Ирина ЗАРУБИНАГоспожа следователь 1Убийство по брачному объявлению
Этот сон мучил Клавдию Васильевну уже несколько дней. И до того он был мрачен, что она даже родным о нем рассказать не могла. Просыпалась каждый раз в ужасе и страхе, с колотящимся сердцем и жутким отвращением к самой себе. Ведь получалось, что там, во сне, жили на самом деле в ее сознании (или подсознании) все эти изощренные мерзости, вся эта грязь.
Снилась ей какая-то киносъемка, какие-то сцены из жизни Древнего Рима. Все люди были одеты в белые туники или латы. И всех этих людей казнили. Казнили разнообразно, с выдумкой, кроваво и безжалостно. Клавдия Васильевна не видела ни киноаппаратов, ни осветительной аппаратуры, ни суетливого режиссера, но дух какой-то мерзкой показухи неуловимо витал надо всем творившимся на ее глазах. Страшный дух. Страшный, несмотря даже на то, что краешком сознания она понимала все же, что все это сон
Там, во сне, рубили головы, распинали на крестах, отдавали на растерзание львам. И поначалу все это было и впрямь по-киношному: много красной краски, неубедительные манекены, примитивные спецэффекты Но словно бы чувствовала Клавдия Ивановна, что и самих киношников все это уже не устраивает, что задумали они еще что-то необычное, что-то «новенькое», чтобы встряхнуть заскучавшего зрителя.
И вот Клавдия Ивановна Дежкина шла во сне мимо всех этих ненастоящих смертей, как мимо досадных, но малозначительных помех, и почему-то знала, что ей срочно надо вон туда, к нагромождению белых шатров, что именно там будет самое главное, чего она так боится, но к чему ее тянет непонятное и гадкое любопытство. И вот это-то любопытство потом, по утрам, и мучило ее больше всего.
Она поспевала к шатрам как раз в тот момент, когда на землю бросали еще одно человеческое тело.
И вот тут начиналось то самое, страшное. Круглое оплывшее лицо патриция со слегка горбатым носом и тонкими губами, вьющиеся черные, коротко стриженные волосыдородность и властность неподдельные. Дежкина особенно подробно останавливалась на этом лице именно потому, что боялась каждый раз двинуться в своем сне дальше, потому что двинуться дальше означало осознать то, что и было настоящим ужасом. Тело это, этот патриций, был не муляж и не манекен. Это было настоящее человеческое тело. Она понимала это по тому, как мертвенно вздрагивали от удара о землю жировые складки на его теле.
В каком морге раздобыли это тело? Что за несчастный бомж с лицом римского вельможи оказался тут, на съемочной площадке? Дежкина даже не пыталась ответить себе на эти вопросы, она вдруг бросалась бежать от этого места. Чтобы не видеть дальнейшего. И в один момент оказывалась за белым шатром, успевала перевести дух, заклиная себя не смотреть, не смотреть! Не поворачивать голову, убежать Но все равно каждый раз она словно не сама по себе, словно по чужой воле вскидывала глаза и видела, как труп ногами кверху вздергивался над шатрами. На ступни патриция были накинуты железные тросывранье в историческом смысле, а тросы эти растягивались желтыми автокранами, не видными, впрочем, из-за шатров.
Труп долю секунды висел в воздухеэтого Дежкина почти не видела, только самым краешком глаза, даже скорее как бы догадывалась, но вот именно тут что-то заставляло ее повернуть голову, и уже самое мерзкое она видела ясно и четко, как, должно быть, и фиксировала все это невидимая кинокамера: тросы резко натягивались в разные стороны, и тело беззвучно и легко разрывалось пополам: раскрывалось синее чрево, вываливались кишки, обнажались белые ребра, голова оставалась слева
ВТОРНИК
6.11-7.05
Сегодня перед сном Дежкина приняла «Ксанакс», транквилизатор, прописанный ей психиатром Кленовым, с которым она познакомилась, когда вела дело о серийном убийце-маньяке. Когда Клавдия Ивановна, измученная этим кровавым сном, краснея и заикаясь, выложила все Кленову, тот покивал, поговорил об отдыхе, о свежем воздухе и положительных эмоциях, а затем выписал этот самый дорогущий транквилизатор. По мысли Кленова, транквилизатор должен был затемнить ей сознание настолько, чтоб оно оказалось не в состоянии баловаться какими-то там снами.
Клавдия приняла лекарство втайне от семьи. Стеснялась. В голове минут через десять сделалось мутно и легко. Клавдия даже не стала традиционно обходить с пожеланием доброй ночи детей, а сразу легла, с интересом прислушиваясь к себеподействует или нет?
«Ксанакс» подействовал: жуткий сон про то, как на съемочной площадке автокранами разрывают пополам труп какого-то бомжа, выряженного римским патрицием, Клавдия видела теперь настолько реальноцвет, объем, звуки, что, когда она не без труда открыла в конце концов глаза, ей показалось, что она вовсе не спала сегодня, а подглядывала чью-то реальную жизнь.
Федор тихонько похрапывал рядом.
Клавдия помотала головой, туман в ней не пропал, хотя сон все же откатился куда-то в глубины ее сознания и лег там мутным тревожащим осадком.
«Ничего себе денек начинается, подумала Клавдия. Надо же, привязалась такая гадость!»
Тихонько встав с кровати, Дежкина пошла на кухню, выпила размороженной воды, постояла у окна. Утро было сероватое, небо низко спустилось к крышам домов. И сноватеперь по контрасту с погодойей вспомнился сон, который был таким ярким и таким жуткимведь там, во сне, светило солнце, как и положено в Римской империи
Клавдия приняла душ, искоса поглядывая на себя в зеркальные стены. Если бы ее увидел обнаженной кто-нибудь посторонний, никогда бы не сказал, что Клавдия родила двоих детей и даже выкормила их грудью. У нее было крепко сбитое, добротное тело, никаких рыхлостей и отвислостей, все упругое и аппетитное.
Но самой Клавдии сегодня собственное тело не нравилось. И вообще она сама была себе противна.
И только когда готовила завтрак, когда уже проснулись дети и муж, началась привычная суета сборов на работу, в институт и в школу, Клавдия вдруг вспомнилаони же сегодня приглашены в гости.
Смотрины у Лины Волконской.
Вот здорово! Мысли сразу же изменили направление, голова наконец деловито заработала совсем в другой плоскости. Что принести с собой, во что одеть себя и собственную семью, понравится ей или не понравится новый избранник Лины? Клавдия даже замурлыкала что-то лирическое под нос.
«Ох, дал бы Бог Линочке наконец найти своего суженого, несколько витиевато подумала она. Да просто надежного мужика, додумала она уже проще и оптимистичнее. Дай Бог».
Они познакомились на каком-то расследовании. Лина тогда работала патологоанатомом у них в следственном управлении. А потом оказалось, что они и живут совсем рядомаж в соседних подъездах. Так и подружились. Лина была такая красавица, такая красавица! А вот с мужиками не везлохоть плачь. То подонок какой-нибудь попадается, то тряпка.
Ребята, не забыли? напомнила Клавдия своей семье за завтраком. Сегодня в семь мы приглашены к Волконской.
Ой, мам, я не могу, заныл Макс. У меня вечером этот Семинар.
Как сегодня? деланно удивился и Федор. Разве сегодня? Тьфу ты! А я клиенту назначил в семь. Хочет на свою «Ниву» мигалку поставить
Ничего, один раз не полезешь в свой Интернет, строго сказала Клавдия сыну. А ты своему клиенту перезвонимигалки запрещены.
И сын и муж покорно кивнули.
У тебя, надеюсь, никаких дел? спросила Клавдия дочь.
Нет-нет, я свободна, поспешно закивала Ленка.
Ну и отлично. Чтоб все были дома в шесть как штык.
Ма, тебе бы прокурором работать, дежурно пошутил Макс.
Когда-нибудь дослужусь, дежурно же ответила сыну Клавдия Васильевна Дежкина, следователь по особо важным делам горпрокуратуры Москвы.
Не успела она выйти из дому, как рядом мягко шикнула, тормозя, лакированная туша черного «мерседеса».
Это раньше Клавдия разинула бы рот на красивую иномарку, а теперь только мимоходом глянула на затемненные окна, на номера (профессиональнона всякий случай) идальше.
Клавдия Васильевна! раздался за ее спиной женский голосее звали из машины.
Первое, что подумала Дежкина, еще не обернувшись: «Ничего себе Лина нашла кавалера!»
Но, обернувшись, увидела в открытом окошке вовсе не Линуоттуда выглядывала белокурая головка Ирины Калашниковой.
Господи, Ирина! опешила Дежкина. Богатой будешь! А я тебя по голосу и не признала, думала, это Лина.
Какая Лина?
Неважно. Знакомая моя одна. Я сегодня о ней с утра думаю А вы что здесь?
За вами, садитесь, распахнула дверцу Ирина. ЗнакомьтесьВасилий.
Дежкина заглянула в салон машины. С водительского места ей улыбался крепенький мужичок с широким добродушным и простоватым лицом.
Василий Петрович, он протянул ей свою широкую ладонь. На «о» Василий Петрович делал мягкое ударение. По-волжски.
Еще чего! фыркнула Ирина. Василийи то слишком. Васяв самый раз.
Клавдия пожала крепкую руку, села в машину, которая тут же и тронулась плавно.
Он у меня, видите ли, нувориш, с ядовитой иронией произнесла Ирина. Бизнес у него, видите ли. «Ножками Буша» население травит.
Мы американские не поставляем, окая, поправил Василий. Мы из Голландии ввозим.
Тебе слова не давали, перебила Ирина. Голландские он, видите ли, предпочитает.
Я тоже, сказала Клавдия. У них сухая заморозка. Василий было радостно обернулся, найдя в Дежкиной согласного слушателя, но Ирина прикрикнула на него:
На дорогу смотри, бизнесмен.
«Да, вот у этой проблем с мужиками не будет, подумала Клавдия. Это у них с ней будут проблемы».
И, как бы в подтверждение этих мыслей, Ирина сказала:
Если проворуешься, Василий Петрович, мы тебе быстро камеру в Бутырках организуем. Правда, Клавдия Васильевна?
Дежкина пожала плечами. Неловко, пусть и в шутку, говорить человеку, который везет тебя на работу, что при первом удобном случае ты закатаешь его в тюрьму.
Ирина между тем достала наушники, бесцеремонно надела их Василию на голову и включила плейер.
Слушай классику. Повышай свой культурный уровень. А мы с вами пошушукаемся, Клавдия Васильевна.
Ирина только что закончила юридический факультет МГУ и теперь стажировалась в прокуратуре. Ее, что называется, прикрепили к Дежкиной. Поначалу Калашникова и Клавдия, как говорится, не сошлись характерами. Дежкина, всегда приветливая и доброжелательная, сама не понимала, почему она злится на практикантку. Впрочем, Ирина давала для этого массу поводов. Это был размашистый, максималистский характер. Ну, например, не успев толком заглянуть в дело, уже выдавала собственное заключение. Или вот взялась наводить в кабинете Клавдии Васильевны железный порядокбыстро разобралась что к чему, а затем разогнала досужих посетителей, то и дело норовивших посидеть у Клавдии Васильевны, попить чайку и поесть знаменитых дежкинских пирожков.
Нечего, нечего, ребята! выпроваживала она седовласых коллег Дежкиной. У нас работы много, а вы тут ля-ля!
Особенно доставалось от нее пресс-секретарю прокуратуры Левинсону, которого, больше даже, чем знаменитые дежкинские пирожки, влекла в кабинет Клавдии возможность поболтать о том о сем.
Вы тут на нас свое ораторское искусство не оттачивайте, довольно беспардонно оборвала его однажды Ирина. Обаяние свое для дела поберегите. Вон, с журналюгами, пожалуйста, а то имидж у прокуратурыхуже некуда!
Левинсон обиделся и больше в кабинет Дежкиной не заходил.
Дежкиной все это очень не понравилось, хотя, и в этом она сознавалась себе, работать стало куда легче.
А дел на настоящий момент у Клавдии в производстве было восемь. Три заказных убийства, которые кочевали от одной следственной группы к другой, обрастая неимоверным количеством бумажек, отнимавших уйму времени у каждой новой следственной бригады. Затем каждый новый следователь считал своим святым долгом отбросить версию, которую разрабатывали его предшественники и начать все сызнова. Когда и он доходил до тупика, дело передавали новой бригаде. Дежкина со своими помощниками сейчас тем и занималась, что пыталась увидеть хоть какую-то логику за всеми этими бесчисленными протоколами, запросами, экспертизами и версиями. Впрочем, грех жаловатьсяДежкина эту работу любила. Это было, как разгадывание кроссворда. И кое-что она уже разгадала.
Два других дела схожифинансовые мошенничества в банках. Ну, здесь все было более или менее ясно, требовалось только время, чтобы изучить документы, посчитать, сличить, определить ущерб. Вот эта работа была нудноватой, никаких особых открытий она не сулила, все сводилось к сумме, украденной шустрыми банкирами у государства или вкладчиков. Задержанные банкиры с пеной у рта отстаивали каждую копейку, которую они якобы не украли. Зануды были еще те. Ну ничего, время и упорный бухгалтерский труд все расставит по своим местам. Вот, правда, времени-то как раз у Дежкиной и не хватало катастрофически.
Шестым было дело об убийстве. Обыкновенная бытовуха, правда с некоторым феминистским оттенком, потому что в качестве злодея в этот раз выступал не подвыпивший муж, а пьяная жена. Там еще и наркотики имели место, поэтому женщина была почти невменяема, когда убивала кухонным ножом мужа и сына пяти лет. Это дело было уже почти закончено следствием, Дежкина готовила его для передачи в суд.
Тут все было вполне понятно, хотя что-то удерживало Клавдию от спешки. Она еще и еще раз вызывала на допрос подследственную, расспрашивала ее подробно о житье-бытье, та с готовностью отвечала на все вопросы, кроме одногогде она достала наркотики. Дежкина уже допросила всех ее друзей, всех знакомыхникто ничего про наркотики не знал. И Дежкину это мучило. И хотя прокурор торопил ее, она выторговала себе еще неделю. Ей надо было докопаться до истины.
А вот седьмое дело носило почти фантастический характер. Налицо был убийца, налицо было орудие, место и время преступления, даже свидетели, не было только одногоубитого. Каким-то невероятным образом покойный исчез у милиции из-под самого носа. Пока милицейский наряд гнался за преступником, тело убитого им партнера по бизнесу, лежавшее на лестничной клетке, бесследно пропало.
Бригада Дежкиной и она лично опросили всех жильцов огромного двенадцатиэтажного доманичего. Осмотрено было все от крыши до подвалапусто. И главноенароду там в тот самый момент была уйма. Если покойник и пропадал из поля зрения очевидцев, то всего на какую-то долю секунды, но, однако, как раз за эту долю он и испарился. Дежкина была близка к тому, чтобы свихнуться на этой головоломке. Левинсон даже предлагал ей всерьез заняться возможным вмешательством в ход событий паранормальных сил. Ну, насмотрелся «Секретных материалов».
И только с восьмым делом все было ясносупруги Федоричевы сами пришли с повинной и рассказали леденящую душу историю о том, как почти полгода морили голодом мать Федоричева, жившую с ними в одной квартире, дождались зимы и вывезли старуху на пустырь умирать. Следствие по этому делу Дежкина уже передавала в суд, хотя ей самой теперь было как-то брезгливо жаль этих супругов. Они действительно мучались со старухой, но, когда она вспоминала высохшее до сорока килограммов старушечье пергаментное тело, злость подступала к горлу, она отворачивалась и сцепляла зубы, чтобы не заорать на подследственных.
Так вот по поводу этой дамочки, что мужа убила, сказала Ирина, предварительно обозвав Василия придурком и «новым русским» и удостоверившись, что он Ирину не слышит. Я думаюэто муж ей наркотики и давал.
Дежкина уже успела привыкнуть к таким вот кавалерийским наскокам Ирины. Иногда даже прислушивалась к ее бредовым идеям. А вдруг в чем-то Калашникова права? Но с этим умозаключением согласиться никак не могла. Муж подследственной был фигурой во всех смыслах страдательной. Трудился с утра до вечера на автобазе, потом забирал из садика сына, сам его кормил, мыл, одевал, спать укладывал, пока жена вовсю где-то развлекалась.
Из чего ты это заключила? спросила Дежкина.
А больше некому, рубанула Ирина.
Это проверить надо.
Проверю! сказала Ирина. А по поводу исчезнувшего трупа, тут все еще проще. Его, поди, «скорая» увезла. А в морге потом перепутали.
Вот таклегко и просто.
Клавдия не стала спорить. Тем более что они уже подъехали к прокуратуре.
Все, Ирина сняла с Василия наушники. Чмокай.
Василий покорно чмокнул свою избранницу в щеку, любезно попрощался с Дежкиной и укатил.