Д.УЭСТЛЕЙК, Э.ПЕРРИ, Д.К.ОУТС, У.МОСЛИ, Ш.МАККРАМБ, Э.МАКБЕЙН, С.КИНГ, Д.ФАРРИС, Дж. ДИВЕР, Л.БЛОК(Под редакцией Эда МАКБЕЙНА)ВНЕ ЗАКОНА
Предисловие
Я начал писать новеллы в пятидесятые годы прошлого века. Тогда они публиковались в специальных журналах для чтения, и мы называли их «рассказиками». О новеллах в то время я знал лишь, что они должны быть достаточно длинными и платили за них из расчета пять центов за слово. Таким образом, если я писал десять тысяч слов (обычный для того времени объем новеллы), это означало, что рано или поздно мне вручат за них чек на пятьсот долларовсовсем неплохие деньги для начинающего писателя.
В наши дни новелла достигает десятисорока тысяч слов. Это больше, чем рассказпять тысяч слов, но гораздо меньше, чем романпоследний должен насчитывать по меньшей мере шестьдесят тысяч слов. При этом динамизм первого обязан соединяться в ней с глубиной второго, из чего видно, что писать новеллы совсем не легко. Более того, если учесть сложность этой литературной формы и узость ее читательской аудитории, кажется удивительным, что кто-то из современных писателей вообще ею занимается.
Но вдруг у меня возникла потрясающая идеясобрать лучших авторов триллеров, детективов и криминальных романов и попросить их написать новеллы специально для сборника, в который войдут только лучшие, ранее нигде не публиковавшиеся работы. Отличный проект, не правда ли? В идеальном миреда. «Пожалуйста, сэр, вот ваша новелла. Спасибо, что обратились ко мне за помощью»примерно такие слова я ожидал услышать.
Однако большинство авторов бестселлеров, которым я изложил суть задуманного, никогда в жизни не писали новелл, а многиедаже рассказов!
Почти все они реагировали примерно одинаковошутливо воздевали вверх руки и восклицали: «О чем вы говорите?! Написать новеллу? Но я даже не знаю, с чего начать!» Хотя кое-кто все же находил мое предложение интересным: «Сколько, вы говорите, слов?» Однако в большинстве своем популярные писателинарод чрезвычайно занятой. Они должны выполнять условия контрактов и укладываться в жесткие сроки, поэтому, какой бы соблазнительной ни казалась им эта идеянаписать новеллу для сборника, суровая действительность громко заявляла о себе, и я слышал следующее: «Спасибо, что вспомнили обо мне, но я и так уже задержал рукопись на три месяца»; «Мой издатель убьет меня за одну мысль о том, чтобы написать что-то для другого издательства»; «Попробуйте позвонить мне через год»; «А вы обращались к X, У, Z?»
В результате все решил случай. Несколько авторов, которых я обрабатывал особенно усердно, сумели выкроить время, поскольку уже закончили один роман и не успели приступить к другому. У двух-трех имелись готовые темы, оказавшиеся слишком мелкими для романа и чересчур серьезными для рассказа, и тут мое предложение пришлось как нельзя кстати. Кое-кто из писателей задумал ввести в свои будущие книги новых персонажей и уже некоторое время ломал голову над тем, как бы это получше сделать. Так или иначе, непосильная для других задача написать произведение в диапазоне от десяти до сорока тысяч слов показалась им весьма увлекательной, и они с воодушевлением принялись за дело.
Я не ставил перед участниками нашего проекта каких-то иных условий, помимо того, чтобы они придерживались заданного объема, а их творения имели хотя бы отдаленное отношение к раскрытию преступлений. Результат оказался великолепным, если не сказать потрясающим. Десять новелл, вошедших в сборник, различаются между собой так же, как и их авторы, однако есть у них и нечто общеестрасть и удивительное мастерство, с которыми они написаны. Более того, у меня возникло ощущение, что литераторы, решившие вдруг обратиться к новому для себя жанру, захотели поделиться с нами восторгом и удивлением, которые вызвала у них эта работа.
Порядок расположения в сборнике авторов и их произведений никак не связан с моим к ним отношением. Да у меня и нет среди них фаворитов, потому что я одинаково люблю их всех.
Итак, читайте и наслаждайтесь!
Эд Макбейн
Уэстон, штат Коннектикут
Август 2004 г.
Дональд УэстлейкПРОГУЛКА ВОКРУГ ДЕНЕГ© Пер. с англ. В. Вебера
Дональд Уэстлейк
Общепризнанным является тот факт, что Дональд Уэстлейк великолепно проявил себя во всех направлениях детективного жанра. В качестве доказательства можно привести его юмористические произведения, вроде «Святого монстра» и сериала о Дортмундере, ужастики, вроде «Топора», где герой мстит компании, уволившей его с работы (возможно, это лучший роман Уэстлейка); сериал о частном детективе Паркере, мире профессиональных преступников и копов; наконец, «Крюк»триллер об опасностях, которые подстерегают самих писателей.
Романы и рассказы Уэстлейканеоспоримое доказательство его блестящего интеллекта, проявляющегося и в сюжете, и в персонажах. Он из тех писателей, у которых должны постоянно учиться другие авторы: в каждом произведении Уэйстлейка они смогут найти что-то полезное для себя независимо от продолжительности собственной литературной карьеры. Похоже, его талант открыла для себя и широкая читательская аудиторияпусть и со значительным опозданием.
Среди новых произведений Уэстлейка«Дорога к гибели», последний роман о неудачах вора-неумехи Дортмундера, и «Воровская дюжина», давно ожидаемый сборник рассказов с тем же главным героем.
1
С тех пор как я перевоспитался, у меня проблемы со сном, признался мужчина, которого звали Куэрк.
О таком симптоме Дортмундер прежде не слышал. С другой стороны, он встречал не так уж много перевоспитавшихся людей.
Угу. Он не так уж хорошо знал Куэрка, так что пока предпочитал молчать.
А вот Куэрку было что сказать.
Это нервы, объяснил он, и выглядел так, словно причина бессонницы именно нервы.
Небольшого росточка, тощий, лет пятидесяти, с длинным лицом, густыми черными бровями, носом-бананом, зависшим над тонкогубым ртом и длинным подбородком, он постоянно ерзал на стуле со спинкой из металлической сетки. Находились они в Пейли-парке, крошечном скверике на Восточной Пятьдесят третьей улице Манхэттена, между Пятой и Мэдисон-авеню.
Это очень милый скверик, Пейли-парк, в самом центре Мидтауна, шириной всего лишь сорок два фута и глубиной менее квартала, расположенный на несколько ступеней выше уровня Пятьдесят третьей улицы. Стены зданий с обеих сторон увиты плющом, а высокие гледичии летом, а именно в это время года происходил разговор, образуют своими кронами из колючек крышу над головой.
Но главная достопримечательность Пейли-паркаводопад в его глубине, постоянный поток, который скатывается по дальней стене и плюхается в корыто, откуда вода подается обратно в верхнюю точку водопада. Поток создает очень приятный шумовой фон, который практически заглушает транспортный гул. Этот умиротворяющий анклав позволяет забыть, что ты в самом центре огромного города, и дает возможность двум или трем людям, скажем Джону Дортмундеру, его приятелю Энди Келпу и человеку, которого зовут Куэрк, посидеть рядом со стеной воды и поболтать, в полной уверенности, что их разговор не будет подслушан, какой бы ни использовался для этого микрофон. Просто удивительно, что не все криминальные предприятия планируются в Пейли-парке. А может, все и планируются.
Видите, что происходит. Мужчина, которого звали Куэрк, поднял руки с колен и подержал перед собой. Они дрожали, как вибраторы машины для смешивания красок. Хорошо хоть, что я не был карманником до того, как перевоспитался.
Угу, прокомментировал Дортмундер.
Или медвежатником, добавил Келп.
Им-то я как раз был, признался Куэрк. Только работал с жидкой взрывчаткой, вы понимаете. Высверливаешь отверстие рядом с наборным замком, заливаешь туда желе, вставляешь детонатор, отходишь на шаг. И никаких нервов.
Угу, в третий раз повторил Дортмундер.
Куэрк, хмурясь, уставился на него.
У тебя астма?
Нет, мотнул головой Дортмундер. Я лишь соглашался с тобой.
Как скажешь. Теперь Куэрк хмуро смотрел на водяной занавес, который продолжал плюхаться в корыто, не останавливаясь ни на секунду. Дело вот в чем. Я всегда крепко спал по ночам перед тем, как перевоспитался, потому что зналя осторожен, все под контролем, можно расслабиться. Но потом, когда мне дали последний срок, я решил, что слишком стар для тюрьмы. Вы понимаете, наступает момент, когда ты говоришь себе: тюрьмаэто работа для молодых. Он искоса глянул на Дортмундера. Опять скажешь «угу»?
Если только ты этого хочешь.
Тогда лучше промолчи. Сидя в тюрьме в последний раз, я освоил новую профессию. Вы же знаете, там всегда можно научиться чему-то новомуремонт кондиционеров, сухая химчистка Так вот, в последний раз я освоил профессию печатника.
Угу, откликнулся Дортмундер. Хочу сказать, это хорошо, что ты печатник.
Да только я не печатник, продолжил Куэрк. Я выхожу из тюрьмы, еду в типографию в северной части штата, неподалеку от того города, где живет мой кузен, рассчитывая, что смогу пожить у него. Он всегда следовал заповедям; это же полезнобыть рядом с таким человеком, брать с него пример. Но когда я прихожу в типографию и говорю: посмотрите, какой профессии обучил меня штат Нью-Йорк, мне отвечают, мол, так сейчас уже никто не работает, теперь мы используем компьютеры. Куэрк покачал головой. Система юстиции сама преступна, понимаете? Они тратят столько денег и времени, чтобы научить тебя профессии, которая канула в Лету!
Надо было учиться работать на компьютере, ввернул Келп.
Так вот, работу в типографии я получил, но только не печатника. Я грузчик, и когда привозят разные сорта бумаги, я езжу по территории на электрокаре-погрузчике, развожу ее куда положено. Но поскольку я перевоспитался, а это не та профессия, которой меня обучили, у меня нет ощущения, что я по-настоящему что-то делаю. Ни планирования, ни подготовки, ни осторожности. Чувствую себя не в своей тарелке. Жизнь моя лишилась стержня В результате я сплю отвратительно. А потом, не выспавшись, сажусь на электрокар и частенько едва не врезаюсь в стену.
Дортмундер очень даже хорошо его понимал. Людирабы привычек, и если ты теряешь привычку, которая для тебя важнаскажем, все время быть в бегах, это может привести к серьезному сбою в организме. Нарушению биоритмов. Отсюда и проблемы со сном. Да, вполне возможный расклад.
Дортмундер, Энди Келп и человек, которого звали Куэрк, посидели в молчании (под плюханье воды), обдумывая ситуацию Куэрка, удобно устроившись на стульях со спинками из металлической сетки, в центре Нью-Йорка, в августе, и это, разумеется, означало, что находились они совсем не в Нью-Йорке, не в настоящем Нью-Йорке, но в другом Нью-Йорке, августовском Нью-Йорке.
В августе все психоаналитики уезжают из Нью-Йорка, поэтому остальное население города выглядит более спокойным, менее зажатым. Опять же многих уехавших из города заменяют американские туристы в полиэстере пастельных тонов и зарубежные туристы в виниле и вельвете. Августовский Нью-Йоркчто большое стадо коров, неторопливых, толстых, тупых, понятия не имеющих, чего им нужно.
Вот и Дортмундер понятия не имел, что надо Куэрку. Знал лишь одноутром ему позвонил Келп, сказал, что есть человек, с которым им, возможно, стоит переговорить, поскольку ему вроде бы есть что сказать. А сослался этот человек на Гарри Мэтлока. Что ж, в прошлом Дортмундер работал с Гарри Мэтлоком и с напарником Мэтлока, Ральфом Демровски, но при последней встрече с Ральфомслучилось это во время короткой поездки в Лас-ВегасГарри не присутствовал. Да и потом, какой прок от ссылки на пусть и хорошего знакомца по прошествии долгого времени? Вот почему вклад Дортмундера в разговор ограничивался «угу».
И наконец, прервал Куэрк нескончаемое плюханье, я понял, что больше так не могу. Я подражаю моему кузену, иду по прямой и узкой тропе. Раз в месяц я езжу в город, который называется Гудзон, вижусь с женщиной-полицейским, которая надзирает за условно-досрочно освобожденными округа. И мне нечего скрывать. Как в таких обстоятельствах я могу говорить с должностным лицом, надзирающим за мной? Она бросает на меня подозрительные взгляды, и я знаю почему. Кроме правды, мне нечего ей сказать.
Да, тяжелое дело, поддакнул Келп.
Более чем. Куэрк покачал головой. Все это время я мог сорвать куш, прямо в типографии. Куш этот, можно сказать, валялся у меня под ногами, болтался перед глазами, а я не хотел его видеть, не хотел о нем знать, вел себя словно слепой, глухой и тупой.
Вот тут Дортмундер сдержаться не смог.
В типографии?
Да, конечно, я понимаю, кивнул Куэрк. Если выяснится, что действовал кто-то из своих, япервый кандидат на возвращение в камеру. Но все будет обставлено по-другому. Теперь голос Куэрка зазвучал очень серьезно. Единственный способ реализовать мой плансделать так, чтобы в типографии ни о чем не догадались. Если они сообразят, что к чему, мы ничего не заработаем.
Так ты говоришь об ограблении, подал голос Дортмундер.
Тихом ограблении, уточнил Куэрк. Без заложников, взрывов, без перестрелок. Вошли, вышли, и никто не знает, что произошло. Поверьте, мы сможем заработать на этом только в том случае, если о пропаже никто не узнает.
Угу, прокомментировал Дортмундер.
Тебе надо бы попробовать пастилки от кашля, посоветовал Куэрк. Но дело в том, что это классная работа, а меня уже тошнит от бессонницы. Так что, возможно, я на какое-то время махну рукой на перевоспитание. Но
Естественно, подал голос Келп, потому что без «но» никогда не обходилось.
Я не могу провернуть дело в одиночку. Эта работа не для одного человека. Я провел за решеткой шесть с половиной лет, перевоспитанным живу в северной части штата почти восемнадцать месяцев, так что, конечно же, выпал из обоймы. Попытался дозвониться до тех, кого знал, но все или сидят, или умерли, или исчезли. В конце концов сумел связаться с Гарри Мэтлоком, которого знал давным-давно, когда он работал с Ральфом Демровски, но теперь Гарри на пенсии.
Я и подумал, что он скорее всего на пенсии, вставил Дортмундер.
Куэрк кивнул.
Он сказал, что не перевоспитался, а ушел на пенсию. Это совсем другое. «Я не перевоспитался, сказал он мне, просто потерял хватку. Вот и ушел на пенсию».
В принципе одно и то же, заметил Келп.
Но достоинства больше, возразил Куэрк. Он назвал мне тебя, Энди Келпа, и теперь мы все здесь, приглядываемся друг к другу.
Точно, кивнул Келп. И что дальше?
Ну, я вас проверю, и если окажется, что вы
Что? Проверишь нас? удивился Дортмундер. Он-то думал, что проверкой предстоит заниматься им.
Естественно, отозвался Куэрк. Я же не хочу, чтобы мы принялись за дело, все шло как нельзя лучше, а потом вы бы удивили меня, показав полицейские жетоны.
Меня бы это точно удивило, хмыкнул Дортмундер.
Мы друг друга не знаем, продолжил Куэрк. Я называю Келпу несколько имен, он может проверить меня, и он называет мне несколько имен, я могу проверить его и тебя
Угу, не изменил себе Дортмундер.
Поэтому, после того как мы встретились здесь, мы проверим друг друга, и если решим, что все в порядке, я позвоню Энди, как и в этот раз, и ежели вы не будете возражать, сможем провести еще одну встречу.
Ты не сказал, что будем красть.
Совершенно верно. Куэрк огляделся. Не будете возражать, если я уйду первым? Вы все равно захотите поговорить обо мне за моей спиной.
Конечно, согласился Келп. Приятно было познакомиться с тобой, Кирби. Так он представлялся: Кирби Куэрк.
И мне тоже. Куэрк кивнул Дортмундеру. Мне нравится, как ты предпочитаешь советоваться с самим собой.
Э угу, ответил Дортмундер.
2
Если вы зайдете достаточно далеко в Вест-Сайд, даже в августе вам удастся найти бар без туристов, папоротников и меню и где лампы не будут слепить в глаза. В таком вот месте, в тот же день, только позже, Дортмундер и Келп сидели за кружкой пива в кабинке, отделанной черным пластиком, и шептались, тогда как бармен за стойкой читал «Дейли ньюс», а трое других клиентов, сидящих поодиночке, общались сами с собой.
Не знаю, что и подумать об этом парне, прошептал Дортмундер.
Вроде нормальный. Келп пожал плечами. То есть история достоверная. Перевоспитание и все такое
Но он очень нервный, прошептал Дортмундер.
Да, конечно. Он же нас не знает.
Он не сказал, что именно нужно украсть.
Это логично, Джон.
Он живет в северной части штата. Где именно? Где находится типография? Он лишь говорит, что ежемесячно ездит в какое-то место, называемое Гудзон, где отмечается у контролирующего сотрудника полиции.
Келп кивнул.