на небеси и на земли. Хлеб
Хлеб наш насущный даждь нам днесь
наш насущный даждь нам днесь; и остави нам..
и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем
долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас
должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от
.. . во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь! Все! Богдан вскочил на ноги.
Так не честно! Просто я заикаюсь!
Как бы не так! Богдан забрался на верхний ярус кровати. Теперь ты не заикаешься. Кстати! он свесил голову, чтобы видеть брата. Куда делись заикание и астма?
Андрей пожал плечами:
Сам не знаю! Но я как будто Я как будто заново родился, чувствую себя собой!
24
В старости, когда подкашивает болезнь и одолевает немощь, люди становятся либо тихими и смиренными, либо сварливыми и несносными брюзгами! Уже вечером, под самое закрытие, Люба зашла на почту, оплатить счета одной вздорной старушонки. На почте было безлюдно, так что Люба осталась на минутку поболтать с дядей. Вскоре дверь открылась, вошла незнакомка с длинной русой косой и рюкзаком за плечами. Она огляделась и неуверенно подошла к почтовому окошечку.
Извините, начала она, вы наверняка сможете мне помочь! Я только недавно приехала, но уже все ноги сбиланикак не найду нужный адрес.
Что вы хотели? учтиво спросил дядя Василий.
Я ищу улицу, которая называется Речной Тупик. Дом шестнадцать. Как я понимаю, это самый последний дом по улице.
Люба подскочила на месте!
Зачем вам!?
Боюсь, это только мое дело.
Мелькнула догадка! Люба в мгновение ока приблизилась к женщине и вгляделась в лицо. Оно было волевым, с ранними морщинами над переносицей и в уголках глаз, но светлым и по-своему красивым.
Вас зовут Соня!?
Откуда вы знаете? нахмурилась женщина.
Я как раз собиралась к Сергею Вячеславовичу, я провожу вас!
А вы кем ему приходитесь? поинтересовалась Соня, когда они выходили из почты.
Меня зовут Люба, я волонтер, немного помогаю Сергею Вячеславовичу по хозяйству.
Соня нахмурилась и вопросительно взглянула на Любу.
Он болеет, и иногда ему нужен помощник! пояснила Люба.
Разве он болен? Я не знала!
Он никогда не говорит об этом.
Люба неторопясь рассказала Соне о Лодочнике, но большую часть пути они прошли молчаСоня была совсем не разговорчивая! Она только хмурилась и, видимо, думала о своем. Люба отчаянно хотела знать зачем она приехала! Просто визит? К человеку, который убил ее сеструвряд ли! Но, при этом, Сергей ей пишет! Что же у них за отношения!? Что может связывать молодую и красивую Соню с угрюмым Лодочником!?
У калитки, как обычно, крутился Кудряш. Он почуял гостей загодя и нетерпеливо мялся на крыльце. Наконец, он ринулся навстречу и ткнулся Любе в ноги! Она потрепала его по голове, а потом велела отправляться домой.
Это здесь, сказала Люба, видя, что Соня замешкалась у крыльца. Соня кивнула и уверенно вошла в дом. Люба последовала за ней.
Сергей Вячеславович! мягко позвала она. Вы спите? Сергей Вячеславович, к вам гости!
Из комнаты показался Лодочник. Он хотел что-то сказать, но взглянул в прихожую и замер. Соня стояла у двери, сцепив на груди руки, и прямо смотрела на Лодочника. С минуту они глядели друг на друга. Потом Сергей устало опустился на стул и произнес:
Здравствуй.
Я хочу знать, за что вы убили Лилю? жестко сказала Соня.
Снова повисло молчание, долгое, вязкое. Люба почувствовала себя лишней, но боялась пошевелиться! Пауза затягивалась, превращаясь в комок тяжелого напряжения и, чтобы как-то разрядить обстановку, Люба пробормотала:
Я.. Я заварю вам чай, и вы все обсудите мирно!
Она двинулась к плите, но Лодочник остановил ее:
Не нужно, Люба. Я расскажу все без прелюдий.
Он предложил гостям сесть, сам устроился на табуретке за столом, потер лицо ладонями и начал:
Когда-то давно у меня был друг, Геннадий. Мы были знакомы с детства, но сдружились только в отрочестве. Он был веселым, беспечным бездельником, любил прожигать жизнь, брал от нее только удовольствия. Но с ним было радостно и уютно! Юность выдалась необузданная, дикая, бесконтрольная! Мы устроилось работать на вокзал, после школы разгружали вагонызарабатывали деньги, только чтобы просадить их в один вечер! Гуляли, пили, ни в чем себе не отказывали. Вино текло рекой, танцы, песни, дракираздолье! Мы ни в чем не знали меры. Иногда, если разбушуемся, приезжала милиция, нас забирали на суткиотрезвиться и подумать. Но чаще мы успевали смыться! Мы с Геннадием все растрачивались на веселье и разврат! Было здорово!
Постойте! встряла Соня. Вы говорите о моем отце?
Да. Сергей открыто посмотрел ей в глаза и продолжил: Гена был очень красив. Ему нравилась одна девчонкаЛюдмила, вскоре он очаровал ее, они стали встречаться. Людмила тоже не отличалась нравственностью, а некоторые ее замашки были похлеще наших. Тем не менее, что-то в ней привлекало! Они вместе якшались по сомнительным компаниям и злачным местам, при этом мы с Геннадием оставались неразлучны. К сожалению, ничто не длится вечно, нашему беспутству пришел конец! Людмила забеременела. В шестнадцать лет они поженилисьна этом кончилось детство. Безжалостно и быстро пришло осознание, что разнузданный образ жизни отнимает больше, чем дает! Родилась Лиля. Гена кое-как доучился и стал работать. Я видел, с какой тоской он косится на блаженную молодежь и на ребят своего возраста, которых не задела кара непотребства! Они были предоставлены сами себе, свободны! Но все менялось, когда он смотрел на Лилю. Он не просто любил свою дочку, он был влюблен в нее!
Девочка росла очень тихой, милойкроткий маленький ангел. С ней не было хлопот. Все время, все силы и заботу Геннадий тратил только на нее! Он отдавал всего себя, душу и сердцевесь мир к ногам Лили! У нее были лучшие наряды, красивые игрушки, а, главное, много любви! Лиля прекрасно умела принимать ласку и внимание, с готовностью куталась в них, представляла нежность, как неотъемлемую часть жизни. Ей и в голову не приходило, что кто-то может жить иначе. Гена растил дочку в тепличных условиях. Он тщательно отгораживал ее от невзгод и ужасов внешнего мира: дома не читали газет, не смотрели новости, не обсуждали политику и сплетни. Только свет, смех и радость. Только Лиля. Она же охотно впитывала эту любовь и росла прекрасным цветком, лучиком света! Меж тем, отношения родителей не складывались. Строго говоря, они никогда и не были хорошими, лишь по началу было терпимо, но с каждым годом положение ухудшалось. Говорят, человек навсегда остается в том возрасте, в котором его недолюбили. Пожалуй, это можно сказать и о Геннадии с Людмилойим обоим навсегда осталось по шестнадцать! Недоросшие, недозревшие, они не могли найти покоя друг в друге, не видели поддержки, которая была так нужна, не могли стать опорой. Гена был веселым, горячим человеком. Душа компании! Большой мальчишка, готовый обсмеять любую трудность, но не решить ее! С Людмилой творилось что-то неясное, беспокойное, какие-то призывные стремленияне могу точно описать, мы не были с ней близки. Но она не находила отрады в семье. Они ругались без конца! Чтобы как-то изменить положение, они отчаянным жестом, решились на второго ребенка. Вскоре на свет появилась ты. Сонечкамалышка, крошка Увы, если Лиля вобрала все тепло и заботу отца, то ты, Соня, воплотила в себе безнадегу и крах их союза. Ты была шматком нервов! Почти не спала, почти не ела, только кричала, кричала Сутками на пролет!
Геннадий стал работать больше, часто уходил в ночные смены. Людмила оставалась с детьми. Бесконечные бессонные ночи, детские крики и болезнивсё это измучило ее окончательно! Однажды Людмила исчезла. Просто не появилась дома. Ее родители тоже не знали куда она ушла. Гена негодовал! Он порывался искать ее, расспрашивал подруг и знакомых, но вдруг осознал, что без нее вам намного спокойнее! Вы стали жить втроем.
Все это время мы продолжали тесно общаться. Как ни странно, несмотря на многочисленные знакомства и легкий нрав, Геннадий не смог найти близких друзей. У него оставался только я. Он был большим любителем всяких утех, мастер покуражитьвыпивка, музон, дома всегда было припрятано курево. Так что мы умудрялись прекрасно проводить время даже присматривая за детьми! Гена умел играть на балалайке. Он наяривал, а дочки плясаливесьма забавно! Все чаще он просил меня остаться с девочками на ночь, пока сам работает. Вскоре так и повелось: я торчал у вас всё свободное время и часто ночевал в его комнате, чтобы посторожить ваш сон.
Я помню вас, прервала его Соня, я хорошо вас помню, дядя Сережа.
Сергей вымученно улыбнулся ей и продолжил:
Я тоже не мог найти себе места в жизни. Правда, работа была хорошая, интереснаяя был пожарным. А вот с женой не сложилось. Так что я был свободнее ветра: ковырялся в гараже, ходил на рыбалку, завел пса и придавался прочим холостяцким забавам. Поэтому меня ничто не держало дома, я спокойно мог ночевать у вас неделями. Ты помнишь, Соня, я приходил с собакой?
Помню мохнатую и рыжую, ее звали Рысь.
Рысь, верно! А я уже забыл Время шло размеренно, неспешно, девчонки становились старше. Сонечка стала потише, но росла сорванцом! Ты не играла в куклы, а признавала лишь беготню, войнушку и лазанье по деревьям. Гена умилялся, глядя на тебя, когда ты перемажешься, взмылишься после долгого боя, а под вечер еле стоишь на ногах! Но страстью его жизни по-прежнему оставалась Лиля! Обласканная, избалованная вниманием и любовью, не зная ничего, кроме заботы и блага, она и сама источала только добро. Лиля была очень светлым человеком, Геннадий зачастую глаз не мог от нее отвести! Она умела заражать хорошим настроением, в ее обществе любой чувствовал себя чище, лучше. Помимо прочего, Лиля была очень красивой. Она расцвела в сущую прелесть! Светлые пушистые кудряшки! А кожа такая белая, тоненькая, полупрозрачная! Дома она никогда не собирала волосы и носила простенький льняной сарафан. Но, главное, лицо и глаза лучились счастьем! Со временем у нее появилось много поклонников, но ухаживания она принимала нехотя, только от скуки. Вся такая легкая и естественная, гармоничная, плавная, грациозная! Чудесная девушка, Лилия
Не знаю, когда я полюбил ее. Я не отдавал себе отчета в своих чувствах, никогда не считал нужным копаться в них, анализировать, выискивать потаенные уголки. Поэтому, когда все понял, было уже поздно! Слишком сильно в меня вросли мысли и мечты о ней, ее светлый образ! Без моего ведома чувство так выросло и разветвилось, что вытесняло другие желания. Все заняла Лиля. Для меня самого это стало откровением! И когда я осознал свою любовь, то стал обречен! Я старательно скрывал чувства, запихивал вглубь души и не понимал, что так лишь укореняю их. Я полюбил дочку лучшего друга! Это преступление! Это запретно! Я ощущал себя лжецом, подлецом, но поделать уже ничего не мог. Я прятал от нее взгляд, таился, пытался вести себя, как ни в чем не бывалона деле же выходило неуклюже! Думаю, она знала о моих чувствахженщины всегда проницательны в таких вещахно виду не подавала. Я же весь измучился. По старинке, когда Геннадий уходил работать в ночь, я оставался у вас домачтобы девочкам не было страшно . Я не мог уснуть, зная, что за стеной тихо спит Лиля. Я лежал в постели, совсем обезумевший, боялся вздохнуть или пошевелиться, чтобы, не дай бог, меня не было слышно в вашей комнате! О, жалкий дурак! Я не мог уснуть, потому что не мог ее обнять, прикоснуться к ее руке или прекрасной тонкой шее! Я не мог ее поцеловать, полной грудью вздохнуть запах ее волос или хотя бы просто открыто взглянуть в глаза. Но я мог стеречь ее спокойствие, ее умиротворение! Этого было не достаточно, но большего мне не дано. Конечно, я никогда не сделал и полшага в сторону Лили. Вскоре я стал избегать вас! Точнее, я все еще приходил побыть с вами ночью, но в остальное время старался не являться. Я прятался! Бежал от себя самого и от Геннадияведь я чувствовал себя предателем! В первую очередь я бежал от Лилии. Я шарахался от любого ее движения, взгляда, но сам тайком наблюдал за ней, не мог справиться с искушением, чтоб не смотреть и не мечтать! Я весь избился, стал вовсе помешанный! Мне было дурно без нее, но и рядом было не легче! Гена допывалсякуда я пропал? А я не знал, что ответить, выдумывал несуществующие дела, врал. Он чувствовал неладное, но молчал. Полагаю, Лиля знала, почему я не появляюсь. Геннадий не понимал меня, звал обратно. Ужаснее всего, что меня влекло в ваш дом, я страстно желал быть рядом с ней, но не позволял себе этого! Я метался, со своим чувством, как зверь по клетке! Мне хотелось разодрать себе грудь, чтобы выплеснуть наружу неуемный жар влечения! Я был, как одержимый. Казалось, у меня на сердце было выжжено ее имя! Разумеется, я держал свои пристрастия под чутким контролем и внешне оставался хладнокровным. Я все никак не мог понять, могу ли я отказаться от друга, чтобы навсегда оборвать жилы, связывающие меня с Лилей. Или же бросить Геннадия было бы слишком подло с моей стороны? У него не было никого, кроме меня, кому бы он мог всецело довериться. И доверить ночной покой девочек! Были, правда, родители Людмилываши бабушка с дедушкойно, по понятным причинам, вы мало общались. В итоге, я пообещал себе обуздать свои чувства и снова полегоньку стал приходить в ваш дом. Лиля была все та же! Такая милая, открытая и естественная; она разговаривала со мной своим чутким голосом, улыбалась, смеялась и танцевала без робости! Все, от чего я так прятался, вернулосьэто было слишком! Но я уже обещал себе унять страсти и, как мне казалось, научился смотреть на нее без теплоты во взгляде.
Не прошло и двух лет от начала моих страданий, как возникли новые. Лиля заболела. Ей было всего девятнадцать! Первые симптомы были неподозрительны, невзрачныона ставила стакан мимо стола, недослышивала фразы или просто вдруг раздражалась из-за пустяка, что было так для нее не свойственно. Как правило, этот диагноз звучит одинаковоженщины! Но здесь был другой случай! Вскоре стали неметь ноги, а однажды утром Лиля не смогла встать с кровати, потому что совсем их не чувствовала! Геннадий бросился за врачом. Ее увезли в больницу и принялись немедленно обследовать. Страшные новости не заставили себя ждатьраскидистая опухоль вызрела в пояснице и неуклонно ползла вверх. Началось тяжелое лечение. Геннадий бросил все силы на поиски лучших врачей; он заложил все, что было, понабрал кредитов, влез в долги! Я же продал свою квартиру и перебрался жить к вам. Узнавали про донорство. Мы оба наперебой готовы были собственноручно выдрать из себя органы и отдать их Лиле, только все было не так просто! Врач терпеливо объяснил, что спинной мозг не пересаживают. Тем временем, безжалостная диагностика поведала нам, что в голове тоже обнаружено затемнение. Разумеется, очаг слишком глубоко, хирургам не подобраться. Лилю травили ядами, облучали рентгеном, прописывали пилюли и примочки, кололи всевозможными препаратамии в сумме это дало полный ноль! Мы перебирались из больнице в больницу, меняли одного врача за другим, они, в свою очередь, предлагали разные подходы и способы, но болезнь оставалась непреклонна! Не помогла даже бабка-ведунья, которую Гена привез из захолустья! Она шаманила над Лилей добрых полчаса, что-то неразборчиво шептала, плевала, водила руками, пальцами рисовала замысловатые узоры у нее на голове, а после дала какой-то шнурочек и велела сгноить его в укромном месте. Он сгнилувы, бесплодно!
Лиля вернулась домой вся измученная. Геннадий внес ее на руках и уложил в свою постель. Там, в этой пышной постели, от нее почти ничего не осталось! Кожа стала желтушная, темная, скулы острыми углами торчали на лице и совсем не было волос! Даже бровей. Впереди Лилю ждала еще не одна плановая терапия ядами, но врачи не давали прогнозов. Было очевидно, что это плохой знак, однако Геннадий яростно отрицал факты и принимал только хорошие вести. На него было больно смотреть! Он ссутулился, постарел, стал закрытым, темным и все повторял: "Все хорошо! Лиля скоро поправиться! " Его глаза странно бегали и блестели, а, если речь не шла о Лиле, то взгляд становился пустым. Думаю, он терял рассудок, а кое-как держался только от того, что мы с Соней были рядом. Ох, Соня Тебе тогда уже было одиннадцать лет и ты всецело была предоставлена себе!
Лиля выдержала еще несколько изнуряющих, но пустых процедур, и вернулась домой чуть жива! Болезнь развивалась слишком быстро. Вскоре появилась боль. За считанные дни она разгорелась от терпимой до невозможной и Лиле выписали морфин. С отточенной пунктуальностью Геннадий делал ей уколы. В блюдце с золотой каймой он скрупулезно собирал ампулы и шприцы, шел к Лиле, выходил через пару минут с улыбкой и говорил: "Сегодня, кажется, лучше! " Но, дело в том, что улучшений не наступало.
Мы стали по очереди дежурить ночами. Морфин помогал не всегда. Я видел, как Лиля дрожит и смотрит в одну точку, стараясь вытерпеть боль. И, главное, поделать ничего было нельзя! Я ходил вокруг нее, давал какие-то лекарства, что-то рассказывал, чтобы отвлечь, но она словно не слышала. Только дышала поверхностно и быстро. А иногда у нее бывал такой взгляд, словно она постигла весь ужас и страх бренного мира! Тогда она затихала, замирала, напрягалась, как струна, на несколько долгих секунд, потом выдыхала и снова принималась дрожать. Так продолжалось какое-то время. Геннадий приводил врачей, но те лишь разводили руками и рекомендовали прежнее лечение. Лиля таяла на глазах.