Айтан МамадоваМосква-Берлин
I
Лена, тихий, но настойчивый голос у самого уха звал ее по имени, Лена, ты меня слышишь? Открой глаза.
Женщина с трудом разжала слипшиеся отяжелевшие веки. Наверное, это мерещится ей? У больничной койки стоял собственной персоной муж, которого она так бездумно покинула ровно год назад.
Андрей, прошептала Елена, не веря своим глазам, Неужели это ты?
Да, это я. Все теперь будет в порядке. Я о тебе позабочусь, не волнуйся.
Как ты узнал? Где я сейчас? звуки выходили из ее пересохшего горла с трудом, как будто она очень долго молчала и разучилась разговаривать.
Тебя нашел Михаил. Ну, Филиппов. Помнишь его? Он еще на нашей свадьбе шафером был. Так он подобрал тебя на улице и привез сюда, в госпиталь. А потом сообщил мне. Правда, я никак не ожидал, сначала даже не хотел верить
Слово «свадьба» больно резануло по сердцу Елены. На глаза навернулись слезы.
Что со мной случилось? всхлипывая спросила она.
Давай об этом позжеТы потеряла сознание и
Андрей, она с внезапной силой стиснула его большую ладонь, Мой ребенок он погиб, да?
Капитан ФСБ Андрей Калачев потупился, высвободил свою руку из холодных пальцев женщины и отступил на шаг назад.
Да, Мне жаль, поверь, сухо ответил он.
Всхлипыванья Елены при этих словах перешли в громкое рыданье.
Дверь в палату отворилась и на пороге появилась привлеченная шумом дежурная медсестра.
Вам пора уходить. Придете завтра, если доктор позволит. Можете поговорить с ним, пока он не ушел. Я сейчас вот сделаю вашей женушке укольчик и тоже уйдусловоохотливо сообщила она.
Конечно. Андрей встал и слегка коснулся губами лба жены. Завтра увидимся, Лена. Нам о многом нужно поговорить. А сейчаспостарайся заснуть.
Дверь палаты затворилась. Гренадерского роста полная медсестра подошла к кровати больной и равнодушными пальцами привычно нащупала ее пульс.
Да что с вами, девушка? грубоватым голосом спросила она- Чего убиваетесь? Вы лучше спасибо скажите, что живы остались. Вас ведь когда к нам привезли, вы почти не дышали. А теперь повернитесь-ка на спину.
Елена уткнулась лицом в подушку. Ей не хотелось говорить «спасибо», ей даже не хотелось больше жить. Стыд, боль, отчаяниевсе это перемешалось у нее внутри. Лицо горело как в огне, голова раскалывалась от боли, в ушах стоял шум. На минуту перед глазами у нее возникло овальное смуглое лицо с большими темно-карими глазами. Елена невольно зажмурила глаза.
«Будь ты проклят, Ганс Майнц. яростно подумала она, если надо будет, я всю жизнь положу на то, чтобы найти тебя и отомстить. От меня ты не скроешься, подонок, даже в преисподней, где тебе место».
Тем временем Андрей Калачев дошел до конца больничного коридора, в котором было открытое окно, резким движением ослабил узел галстука и высунул голову наружу, так будто ему не хватало воздуха. Постояв так несколько минут, мужчина решительным движением вытер навернувшиеся на глаза слезы, спустился по лестнице и вышел из здания больницы.
II
Когда Андрей Владимирович Калачев вошел в кабинет майора Петренко на Лубянке, был уже поздний вечер. За окном стемнело и единственным прибором освещавшим большое помещение была лампа со светло-коричневым абажуром, горевшая на рабочем столе майора.
Усталый ты, капитан, густой бас был приятен на слух- Ну, как она?
Вроде в порядке. Андрей сел за длинный отполированный стол. Доктор сказал, оклемается. Правда, ребенок погиб. Еще дней пять ее там продержат.
Ну-ну, может оно к лучшему. Что дальше делать-то намерен, Андрюша?
А что? Андрей налил себе воды из пузатого графина, стоявшего посередине стола, Как будто у меня есть выбор? Поправится, к себе возьму.
Неужели?
Не могу же я ее бросить снова на улицу, в голосе Андрея прозвучало сильное раздражение, словно обсуждение этой темы было ему крайне неприятно. Да собственно говоря так оно и было! Деваться-то ей некуда.
Майор Петренко встал и грузным шагом прошелся по кабинету вдоль стола.
Слушай, Андрей. Ты в самом деле готов принять ее обратно?
Василий Семеныч, я ведь сказал
Слышал, слышал, майор отмахнулся- Я в смысле ты ее только пожалел или
Андрей сглотнул. Все решено, товарищ майор. Жить она будет у меня. Как прежде.
Ну, хорошо, майор снова уселся в свое кожаное кресло с высоким верхом, которое при этом действии издало жалобный скрип, Наверное, ты прав, сынок. Нельзя жену бросать.
Андрей снова налил себе воду. Слово «жена» прозвучала как скрытая насмешка. Жена, которая бросила его, чтобы убежать к врагу. Теперь вот объявилась как снег на голову. На секунду губы Андрея искривились в усмешке. «Так тебе и надо, подумал он про Елену. Романтики захотела. А герой-то оказался липовым». Внезапно у Андрея перехватило дыхание, он резко поставил стакан на стол.
Товарищ майор! Разрешите мне уйти. Как вы и заметили, устал уж очень.
Идите, капитан, идите. У вас нынче трудный день был.
«Трудный, это пожалуй слишком мягко сказано». Но капитан Калачев не стал выражать последнюю мысль вслух, вместо этого он вышел из его кабинета и по лифту спустился вниз, к автостоянке. За рулем своей машины, по дороге домой он сосредоточенно обдумывал то, что вдруг пришло ему в голову.
III
В больничной палате горел ровный приглушенный свет. Широко раскрытые синие глаза лежавшей на кровати молодой женщины были устремлены в одну точку на противоположной белой стене. Мыслями она была очень далеко в большом, ярко освещенном зале посольского особняка, переполненном женщинами в блестящих вечерних платьях и мужчинами в черных и белых смокингах, которые расхаживали, непринужденно болтали друг с другом, шутили и смеялись. Высокая, статная белокурая девушка скользила по начищенному до блеска желто-коричневому паркету, небрежно окидывая взглядом всю эту толпу, многих из гостей она не знала, да и не хотела знать. На этом вечере она присутствовала только по настоянию родителей, особенно матери. Развлечениям такого рода Елена Васильева обычно предпочитала тихий уголок, в котором она могла уединиться с любимой книгой. Вдруг девушка почувствовала сильный толчок в левое плечо. Нахмурившись, Елена обернулась, резкие слова грубияну уже готовы были сорваться с ее губ.
Извините, негромко по-немецки сказал высокий кареглазый брюнет с расчесанными на косой пробор черными гладкими волосамиПростите, фрау, я не хотел.
Елена не могла не улыбнуться.
Я вас прощаю, ответила так же по-немецки, которым она владела в совершенстве, (а как же иначе после восьми обучения в школе с немецким уклоном) и кивнув довольно-таки симпатичному незнакомцу, пошла дальше. Но вскоре какая-то сила будто заставила ее вновь обернуться. Немец уже стоял у столика с напитками, разговаривая о чем-то с рыжей худощавой дамой в бирюзовом платье. Даму Елена узнала без труда, это была знаменитая профессор Екатерина Очкарева, бывшая одноклассница отца Елены, которая приехала в Берлин на какой-то симпозиум, и которую отец, несмотря на возражения супруги пригласил на посольский прием. В это время заиграла музыка. Гости разошлись в стороны, освобождая середину зала. Елену пригласили на танец, она нехотя согласилась. Танцуя, девушка больше смотрела по сторонам, чем на своего партнера. Пожилой коротышка, что на него смотреть! Немец тоже кружился в вальсе с той же дамой, причем делал это весьма виртуозно, в отличие от коротышки, то и дело наступавшего Елене на ногу. Наконец музыка кончилась. Партнер отвел Елену на место. То был Виктор Александрович, сослуживец и друг ее отца. В это время к нему кто-то подошел и Елена, быстро воспользовавшись этим, вновь вышла на середину зала и стала искать незнакомца глазами. Но не смогла найти. Это смутило девушку, но тут она снова увидела даму в бирюзовом, поверх которого уже была наброшена черная шелковая шаль, у стены зала и поспешила к ней.