В каком смысле развел?
Да в таком, что бумагу для ОБЭП я с утра сделал. И даже отправил. Просто мне дико неохота было на «Гостинку» подрываться.
Ну ты и жучара! неодобрительно покачал головой Вучетич.
Просто не люблю я эту Анкудинову, дура она редкостная, взялся оправдываться Тарас. И вообще, не хочу на банкет опаздывать. Шевченко блаженно зажмурился. Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган.
А чего тебя Кульчицкий к себе тягал? Неужто в сексоты вербовал?
Ой, блин! Лучше не спрашивай. Совсем Семёныч умом тронулся. После курсов своих, психологических, скривился Шевченко и, неприятно вспомнив про «ответственнейшее» поручение, вполголоса бормоча, попробовал покатать под языком рифмы для торжественной оды: «Работа их сплошной надрыв скромнее нету кадровы́х Не Лажа На службе они постоянно бодры дел личных на страже стоят здесь кадры́ Бобры?.. Добры?.. Во!.. Гаврилу бросили на кадры. Гаврила кадрами рулил Но большей частию дебил Тьфу! Идиотство какое-то!..»
* * *
В цикле «Петербургских повестей» классик русской литературы Николай Васильевич Гоголь подметил, что к двум часам дня на Невском проспекте «уменьшается число гувернеров, педагогов и детей: они наконец вытесняются нежными их родителями, идущими под руку со своими пестрыми, разноцветными, слабонервными подругами». После чего «мало-помалу присоединяются к их обществу все, окончившие довольно важные домашние занятия». Здесь следует заметить, что в наши дни расклад дефилирующих «по главной улице с оркестром» приблизительно такой же. С той лишь разницей, что к вышеназванной категории гуляющих ныне присоединяются многочисленные туристы и чуть менее многочисленные, но зато куда как более организованные воры-карманники. К слову, ошибочно мнение, что в роли «щипачей», «ширмачей» и прочей узкопрофессиональной нечисти выступают преимущественно гости культурной столицы из ближнего зарубежья. Ничего подобного! Разрабатывать эту неиссякаемую золотую жилу залетным чужакам местные мазурики не позволяли, не позволяют и не будут позволять впредь. Ибо, как устами своего героя сказал еще один классик, на этот раз уже литературы российской: «Это наша корова, и мы ее будем доить!»
Вот ты постоянно таскаешь бумажник в заднем кармане. Что крайне опрометчиво с твоей стороны.
Ильдар и Ольга подходили к «Гостиному Двору»: на дорогах в эту пору было не протолкнуться, так что они решили прогуляться пешком. Благо от конспиративной квартиры до Невского каких-то пятнадцать минут неспешного хода. По пути Прилепина, по просьбе коллеги, посвящала его в тонкости и нюансы непростого «карманного» ремесла.
Бумажник следует носить только в переднем кармане. На воровском жаргоне задний так и называется: «чужой карман». В интонации Ольги слышались назидательно-учительские нотки. Хотя Прилепина бросила взгляд на литую, накачанную фигуру Ильдара. Как раз таки в твой карман лично я бы на их месте лезть не рискнула. Иначе может статься накладно.
Джамалов довольно хмыкнул, явно польщенный комплиментом.
Получается, в этом плане «Гостинка» наиболее опасное место?
Опасное, подтвердила Ольга. Но не самое. К примеру, шансы лишиться наличности на выходе из метро «Канал Грибоедова» на порядок выше.
Почему именно там?
Это очень популярная, достаточно большая станция с очень узким выходом. Соответственно, людей много, потоки сжимаются. Так что с точки зрения карманников это оптимальное место. К слову, там «банкует» твой земляк, некто Мирза. Не слыхал про такого?
Нет. А кто это?
Карманник минимум с двадцатилетним стажем. Сейчас ему уже под пятьдесят, и на «Грибанале» его знают все: от милиционера до потерпевшего. По разным подсчетам в подчинении у Мирзы находится 2030 человек.
Что значит в подчинении?
Сам он больше не ворует, лишь организовывает и контролирует процесс.
Типа менеджера? сыронизировал Джамалов.
Вроде того.
То есть сидит на голом окладе?
Ну, не таком уж и голом, возразила Прилепина. Суди сам: в метро карманные воры собираются в группы по 56 человек. Ежедневно на «линию» выходят и работают сразу несколько таких групп. Причем орудуют по-стахановски и, если требуется, могут остаться сверхурочно. Скажем так: никто из них не уйдет, пока не добудет минимум сотню долларов. А теперь помножим воров на доллары, а все вместе на 365 дней и в итоге получим цифру, мягко говоря, бешеную.
Однако! присвистнул Ильдар.
Вот именно. А когда на кону такой куш, отбить желание воровать вряд ли удастся Вон, смотри, Ильдар! Это не она?
Она самая и есть, подтвердил Джамалов, вглядываясь в сгорбленную фигуру женщины, сидящей на каменной скамеечке рядом с остановкой общественного транспорта. А как ты догадалась? Ты же ее ни разу не видела?
Все потерпевшие выглядят одинаково, грустно усмехнулась Ольга
Вера Павловна Анкудинова оказалась не старой еще женщиной приятной глазу полноты. Даже затрапезного вида ширпотребное китайское платье с расползшимися по некогда алому шелку облезлыми драконами отнюдь не портило общего впечатления, а напротив, выгодно подчеркивало все жизненно важные выпуклости и впадины. И только красные от недавних слез глаза, вкупе со взглядом тяжелым, настороженным, выдавали в ней человека, которого окончательно достала и эта жизнь в целом, и все ее составляющие в частности.
Около года назад Анкудинова выступила свидетелем обвинения по делу маньяка Ерина, на счету которого числилась серия из четырех изнасилований, совершенных на территории лесопарка Сосновка. Ерину светил полновесный десятерик, но самый гуманный в мире суд приговорил его лишь к принудительному содержанию в психиатрическом стационаре. Откуда тот благополучно сбежал восемь месяцев спустя. А еще через две недели Веру Павловну разбудил ночной телефонный звонок от шизанутого «крестника», в котором Ерин доверительно сообщил о том, что, будучи плененным пышными формами Веры Павловны, кои имел счастье созерцать на судебных слушаниях, он приложит все усилия, дабы со временем встретиться с их (форм) обладательницей в интимно-романтичной обстановке. Хотя бы в том же самом парке Сосновка, в котором Анкудинова так любит прогуливаться со своим королевским пудельком. По кличке Беня.
Звонок этот стоил Вере Павловне сердечного приступа и месячного лечения в кардиологической клинике. После чего, в связи с поступающими в адрес свидетеля телефонными звонками с угрозами физической расправы, в отношении Анкудиновой было вынесено постановление о применении мер безопасности. Точнее, мера на данном этапе предусматривалась пока только одна. Проходящая в служебной инструкции по 5-му подпункту 2-го параграфа и поименованная как «Выдача индивидуальных средств связи и оповещения об опасности».
Здравствуйте, Вера Павловна, вот и мы.
Здравствуйте, молодые люди, печально приветствовала «гоблинов» Анкудинова и молча продемонстрировала разрезанную по днищу сумку. Видите, что творится? Среди бела дня. В самом центре города. Кошмар, правда?
Да, это он, сухо подтвердил Джамалов. Что ж вы, Вера Павловна, казенное имущество в кошельке таскаете?
Та в ответ принялась жалобно оправдываться:
Я я наоборот, думала, что самое надежное место. Я ведь в своей жизни, верите, нет, еще ни разу, ни одного кошелечка не потеряла. Правду люди говорят: и на старуху бывает проруха. Бог-то с ними, с деньгами, там рублей восемьсот было, не больше. А вот с брелочком с вашим Подвела я вас, ох, подвела.
Ильдар, вы тут с Верой Павловной посидите минуточку. А я сейчас попробую дозвониться до одного человека.
Ольга отошла в сторону и, порывшись в мобильной записной книжке, набрала искомый номер. Который в своей еще такой совсем недавней другой жизни порою набирала по службе по нескольку раз на дню
Степан? Привет! Узнал?
Олька, ты? Какими судьбами, красавица? ворвался в эфир радостно-возбужденный голос бывшего коллеги Прилепиной по службе в «карманном» отделе.
Да вот, возникла необходимость.
А просто так, без необходимости, что, старым друзьям уже не позвонить?
Да ладно тебе, Стёпка, ты же знаешь как я тебя люблю. Ну что, как там у вас дела? Как служба?
Это не служба это наказание божие за грехи наши. Так что, ты очень правильно сделала, что перевелась.
Всё так плохо?
Помнишь присказку Золотова? «Подъем! сказал котенок, когда его понесли топить». Так вот, у нас теперь команда «Подъем» звучит по нескольку раз на дню. Ладно, подробности при личной встрече. Что там у тебя за необходимость?
Ты не в курсе, кто из наших тихарей сегодня на Невском трудился?
Так я и трудился. Час назад как вернулся.
О, это я удачно набрала! Слушай, ты в «Гостинку» заглядывал?
Заскакивал. Но сегодня так, больше для порядку.
Из «мойщиков» кого видел?
Бабу Дусю видел. Эсмеральду. Ну и Шмага со своими там терся. Куды без него?
Шмага? Его что, до сих пор не посадили?
Как же, посадишь его. Практически живой памятник. Карманной тяге.
Спасибо, Стёпа, поняла.
А у тебя там что, обули кого?
Ага.
Ну, тогда точно нужно Шмагу трясти. Хочешь, могу подскочить-помочь?
Не стоит, сама справлюсь. Всё, целую тебя. Всем нашим большой привет.
Ольга убрала телефон и, вернувшись к своим, уточнила у Анкудиновой:
Вера Павловна, вы сейчас не очень спешите?
Отспешилась уже, тяжело вздохнула та. У меня ведь даже на проезд денег не осталось. Всё до копеечки утащили, паразиты. Вот сижу жду, когда дочка за мной приедет.
Тогда никуда с этой скамеечки не уходите и обязательно дождитесь нас. Хорошо?
Хорошо.
Прилепина кивнула Ильдару: дескать, пошли, есть идея.
И они направились в некогда самый крупный и известный петербургско-петроградско-ленинградско-петербургский магазин. Который в наши дни ощутимо потерял в статусе и теперь является всего лишь одним из. Из многочисленных и простому смертному ценонедоступных городских мегабутиков
Шмагу отыскали в открытой летней кафешке, стихийно развернутой в том месте, где знаменитая «галера» под углом в девяносто градусов резко сворачивает с Садовой на Невскую линию. В гордом одиночестве он сидел за самым козырным столиком с видом на здание Думы и, покуривая, потягивал кофеек. Не такой как у прочих, не-ВИП посетителей (растворимый, из банки), а натуральный, заварной.
То был мрачный, шкафоподобный тип в дорогом стильном костюме с большим количеством перстней на пальцах обеих рук. Но не на цацки, а именно на сами пальцы в первую очередь обратил внимание Джамалов. Были они длинные, ухоженные как у женщины и резко диссонировали с остальными, словно бы грубо вытесанными, частями тела.
«Наверное, все профессиональные карманники столь трепетно относятся к своим рукам. Всё равно как хирурги к своему инструменту», подумал Ильдар. Но тут же вспомнил слова Прилепиной о том, что в подавляющем большинстве случаев «щипачи» берут отнюдь не ловкостью, а исключительной наглостью и совершеннейшим знанием психологии обывателя.
Ба, какие люди! расплылся в приторной улыбке Шмага. Иоланта Николаевна! Вот уж сюрприз так сюрприз! А слухи ходили, что вы нас покинули. Чуть ли не в ФСБ перевелись.
Ну что вы, Владимир! Разве я могу вас покинуть? изобразила на лице неменьшую радость от встречи Ольга.
Присаживайтесь. Кофейку? Зиночка, еще кофе принеси!
Два кофе, поправила Прилепина, садясь напротив. Знакомьтесь, это мой коллега. Его зовут Ильдар.
Шмага настороженно покосился на незнакомца и с легкой неприятцей в голосе буркнул:
Очень приятно. Зина, ту кофе!
Я вас покину ненадолго. Отойду, позвоню Кольке. Узнаю, что там у нас с сигналом, шепнул на ухо Ольге Джамалов.
Да-да, конечно, одними губами показала та. После чего обернулась к Шмаге, снова наградив карманника искусственно-лучезарной улыбкой. Потому как кашу маслом не испортишь.
Как жизнь, Володя?
Э-эх, Иоланта Николаевна! Да разве это жизнь? Так, жалкое подобие.
Ну, не знаю, не знаю. Выглядите очень неплохо.
Вы мне льстите. На самом деле я полная развалина. Как в том анекдоте, знаете? Барменша Зиночка оперативно поставила перед ними две чашки дымящегося эспрессо и молча удалилась. Так вот, объявление на заборе: «Пропала собака. Особые приметы: один глаз, хромает на одну лапу, одно ухо надкушено, другого нет, на морде шрамы. Отзывается на кличку Счастливчик».
Смешно, вежливо улыбнулась Ольга, скосив глаза в сторону говорящего по телефону Джамалова. Тот в ответ показал ей взглядом: дескать, сигнал с КТС по-прежнему устойчив и по-прежнему где-то рядом. Володя! попросила она, поднимаясь. Можно вас на минуточку?
Всегда пожалуйста, кивнул Шмага, вставая следом.
Они подошли к тому месту, где, нетерпеливо переминаясь, ждал Ильдар, и Прилепина указала рукой на фигурку сидящей на гранитной скамеечке потерпевшей гражданки Анкудиновой.
Володя, видите вон ту женщину?
Допустим.
Полтора часа назад здесь, в универмаге, у нее порезали сумку и вытащили кошелек.
Неужели? Ай-ай-ай, какое горе! закатил глаза Шмага. И много денег?
Восемьсот рублей.
Серьезная сумма. Как же она решилась такие деньжищи при себе носить?
Помимо денег в кошельке лежала одна вещь. Человек, который подмахнул кошелек, судя по всему, не разобрался в ее предназначении. Однако вещь эту не скинул и в данный момент держит при себе.
А вещь эта, часом, не блестящая? вроде бы серьезно уточнил Шмага.
Металлическая, серебристого цвета, подтвердила Прилепина.
Так это, наверное, сорока!
Кто такой «Сорока»? удивилась Ольга. Что-то я не припомню такого погоняла?
Шмага расхохотался:
Фу-у, Иоланта Николаевна! Ну что за жаргон? Сорока это птичка такая. Она вечно хватает всё блестящее и тащит к себе в гнездо. Разве вам мама в детстве «Юный натуралист» не выписывала?
Не вынесший столь откровенного глумления «вспыльчивый горец» Джамалов молниеносно закипел и схватил Шмагу за лацкан хьюго-боссовского пиджака:
Слушай, ты! С тобой по-хорошему говорят. А ты, похоже, только по-плохому привык?
Руки убери! Я сказал, руки убери! прорычал Шмага, недобро напрягшись.
Иначе что? с вызовом поинтересовался Ильдар.
Ты, чурка, никак конфликта ищешь?
Мужчины, набычившись, в упор глядели друг на друга, обмениваясь враждебными взглядами. Не желающий уступать Джамалов продолжал сминать в своем кулаке твидовую ткань одеяния соперника. В следующий момент из-за колонн неслышно выпрыгнули двое бесцветных крепких парней. В мгновение ока они очутились за спиной Ильдара, и вспыхнувшая буквально на ровном месте конфликтная ситуация приняла совсем уже скверный оборот.
Так, спокойно, мальчики! Брек! вклинилась меж ними Ольга. Ильдар, отпусти человека!
Нет, ты кого чуркой назвал, а?! не унимался оперативник.
Ильдар! настойчиво повторила Ольга. Пойди, сядь, пожалуйста. Там твой кофе остывает. Джамалов, наступая на горло собственной гордости, опустил руку и нехотя поплелся к столику. Извините, Владимир. Просто мой коллега немного вспыльчив.
Я это заметил, с ленцой в голосе сказал Шмага. Сделав вид, что потерял интерес к конфликту, он кивнул своим, дабы те исчезли. Ладно, вернемся к нашему разговору. Как я понимаю, пропавшая вещица серебристого цвета лично вам, Иоланта Николаевна, дорога как память?
Вы правильно поняли, Володя. Этот брелок мне очень нужен.
Ну хорошо. Только ради ваших красивых глаз, помедлив, ответил тот. Попробую что-то узнать. Шмага, подорвавшись, нагнал уходящих парней, о чем-то пошептался и, получив в ответ утвердительный кивок, вернулся к Ольге. Придется немного подождать. Минут пять, не больше.
Не вопрос.
Вот и славно. Ну, про мою жизнь вы спросили. А у вас как дела, разлюбезная Иоланта Николаевна?
Да как вам сказать, Володя? Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые.
Так вы действительно ушли из «карманного»? Ладно, не хотите отвечать, не надо. Тогда, может быть, еще один анекдот? И тоже за жизнь? Короче Идет мужик по лесу. Видит в дереве дупло, здоровое такое. Подошел он к дереву, пихнул руку в дупло. Высовывает нет руки! Он, естественно, охренел. Сунул другую руку, вытаскивает тоже нет! Тогда он башку в дупло сует и кричит: «Эй! Вам там что, блядь, делать всем не хуй!» К слову, Иоланта Николаевна, искренне советую рассказать этот анекдот вашему джигиту. Дабы он норов свой, чуркестанский, в узде держал. И не сувался в каждое встреченное малознакомое дупло.