- Она не может выйти, мистер Хендерсон.
- Минутку! Что это вы мне показывали? Полицейский значок?
- Спокойно, мистер Хендерсон.
Теперь все четверо как будто исполняли общий танец. Он сделал шаг в сторону, и они преградили ему путь, он попытался обойти их с другой стороны, и они снова преградили путь.
- Как я могу быть спокоен, не зная, что случилось? В квартиру кто-нибудь забрался? Случилось несчастье? Она попала под машину? Не трогайте меня. Я хочу сам посмотреть.
Но сила была на их стороне. Он вырывался из одних рук, и его хватали другие. Он уже терял самообладание, и все это грозило перерасти в кулачный бой.
- Это моя квартира! Я здесь живу! Вы не имеете права так со мной обращаться! Почему вы не пускаете меня в спальню моей жены
Неожиданно они его отпустили. Один из них кивнул тому, что стоял у двери, и сказал:
- Хорошо. Джо, пусти его.
Они сразу же отпустили его, и он чуть не потерял равновесия. Он вошел в комнату, обставленную изящной мебелью, в комнату, предназначенную для наслаждения. Все было в серебристо-голубых тонах, в воздухе витал хорошо знакомый ему запах. Кукла в широкой юбке из голубого шелка, сидевшая на туалетном столике, смотрела на него широко раскрытыми глазами; одна хрустальная подвеска с голубого шелкового абажура упала ей на колени. Обе постели были застелены голубыми покрывалами.
Одна постель была абсолютно гладкой, на другой под одеялом вырисовывалось тело, прикрытое с головы до ног; только сверху виднелось несколько волнистых прядей, напоминающих пену бронзового цвета.
Он остановился как вкопанный. Лицо его побледнело от ужаса.
- Она что она с собой сделала? Сумасшедшая! - Он испуганно взглянул на туалетный столик между кроватями, но там не было никаких флакончиков или коробочек из-под таблеток.
Неуверенными шагами он подошел к постели, наклонился, коснулся одеяла, потом через одеяло взял ее за плечо и стал трясти:
- Марселла, что с тобой?
Они вошли в спальню вслед за ним. У него было ощущение, что они внимательно следят за его действиями и оценивают их. Но сейчас все его внимание было поглощено ею.
Три пары глаз следили за ним от дверей. Следили, как он берет за угол покрывало из голубого шелка и отгибает его.
То, что он увидел, было ужасно, невероятно - она смеялась. Окоченевший труп смеялся над своей шуткой. Ее волосы рассыпались по подушке вокруг головы, как раскрытый веер.
Чужие руки снова прикоснулись к нему и медленно, шаг за шагом тянули его от постели. Из поля его зрения исчезли блеск голубого шелка и женщина. Полностью, навсегда.
- Этого я не хотел, - сказал он надломленным голосом. - Я не этого добивался
Три пары глаз понимающе переглянулись; его слова были зафиксированы.
Его отвели в другую комнату, к дивану. Когда он сел, один из мужчин закрыл дверь.
Он сидел спокойно, прикрыв рукой глаза, как будто ему мешал яркий свет. Они, казалось, не обращали на него внимания. Один стоял у окна и смотрел в пустоту. Второй, стоя у столика, листал какой-то журнал. Третий сидел напротив, но не смотрел на него, он пытался вытащить что-то из-под ногтя, и это занятие, казалось, было для него сейчас самым важным.
Через минуту Хендерсон отвел руку от глаз.
Его взгляд остановился на ее фотографии рядом с его собственной. Он протянул руку и перевернул их, чтобы не видеть.
Три пары глаз понимающе переглянулись.
Молчание начинало невыносимо давить, как свинцовая крышка. Наконец тот, что сидел напротив, заговорил:
- Нам придется с вами побеседовать.
- Вы бы не могли немного подождать? - Слабо оборонялся он. - Мне как-то не по себе
Мужчина, сидящий на стуле, понимающе кивнул. Тот, что стоял у окна, по-прежнему смотрел в пустоту. Третий продолжал листать дамский журнал. Наконец Хендерсон, протерев ладонями глаза, сказал серьезно:
- Все в порядке, можете начинать.
Все началось незаметно - так, пустой разговор; казалось, они просто тактично ведут беседу, во время которой выясняются общие сведения.
- Сколько вам лет, мистер Хендерсон?
- Тридцать два.
- А ей?
- Двадцать девять.
- Сколько лет вы женаты?
- Пять.
- Ваша профессия?
- Я биржевой маклер.
- Во сколько вы ушли вчера вечером, мистер Хендерсон?
- В полшестого - шесть.
- Точнее не можете вспомнить?
- Конечно, я могу уточнить. Но когда точно, минута в минуту, закрыл дверь, сказать не могу. От без пятнадцати до без пяти шесть. Помню, что пробило шесть, когда я был на углу, там слышен бой с часовни на соседней улице.
- Хорошо. Вы уже поужинали?
- Нет. - Он секунду помолчал и повторил: - Нет, тогда я еще не ужинал.
- Значит, вы где-то поужинали позже?
- Да.
- Вы ужинали один?
- Я поужинал в городе, без жены.
Мужчина у столика закрыл журнал. Тот, что стоял у окна, перестал рассматривать пустоту.
Сидящий на стуле мужчина тактично, будто боясь обидеть его, спросил:
- Это было, вероятно, необычно, что вы ужинали в городе без жены?
- Да.
- Почему так случилось в этот вечер? - Детектив не смотрел на него, сосредоточившись на сигарете, с которой стряхивал пепел в стоящую рядом пепельницу.
- Мы договорились пойти ужинать вместе, но в последний момент она стала жаловаться, что плохо себя чувствует, что у нее болит голова Короче, я пошел один.
- Не было ли между вами ссоры? - Вопрос был задан очень тихо.
Хендерсон ответил так же тихо:
- Конечно, мы наговорили друг другу много неприятного. Знаете, как это бывает
- Ясно. - Детектив производил впечатление человека, отлично разбирающегося в мелких домашних ссорах. - Но ничего серьезного между вами не произошло?
- Ничего, что заставило бы ее это сделать, если я правильно понял намек. - Он помолчал, потом, как будто что-то поняв, спросил: - Что с ней, собственно, случилось? Вы мне так и не сказали.
Двери открылись, и Хендерсон умолк. Как загипнотизированный, смотрел он на двери спальни, пока они вновь не закрылись; потом попытался встать. Что они от него хотят? Кто они такие? Что они делают в его квартире?
Мужчина встал со стула, подошел к Хендерсону и положил ему руку на плечо. Это выглядело, как сочувственный жест.
Другой мужчина, стоящий у окна, взглянул на него и сказал:
- Вы очень нервничаете, мистер Хендерсон.
Врожденное чувство собственного достоинства пришло Хендерсону на помощь:
- Как я могу быть спокойным? - сказал он с горечью. - Ведь я только что обнаружил, что моя жена мертва.
Человеку у окна нечего было на это возразить.
Двери спальни вновь открылись. Оттуда донеслись звуки, как будто тащили что-то тяжелое. Глаза Хендерсона расширились, он резко встал. Что они с ней делают? Тянут, как мешок картошки И ее прекрасные волосы волочат по полу Она так за ними ухаживала
Его опять держали так, что он не мог двинуться. Двери в коридор закрылись. Из пустой спальни донесся запах, как бы говорящий: «Помнишь? Помнишь, как ты меня любил?»
Он упал на диван и закрыл лицо руками. Было слышно его прерывистое дыхание. Наконец, опустив руки на колени, он сказал с выражением удивления и бессилия:
- Я не думал, что мужчина способен плакать, а сейчас плакал сам
Детектив, который до этого сидел на стуле, подал ему сигарету и даже зажег спичку. Говорить было уже как будто не о чем, допрос не возобновился. Шла беседа ни о чем, просто чтобы убить время.
- Вы очень элегантно одеваетесь, мистер Хендерсон, - казалось бы, без всякой связи сказал один из них.
Хендерсон недовольно посмотрел на него и ничего не ответил.
- Все, что на вас надето, очень хорошо сочетается.
- Да, это настоящее искусство, - прокомментировал тот, что просматривал журнал.
- Носки, рубашка, даже платок в кармане - заметил тот, что стоял у окна. - Все, кроме галстука.
- Это вас так занимает? - утомленно упрекнул их Хендерсон.
- Сюда подошел бы синий галстук. Все остальное на вас синего цвета. Я не очень придерживаюсь моды, но, глядя на вас, не могу удержаться - И детектив добавил с невинным видом: - Как это вы не обратили внимания на такую важную деталь, как галстук? У вас нет синего галстука?
Голос Хендерсона звучал почти умоляюще:
- О чем вы меня спрашиваете? Неужели вы не понимаете, что я не могу сейчас говорить о таких пустяках
Детектив повторил вопрос тем же бесцветным голосом:
- У вас нет синего галстука, мистер Хендерсон? Хендерсон схватился за голову.
- Вы хотите свести меня с ума? - спросил он тихо, не в силах больше выносить эти пустые разговоры. - Разумеется, у меня есть синий галстук. Он, наверное, в шкафу на вешалке.
- Как же вы его там оставили, если так тщательно одевались? Он просто необходим к вашему костюму. - Детектив сделал обезоруживающий жест рукой. - Может быть, вы его надели, а потом, в последнюю минуту, передумали и переменили?
Хендерсон спросил:
- Неужели это так важно? Почему вы все время об этом говорите? - Он повысил голос: - Моя жена мертва, я сам не свой, а вы интересуетесь галстуком!
Но вопросы сыпались один за другим - монотонно, как капли воды, падающие на голову.
- Вы точно знаете, что не надели сначала тот галстук?
Он ответил сдавленным голосом:
- Конечно, точно. Он должен быть в шкафу.
Детектив бесхитростно заявил:
- На вешалке его нет. Поэтому я вас о нем спрашиваю. Мы нашли вешалку для галстуков. Один крючок там свободен, самый нижний. Остальные галстуки его полностью закрывают. Понимаете, если галстук вытащили из-под других, значит, первоначально выбрали именно его. Если бы вы взяли галстук случайно, то надели бы тот, что висит сверху. Не могу понять, почему вы, подняв все остальные и выбрав самый нижний галстук, вдруг передумали и решили пойти в том, в котором были целый день на работе и который не подходит к вечернему костюму?
Хендерсон сжал руками голову, вскочил и прохрипел:
- Я больше этого не выдержу. Или вы мне скажете, в чем дело, или прекратите! Если его нет на вешалке, то где он? Скажите, если знаете! И вообще, какое имеет значение, где он?
- Это имеет очень большое значение, мистер Хендерсон.
После этих слов воцарилось длительное молчание.
Хендерсон побледнел.
- Дело в том, что галстук затянут вокруг шеи вашей жены. Она задушена.
3. За сто сорок девять дней до казни
Раннее утро
Были заданы еще тысячи вопросов до того, как первые лучи солнца изменили атмосферу в комнате. Комната выглядела, как после затянувшейся до утра вечеринки: окурки торчали изо всех посудин, многие из которых не были предназначены для этого. Лампа кобальтового стекла до сих пор светила, поблекший электрический свет производил странное впечатление. Стояли на прежнем месте и обе фотографии.
Все выглядели и вели себя, как после вечеринки: сняли пиджаки, расстегнули воротнички. Один из них пошел в ванну - освежиться холодной водой. Через открытые двери было слышно, как он отфыркивается. Двое других продолжали курить, их глаза беспокойно бегали с предмета на предмет. Только Хендерсон неподвижно сидел всю ночь на диване. У него было ощущение, что он сидит так всю жизнь; он не мог представить себя где-нибудь в другом месте, кроме этой комнаты.
Мужчина, вышедший из ванной, его звали Бёджес, появился в дверях. Он стряхнул воду с волос.
- Где у вас полотенца? - спросил он Хендерсона, как о чем-то само собой разумеющемся.
- Не знаю, - печально сказал Хендерсон. - Она мне приносила, когда мне было нужно. Где они лежат, я до сих пор не знаю.
Детектив беспомощно огляделся, капли воды все стекали с его волос.
- Можно, я вытрусь занавеской душа? - спросил он.
- Конечно, - позволил Хендерсон.
Все началось снова. Всегда все начиналось снова, когда казалось, что уже пришел конец.
- Дело ведь не в билетах в театр. Почему вы пытаетесь нас убедить, что дело было только в них?
Он поднял глаза на говорящего - тот не смотрел на него. Он привык, чтобы люди смотрели в глаза тому, к кому обращаются.
Вопрос задал человек, который на него не смотрел.
- Потому что дело было именно в них. Что вы хотите услышать? Вы не знаете, что люди ссорятся из-за билетов в театр? Такое иногда случается.
Другой сказал:
- Кончайте, Хендерсон. Как ее зовут?
- Кого?
- Я бы на вашем месте не начинал все снова, - недовольно заметил тот, кто задал вопрос. - А то мы опять вернемся к тому, о чем говорили два с половиной часа назад. Как ее зовут?
Хендерсон с измученным видом запустил пальцы в волосы и опустил голову.
Бёджес вышел из ванной, заправляя сорочку за пояс брюк. Он вынул из кармана часы, надел на руку, посмотрел на циферблат и исчез в прихожей, вероятно, пошел к телефонному аппарату. В комнату донесся его голос:
- Можно, Тильней.
Никто не обратил на это внимания, тем более Хендерсон, тупо уставившийся на ковер, стараясь держать глаза открытыми. Бёджес вошел в комнату и прохаживался из угла в угол, будто не знал, чем себя занять. Наконец он подошел к окну и поднял шторы, чтобы внутрь проникло больше света. На подоконнике сидела птица и заговорщически кивала головой. Бёджес сказал:
- Подойдите сюда на минутку, Хендерсон. Вы не знаете, что это за птица?
Хендерсон не встал в ответ на его просьбу, и Бёджес настойчиво сказал:
- Идите скорее, пока она не улетела.
Хендерсон встал, сделал несколько шагов к окну и остановился рядом с Бёджесом, повернувшись спиной к дверям.
- Воробей, - коротко сказал он, смерив детектива взглядом: тебе не это нужно.
- Я тоже так подумал, - заявил Бёджес и добавил: - У вас отсюда прекрасный вид.
- Дарю его вам вместе с птицами, - горько бросил Хендерсон.
Он повернулся и встал как вкопанный. На диване сидела девушка. Она вошла совершенно бесшумно, не скрипнув дверью и не зашуршав платьем.
Трое мужчин внимательно следили за его лицом. Он взял себя в руки. Ни один мускул не дрогнул на его лице, которое казалось окаменевшим.
Они смотрели друг на друга. Она была красива - выразительный англосаксонский тип с голубыми глазами и волосами шоколадного цвета, уложенными в гладкую прическу. Пробор был четкий, как у мужчины. На плечи было наброшено пальто из верблюжьей шерсти, пустые рукава бессильно висели вдоль тела. Шляпы на ней не было, в руках она держала сумочку. Она была молода, в том возрасте, когда девушки еще верят в любовь и мужчин. Возможно, у нее эта вера сохранится до конца дней; кажется, она была идеалисткой. Это было видно по тому, как она смотрела на него: в глазах ее горел огонь.
Он облизал пересохшие губы и слегка кивнул, как бы приветствуя кого-то, с кем едва знаком, чье имя не может вспомнить, но кого не хочет обидеть невниманием.
Бёджес дал своим людям знак, и они вдруг остались одни, никого, кроме них, в комнате не было. Хендерсон попытался остановить ее жестом, но было поздно. Пальто осталось лежать на диване, а девушка бросилась к Хендерсону.
Он попытался отстраниться от нее:
- Перестань. Ты должна быть осторожна. Они только этого и ждут. Наверняка они слышат каждое слово
- Мне нечего бояться. - Она взяла его за руки. - А тебе? Ты должен мне все рассказать.
- В течение шести часов я делал все, чтобы не впутывать тебя в это дело. Как они тебя нашли? Я дал бы отрубить себе руку, только бы тебя не вмешивали в это дело.
- Но я не хочу избегать ничего, в чем замешан ты. Ты меня плохо знаешь.
Он не мог ответить, потому что она его поцеловала. Потом он сказал:
- Ты меня целуешь, а сама еще не убедилась, что я
- Нет, я не могла так ошибиться. Если бы это было так, значит, мое сердце сошло с ума. А мое сердце не ошибается.
- Скажи ему, что я очень рад, - печально поблагодарил он, - Я не испытывал ненависти к Марселле. Просто я ее недостаточно любил, чтобы оставаться с ней. Но убить ее я бы не смог. Думаю, я никого не мог бы убить, даже мужчину
Она положила голову ему на грудь. Это был жест благодарности, которую нельзя выразить словами.
- Мне этого можешь не говорить. Я же видела, какое у тебя было лицо, когда мы встретили на улице бродячую собаку. Или когда мы увидели ту ломовую лошадь у тротуара Сейчас не время это вспоминать Как ты думаешь - почему я тебя люблю? Конечно, не потому, что ты такой красивый.
Он улыбнулся и погладил ее волосы.
- Я люблю тебя за то, что скрыто глубоко внутри, и никто, кроме меня, этого не видит. В тебе столько доброты! Только я знаю тебя. - Она подняла голову. В глазах ее были слезы.
- Не плачь! - утешил он ее. - Я не стою твоих слез.
- Я лучше знаю, не учи меня, - упрекнула она его. Она посмотрела на закрытые двери, свет в ее глазах погас. - А что они? Они думают, что?
- Думаю, они еще не решили. Иначе они не держали бы меня здесь всю ночь. Как они впутали в это тебя?
- Когда я вчера вернулась домой, то узнала, что ты мне звонил в шесть вечера. Я не могла лечь, не узнав, как у тебя дела, и около одиннадцати позвонила тебе. Они уже были здесь и сразу послали своего человека поговорить со мной. С тех пор один из них все время находится около меня.
- И это их методы - всю ночь продержать тебя здесь! - возмутился он.
- Разве я могла бы уснуть, зная, что ты попал в беду? - Она погладила его по щеке. - Для меня важно только одно, все остальное глупости. Все выяснится, должно все выясниться. Они же должны найти того, кто это сделал, Что ты им сказал?
- О нас с тобой? Ни слова. Я старался не вмешивать в это тебя.
- Может быть, в этом и была проблема. Они поняли, что ты что-то скрываешь. Раз уж они все равно обо мне знают, не лучше ли им все рассказать, как ты думаешь?
Нам нечего стыдиться и нечего бояться. Чем раньше скажем, тем лучше. По крайней мере оставят тебя в покое. Все равно по нашему поведению они должны были понять, что мы - Она не договорила.
В комнату вернулся Бёджес. Вид у него был довольный, как у человека, достигшего своей цели. Двое других вошли за ним, и Хендерсон обратил внимание, что с одним из них он заговорщически переглянулся.
- Внизу ждет машина, мисс Ричман, вас отвезут домой.
Хендерсон бросился к нему:
- Не вмешивайте в это мисс Ричман! Это непорядочно! Она не имеет ничего общего
- Все зависит только от вас, - остановил его Бёджес. - Мы ее сюда привезли, только чтобы напомнить вам
- Я вам все расскажу, все, что знаю, - обещал Хендерсон. - Только вы должны поручиться, что ей не будут надоедать репортеры, что ее имя не будут трепать в газетах.
- Но вы должны говорить правду, - предупредил его Бёджес.
- Можете быть уверены. - Он повернулся к ней и мягко сказал: - Поезжай домой, Кэрол. И не беспокойся, скоро все выяснится.
Она поцеловала его при всех, гордая чувством, которое он в ней пробудил.
- Сообщи мне сразу же, как только сможешь, хорошо бы уже сегодня!
Бёджес проводил ее до дверей и сказал стоявшему там полицейскому:
- Скажите Тильнею, чтобы мисс Ричман не надоедали. Пусть не дает никакой информации о ней.
- Спасибо, - благодарно сказал Хендерсон, когда Бёджес вернулся в комнату. - Вы настоящий мужчина.
У детектива был непроницаемый взгляд. Он сел, вынул блокнот, перечеркнул несколько исписанных страниц, открыл чистую и спросил:
- Начнем?
- Можно, - согласился Хендерсон.
- Вы сказали, что поссорились с женой. От этого вы не отказываетесь?
- Нет.
- Из-за билетов в театр. На этом вы тоже настаиваете?
- Из-за билетов в театр и развода. На этом настаиваю.
- Это уже ближе к истине. Какие у вас были отношения? Плохие?
- Никаких - ни хороших, ни плохих. Я бы сказал, что мы надоели друг другу. Я уже раньше просил ее дать мне развод. Она знала о мисс Ричман. Я ей рассказал все, ничего не скрывая. Я думал, что мы договоримся по-хорошему, но она не соглашалась на развод. Просто уйти не имело смысла, и я этого не хотел. Мы с мисс Ричман хотели пожениться. Мы избегали друг друга, насколько это было возможно. Я больше не мог так. Обязательно об этом рассказывать?
- Это очень существенно.
- Позавчера вечером я серьезно поговорил с мисс Ричман. Она знала, как мне трудно, и хотела сама поговорить с моей женой. Я был против, и она убедила меня, чтобы я поговорил сам. Вот ее точные слова: «Попытайся сделать это по-другому. Поговори с ней спокойно, убеди ее». Я знал, что это не поможет, но согласился. По телефону с работы я заказал столик на двоих в ресторане, куда мы раньше часто ходили. Купил два билета в театр, в первый ряд в центре. Из-за этого я, даже не принял приглашение лучшего друга, который устраивал прощальную вечеринку. Его зовут Джон Ломбард, он уехал на несколько лет в Южную Америку; это была последняя возможность попрощаться с ним перед отъездом. Но ничего нельзя было поделать, я хотел осуществить свой план и должен был быть с ней любезным.
Но когда я пришел домой, ничего не получилось. Она не шла на соглашение. Ее устраивала такая жизнь, и она ничего не хотела менять. Признаюсь, меня это рассердило. Я взорвался. Она молчала до последней минуты. Ждала, когда я приму душ и оденусь. Потом села и начала смеяться: «Почему бы тебе лучше не пригласить ее?» Она издевалась надо мной: «Зачем выбрасывать деньги на ветер?»
В конце концов я позвонил прямо отсюда мисс Ричман. Но ее не было дома. Марселла смеялась надо мной и даже не пыталась это скрывать. Вы знаете, каково это, когда женщина смеется вам в лицо? Кажешься себе клоуном. Я был взбешен и перестал владеть собой. Я крикнул: «Я приглашу вместо тебя первую встречную! Первую юбку, которую встречу, кто бы она ни была!» Потом я схватил шляпу и хлопнул дверью. - Он помолчал. - Это все. Больше я ничего не могу сказать, даже если бы хотел. Потому что это правда, а правду не приукрасишь.
- А потом все было так, как вы сказали раньше? - спросил Бёджес.
- Все. Но я был не один. Я сделал так, как сказал жене. Встретил какую-то женщину и пригласил ее. Она приняла приглашение, и мы провели вместе весь вечер. Расстались мы за десять минут до того, как я вернулся домой.
- В котором часу вы с ней встретились?
- Сразу же после того, как ушел из дома. Зайдя в бар на Пятидесятой улице, я увидел ее. - Он сделал неопределенное движение рукой. - Минутку, я могу сказать точно, когда встретился с ней. Мы оба посмотрели на часы, когда я показал ей билеты. Было шесть часов десять минут.
Бёджес сжал пальцами нижнюю губу:
- В каком баре это было?
- Я помню только, что там над входом была неоновая вывеска, она все время вспыхивала и гасла.
- Вы можете доказать, что были там сразу после шести?
- Я же вам сказал. Почему это так важно?
Бёджес медленно проговорил:
- Я мог бы от вас это скрыть, но я, наверное, ненормальный. Скажу вам прямо: ваша жена была убита в шесть часов восемь минут. Часы, которые были у нее на руке, разбились о край туалетного столика, когда она упала. Они показывали точно шесть часов восемь минут пятнадцать секунд. А ни одно существо на двух ногах или даже на двух крыльях не могло бы так быстро добраться до Пятидесятой улицы - всего лишь за одну минуту и сорок пять секунд. Достаточно доказать, что вы были в баре в шесть десять, и с вас будет снято подозрение.
- Но я же вам это говорю, я смотрел на часы.
- Это не доказательство, а неподтвержденное заявление.
- А что вы считаете доказательством?
- Когда кто-нибудь подтвердит ваши слова.
- А почему я должен это доказывать? Почему не наоборот?
- Потому что пока дело выглядит так, что никто, кроме вас, ее убить не мог. Иначе зачем мы сидели бы здесь всю ночь
Хендерсон бессильно опустил руки.
- Теперь понятно, - вздохнул он. - Понятно.
Воцарилось молчание. Наконец раздался голос Бёджеса:
- Женщина, которая, как вы утверждаете, была с вами в баре, сможет подтвердить, во сколько это было?
- Конечно. Она посмотрела на часы одновременно со мной. Она наверняка это вспомнит и подтвердит.
- Ну, хорошо. Этого достаточно. Конечно, если она будет говорить правду. Где она живет?
- Не знаю. Мы расстались там же, где встретились, в том же баре.
- А как ее зовут?
- Не знаю. Я не спросил, а она не представилась.
- Не назвала даже имени? Вы провели вместе шесть часов, вы должны были как-то обращаться к ней.
- Мы никак не обращались друг к другу, - ответил он подавленно.
Бёджес снова вынул блокнот.
- Ну, неважно. Опишите её по крайней мере. Нам придется самим разыскивать.
Последовало долгое молчание.
- Так как? - спросил наконец Бёджес.
Хендерсон заметно побледнел.
- Господи, я не помню, как она выглядела, - проговорил он. - Я не могу вспомнить, она полностью вылетела у меня из головы. Вчера, сразу как вернулся, я, может быть, еще смог бы ее описать, а сейчас не могу. Это было слишком сильное потрясение- смерть Марселлы А потом вы меня всю ночь допрашивали. Это как испорченный снимок.
Я не очень ее рассматривал, голова у меня была забита своими проблемами. - Он переводил взгляд с одного детектива на другого, в поисках поддержки. - Она совсем вылетела у меня из головы.
Бёджес пытался помочь ему:
- Не спешите. Времени достаточно. Подумайте хорошенько. Вспомните, какие у нее были глаза?
Хендерсон отчаянно сжал кулаки.
- Не можете вспомнить? Ну, а волосы, какие были волосы? Какого цвета?
Он закрыл глаза руками:
- Не знаю. Иногда мне кажется, что светлые, иногда - темные. Наверное, что-то среднее. Тем более что волосы были закрыты шляпой. - В его глазах мелькнул луч надежды. - Шляпу я очень хорошо помню. Оранжевого цвета, если вам это поможет. Да, оранжевая, я точно знаю.
- Но шляпу она сняла и, возможно, полгода не наденет. Что нам проку от этой шляпы? Не могли бы вы вспомнить что-то, что касается ее самой?
Хендерсон в отчаянии тер виски, и было видно, что он усиленно пытается вспомнить.
- Она была полная? Худощавая? Высокая? Маленькая? - спрашивал Бёджес.
- Я не могу вспомнить. Что мне делать?
- Вы нас водите за нос! - вмешался в допрос другой детектив. - Ведь это же было вчера, а не неделю назад!
- У меня всегда была плохая память на лица, даже при нормальных обстоятельствах. У нее было лицо, как будто
- Надеюсь, вы нас не разыгрываете.
Хендерсон все больше и больше запутывался. Его ошибкой было то, что он размышлял вслух, вместо того чтобы обдумать слова.
- Она выглядела, как все женщины. Больше я ничего не могу сказать
На этом допрос закончился. Лицо Бёджеса стало как каменное, видно было, что он еле сдерживается. Он надел плащ, поправил галстук и сказал рассерженно:
- Идемте, уже пора, мы здесь потеряли достаточно времени.
У выхода он смерил Хендерсона жестким взглядом и сказал:
- За кого вы нас принимаете? Думаете, с нами можно играть в кошки-мышки? Целый вечер, шесть часов вы провели в обществе женщины и утром не можете описать ее. Вы сидели напротив нее в баре, в ресторане, в такси и вместо лица помните какое-то пустое место под оранжевой шляпой? Думаете, мы это проглотим? Вы описываете какой-то призрак, фантом без имени, фигуры, роста, глаз, волос, словом, без всего, что есть у каждой женщины, и полагаете, что мы поверим, что вы были с ней, а не дома с женой, которая была убита в это время! Десятилетний ребенок поймет, что вы говорите неправду. По-моему, есть две возможности: вы выдумали эту женщину, или, как мне кажется, вы ее увидели вечером и теперь пытаетесь убедить нас, что она была с вами, хотя отлично знаете, что это неправда. И специально описываете ее так, чтобы не за что было ухватиться.
- Вставайте, пойдем, - приказал один из детективов резким голосом. - Бёджес не часто выходит из себя, но если вы его выведете - берегитесь.
- Я арестован? - спросил Хендерсон Бёджеса, вставая и направляясь к дверям, в то время как другой детектив крепко держал его за локоть.
Бёджес не ответил прямо. Ответ был понятен из распоряжения, которое он дал третьему детективу, выходя из комнаты:
- Погаси лампу, запри двери. Здесь долго никого не будет.
4. За сто сорок девять дней до казни
Шесть часов вечера
Машина стояла за углом. Начали бить куранты невидимой отсюда башни.
- Наконец-то, - с облегчением сказал Бёджес.
Им пришлось ждать этого около десяти минут, мотор они оставили включенным.
Хендерсон - не свободный и не арестованный - сидел сзади между Бёджесом и детективом из полицейского управления, которые допрашивали его ночью.
Третий, которого звали Додж, стоял с самовлюбленным видом рядом с машиной.
Был такой же вечер, как вчера: время свиданий, подкрашенное на западе небо, куда-то спешащие люди. Хендерсон, сидящий между двумя полицейскими, не двигался. Он понял, как круто может измениться человеческая судьба за каких-то несколько часов.
Дом, в котором он жил, находился рядом, достаточно было пройти вдоль фасада, чтобы увидеть вход. Но теперь это был не его дом. Теперь он жил в камере предварительного заключения, в здании рядом с полицейским управлением.
Его голос звучал глухо.
- Это было недалеко от магазина, - сказал он Бёджесу. - Когда начали бить часы, я шел мимо этой витрины. Я вспоминаю, когда снова вижу все и слышу бой часов.