Месть может принять непредсказуемые формы, если мстящий, свои недюжинные способности посвящает ей. Нет бы направить на благие дела
Тихий домик
Супружеская чета доживала свой век в доме 5 по улице Калинина города Керчи. Казалось бы, что старикам надо? Чтобы было тепло, сухо, немного пищи и много, много покоя. Домик снаружи и изнутри был неплохим. При доме небольшой огородик, несколько деревьев персиков, два абрикоса, да три куста винограда, заплетающих беседку у входа. Жизнь стариков можно было бы назвать неплохой, если бы дед Федор двигался. А он весь последний год лежал парализованным. Отнялась вся левая половина, правда, потом появились мелкие движения в пальцах руки, и все! Вначале он и речь потерял, потом восстановилось, что-то подобное курлыканью журавлей, какое-то: «Ку-ку-рл! Па-ки-рили!» Одна баба Вера понимала речь мужа, во всяком случае, это казалось со стороны. Дед за год вынужденного лежания отрастил такую бороду, что и библейский Мафусаил позавидовал бы. Пенсии на жизнь обоим хватало, продукты дешевые, одежда модная не нужна. Но бабе Вере этого было мало, она копила себе на старость, не замечая того, что та давно уже пришла. Сначала она пускала квартирантов. Летом весь двор был полон незнакомых людей. Близость моря делала домик привлекательным для отдыхающих. Потом баба Вера поняла, что от приезжающих хлопот много, глаз, да глаз за ними нужен. Поэтому она стала пускать молодых людей, составляя договор с ними о передачи дома в наследство, условие одно, молодые люди обязаны были за это «доглядывать» за стариками. Приходили многие, клюнув на наследование, но почему-то через 67 месяцев договор расторгался. Инициатором расторжения всегда была хозяйка дома, хотя, глядя правде в глаза, должно было сказать, что «наследники» не скупились на содержание стариков. Уже и соседи стали подозревать бабу Веру в нечистоплотности, обзывая за глаза ее сквалыгой. А опыт житейский должен был подсказать, сколь опасный путь избран. Но слепы глаза алчности, не слишком далеко они видят. Застилают взор, прямо брызжут в глаза обманом полученные блага. А подсказать некому, не любит старость советов молодых, слишком мудрой себя считает. А говорили знакомые бабы Веры: «Ой, смотри, нарвешься ты когда-нибудь на такого, жалеть долго о том будешь!» Неприятности следовало ожидать, она постоянно где-то рядом крутились. В очередной раз молодая пара поселилась в домике на Калинина. Он, сам местный, мужик неопределенного возраста и вида, но плотный, мускулистый, работящий, по фамилии Хрони. Она молодая симпатичная женщина, со смуглой кожей, схожей на гречанку, да и фамилия какая-то, Хелисиди. Нет, женщина не была женой Хрони, он был просто ее сожителем. Жили они вместе уже более четырех лет, заключению брака препятствовало то, что Хрони не был разведен с прежней женой. Отсутствие надежного семейного гнезда тоже не способствовало облегчению жизни молодых. Казалось, ну, эти уже удержатся, прошло 11 месяцев, как поселились, и никаких трений со стариками. Но, как-то утром, баба Вера заявила «наследникам», что она с ними расторгает договор, и пусть они срочно ищут себе квартиру. При этом никаких претензий молодой паре она не предъявляла. А спустя еще четыре дня в милицию поступило сообщение, о том, что в веранде дома 5, по ул. Калинина лежит мертвое тело хозяйки дома. Сообщение поступило от квартирантки.
Веранда дома была перегружена вещами, нужными в хозяйстве, но только в различное время года. Но более всего она мне напоминала летнюю кухню. Полки, полки с банками пустыми и с овощами, специи разные, сумочки, пакеты и пакетики. Кухонный стол, два табурета, газовый баллон и газовая плитка-таганок. Около стола лицом вверх лежало мертвое тело старой женщины. На ней были одеты байковое коричневого цвета платье, поверх него кофта и ватная стеганка, на ногах суконные бурки с галошами, на голове пуховый платок. Ни на одежде, ни на теле при внешнем осмотре повреждений не было, не считая мелких ссадин на тыльной поверхности правой кисти. Тело было уже холодным, развитие трупных явлений позволяло думать, что смерть последовала не менее 10 часов назад. Была опрошена квартирантка Хелисиди. Та показала, что мужа дома не было, тот пошел вечером к своему приятелю в Аджимушкай. Она, не ожидая его, рано легла спать, ночью не просыпалась, а, когда отправилась по естественным надобностям во двор, обнаружила хозяйку мертвой. Старика мы застали спящим, разговаривать с ним было бесполезно. Учитывая все данные, полученные при осмотре места происшествия, мы пришли к выводу, что, скорее всего, мы имели дело с ненасильственной смертью.
Однако, произведенное мною вскрытие тела, показало, что мы все ошибались, у покойной были обнаружены множественные переломы ребер, прижизненного характера, нижняя доля правого легкого имела повреждение, причиненное костным фрагментом бедра, а в плевральной полости содержалось около полулитра жидкой крови и кровяных свертков. Такие повреждения, учитывая хрупкость костей в старческом возрасте, можно было получить при резком давлении на тело тупого предмета, например, коленом ноги. Посоветовавшись со старшим следователем прокуратуры Алнксандром Васильевичем Евстифеевым, решили, усыпить бдительность убийцы (в том, что им был Хрони, у нас сомнений не было, так же, как не было сомнений, что у него на этот случай имеется отличное алиби) Для этого я выдал ему на руки свидетельство о смерти, в котором причиной смерти гражданки Сарычевой была определена сердечно-сосудистая недостаточность вследствие хронического атеросклеротического кардиосклероза. Надежда, была на то, что убийца успокоится, потеряет бдительность и сделает ошибку, которая станет той ниточкой, за которую, потянув, можно будет распутать весь клубочек. Наш план был нарушен активными и вредными действиями милиции, не поставившей в известность следователя прокуратуры, и задержавшей Хрони. Милиция имела право задерживать по подозрению любого гражданина (ст.100 УПК УССР) на трое суток. За эти трое суток необходимо было собрать материал для предъявления обвинительного заключения. В этом конкретном деле такое было невозможно. Хрони и далее продолжал находиться в следственном изоляторе тюрьмы по обвинению еще по уклонению от уплаты алиментов на содержание ребенка от первого брака. Сырой материал, без достаточной обвинительной базы, был направлен в суд. И не удивительно, что убийца был оправдан. Через год мне пришлось встретиться с сожительницей Хрони, она пришла на освидетельствование по поводу нанесенных ей побоев сожителем. Я вызвал ее на откровенный разговор, она мне подробно рассказала, как Хрони убивал старуху. Это было нетрудно, он повалил ее на пол, придавил грудь коленом, и та, подергавшись немного, затихла. Я предложил ей быть свидетельницей, но она решительно отказалась. Дом по ул. Калинина, 5 достался новой квартирантке с малолетней дочерью, ставшей опекуном старика.
Ну, что поддеть, проколы в работе бывают
Навечно в строю
Он, жизнь чужую защищая,
На кон поставил жизнь свою,
Все говорят судьба такая,
И я об этом говорю.
Знал бы, где упасть, то соломки б постелил! Не заглядывал бы в преисподнюю. Не наклонялся бы над ее бездонной глубиной. Встреча с глупостью, с безумием страшна, дышит на тебя черным холодом смерти, но не чувствует этого тело твое, купаясь в золотых лучах солнца. Печать смерти уже на тебе, ты мертв, хоть и жив еще. Поступаешь из человеколюбия, в очередной раз, спасая, теперь уже ценой своей жизни, ту, с которой ты так много беседовал, которую ты так подолгу уговаривал развестись с мужем. Она слушала тебя, поддакивая головой, всхлипывая и проливая слезы.. О, как наивна, женщина, полагающая, что ей удастся спасти обломки былого, хотя и его счастливым никак не назовешь. Того, кого она постоянно защищала, считая отцом детей своих, хотя он давно отказался от этих прав, и который превратиться в разрушителя еще одной ни в чем не виноватой семьи.
Участок, как участок, не лучше и не хуже других. Село, оно и есть село. Преступлений крупных нет, так, мелочи. Кто-то подрался. Кто-то сорвал хулиганскими выходками вечер в колхозном клубе. Кто-то что-то украл. А крадут постоянно. И в поле крадут, и на виноградниках. Нельзя забывать и о тех, кто самогон варит, не порядок это! Бывают дела и посложнее. Скажем, как-то в скотомогильнике труп младенца был обнаружен, свежий трупик, без следов разложения. Кто и как туда заглянул? Но, судебно-медицинского эксперта вызвали. Тот исследовал тело младенца и дал заключение о том, что ребенок родился живым и должен был жить, если бы ему пуповину перевязали. Эксперту просто, дал заключение, и всё. А ему, участковому милиционеру искать нужно, кто это сделал. Кто-то знал, где скотомогильник находится. Кто? Только свои знали, деревенские. Две недели прошло, прежде чем Гуцулярк выяснил, что не было на селе женщин с большими сроками беременности. А вот к Лукиным гостья приезжала, с той стороны, с Кубани. Долго не задерживалась, всего двое суток. Погостила, и на паром подалась И по времени со смертью младенца совпадает. Дали ориентировку на Кубань, нашли привлекательную «маму». Выяснили и почему «рожать» приезжала в Крым. Оказывается дело в особенностях уголовных кодексов. В РСФСР нет статьи о детоубийстве есть только об убийстве, включая и убийство новорожденного, срок тюремного заключения по этой статье до 10 лет. А вот на Украине есть понятие о детоубийстве, да и срок намного меньше до 3-х лет лишения свободы. Ну, и дошлый народ пошел, и такие тонкости знает.
Сегодня день был относительно спокойным. А, что может нарушить покой в июне? Гроза с дождем и градом? Или пожар в поле? Ничего такого не было. Побывал и в поле, и на колхозном огороде, и в мастерских. Везде порядок. И душа у милиционера спокойна, не то, что ноги порядком подустали, ломят в голеностопах. Жена к столу позвала. Ел Гуцулярк один, все давно отобедали. Не привередлив хозяин дома. Миску глубокую борща съел, шесть вареников с творогом. Встал из-за стола, поглаживая живот. После еды можно часок-другой и соснуть. Да вот не дали. Прикатил пацан на велосипеде, сообщил, что пьяный Федорук людям ружьем угрожает. Не первый раз напивается Федорук, а пьяный жену и детей по селу гоняет. Давно бы можно было пьяного дебошира урезонить, да жена, Настя, упрашивала, ну посадят а чего ей с детьми жить? На какие деньги? Вздохнул участковый, выкатил свой старенький велосипед, поднажал на педали. Первое, что увидел он, так это, Федорчука, стоящего с охотничьим ружьем и целившимся в свою жену. Между ними было не более 10 метров.
«Брось ружье!» крикнул милиционер, соскакивая с велосипеда. Он только успел телом своим закрыть женщину, как раздались выстрелы, сразу из обоих стволов. Кровь хлыстала из груди Гуцулярка, он успел отнять ружье у Федорчука, а дальше
А дальше милиционер упал на землю и умер.
Я вскрывал мертвое тело участкового, еще молодого, крепкого человека, и думал
А чем защищена жизнь милиционера? Какими благами он пользуется, рискуя жизнью? Что будут делать жена и дети его? Какие обязанности страны перед ними?
Полицейский в Америке, видя вооруженного человека, имеет право, без предупреждения, стрелять на поражение. А наш должен сначала предупредить, потом сделать предупредительный выстрел в воздух. А потом суд будет решать, а не превысил ли он допустимые меры самообороны! Семья американского полицейского будет материально обеспечена. Жизнь полицейского оценена до 1 млн. долларов. А жене Гуцулярка придется «горбить», чтобы детей на ноги поставить!
Честь и хвала тебе дорогой Гуцулярк. Тебя навечно занесут в списки родной милиции, будешь ты пребывать в почетном строю. Какое-то время будут даже вспоминать о тебе!
Ревность не мыслит
9 ноября, только что прошли праздники, еще не улетучилось праздничное настроение. Так не хотелось приступать к работе. Правда, сегодня я не дежурил по секционному залу, т.е. я был свободен от вскрытий. У меня были недооформленные акты экспертиз, над которыми следовало еще подумать, и я дежурил по выездам на места происшествия. В 930 поступило сообщение, что в доме 16 по улице Галактионовской обнаружен труп, просили прибыть на место происшествия. От здания областной судебно-медицинской экспертизы было не далеко, я молод, мне 24 года, так что я довольно быстро добрался туда пешком. На улицу фасадом стоял старинный двухэтажный дом из красного кирпича. Справа и слева от него имелись проемы ворот, сами ворота отсутствовали. Позади дома тянулся длинный и узкий двор, метров на 50 в длину, с рядом одноэтажных строений по правой стороне, вдоль левой стороны тянулся высокий забор. В самой глубине двора стоял одинокий квадратный деревянный дом, снаружи оштукатуренный. Местами штукатурка отвалилась, видны были старые седые бревна, с набитой на них дранкой. Дом от времени глубоко просел в землю, порог был вровень с землей, а, чтобы войти в узкий полутемный коридор, нужно было спуститься по трем деревянным ступенькам. Владелец дома разделил тонкими досчатыми перегородками внутреннее помещение на крохотные каморки, чтобы побольше вытянуть монет из карманов жильцов. Условия проживания намного хуже, чем в любом общежитии. Нет кухни, туалет на улице, ни постирать, ни детишек искупать. Что поделать, в центре города жилье стоило довольно дорого и не каждому было по карману.
У входа в дом стояла группа людей в милицейской и военной форме, а также и гражданских лиц. Среди них я знал одного, начальника 13-го отделения милиции г. Куйбышева, подполковника милиции Косточка, коренастого, плотного, с заметным брюшком мужчину. Здесь же были прокурор и следователь Фрунзенского р-на города, военный прокурор и следователь Приволжского военного округа. Мне предложено было пройти в глубь здания. Я вошел в плохо освещенный коридор, прошел метра 4, свернул направо, дальше продвигаться было невозможно, люди столпились плотной массой. Но, оказалось, что идти дальше не было никакой необходимости, место происшествия находилось справа от меня. Дверь комнаты была приоткрыта, туда то и дело заглядывали любопытные. У двери меня встретил старший следователь городской прокуратуры Прохоров. Зайти в комнату нам обоим не представлялось возможности, так она была мала, к тому же перегружена мебелью, возможно, мне так показалось из-за царившей там тесноты. Решено, что я пройду в комнату один. Следователь сел на стул у дверей и я стал диктовать текст протокола осмотра места происшествия. Понятые стали рядом со следователем. Ступать приходилось крайне осторожно, поскольку почти весь пол был залит свернувшейся кровью. Такой толщины лужу крови мне пришлось видеть впервые. И так, я приступил к работе. Когда смотришь кино, или читаешь литературу с криминальными историями, то там показывают ведущим следователя. Да теоретически, по процессуальным вопросам это так, но, когда место происшествия связано с человеческими жертвами, в дело приходится ведущим вступать, как правило, судмедэксперту, так как следователь довольно плохо ориентируется в частях человеческого тела. Постараюсь, восстановив все в памяти, описать увиденное мною. Комната имела прямоугольную форму, размерами 5х3 метра, окно располагалось напротив двери и выходило во двор. Оно было плотно прикрыто бордового цвета шелковой занавеской. Поэтому пришлось вначале пользоваться при осмотре электрическим освещением. Прямо у входа слева стоял довольно большой сундук, судя по всему верх его использовался вместо кровати, он был застелен одеялом, касаясь стены, лежало две подушки. На одеяле в беспорядке лежали женские кофточка, юбка, чулки. Вплотную к сундуку располагался шифоньер. Прямо у окна стоял небольшой туалетный столик, на нем лежали предметы женского туалета и небольшое овальной формы зеркало. Поверх зеркала лежали две записки, выполненные на четвертушках белой бумаги неровным почерком фиолетовыми чернилами. Содержание одной: «Такое преступление карается только смертью. Лицо, учинившее расправу должно руководствоваться совестью». Записка была подписана росчерком пера с завитушками, но разобрать фамилию было возможно Замараев. Вторая записка гласила: «Танечка, живи и расти, и не будь такою, как мама. Коля, живи и расти, и не делай так, как папа» Записка имела туже подпись, что и первая. Справки были зачитаны мной и приобщены к делу. Стало ясно, что преступление совершил квартирант, офицер, служивший при штабе Приволжского военного округа. Содержание записок позволяло уже сделать вывод, что убийство произошло на почве ревности. Справа от окна стояла полуторная кровать, на нем угадывались формы человека, накрытого стеганым ватным одеялом, местами пропитанного кровью. В ногах, поверх одеяла лежали брюки галифе и китель, цвета хаки. Все свободные промежутки стен покрывали картины, вышитые болгарским крестом, все они были помещены в узенькие рамки. Снимая одну часть одежды за другой, лежащие на кровати (следователь протоколировал снятое мною), я, наконец, добрался до трупа. Тело лежало на спине, на нем была розовая шелковая сорочка, принадлежало оно молодой женщине, красивого телосложения, но обезглавленное. Судя по характеру отчленения головы, произведено оно было обычной опасной бритвой, края были ровные, с множеством кожных насечек. Других повреждений на теле не было. Поиски головы в комнате не дали никаких результатов. Осмотрев все в комнате, я перенес свои поиски в коридор, осматривая стоявшие там ведра. И в это время услышал громкий голос снаружи: «Муж идет!» Услышав это, я выскочил наружу и увидел спину удаляющегося мужчины. Одет он был в брюки галифе, заправленные в сапоги, поверх кителя, на нем был серый хлопчатобумажный пиджак. На голове обычная серая фуражка. Мужчина быстро удалялся, вслед ему бросились сотрудники милиции и прокуратуры. Я до сих пор не могу понять, что заставило меня присоединиться к преследователям, если это не входило в круг моих обязанностей. По-видимому, подсознательно проявился синдром толпы. Так как я был молод, занимался бегом, я опередил всех и стремительно стал приближаться к убийце.