Окошко для смерти - Рекс Стаут


Рекс СтаутОкошко для смерти

I

Ниро Вулф мрачно смотрел из-за письменного стола на посетителя, рассевшегося в красном кожаном кресле. Я расположился на стуле, повернувшись спиной к столу и положив на колени блокнот.

Вулф был мрачен отчасти из принципа, отчасти по той причине, что Дэвид Р. Файф заранее не испросил позволения нанести визит. Можно, конечно, считать это вовсе не обязательной процедурой: для того и существовала приемная в первом этаже старого каменного дома на Тридцать пятой улице. Вулф сидел в своем любимом кресле и точил на обшарпанном бруске нож для бумаг. Я, Арчи Гудвин, сгорал от желания отработать свое жалование и исполнить любое, даже самое странное повеление хозяина. На кухне Фриц Бреннер готовил обед, держа ушки на макушке, чтобы не пропустить один короткий и один длинный звонок; сигнал этот означал - «пиво!» Наверху, в оранжерее, шуровал Теодор Хорсмен, перепеленывая знаменитые десять тысяч орхидей Вулфа. И наконец, в красном кожаном кресле сидел мужчина, который нуждался в услугах детектива, - в противном случае его бы здесь не было. Если бы не существовал он и ему подобные, мы, то есть Фриц, Теодор и я, искали бы сейчас какую-нибудь паршивенькую работенку, а что делал бы Вулф, я даже представить не могу. Но Вулф был мрачен. Файф должен был заранее договориться о встрече, просто обязан!

Посетитель сидел в своем кресле, подавшись вперед, не касаясь позвоночником спинки. Плечи у него были узкие и вислые, бледное лицо выглядело так, будто им крайне редко пользовались. Я бы дал ему лет пятьдесят, однако если обстоятельства вынуждают человека обратиться к частному детективу, то выглядит он, как правило, старше своих лет. Он назвал свое имя, адрес и род занятий - профессор кафедры английского языка Одабонского университета в Бронксе - после чего несколько усталым голосом сообщил, что желал бы привлечь Вулфа к расследованию семейного дела интимного свойства.

- Супружеская измена? - Вулф издал звук, идеально соответствовавший его настроению.

- Нет, что вы! - посетитель помотал головой. - Я вдовец, у меня двое детей студентов Это касается моего брата Бертрама, точнее, его смерти. Он умер от воспаления легких в ночь на воскресенье. Я полагаю, следовало бы разъяснить некоторые подробности

Вулф бросил на меня взгляд, который я стоически выдержал. Если он позволит Файфу разъяснить подробности, не исключено, что придется поработать. А работу он ненавидел, особенно когда счет в банке выглядел примерно так, как сегодня. Я крепко сжал губы, и Вулф разочарованно обратился к визитеру:

- Прошу, - пробормотал он и глубоко вздохнул.

Файф разъяснял некоторые подробности, а я делал заметки в блокноте. Его брат Бертрам после двадцати лет молчания неожиданно и без всякого предупреждения объявился в Нью-Йорке, снял шикарный номер в «Черчилль тауэрс» и установил связь с семейством - со старшим братом Дэвидом, который сидел у нас в приемной собственной персоной и разъяснял некоторые подробности, с младшим братом Полом и с сестрой Луизой, именующейся ныне миссис Винсент Таттл, - и все они с удовлетворением узнали, что он сорвал банк; естественно, Дэвид выразился несколько иначе: «брата постигла удача» в образе урановой жилы длиной в четыре мили неподалеку от местечка под названием Блэк Элбоу, где-то в Канаде, Все-таки иногда приятно услышать, что кто-то из родственников стал миллионером!

Ну так вот, значит, они радостно встретили Бертрама, братишечку Берта, и молодого человека по имени Джонни Эрроу, прибывшего с ним из Канады и тоже поселившегося в «Черчилль тауэрс». Берт держался братски, проявлял живой интерес к прежним связям и старым воспоминаниям. Он даже попросил Пола, который держал агентство по продаже недвижимости, выяснить, существует ли хоть какая-то возможность приобрести старый дом в Маунт Киско, где все они родились и провели детские годы. Все шло к тому, что он собирается вновь записаться в члены семьи. Десять дней назад Берт пригласил всех в субботу на ужин и в театр, но в четверг подхватил воспаление легких. Ложиться в больницу он отказался и остался хворать дома; он решительно не хотел, чтобы из-за его недомогания сорвался субботний семейный ужин и посещение театра. Так что в субботу около полудня все собрались в его номере, выполнили намеченную программу, а после представления вернулись распить бутылочку-другую шампанского и чего-нибудь на скорую руку перекусить.

Точнее, вернулись вчетвером: сестра Луиза с мужем, Джонни Эрроу и брат Дэвид. Младший брат Пол еще до спектакля заявил, что не надо оставлять Берта одного с сиделкой и он побудет рядом с больным. Вернувшись, эти четверо оказались в несколько деликатной ситуации: Пол исчез, сиделка, с царапинами на шее, щеках и запястьях, пребывала в гневе и порванном халатике. Она намеревалась уйти сразу, как только явится новая сиделка, только что затребованная через доктора. Сестра Луиза сочла себя оскорбленной некоторыми замечаниями сиделки и приказала ей немедленно убираться. Сиделка удалилась. Луиза позвонила доктору и сообщила ему, что сама будет сидеть с больным, пока не придет обещанная замена. Джонни Эрроу исчез, на сцене остались только Дэвид и Луиза с мужем. Дэвид еще разок заглянул в спальню Берта, пребывающего в глубоком сне после инъекции морфия, которую, по указанию доктора, сделала ему сиделка, и отправился домой.

Луиза и Таттл улеглись в комнате, которую, кажется, занимал Джонни Эрроу, но не успели они заснуть, как у входной двери раздался звонок. Таттл открыл и обнаружил Пола. Тот заявил, что был внизу, в баре, когда там объявился Джонни Эрроу и внезапно напал на него. В качестве доказательства Пол продемонстрировал великолепную подборку синяков. Эрроу вроде как увели двое полицейских. Пол предположил, что у него сломана челюсть и пара ребер, и потому не продемонстрировал охоты и готовности отправиться домой, в Маунт Киско. Его уложили на диван в гостиной, где через тридцать секунд он заснул с оглушительным храпом. Луиза и Таттл еще раз заглянули в комнату к Берту и отправились наконец спать. Где-то около шести проснулся Пол. Он свалился с дивана, пришел в себя, отправился взглянуть на Берта и обнаружил его мертвым. Они позвонили портье, чтобы тот вызвал врача. При обычных обстоятельствах Берта пользовал их старый семейный врач из Маунт Киско, но теперь, кажется, ждать его не имело смысла. Конечно, потом его тоже вызвали, но это было сделано позже.

Вулф кончиком указательного пальца чертил мелкие кружочки на подлокотнике своего кресла.

- Надеюсь, - проворчал он, - медицинское заключение разъяснит цель вашего визита ко мне, а также ваш затянувшийся монолог. По крайней мере, что-нибудь одно.

- Весьма сожалею. - Дэвид Файф затряс головой. - Доктор не установил ничего подозрительного. Мой брат умер от воспаления легких. Доктор Буль - это наш врач из Маунт Киско - выдал свидетельство о смерти, и вчера тело брата было захоронено в семейном склепе. Конечно, факт ухода сиделки выглядел несколько необычно, но это не вызвало у него никаких вопросов.

- Так что же, черт возьми, вам от меня нужно?

- Именно это я и стараюсь разъяснить вам. - Файф откашлялся. - Вчера после похорон этот человек, Джонни Эрроу, заявил нам, что завещание Берта будет зачитано сегодня утром в его номере, в одиннадцать. Естественно, мы явились все. Луиза привела своего мужа, Присутствовал также некий адвокат из Монреаля, прилетевший с завещанием покойного, - Мак-Нейл. Если отрешиться от юридических формулировок, то суть можно свести к тому, что Берт завещал все свое состояние Полу, Луизе и мне, а Эрроу назначил своим душеприказчиком. Размеры имущества в завещании не упоминались, но по некоторым высказываниям Берта я бы оценил его миллионов в пять и выше; может, раза в два.

Вулф прекратил чертить на подлокотнике кресла.

- Потом, - продолжал Файф, - адвокат вытащил из портфеля еще один документ. По его словам, это была копия договора, год назад заключенного под его патронатом между Бертрамом Файфом и Джонни Эрроу. Он зачитал нам этот договор. В преамбуле говорилось об их пятилетнем сотрудничестве и совместном открытии залежей урановой руды в Блэк Элбоу. Все прочее укладывалось в простенькую формулу: если один из партнеров скончается, то рудник вместе со всеми активами, приобретенными покойным в результате эксплуатации месторождения, переходит в единоличное владение оставшегося в живых партнера. Естественно, я не могу буквально процитировать все формулировки этого документа, он составлен на великолепном, но сложном юридическом языке; однако я довольно точно передал суть договора. Сразу за адвокатом слово взял Джонни Эрроу. Он заявил, что, насколько ему известно, у Берта не было иного имущества, кроме половины рудника и активов, приобретенных в результате эксплуатации оного, следовательно, все, включая счета в канадских банках, переходит в его собственность.

Ему, Джонни Эрроу, известно, что Берт, отправляясь в Нью-Йорк, снял со счета примерно тридцать - сорок тысяч наличными, но он, Эрроу, не намерен взыскивать остаток суммы с родственников, и они могут распорядиться этими деньгами по собственному усмотрению. - Дэвид сделал рукой неопределенный жест:

- Мне кажется, это было благородно с его стороны, ведь он мог предъявить права и на эти деньги. Мы уточнили у адвоката некоторые детали и спустились в ресторан пообедать. Пол серьезно расстроился; он, я бы сказал, человек импульсивный. Брат намеревался отправиться в полицию и заявить, что Берт скончался при подозрительных обстоятельствах. По его мнению, Эрроу, став свидетелем примирения Берта с семьей, опасался, что ему придется расстаться с частью имущества или принять нас а долю; и тогда он решил, что Берт должен умереть. Винсент Таттл, муж моей сестры, возразил, что если даже догадка Пола верна, то Эрроу тем не менее никаких преступных действий не предпринимал, поскольку два врача пришли к единодушному заключению, что Берт скончался от воспаления легких. Мы с Луизой согласились с ним, однако Пол не желал отказываться от своей затеи. В конце концов он дал нам понять, что ему известно несколько больше, чем нам, просто он решил до поры до времени хранить это в тайне. Ему очень не хотелось бы выкладывать свой секрет полиции. Спорили мы довольно долго. Наконец я предложил в качестве компромисса передать наш спор на разрешение Ниро Вулфу. Если вы, сэр, решите, что существуют достаточно веские причины для привлечения к решению этого дела полиции, мы так и поступим; если вы сочтете, что оснований для мрачных подозрений нет, Пол отступится от своей затеи. Брат заявил, что согласен и готов считать ваше решение окончательным и бесповоротным. Вот чего, собственно, мы хотим. Я знаю, что ваша работа ценится достаточно дорого, но это дело не очень обременит вас. Это, в принципе, не такая уж и большая проблема, не правда ли?

Вулф только засопел:

- Может быть. Что вскрытие?

- Вскрытие? Вскрытия не было

- Первым делом надо было сделать вскрытие.

Теперь уже, конечно, поздно, особенно если вы хотите избежать любопытства полиции. Перед похоронами вы имели право потребовать вскрытия просто, так сказать, для успокоения лекарской совести, это чисто формальный акт. А эксгумацию может разрешить только вышестоящая судебная инстанция. Я правильно понял, что вы не хотите привлекать внимание полиции к расследованию и его итогам?

Файф с готовностью кивнул:

- Совершенно верно, конечно, не хотелось бы. Очень не хотелось бы скандала Всякие слухи и сплетни, которые могли бы распространиться

- Редко приходится встречать клиентов, заинтересованных в скандале, - сухо произнес Вулф. - Однако не исключено, что он все-таки разразится. Я думаю, вам ясно, что если расследование выявит подозрительные обстоятельства, то меры, которые могут последовать, уже не будут зависеть от вашей воли. Вы не сможете заставить меня сохранять в тайне доказательства убийства, если таковые будут обнаружены. Если даже я приду к заключению, что преступником являетесь вы собственной персоной, то буду действовать, как сочту нужным и справедливым сам, сообразуясь, конечно, с законом.

- Естественно! - подхватил Файф, пытаясь изобразить на лице улыбку. - Со своей стороны могу лишь подчеркнуть, что я лично не мог совершить этого преступления, да и вряд ли вообще здесь имело место умышленное убийство. Мой брат Пол бывает излишне горяч временами. Вы, конечно же, пожелаете говорить с ним, и, смею вас заверить, он тоже горит желанием встретиться с вами.

- Мне придется говорить со всеми вами. - В голосе Вулфа звучало неприкрытое отвращение. Работа! Он попытался ухватиться за последний козырь: - Принимая во внимание обстоятельства дела, я вынужден потребовать денежный залог в качестве доказательства серьезности ваших намерений. Что вы скажете насчет чека на тысячу долларов?

Для последней отчаянной попытки спастись это было совсем неплохо: можно было рассчитывать на то, что университетский преподаватель не нашпигован тысячными банкнотами. Вулф придумал элегантный финт, но Файф не позволил себе ни малейшего колебания. Он только дважды вздохнул: когда услышал сумму и когда ему пришлось вытащить чековую книжку и подписать драгоценную бумажку.

Я встал, принял у него чек и расстелил его перед Вулфом.

- Дороговато, конечно, - сказал Файф, однако это прозвучало не как жалоба, а как простая констатация факта, - но ничего не поделаешь. Иначе нам просто не утихомирить Пола. Когда вы хотите переговорить с ним?

Вулф бросил взгляд на чек и поставил на него пресс-папье из куска окаменелого дерева, которым некогда мужчина по имени Дугган раскроил голову собственной жене. Часы на стене показывали без двадцати четыре; наверху, в оранжерее, через двадцать минут должно было начаться традиционное рандеву с орхидеями.

- Прежде всего мне надо переговорить с доктором Булем. Пригласите его на шесть часов вечера.

Файф изобразил на лице сомнение:

- Я попробую. Но ему придется добираться сюда из Маунт Киско, а у него много работы. Нельзя ли обойтись без него? Свидетельство о смерти выдано, ведь оно само по себе означает, что он не обнаружил ничего странного.

- Исключено. Напротив, я должен повидать его до того, как начну беседовать с членами вашей семьи. Если доктор Буль сможет прийти сюда в шесть, то, прошу вас, устройте так, чтобы ваши родственники явились в половине седьмого. Я имею в виду - ваши брат и сестра, мистер Таттл, а также Эрроу.

Файф испугался:

- Умоляю, только не Эрроу, - запротестовал он. - Впрочем, он и сам вряд ли пожелает. - Дэвид решительно замотал головой. - Нет, Эрроу я ни о чем просить не буду.

Вулф пожал плечами:

- Тогда я сам приглашу его. Может, будет даже лучше Заседание может затянуться, а в половине восьмого я ужинаю. Лучше пригласите доктора Буля на девять, к этому времени он закончит работу, а остальные пускай являются в половине десятого. По крайней мере, в нашем распоряжении будет немного больше времени; если понадобится - вся ночь наша. Конечно, некоторые детали мы можем оговорить с вами прямо сейчас- например, как обстояли дела в момент вашего возвращения из театра и как вообще протекало примирение вашего брата Бертрама с семьей. Правда, на четыре у меня уже назначено; кроме того, наверняка мы извлечем из этой беседы больше пользы, если она будет проходить в присутствии всех членов семьи.

Ну а пока, я думаю, вы будете настолько любезны и оставите мистеру Гудвину адреса и телефоны всех заинтересованных лиц.

Не вставая с кресел, он перенес свою огромную тушу чуть вперед, взял со стола нож для разрезания бумаг и принялся мягкими движениями шаркать им по бруску. Эта ситуация была мне хорошо знакома: ему навязали работу, и теперь он полон решимости любой ценой довести ее до конца.

- Собственно, я уже рассказал вам обо всех обстоятельствах дела, - сказал Файф; на этот раз голос его звучал на полтона выше. - Мало того, я намекнул вам, что Пол остался в номере с целью навязать себя сиделке. Я принципиальный противник методов, которые он использует с целью установления интимных отношений с женщинами. Я уже сообщал вам, что он слишком импульсивный человек.

Вулф осторожно провел пальцем по лезвию ножа.

- А что касается следующего вашего вопроса, я не понимаю, что вы имеете в виду под примирением с семьей.

- Только то, что имели в виду вы сами, используя это выражение. - Вулф вновь отдался своему серьезному занятию. - Что, собственно, произошло такого, что вынудило вас мириться? Может, вы сочтете, что в этом нет ничего примечательного, но в расследовании любой факт значит очень много. Собственно говоря, я могу подождать и до вечера.

Файф нахмурился:

- Это очень старая история. - Голос его обмяк, теперь в нем ощущалась только усталость. - Наверное, она имеет какое-то значение, потому что может в некоторой степени разъяснить поведение Пола. Кроме того, она позволяет понять, почему мы так стараемся избежать огласки. Воспаление легких для нашей семьи в некотором роде деликатная тема. Двадцать лет назад от воспаления легких умер наш отец, причем полиция полагала, что это было умышленное убийство. И не только полиция. Он лежал в своей спальне, на первом этаже нашего дома в Маунт Киско; дело было в январе. И вот однажды ночью, в крепкий мороз и снегопад, кто-то открыл настежь оба окна. Я заглянул к нему в пять часов утра; отец уже был мертв.

На полу лежали десяти дюймовые сугробы, снегом замело даже постельное белье. Луиза, моя сестра, которая тогда ухаживала за отцом, спала глубоким сном на диване в соседней комнате. Поговаривали, будто ей подмешали в кофе снотворное, но доказать это не удалось. Окна не были заперты на задвижки, и открыть их снаружи мог любой человек - собственно, только снаружи их и можно было открыть. Отец торговал недвижимостью, и дела у него, особенно некоторые сделки, были даже чересчур удачными. В нашем городке было слишком много людей, которые ну, скажем, не очень любили его. - Файф повторил свой неопределенный жест: - Вы понимаете, что обстоятельства несколько схожи? Незадолго до смерти отца Берт - ему тогда было двадцать два - серьезно повздорил с ним и уехал из дома. Он снял комнату примерно в миле от нас и устроился на работу в гараж. Полиция сочла, что располагает достаточными уликами против него, так что он был арестован и предстал перед судом присяжных. Однако собранные улики были ниже всякой критики, кроме того, у него было алиби: той ночью он до двух часов играл в карты с приятелем - Винсентом Таттлом, который позже женился на нашей сестре Луизе. Окна же в комнате отца были открыты задолго до того, как они кончили игру, потому что снегопад прекратился до двух часов ночи. И все-таки Берт очень обиделся на нас за наши показания, то есть мои, Пола и Луизы, несмотря на то, что мы рассказали высокому суду только то, что было известно всем: например, о его ссоре с отцом. Через день после освобождения из-под стражи Берт уехал, и в течение двадцати лет мы ничего не слышали о нем. Поэтому я и использовал выражение «примирение».

Вулф отложил нож и заботливо упрятал брусок в ящик письменного стола.

- В действительности же, - продолжал Дэвид Файф, - Эрроу ошибался, когда говорил, что у Берта не было никакого имущества, не связанного с урановым рудником. После смерти отца он унаследовал четверть состояния, просто мы не знали, где он находится. Мы, кстати, так ни разу и не потребовали передела наследства. Первоначально оно составляло примерно шестьдесят тысяч долларов, сегодня его стоимость возросла, наверное, раза в два. Теперь, конечно, мы разделим его долю с Полом и Луизой. Правда, нас это не особенно радует. Честно говоря, мистер Вулф, мне не нравится, что Берт вернулся.

Его приезд только разбередил старые раны. К тому же его не совсем понятная смерть и поведение Пола

Часы показывали без одной минуты четыре, и Вулф начал подниматься с кресла.

- Конечно, мистер Файф, - согласился он. - От живых только одни хлопоты, а мертвые приносят печаль в наш дом. Будьте так добры, передайте мистеру Гудвину всю необходимую информацию. Позвоните нам, как только обеспечите явку всех остальных на сегодняшний вечер.

II

Никогда не мешает немного обнюхать местность вокруг происшествия, даже если это окажется излишним. Когда Файф ушел, я немножко позабавился с телефоном. Игра моя принесла скудный урожай в виде кое-какой информации. Дэвид читал курс английского языка в Одабонском университете уже двенадцать лет, последние четыре года занимал должность руководителя кафедры. Агентство Пола по торговле недвижимостью особой славой в Маунт Киско не пользовалось, но во всяком случае было платежеспособным. Винсент Таттл держал все в том же Маунт Киско аптеку, и дела его шли в целом неплохо. Дэвид не знал ни адреса, ни телефона сиделки Энн Гоэн, но я обнаружил их в манхэттенской телефонной книге. Первые две попытки связаться с ней закончились короткими гудками, а на следующие три звонка никто не ответил. Не сумел я отыскать и Джонни Эрроу. В «Черчилль тауэрс» можно дозвониться только через коммутатор отеля; я передал ему через дежурную телефонистку просьбу дозвониться до нас. Перед самым ужином мне удалось залучить на телефонный разговорчик Тима Эверта, он там служит шпиком; правда, публике более привычно благородное звание «сотрудник службы безопасности отеля». Так вот, я задал ему парочку деликатных вопросов и даже получил на них как благоприятные, так и неблагоприятные ответы. Благоприятные: номер был оплачен наличными и вперед; Джонни Эрроу пользуется симпатиями у обслуги в баре и ресторане - в основном они обожествляют его представления о размерах чаевых. Неблагоприятные: в ночь с субботы на воскресенье Джонни Эрроу со страстью и вдохновением набросился в баре на какого-то парня.

Нейтрализовывать его пришлось двум полицейским. По словам Тима, с технической стороны нападение было осуществлено просто идеально, упрекнуть Джонни можно было только в том, что бар в «Черчилле» - не совсем подходящее местечко для боевых действий.

Потом дал о себе знать Файф, доложивший, что к сегодняшнему вечеру все готово. В девять часов, то есть к приходу доктора Фредерика Буля, мы уже закончили дела в столовой, умяв с Вулфом примерно фунта четыре паштета из лососины, приготовленного по его собственному рецепту, и раза в три больше свежего летнего салата, после чего, удовлетворенные заканчивающимся днем, перебрались в кабинет. Тут же у дверей зазвонил звонок, и я отправился изображать швейцара. Взгляд сквозь зеркальное стекло входной двери, прозрачное изнутри, заставил меня удивиться. Доктор Буль вовсе не был замученным, трясущимся от старости деревенским лекарем; это был шикарно одетый, невероятно ухоженный седовласый плейбой. Рядом с ним стояла юная девушка, прелесть которой любой мужчина мог оценить с расстояния в сто шагов, причем для этого не пришлось бы дважды поднимать на нее глаза.

Я отворил двери. Доктор пропустил пташку вперед и только, потом переступил порог с заявлением, что он - доктор Буль и что ему назначена встреча с Вулфом. Он не покрывал свои благородные седые волосы шляпой, так что рогатая вешалка в холле на этот раз осталась без украшения. Когда я ввел его в кабинет, доктор на мгновение остановился, осмотрелся и только потом подошел к столу Вулфа и агрессивным тоном заявил:

- Я - Фредерик Буль. Дэвид Файф просил, чтобы я пришел сюда. Что должен означать этот вздор?

- Не знаю, - промямлил Вулф. Если его никто не раздражает, после принятия пищи он в состоянии только мямлить. - Боюсь, что именно это мне и предстоит выяснить. Присаживайтесь, прошу вас. Эта юная леди?

- Сиделка. Мисс Энн Гоэн. Садитесь, Энн.

Поздно! Она уже была усажена на стул, который я ловко подставил ей. Мысленно я изменил свое мнение о Поле Файфе в лучшую сторону. Может, он действительно импульсивный человек, но противостоять искушению, оказавшись с глазу на глаз с такой Царапины на ее шее, руках и лице были, по-видимому, очень поверхностны, так как от них не осталось и следа.

Следует также принять во внимание, что костюм сестры милосердия куда соблазнительнее, нежели платьице из синего жатого хлопка и жакетик, которые были на ней в данную минуту. Впрочем, даже в этой одежде она была вполне Впрочем, оставим это. Все-таки она здесь, так сказать, официально. Девица одарила меня со своего стула взглядом, полным ледяной благодарности, лишенным даже тени улыбки.

Доктор Буль уселся в красное кожаное кресло:

- Так что произошло?

Вулф промямлил:

- А что, мистер Файф разве ничего не сказал вам?

- Только то, что Пол усмотрел в смерти Берта что-то подозрительное и решил пойти в полицию; он не позволил Дэвиду и Луизе уговорить себя, и они решили передать этот вопрос на разрешение вам и принять любое ваше решение. Дэвид говорил с вами, а вы настояли на разговоре со мной. Я считаю это совершенно излишним. Полагаю, что ни у кого нет оснований не доверять мне, и если я выдал свидетельство о смерти, то тем самым обнародовал собственную точку зрения на эту смерть.

- Я уже догадался об этом, - продолжал мямлить Вулф, - но если уж принимать окончательное решение, то надо как следует обосновать его. Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению ваш профессионализм или, скажем, ваше право выдавать свидетельства о смерти. Просто я хотел бы задать вам несколько вопросов. Когда вы последний раз видели живого Бертрама Файфа?

- В субботу вечером. Я провел у него около получаса и ушел примерно в двадцать минут восьмого. Все прочие оставались у него, в момент моего ухода они сидели в столовой. Бертрам отказался от госпитализации. Я попробовал кислородную маску, но он сбросил ее, не хотел надевать на себя намордник. Ни мне, ни мисс Гоэн не удалось переубедить его. Он испытывал сильные боли, по крайней мере, так он утверждал, но температура у него упала до тридцати восьми и восьми. Берт был тяжелым пациентом. Жаловался, что не может уснуть; я велел сиделке впрыснуть ему после ухода гостей четверть грана морфия, а если в течение часа не подействует, то добавить еще столько же, В предыдущую ночь ему также ввели полграна.

- И потом вы вернулись в Маунт Киско?

- Да.

- Могли вы предположить, что этой ночью мистер Файф скончается?

- Конечно, нет.

- Значит, известие о его смерти должно было удивить вас?

- Конечно, это меня удивило. - Буль оперся ладонями о подлокотники кресла. - Послушайте, мистер Вулф, я пришел к вам исключительно по просьбе Дэвида Файфа. Вы задаете глупые вопросы. Мне исполнилось шестьдесят, и больше половины своей жизни я практикую. Не менее половины моих пациентов приводили меня в изумление: они теряли либо слишком много, либо слишком мало крови; после аспирина у них появлялась сыпь на лице; при ярко выраженной лихорадке их пульс нисколько не учащался; они оставались в живых, когда им следовало умереть, и умирали, когда их жизни ничто не угрожало. О таких случаях вам может рассказать любой опытный врач. Конечно, кончина Бертрама Файфа удивила меня, но не более, чем достаточное число других странных явлений в моей практике. Через несколько часов после смерти я тщательно осмотрел тело и не нашел ничего, что могло заставить меня хоть на долю секунды усомниться в правильности диагноза. И тогда я выдал свидетельство о смерти.

- Скажите, а почему вы так тщательно обследовали труп? - Вулф все еще мямлил.

- Потому что сиделка преждевременно оставила пациента, то есть вынуждена была оставить, а я не сумел вовремя предоставить замену. Новая сиделка должна была появиться только в семь утра. Учитывая эти обстоятельства, я счел необходимым провести тщательное обследование и зафиксировать его результаты.

- Вы абсолютно уверены, что причиной смерти было воспаление легких, без воздействия каких-либо дополнительных факторов?

- Вовсе нет. Абсолютная уверенность в нашей профессии, извините, мистер Вулф, вещь редчайшая. Я убежден, что причина, указанная в свидетельстве о смерти, совершенно обоснованна и корректна, скажем так. Мы имеем классический случай смерти от, говоря непрофессиональным языком, воспаления легких, и никаких иных признаков на теле покойного не было. Это не означает, что я хочу выкрутиться из щекотливой ситуации. Некогда один мой пациент также скончался от воспаления легких.

Дело было зимой, и кто-то открыл морозной ночью окно, впустив в комнату ледяной воздух. Вот это, естественно, можно считать, выражаясь вашим языком, дополнительным фактором. Но здесь все произошло теплой летней ночью, а окна были закрыты. Кроме того, в номере поддерживалась постоянная температура; сиделка установила кондиционер на двадцать семь градусов, поскольку больным с воспалением легких требуется тепло. Следовательно, никаких дополнительных факторов не было.

Вулф одобрительно кивнул головой:

- Ваши разъяснения просто идеальны, доктор, но они наводят на новые мысли. Кондиционер. А что если кто-то после ухода сиделки поставил регулятор на минимальную температуру? Ведь в таком случае температура в комнате могла так понизиться, что оказала непосредственное воздействие на здоровье пациента, и он скончался. Вы ведь не сомневались в том, что ему не угрожает смерть?

- Да, я задумывался над такой возможностью. Таттлы заверили меня, что не касались регулятора кондиционера, температура в комнате оставалась неизменной. Кроме того, я лично убедился, что в такую теплую ночь кондиционер этой модели не в состоянии понизить температуру в помещении настолько, чтобы она вызвала преждевременную смерть больного. Я уже говорил, что сиделка была вынуждена покинуть пациента раньше времени, именно поэтому я решил выяснить все детали и попросил администрацию отеля опробовать кондиционер в комнате Берта. После шести часов работы на полную мощность температура в помещении упала до двадцати с половиной градусов. Для человека с воспалением легких, как бы тщательно он ни был укрыт, это довольно низкая температура, но она ни в коем случае не может стать причиной смерти, как бы тяжело ни протекала болезнь.

- Понимаю, - кивнул Вулф. - То есть вы не решились положиться на заявление супругов Таттл?

Буль улыбнулся:

- Вопрос сформулирован некорректно. Я положился на их слова в той же степени, что и вы на мои показания. Я все тщательно проверил. Скажем, просто я действовал основательно.

Дальше