Павлову в глаза, жестко произнес: Только мне-то ваши квитанции без надобности.
«Он все прекрасно понимает» осознал Артем.
Учтите, Жучков, предупредил он, я все равно докажу, что отец передал вам договор на приватизацию. Еще при жизни. И, будьте уверены, я разворошу ваш муравейник! Чего бы мне это ни стоило.
Финансист
Как прошел полет? встретил Поклонского вопросом главный финансист.
Полет? Отлично! С его высоты я увидел наши перспективы, мечтательно сообщил космический турист.
Финансовый директор иронично изогнул бровь:
И каковы же они?
Отличные! бодро ответил девелопер. Начинаем новый проект. Будем строить офисные центры на Марсе и Луне.
???
Ну что ты вылупился? поморщился начинающий космонавт. Сказал, на Луне, значит, на Луне.
Он совершенно не собирался объяснять этому узкому специалисту, что если можно продать участок лунной поверхности, а их вовсю продают, то наверняка будет и спрос на инвестирование лунного строительства.
Ага, ехидно скривился финансист. Значит, на Луне. Тогда оплату принимаем в космотугриках или марсодолларах?
Поклонский рассвирепел.
Слышь, ты, Сорос недоделанный! Будешь принимать в том, в чем скажу. Твое дело касса. Встал и пошел собирать бабки!
Финансист пожал плечами и молча поплелся в свой кабинет. Причуды начальника по мере неуклонного роста его капиталов становились все вычурнее. А вслед уже неслись новые распоряжения Игоря Михайловича:
Риелторов, отдел продаж и пиар-службу через пятнадцать минут ко мне. В большую переговорную.
И, как и было велено, через пятнадцать минут все указанные персонажи перешептывались в ожидании Поклонского. И вскоре он ворвался в переговорную и, даже не взглянув на верных подчиненных, обрушился на них с мощью Ниагарского водопада:
Всем привет. Всем молчать! И без остановки продолжил: Будем строить. Быстро, долго, много, дорого.
Работники, опасаясь пропустить хоть слово, споро застрочили карандашами в блокнотах.
Пиарщикам понтов не жалеть! ударил по столу широкой ладонью босс. Финансистам деньги попридержать. Риелторам продавать, продавать, продавать. Больше и дороже. И вообще, с сего дня единственный показатель вашей работы это выручка. Каждый, кто приносит в компанию доллар, получает десять центов премию. Хотя нет, пять с вас будет достаточно, а то сам разорюсь, прищурившись, поправился Поклонский.
По комнате пронесся тяжелый вздох, и он замотал головой:
Нечего вздыхать! Работать! Мой барометр запускайте. Менять цены два раза в день. Добавляем по пятьсот долларов за метр.
За раз? Или за день? уточнил въедливый финансист.
За раз! Сам ты зараз! незлобно огрызнулся Игорь Михайлович и тут же продолжил инструктаж: Еще раз подчеркиваю: продавайте. Все, что можно продать. Клиент не должен уйти с деньгами. Позвонил значит, уже попался. Выжимайте все до копейки.
А если спросят документы? Разрешение, постановление правительства, землеотвод? не унимался финансист.
Как во всяком быстрорастущем деле, части документов хронически не хватало просто не успевали оформить.
Спросят покажешь! резко оборвал Поклонский.
А если нет? резонно поинтересовался финансист. Если нечего показать-то?
Если нечего нарисуешь! отрезал босс. Или говори так, чтоб ни один педант не усомнился.
Значит, врать? поддел неунимающийся финансист.
Слушай, уймись! рассердился девелопер. Это я тебе вопросы должен задавать!
Он зло засверкал глазами, но никого напугать этим не мог. Уж больно комично выглядели его выпученные глазищи в венце кудрявой рыжей шевелюры.
Ну-ну, вздохнул финансист.
Он получал более чем хорошую зарплату и действительно был обязан ее отрабатывать, впрочем, как и все остальные работники девелопера Поклонского. Они привыкли не задавать лишних вопросов и выполнять все поручения начальника, а главное, каждый из присутствующих уже давно подсчитал в уме, сколько сможет заработать на обещанных шефом процентах.
Поклонский же несся дальше. Он уже вовсю развивал свою очередную идею и требовал от подчиненных главного: загнать потенциальных жильцов в такой психологический стресс, из которого нельзя было выйти, не купив квартиру. В этом и состоял смысл выражения «разогреть рынок». Игорь Михайлович слыл отличным специалистом по этой части.
Коробков
Сразу же после разговора с Жучковым адвокат поехал к выселенному соседу, и надо сказать, новое жилище Коробкова выглядело ужасно. Снаружи это был двухэтажный деревянный барак с двумя подъездами, один из которых оказался заколочен досками крест-накрест. Все многочисленные жильцы этого прогнившего насквозь строения вползали через единственный вход и растекались по двадцати восьми комнаткам, чтобы затем встретиться на единственной кухне. Встречались они там по острой нужде: чувство голода гнало одних, чтобы приготовить какую-то еду, а других, чтобы попытаться эту еду украсть такой уж контингент. По этой причине кухня и была местом, где крики и ругань не стихали круглые сутки.
Павлов пригнулся, чтобы не разбить лоб о подвешенный каким-то умником прямо над входом скелет велосипеда. Тут же увернулся от изгнанных с кухни бросившихся прямо в ноги трех орущих котов. И тогда справа из темноты кто-то противно и хрипло захихикал:
Кхе-хе-хе, пижончик залетел на пистончик.
Павлов, не мешкая, двинулся по длинному коридору, но обладатель сиплого голоса не отставал:
Слышь? Дай полтинничек, мил-человек? У меня нутро сгнило. Сдохну щас, если не промочу глотку. Не жлобись
Но Павлов уже толкнул дверь под нужным ему номером. Она оказалась незапертой, и его взору предстала абсолютно убогая комната величиной с обувную коробку. Может, в ней и было четыре квадратных метра площади, но все они уже были использованы и заставлены невообразимым барахлом. И вот поверх всей этой груды картона, тряпок, разобранных деревянных панелей от шкафов и столов громоздилась кушетка, на которой безжизненно лежал Василий Коробков.
Артем с трудом протолкнулся через мусор и скарб и легохонько потряс за плечо бывшего соседа:
Василь Василич, проснитесь! Это я, Павлов. Вы меня Тут он и увидел, что Коробков не спит: глаза старика неестественно выкатились, рот был широко раскрыт, а лицо приобрело фиолетовый цвет.
Только этого не хватало!
Артем попытался пощупать пульс на шее Коробкова. Бесполезно. И тогда он прижал застывшие веки бывшего соседа и закрыл глаза несчастного. Затем надавил на нижнюю челюсть и прикрыл его рот. Потом повернул тело на спину и с трудом сложил его руки на груди, как положено добропорядочному христианину. И тут же заметил клочок бумаги, зажатый в кулаке Коробкова.
«Неужели записка?»
Мгновение Павлов сомневался, ему ли предназначено сие послание. Но поскольку он уже и без того слишком расхозяйничался в новом и последнем жилище Василия Васильевича, то решил не стесняться. Листок, а точнее, фрагмент листка, был вырван из настенного календаря из тех, что любили наши дедушки и бабушки. На нем стояла едва уцелевшая дата «9 мая». Остальная, большая часть страницы была оборвана, и клочков от нее не наблюдалось.
«Либо Коробков оторвал так неаккуратно лист календаря. Либо»
Артем почувствовал легкую дрожь. Еще неделю назад он и не подумал бы выстраивать таких вот отдающих манией преследования версий. Но события последних шести дней многое поставили с ног на голову, и Артем был уверен: кто-то мог пытаться вырвать из пальцев Василия Коробкова этот лист. И нужная часть осталась у этого таинственного посетителя. Он еще раз осмотрел клочок.
День Победы? Странно повертел он листок в руках. Никаких записей. Просто обрывок. И что же случилось девятого?
Артем оглядел убогую конурку, заметил в самом углу небольшое бюро, сверху груда бумаг, и вот из-под них выглядывал тот самый настенный календарь. Толстенький, как будто нетронутый. Бережливые старики, как правило, не вырывали листки по окончании дня, а аккуратно заворачивали. Именно поэтому к концу года томик календаря оставался нетронут.
Правда, особо деловые еще и оставляли собственные записи и пометки на каждый день. Таким, видимо, был и Василий Васильевич, его календарь за почти истекший и подошедший к концу год оказался нетронутым.
Артем взял в руки маленький аккуратный томик, но открыть не успел. Дверь с треском распахнулась, и Павлов резко повернулся на звук и машинально сунул календарь в широкий карман пальто. На пороге стояли два милиционера и бородатый мужичонка в телогрейке. Он кивнул в сторону кровати, как бы не замечая Павлова.
Вот он, жилец-то новый. Кажись, Васька звать. С утра так и лежит. Мертвяк мертвяком. Я зашел в районе обеда спросить ну, попросить ну замялся дедок, но тут же нашелся и продолжил: Ну, в общем, зашел. А он так и лежал. Смотрю не дышит. Вот я и позвонил.
А вы кто будете? стоявший впереди прапорщик обратился к Павлову, и Артем сделал шаг вперед.
Я сосед гражданина Коробкова. Адвокат Павлов. Московская адвокатская палата.
Ух ты! не выдержал молоденький сержант, который уже во все глаза разглядывал известного правозащитника. Точно! Я вас сразу узнал, да не поверил, что вы и вдруг здесь! Автограф для мамы дадите?
Он протянул какую-то книжку, и Павлов кивнул и подхватил ее.
Уголовный кодекс? Надо же!
Сержант улыбнулся:
Я учусь в академии на заочном. Вот и приходится на службе заниматься. Напишите для Сергея и Раисы Матвеевны.
Артем размашисто подписался на второй странице обложки: «Стражу правопорядка и будущему коллеге-юристу Сергею и его маме Раисе Матвеевне с наилучшими пожеланиями. На добрую память от А. А. Павлова» и поставил подпись и дату. Все молча следили за манипуляциями адвоката.
Все это хорошо, первым нарушил молчание прапорщик. Только непонятно, что вы все-таки делаете в комнате этого Коробкина? И какой он вам сосед? Паспорт покажите, гражданин Павлов.
Артем начал шарить по карманам.
Во-первых, Коробкова, а не Коробкина. Во-вторых, меня пригласил сам хозяин. Вчера передал через нашу соседку Варвару Штольц. Вот я и приехал. Только поздно.
Он протянул красную корочку адвокатского удостоверения, и прапорщик, шевеля губами, прочитал. Потер шею, наморщил лоб, вернул удостоверение и лениво приложил руку к шапке-ушанке:
Извините, Артемий Андреич. Сами понимаете, служба. Вам придется пройти с нами. Надо дать объяснения, и все по форме, чтоб зафиксировать.
Артем ужаснулся: тратить драгоценное рабочее время на поездку в участок милиции было немыслимо.
Прапорщик, какие объяснения? Я зашел за две минуты до вашего появления в комнату моего бывшего соседа. Он мертв уже, как минимум, часов пять. Скорее всего, сердечный приступ. Следов насилия нет. И что я могу вам пояснить?
Артем раздраженно надвинулся на милиционеров, и прапорщик невольно сделал полшага назад. Он совсем не был уверен в том, что этого здорового и нагловатого, а к тому же весьма известного юриста можно будет задержать и отправить в отделение. К тому же сержант, хоть и был младше по возрасту и званию, все же явно не одобрял подобной «бдительности» старшего коллеги. Прапорщик сплюнул в сторону и процедил сквозь зубы старику в телогрейке:
А, ладно. Давай, дед, оформлять жмурика. Сейчас спецперевозку вызовем, а ты пока мне все расскажешь по порядку. Остальные свободны. А вас, гражданин Коробков, наклонившись к лежавшему на кровати трупу, гоготнул он, я попрошу остаться, и вышел из комнаты.