Чудовище - Михаил Соколов


Соколов МихаилЧудовище

Соколов Михаил

ЧУДОВИЩЕ

ЧАСТЬ 1

ПРИБЫТИЕ

ГЛАВА 1

НОВЫЙ СОТРУДНИК СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ

На пристани меня ждали. Сине-розовый катер, импортно-округлый и словно бы облитый фарфоровой глазурью, тихонько ворчал водометным движком, ожидая момента, когда люди позволят ему сорваться с места и лихо пролететь над поверхностью воды... Однако я сразу высмотрел несколько весельных лодок, узнал, какая принадлежит хозяину, и потребовал её. Решительно пресек препирательство со смотрителем, ещё раз сверил по собственной карте местонахождение усадьбы Курагиных, отвязался, сел в лодку и с наслаждением сделал первый гребок.

Собственно, почему это я должен поддаваться плохому настроению, когда кругом такая благодать: подводный мир, покрытый ряской, упавшими листьями и желтыми кувшинками, вместе с роящимися в глубине холодными пружинками рыб уходит за корму, там и сям на глади водохранилища застыли лодки с рыбаками, и уже я сам достаю свой портативный японский спиннинг-телескоп, отпускаю метров на двадцать блесну и вновь гребу, ожидая (и надеясь!) в любой миг ощутить ступней, прижавшей ручку удилища к борту, резкие судороги пойманной рыбы.

Я прибыл в этот городок (на мой взгляд, скорее поселок) два часа назад и первым делом, сверяясь с адресом, нашел офис, где мне надлежало отметиться, прежде чем явиться пред светлые очи моего нового хозяина, коего я ещё лично не видел, но облик представлял по частым фотографиям в газетах.

Офис располагался в приятном двухэтажном домике, изначально деревянном, но недавно обшитом финским пластиком "под кирпич". Я припарковал свой "жигуль" на стоянке недалеко от крыльца, запер его, подошел к двери и, игнорируя жужжащую телекамеру, бесцеремонно обозревавшую меня сверху донизу, нажал кнопку наружного домофона.

- Вы к кому? - полюбопытствовали изнутри.

- Мне нужен Арбатов. Я новый сотрудник службы безопасности. Дверь, щелкнув, немедленно впустила меня. Вышедшая навстречу подтянутая красотка увлекла меня за своей танцующей попкой куда-то по лестнице вниз, подвела к тяжелой коричневой двери, постучала карандашиком, прочирикала что-то и быстро исчезла. Мне уже открывал высокий жирный кабан с сигаретой в углу рта, красный и потный, словно только что вырвался из бани или бордельного номера.

- Фролов? - спросил он и тут же продолжил, помахивая грязной

ладонью: - Я не здороваюсь, руки в дерьме, а ты заходи, можешь

подключаться.

Я вошел.

Большая комната без каких бы то ни было окон освещалась одной настольной лампой, в данный момент светившей в лицо сидящему на стуле Синице, то есть Валере Синицыну, если точнее. Я узнал его сразу, хотя не видел уже год, как раз с момента его увольнения из органов, - я имею в виду МВД, РУОП - региональное управление по борьбе с организованной преступностью, где я смог продержаться на год дольше.

С Синицей я никогда особенно не был близок. Он юрко сновал где-то между всеми, часто, признаться, раздражая ушлостью и умением выискивать выгодные дела. А уволился, помнится, в частную фирму, нам казалось, на условиях сказочных, а теперь я сам пребываю в сходном положении и вижу перед собой, надо понимать, реальный результат новой карьеры своего бывшего коллеги. И, возможно, моей тоже.

- Зови меня Аркадием, - между тем сообщил потный вышибала, радушно

впустивший меня в экзекуторскую.

- Знакомьтесь, - продолжал он, кивая на двух других парней, лениво

полулежавших в креслах у стены, - Серега и Павел.

Оба кивком подтвердили свои имена и продолжали каждый свое занятие: один чистил ногти складным ножом, другой рассматривал потолок. Аркадий повернулся к Синицыну и добродушно хмыкнул:

- Ну что мне с тобой делать? Признавайся, - предложил он. - И нам

работы меньше.

Он наклонился к лицу Валеры, которое и лицом можно было назвать с трудом, так славно поработали над ним: перебитый нос, осколки перепачканных кровью зубов, косой, смирившийся с пытками взгляд, сейчас видящий что-то свое, конечно, из нетронутого прошлого.

Аркадий поскользнулся на слизи и крови, размазанной по линолеуму и, чтобы не упасть, схватился за спинку стула. Большой, торжествующий зад его, туго обтянутый мягкой шерстью брюк, выставился так удобно, что у меня застучало где-то в левом виске от неистового желания дать ему пинка!..

Мне не нравился Аркадий. Мне не нравились его подручные у стены. Мне не нравился этот офис. Но больше всего мне не нравилась моя роль в этом едва начавшемся спектакле. Роль, которую я добровольно согласился играть.

Аркадий вдруг быстро дернулся, послышался чавкающий, приправленный хрустом звук, и Синица вместе со стулом шмякнулся об пол, сухо треснувшись затылком.

Аркадий рассматривал колено.

- Паскуда! Штаны кровью испачкал, - посетовал он.

- В холодной воде замочишь, и все будет тип-топ. - Названный Павлом парень сумел опустить сросшийся было с потолком взгляд.

- Без тебя знаю, не впервой, - огрызнулся Аркадий.

- А мне говорили, что с новыми стиральными порошками можно и в горячей воде, - возразил Сергей, любуясь вычищенными ногтями на вытянутой для лучшего обозрения левой руке.

- Будто я сам буду стирать, - сказал Аркадий и ударил ногой в ухо слабо шевелящегося на полу Валеру.

Я вдруг ясно понял, что надежды на новую работу, новую благополучную жизнь оказались фикцией. "Ничего у меня не выйдет", - холодно подумал я. Пессимизм то и дело ахлестывал душу с того момента, как мне предложили написать заявление об уходе по собственному желанию, а ещё раньше - когда ребята оттащили меня от начальника нашего отдела полковника Мухоморова, которому я разбил нос и ещё кое-что!.. Я, конечно, не жалел, почти не жалел, да и отделался легко, в конце концов дело не завели, замяли дело, даже вот порекомендовали на работу с баснословной зарплатой в пять кусков "зеленых" в месяц... И теперь все срывается!..

Как же я ненавижу всех этих Аркадиев, всех этих потных, липких, жирных ублюдков, pаспухших от сала, накачанных мышц и долларов, оторыми с ними щедро делится пришедшая к власти старая-новая мразь!

Разумеется, я понимал, почему передо мной с ходу устроили "показательные выступления". На всякий случай меня хотели предупредить, показать, что может произойти и со мной, если я не смогу угодить своим новым хозяевам. Вот пример, мол, посмотри и заранее знай свое место.

Я постучал пальцем по плечу Аркадия. Он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

- Ну-ка, парень, подними, - я кивнул на Валеру Синицына, - и приведи его в порядок.

На розовом гладком лице Аркадия уже проявилось - ещё не доверчивое, ещё неверящее в удачу - торжество. Как мне все было понятно! Его импровизированный трюк по проверке нового работника на вшивость великолепно удался.

Я медленно подвигал челюстями, набирая побольше слюны, и сплюнул на пол, стараясь попасть на его туфли.

- Ах ты, легашок! - ласково пропел Аркадий и радостно оглянулся на своих мужичков, немедленно забывших о своих прежних занятиях и на всякий случай подобравших под кресла ноги. Готовились вскочить, что ли?

- За это можешь получить, - особенно не конкретизируя, за что именно, сказал я. - Выполняй что приказано! И если с его головы упадет ещё хоть волос, лично ты ещё сможешь радоваться, когда будешь в таком виде, как он сейчас.

На успех своих слов я не рассчитывал, и, судя по застывшим лицам Сергея и Павла, так разговаривать с Аркадием ещё не осмеливался никто значит, был он неучен и подл. Да и знаю я этот тип, добрый лишь к собственным рабам, а также любовницам и любовникам - словом, к тем, кого он безусловно подмял. Всех остальных приходилось избивать, как вот

Валеру, дабы никто не догадался, что внутри бесстрашной туши помещается заячье, с детства не тренированное сердце.

А у меня оно тренированное. И потому не заячье.

Аркадий засопел, потянулся ко мне левой рукой, а правую будто случайно уже отводил назад. И чувствовалось, как разгорается с нестерпимым чувством предвкушения его радость: сейчас ввинтит оба горба набитого тренировками кулака в ненавистную рожу!..

Мою, конечно.

Когда я пригнулся, макушку мне обдал ветерок, а туша моего противника уже провалилась вслед молниеносному (хоть и пустому!) удару. Я коротко воткнул оба своих кулака ему в ребра и печень, а когда он упал, решил соблюсти формальную справедливость и стукнул (как и он незадолго до того Валеру) ботинком по челюсти, с удовольствием чувствуя, как крошатся его зубы.

- Сидеть! - рявкнул я на начавших шевелиться Сергея и Павла и, распахнув полу куртки, продемонстрировал пистолет в кобуре.

Они поняли. Да и вид ритмично стонущего Аркадия помог им прочистить мозги.

- А ну-ка соедините меня с Курагиным, - приказал я, и, поколебавшись, к телефону подошел Сергей.

Он все так же нерешительно смотрел на меня, и когда тыкал пальцем в кнопки телефона, и когда просил кого-то подозвать шефа.

- Михаил Семенович! Это Сергей Елисеев говорит. Тут к нам прибыл Фролов... - Он слушал то, что ему стала сообщать трубка, а потом попытался вставить свое:

- Да, конечно, но понимаете... Он здесь и слишком настаивает, чтобы поговорить с вами, даже очень слишком. Аркадий не в состоянии... Да, все из-за этого.

Послушав ещё немного, он протянул трубку мне. Чувствовалось, что в этот момент даже учиненный мною беспорядок не так заботил его, как всплывшее в трубке недоразумение... Что тут скажешь, босс!

Я взял трубку.

- Иван Сергеевич? - услышал я глуховатый властный голос и помимо воли немедленно вытянулся по стойке "смирно". Я попытался расслабиться, ещё не зная, стоит ли бороться с благоприобретенными формальными рефлексами, такими естественными на государственной службе. Мне вообще все здесь ещё было непонятно. И как вести себя, я ещё не знал, а это тоже оскорбляло.

- Да, - сказал я.

- Благополучно добрались? - спросил он и, не пытаясь дождаться ответа, продолжил:

- На пристани вас ждет катер. На машине ехать не стоит, крюк километров в тридцать. Напрямик, по воде - пять-шесть километров, и вы на месте. Передайте Аркадию...

- Я бы хотел, чтобы вы распорядились отпустить Синицына, - решительно прервал я его и немедленно почувствовал, как из позиции "смирно" встал в положение "вольно". Все равно из моей новой службы ничего не выйдет, так что хоть и в рамках, но пойду ва-банк.

Телефон молчал несколько секунд.

- Передайте, пожалуйста, трубку Арбатову, - наконец произнес Курагин.

Я с легким злорадством пояснил, что это невозможно.

- Видите ли, в настоящий момент он не в состоянии разговаривать. Переволновался от встречи со мной.

Курагин ещё немного помолчал.

- Хорошо. Я вас жду. - И положил трубку.

Я тоже положил трубку и обвел взглядом помещение. Аркадий все ещё возился на скользком полу рядом с отключившимся Синицыным. В воздухе стоял кислый запах крови и блевотины. Валеру, видимо, обрабатывали основательно и давно: он много раз побывал на полу. Сергей и Павел с сомнением смотрели на меня. Я властно приказал:

- Синицына привести в порядок, и чтоб сегодня же доставили к Курагину. Здесь тоже все убрать, развели, понимаешь, гестапо!

- Всё, свободны! - добавил я, чтобы доставить себе удовольствие.

Я повернулся и вышел, уже не видя, как мои собственные сложности со стойками "смирно-вольно" перешли к ним.

Куколка, встретившая меня у входа, сидела в открытой светлой каморке и изучала монитор компьютера.

- Уже закончили? - спросила она, личиком и грудками нацелившись точнехонько в меня.

- Да, радость моя, пора, шеф ждет не дождется.

Девица похлопала ресницами, внимательно всматриваясь в меня, и может быть, моя возможная близость к боссу повлияла - осветилась улыбкой.

- Вас ждет Курагин?

- Да, милочка, ждет с нетерпением.

- Вы на машине или озером?

- Наверное, озером.

- А вам объяснили, как добраться до водной станции?

- Нет, но я надеюсь, вы меня проводите.

- Конечно, только скажу Аркадию.

- Что бы вы ему сейчас ни говорили, он все равно не услышит, милочка.

- Ах нет! Я всегда...

- Аркадий плохо себя чувствует, - мягко сказал я.

- Как это? Что с ним?

- Ничего особенного. Просто из него слегка вышибли дух.

Я взял её под руки, помог подняться и вежливо, но решительно повлек к выходу.

- К тому же мой рабочий день уже кончился, а я даже на обед не ходила, - вдруг сообщила она, словно бы оправдываясь передо мной.

Я немедленно использовал её слова в качестве повода пригласить в ближайшее кафе, куда мы и зашли. Ее звали Лена, Елена Соловьева, ей было двадцать лет, и она не слишком жаловала Аркадия. После двух коктейлей она со смешком поведала мне о том, о чем я и так догадывался: Аркадий был и вел себя совершеннейшим козлом, постоянно

норовя залезть ей под юбку, а она не такая. Если бы не сносная зарплата, она тут же ушла бы, а так приходится терпеть его слюни. Кроме того, по её мнению, тот, кто имел глупость избить Арбатова, не жилец на этом свете.

- У нас тут по ночам темно, а пуля может вылететь из любого куста. Жуткое дело! - проговорила она, суеверно стуча по пластиковой ножке стола.

- Бог не выдаст, свинья не съест, - оптимистично заявил я и добавил: Кто знает, может, я его сам завтра уволю. Как к нему относится хозяин?

Она не поняла моего вопроса, а скорее всего, отношений между Курагиным и Аркадием особых и не было. Какие могут быть отношения между хозяином и наемником, не особенно приближенным к тому же?

- Но что тут вообще происходит? - спросил я, наконец спохватившись.

- А зачем это вам? Вы-то что здесь потеряли?

- Во-первых, мне здесь начинает нравиться, - я сказал это так, чтобы она безусловно поняла, кто мне здесь конкретно нравится. - А во-вторых, я же сказал, что буду, наверное, здесь работать. Курагин пригласил меня возглавить службу его личной безопасности. Так что я интересуюсь уже, так сказать, по долгу.

- А-а-а! - протянула она. - А я-то!.. Меня, значит, используют.

- Кто? - не понял я.

- Да вы. Я было подумала, что понравилась вам. Такой симпатичный мужчина, только увидел и сразу стал ухаживать. А вы просто пользуетесь служебным положением.

- Крошка!..

- Молчу, молчу, - игриво усмехнулась она и отпила уже из третьего коктейльного стакана. Спиртное подействовало: настроение у неё было приподнятое и легкомысленное. - Вы что, не знаете? Разве вы не из-за этого приехали?

- Из-за чего этого?

- Как же!.. Вчера пропала невестка Курагина, жена Григория.

- Подожди. Невестка?.. Раз невестка, то Григорий - сын Курагина?

- Это уж точно, родная кровь.

- А откуда столько иронии?

- Вот познакомитесь с ними со всеми, поймете.

- Ну хорошо, - продолжил я, - а при чем тут Валера Синицын?

- Вы что, его раньше знали?

- Общались по работе. Он, правда, больше прессой занимался, коммуникабельный такой от природы.

- Вот за это его и повязали. Словно больше некого подозревать.

- Да, - подумав, вздохнул я. - Гадюшник здесь у вас.

- Самый настоящий, - с жаром подхватила Лена. - Одна Иришка стоящий человек, да и та пропала. Ой! - спохватилась она. - Вы меня не выдадите? А то меня вмиг прогонят. Где я ещё смогу столько подзаработать? Да и у нас тут скука, хоть пропадай. Жаль, что я не могу с вами поехать, мне ещё к подруге заскочить надо. Я ведь рядом с усадьбой Курагиных живу. Будем соседями.

- Тогда я тебя, лапочка, найду.

- Я сама вас найду, - усмехнулась она и добавила: - Так вы меня не выдадите на счет семейства хозяина?

- Буду нем как рыба, - заверил я её и откланялся, предварительно узнав путь наводную станцию. На часах было семнадцать сорок пять, а мне ещё предстоял крутой разговор с Курагиным.

ГЛАВА 2

ИЗ КРЕПОСТНЫХ ИЛИ ВОЛЬНЫЙ?

Я почувствовал ногой резкое дерганье лески, но оказалось, что это ложная тревога: я слишком близко подвел лодку к прибрежному тростнику, и блесна раз-другой ударилась о подводные стебли.

Было тихо. Лодка с сухим шорохом резала гладкую, словно пузырем выгнутую к небу водную гладь, мышцы втянулись в работу, по небу, согласно вечернему ранжиру, строились облака: те, что побелее и побледнее, плавали в вышине, а те, что гуще и насыщеннее цветом, сползали на закат и прессовались сине-бордовыми слоями над темными зубцами верхушек далекого леса.

Тут леску и рвануло; я судорожно прижал спиннинг ногой, бросил весла, забыл обо всем, потерял зрение и только где-то на краю сознания трещало катушка сопротивлялась сходу лески.

Рыба тяжело дергала, я то отпускал длину лески, то подтягивал рыбу ближе и с пересохшим от волнения ртом прикидывал: никак не меньше семи килограммов, и суеверно отмахивался - лишь бы не сорвалась, взвесим потом.

В какой-то момент, отчаявшись порвать леску, рыба - это, конечно, была щука - свечой взвилась в небо, застыла метрах в двух от маслянистой водной глади и затрясла головой, надеясь вместе с брызгами избавиться от злой наживки.

Не удалось. Я подтянул наконец рыбу к борту - бревно бревном! - сунул пальцы в острые жабры и, радуясь порезам, потому что теперь из-за острых шипов руки не упустят добычу, втянул сильное хлесткое тело в лодку.

Да, никак не меньше пяти-шести килограммов.

Я полюбовался добычей, отстраненно перекатывая где-то на периферии сознания камешки некогда взрослыми людьми внушенных мыслей: ненужный улов надо отпускать, - но генетическая охотничья жадность восторжествовала, и я просто решил больше не ловить.

Ну все, отвлекаться дальше не имело смысла. Я свернул и убрал в чехол спиннинг и вновь сел за весла. Судя по карте, вон за тем островом я смогу увидеть дом Курагина.

Но тут с шумом и гулом из-за острова вылетел зеленый сторожевой катер. То, что сторожевой, мог бы и дурак догадаться, увидев турели спаренных пулеметов на верху рубки и небольшую ракетную установку на носу.

Катер, усиленно завывая дизелем, лихо подскочил к моей лодке, поднял волну, едва не перехлестнувшую через борт, и кто-то из команды уже рявкал в мегафон:

- Приказываю остановиться! Суши весла!

Удивленный такой милой встречей, я повиновался. Катер остановился возле моей лодки, но мотор, конечно, не заглушили. Матрос или кто-то там из команды схватился за протянутое мною весло, а вышедший офицер (с золотом горевшей кокардой на фуражке, но точно в таком же камуфляжном комбинезоне, что и матрос) потребовал у меня документы.

Недоумевая, я протянул свое так и не сданное удостоверение офицера СОБРа, чем вызвал к себе ещё большее недоверие.

- Здесь запретная зона. Прошу повернуть назад! - заявил золотококардник.

И тут я догадался сообщить, что плыву по приглашению Курагина Михаила Семеновича. Мое сообщение было встречено откровенно недоверчиво. Меня ещё раз смерили взглядом, поколебались, подумали, и мужик, молотящий под пограничника, ушел к себе в каюту рубки. Через пару минут молчаливого ожидания (матрос отчужденно держался за весло и разглядывал мою щуку) на солнце вновь сверкнуло золотом, мне вернули

удостоверение и пожелали счастливого пути.

Я поблагодарил и поплыл за остров. Зеленый лесной беспорядок вдруг упорядочился, мелькнула и прочно у самой воды установилась черная, чугунная на вид ограда, сквозь которую в самую воду тянулись длинные ветви быстрорастущих ив.

В небольшой бухточке рядом с желтым клочком песчаного пляжа на твердых толстых бревнах стоял причал, и, пришвартованный к нему, дремал двойной (в настоящий и отраженный в воде) катер советской, прочной конструкции и две аналогичные моей пластмассовые прибалтийского отлива лодки.

Прежде чем идти заводить, возможно быстротечное, знакомство, я решил ещё раз провести рекогносцировку владений Курагина, ибо помнил свое плебейское удивление, когда мне перечислили составные элементы "участка" хозяина: трехэтажный особняк классического стиля с колоннами по фронтону, где количество помещений примерно одинаково делилось между правым, левым крылом и средней частью - по пятьдесят

комнат, кажется. Все это великолепие было сооружено на вершине холма, полого спускающегося к пристани, а за домом вроде бы беспорядочно, но на самом деле, конечно, с не улавливаемой ещё мною закономерностью располагались конюшня с десятком верховых лошадей, гараж с втрое большим поселением машин, скотный двор, амбар, а на северной околице плана несколько домов с кратким пояснением "деревня".

Все это чудное многообразие форм и содержаний было объединено Михаилом Семеновичем Курагиным, банкиром, одним из богатейших людей страны, и располагалось на участке в сто пятьдесят гектаров, заботливо обнесенном только что виденной мною железной, оградой, дабы служить (как мелкая россыпь остреньких изумрудов дополняет сияющее великолепие бриллианта в перстне) достойным обрамлением выдающемуся человеку.

"Конечно, не уживусь", - весело подумал я, отлично представив себя овеянного славой славянина в позе почтительного приветствия.

Я расхохотался на всю бухту, вспугнув шумно взлетевшую невдалеке пару уток, причем одна оказалась селезнем, возглавившим бегство.

Я вспомнил, как, служа в армии, был однажды заброшен приказом в гарнизонный клуб, где хозяйничал озверевший от лесной глухомани лейтенант, заместитель командира бригады по культурной части. Служба этого лейтенанта, тянувщаяся в тоскливом ожидании хоть каких-нибудь перемен к лучшему, была так скучна, что заполнять её приходилось собственными импровизациями. Каждое утро в накинутой на плечи на манер бурки шинели, лейтенант величественно являл себя народу, не глядя, сбрасывал с плеч шинель на услужливые руки и рявкал: "Здорово, орлы!" Шеренга орлов из его собственного подразделения нестройно отвечала, величая лейтенанта полковником, и сонно поворачивалась, уже нагибаясь, чтобы подставить лоснящиеся зады. Все пять-шесть орлов получали несильный пинок командирского сапога, и на этом ритуал субординационного приветствия заканчивался. Все ещё почесываясь от ночных пролежней и привычно не замечая барской причуды, рядовые шли кипятить чайник и осторожно намекали такому же молодому, как и сами, командиру, что неплохо, мол, сбегать в сельпо на предмет опохмелиться.

И я вновь рассмеялся, вспомнив, как забавляла меня тогда эта сцена и как охотно позировали все, когда я решил однажды запечатлеть утреннее действо на пленку, и только летеха попросил меня не фотографировать лицо. Неужто и здесь, у Курагина, через время и годы, естественным образом трансформировавшись, требуются подобные чудачества? Если иметь в виду пограничный катер, то ничего исключать нельзя.

Выстроившиеся зелено-серые зады рядовых медленно растаяли в памяти, и вместо них возникли передо мной ряды колышков на причале, к одному из которых я и привязал лодку. Взяв рыбу и сумку, по извилистой, покрытой гравием дороге я стал подниматься к вершине холма.

Уже здесь чувствовались руки садовников. Трава была ровно подстрижена, дикая поросль безжалостно выпалывалась, дерева стояли там, где эстетика и хозяйская воля позволяли им находиться. Проходя мимо большого сарая недалеко от пристани, я услышал голоса внутри, но так никого и не увидел.

Охрана если и была, то научилась надежно прятаться.

Когда я поднялся наконец на прибрежный холм, передо мной возник большой скрытый со стороны воды парк, в самом центре которого располагался огромный краснокирпичный трехэтажный дом.

Зеленая черепичная крыша, трубы, в сей момент не дымящие, ажурное черное литье решеток на окнах, гигантские дубовые двери - от всего этого пахнуло древним ароматом беспомощной роскоши. Именно ароматом, потому что ни в доме, ни в окружающих его аллеях, дальних строениях (конюшни? гаражи?) - во всем комплексе усадьбы не чувствовалось обычной в наше время прямой и крикливой безвкусицы, а только страстное желание через внешнее суметь возвысить и себя.

Чушь собачья! Я выбросил из головы ненужную философию, навеянную, видимо, тяжестью только что пойманной щуки, и ещё раз осмотрелся.

Слишком много деревьев, слишком много беседок, причудливо подстриженных кустов, каких-то фонтанов, ручьев, карликовых мостков. Люди были и в достаточно большом количестве, сновали туда-сюда бесцельно, на мой сторонний взгляд. Собак я не увидел и тут же подумал, что при таком размахе жизни и таком многолюдстве охранные

собаки бесполезны.

Рядом, на самой высокой точке этого холма располагался небольшой домик. Обзор отсюда был хорош, и я сразу предположил, что здесь находится пункт охраны. Я заглянул в окно, заметил сквозь пыльное стекло сумрачное движение и только тогда шагнул в открытую дверь. Комната, застеленная одеялом кровать, диван у другой стены, стол с

электрочайником "Тефаль", тарелки с остатками еды, включенный телевизор с бесконечно поющим Кобзоном...

Трое парней в камуфляже молча воззрились на меня. Вероятно, это и был пост охраны, иначе зачем им было здесь торчать. Но я не заметил никакого сигнального устройства, кроме телефонов, выглядывающих из их нагрудных карманов. Значит, связь с домом

осуще твляется по сотовому и радиотелефонам.

Я осматривался так тщательно не столько по привычке, сколько потому, что не мог предсказать результата предстоящей беседы с Курагиным. К тому же мне ещё не было отказано от места.

Мужики, в свою очередь, осматривали меня. Но вопрос одного из них, наконец прозвучавший, меня, признаюсь, удивил:

- Ты из крепостных или вольный?

Во всяком случае, договор с Курагиным ещё не подписан. Значит, по всем признакам - вольный.

- Чего молчишь? Язык проглотил?

- Да нет, не проглотил.

- И то хорошо. Кто такой? Как звать?

- Звать? Владимир Потанин. Хозяин вот свежей рыбки захотел.

Мой ответ их удовлетворил.

- Ладно, иди, а то к ужину не успеют приготовить.

Выйдя из домика и уже сделав несколько шагов по дорожке, ведущей к особняку, я вдруг отчетливо почувствовал на себе чей-то взгляд. Не из дома и не сзади... откуда-то сбоку... Всем хребтом я ощутил волнующий холодок.

Я повернулся. В нескольких сотнях метров, в стороне, на голой вершине холма чернела пустая недостроенная церковь. Красные солнечные лучи, пробившие брешь в плотных слоях облаков, просвечивали верхний незащищенный остов, но купол уже оделся желтой медью, и висел между толстых балок большой колокол. Я нерешительно сделал шаг в ту сторону, но вдруг почувствовал, что сторонний взгляд пропал.

Я ещё немного постоял, всматриваясь в церковь, но ощущение слежки, знакомое мне ещё с Чечни, не повторилось. Тогда я возобновил свое движение к дому.

Перед главным входом в особняк был асфальтированный подъезд для автомашин. Отсюда же асфальтовая дорога шла через весь участок и вливалась, вероятно, в ту, которая и делала пресловутый тридцатикилометровый зигзаг от города.

Мне навстречу попадались люди, они равнодушно оглядывали меня и с любопытством - мою рыбу. Когда я подошел к дому, из-за угла вынырнул парень примерно моих лет, может, немного моложе. Одет он был, как одеваются в Москве представители среднего класса: темные брюки, белая рубашка, пестрый галстук. Он подозрительно оглядел меня,

заметил щуку, з интересованно взвесил её взглядом, но тут же вернулся к

моему лицу.

- Вы кто?

Владимир Гусинский - вновь почему-то выбрал я имя банкира. Наверное, из-за их близости к Курагину.

- Вот щуку для Михал Семеныча несу, - сказал я, для пущей убедительности потрясая рукой.

- А-а-а! - протянул парень. - К Марье Ивановне. - Все его подозрения враз испарились. Он указал широким жестом куда-то за свою спину. Проходите сюда. Дверь а кухню с той стороны.

Я пошел, куда было указано, и действительно вскоре углядел крыльцо и дверь. Дверь была не заперта, а лишь слегка приоткрыта. Я надавил кнопку звонка и стал ждать.

По дорожке за моей спиной прошли два паренька, на вид лет по шестнадцати, и тот, что улыбался круглым лицом, посоветовал не ждать, а убегать вместе со щукой. Я не последовал его провокационному совету, и через пару секунд полная полированная от спелости матрона лет пятидесяти широко распахнула дверь и мило улыбнулась.

- Щука для господина Курагина! - с чувством продекламировал я.

- Проходите, проходите, пожалуйста, - сказала женщина. - Что-то я вас раньше не видела. Давайте вашу щуку. Что это хозяину захотелось свежепойманной рыбки, мне он ничего не говорил. Вы когда поймали? Ой, она ещё живая! С вами уже расплатились или вы так, в подарок? Как же мне её приготовить? Как вы думаете, может, сделать фаршированную щуку по-польски?

- Сделайте по-польски, - посоветовал я.

Повариха, - а это была повариха, - находилась уже вся в работе и со мной не церемонилась.

- Вы ещё здесь будете или сразу домой?

- Задержусь, - сказал я.

- А как вас зовут? - спросила она и пояснила: - Если хозяин спросит.

- Геннадий Зюганов.

- Ну а я пойду, - мелко приседая в нетерпении, сказала она.

- Конечно, конечно, идите.

- А вы, если что, можете подождать здесь. - Она открыла дверь в какую-то комнату. - Вам что-нибудь предложить? Кофе, чай?

- Нет, спасибо.

- Тогда я пошла, - удаляясь, сказала повариха, а я шагнул через порог в предложенное мне помещение.

ГЛАВА 3

ЛЮДИ ИНОГО КРУГА

Здесь уже действительно жили богато. Я осмотрелся. Да... Деньги, при коммунистах прятавшиеся неизвестно где, сейчас расползлись по таким вот кричащим от роскоши щелям. Мебель, возможно, антикварная или сделанная под антиквариат, я не разбираюсь. Для меня все эти гнутые, ажурно-резные ножки-спинки исходят из прошлых эпох, далеких и во времени, и в пространстве.

Однако, судя по тому, как легко мне удалось проникнуть в дом, охраны здесь вообще никакой не было. Все это как-то не вязалось с вчерашним похищением. Или теперь уже некого охранять?

Дальше