Снова заварив кофе, Анфиса посмотрела в окно. День обещал быть пасмурным, и это тоже не прибавляло оптимизма.
Юбка отправилась в стирку, пришлось открыть гардероб и начать пересматривать вещи, висевшие в нем: строгий серый костюм был забракован сразу, так как выглядел слишком строгим. В таком наряде она походила на офисного работника. Брюки жизнерадостного канареечного цвета тоже были отложены в сторону, так как позволяли подумать, будто их владелица пребывает под кайфом или в легком неадеквате. Перебрав гардероб, Анфиса подумала, что одеть ей совсем уж нечегоона все забраковывала, как вдруг ее взгляд упал на нежно-фиолетовое платье легкого струящегося силуэта длиной чуть ниже колен, и она подумалаэто то, что надо. Вполне подходящий вариант для аукциона. Сверху еще идеально подходил серый пиджак с серебристым отливом, на лацкане которого красовалась старинная серебряная брошь. Теперь ее облик был полностью завершен. Оставалось выпить кофе
Две чашки крепкого эспрессо привели Анфису в состояние умиротворения: теперь она была готова к труду и обороне.
Валя Лавочкин рвался идти с ней, но она его остановила, сказав, что там скучная обстановка и ему на аукционе совершенно нечего делать.
Ты не хочешь, чтобы я там был? голос Лавочкина в телефонной трубке звучал недовольно.
Это скукота.
Ничуть! Все это очень увлекательно, аукционыэто здорово! парировал Лавочкин.
Ты просто насмотрелся голливудских фильмов. И все. На деле это выглядит далеко не так заманчиво, как расписывают киношники.
И все же! У меня свободный день.
И что с этого? Ты же не породистая собачка, чтобы тебя везде таскать.
Спасибо за сравнение.
Всегда пожалуйста.
Анфиса все-таки настояла на своем и пошла на аукцион одна. Без Лавочкина. Впрочем, потом она об этом пожалела.
На аукционах Анфиса была всего два раза и поэтому считать себя завсегдатаем подобных мероприятий никак не могла.
Аукцион проходил в небольшом помещении антикварного салона. Она пришла заранее и теперь смотрела, как публика заполняет помещение.
Люди старались не смотреть друг на друга; все были сосредоточены, готовились к предстоящим схваткам. Анфиса подумала, что она, пожалуй, выглядит слишком спокойной и расслабленной. Не в пример другим. Она даже пыталась улыбнуться одному старичку в темно-зеленом бархатном пиджаке. Но он, нахмурившись, отвернулся. Словно она не улыбалась ему, а показала язык или выкинула другую хулиганскую шутку.
Аукцион начался вовремя. На помост взошла женщина лет сорока с небольшимплотная блондинка в очках, черных брюках и свободной блузке навыпуск. Постучав молоточком, оглядела зал.
Добрый вечер! прожурчала она. Рада всех приветствовать. Объявляю аукцион открытым.
Сначала были выставлены две книги, изданные в эпоху Петра Первого. Одна ушла за сто пятьдесят, другаяза двести тысяч. Далее пошли гравюры и картины. Была одна позолоченная статуэтка из дворца Шереметевых. Анфиса немного заскучала, как вдруг услышала:
Лот тридцать два. Крест из кости. Резьба. Найден в Германии Начальная ставка
Анфиса напряглась.
Тридцать пять тысяч, сказала она.
Сзади послышалось:
Тридцать восемь.
Голос был мужской, с легкой хрипотцой.
Сорок, не моргнув глазом бросила Анфиса.
Сорок две.
Они дошли до семидесяти, и здесь незнакомец сдался.
Анфиса ощутила внутреннее удовлетворение. Она сделала все, как ей поручили, и имела все основания быть собой довольной.
Ей упаковали лот, она вышла на улицу, к ней бросился мужчина.
Уступите мне! Это был тот самый тип, который торговался с ней, повышая ставки.
Она подняла брови вверх.
Вы о чем?
Уступите мне эту вещь, попросил он. Я заплачу вам ту сумму, которая у меня есть. А потом соберу недостающую. За короткий срок, он помедлил: Недели за две.
Разговор вообще неуместен, холодно сказала Анфиса. И ваши деньги мне не нужны. Я купила то, что хотела. И ни на какие уступки не пойду.
Я заплачу еще больше, в голосе послышалась мольба.
Отойдите, пожалуйста, с дороги.
Подумайте, а!
И не собираюсь. Мы уже обо всем поговорили.
Я бы так не сказал, теперь мужчина говорил с вызовом.
Что вы имеете в виду? осведомилась Анфиса.
Все, что угодно!
Ого! Вы мне, кажется, угрожаете.
Я провожу вас.
Ни в коем случае. Я не собираюсь разговаривать с вами ни о чем. Сейчас они стояли друг напротив друга. Она разглядела мужчину получше.
Лицо вытянутое, осунувшееся, маленькие усики, глазашироко расставленные. Скулы Угадывается что-то монгольское. Впрочем, весьма отдаленно
Так как? Согласны с моими условиями?
Анфиса взяла в руки мобильный и вызвала такси. Оно подъехало очень быстро.
Когда она уже садилась в машину, мужчина, сложив руки рупором, выкрикнул:
Мы еще с вам встретимся, Анфиса!
Приехав на работу, Анфиса позвонила Лавочкину.
Приезжай. Мне нужно тебе кое-что рассказать
Когда Валя прибыл, она рассказала ему о случившемся.
Я бы ему врезал как следует!
И сел бы в тюрьму! мгновенно откликнулась она.
И пусть! Но морду бы набил
Слабое утешение. Носить тебе передачи я не намерена.
Как этот тип посмел преследовать тебя!
Коллекционер. Они все такие
Я же говорил: надо было ехать вместе.
Это была плохая идея! Тебе чай или кофе сварить?
Чай! мрачно буркнул Лавочкин. Зеленый.
Сейчас
После чая Валентин немного расслабился. Он рассказывал один из случаев на своей работе, когда Анфиса внезапно приложила палец к губам:
Тише
Что такое? забеспокоился Лавочкин.
Ты слышишь? Кто-то ходит внизу.
Он прислушался.
Вроде нет.
А я слышу, нахмурившись, сказала Анфиса. Кто-то бродит на первом этаже.
Может, пришли в одну из контор.
Какой офис? «Шива и Лотос» закрыты. «Розовое детство» работают сейчас редко. А в угловой комнатеникого нет.
Надо выйти и посмотреть.
Пошли вместе, предложила Анфиса. Я тебя одного отпустить не могу.
Обижаешь! повертел головой Лавочкин.
Они потушили свет и вышли, закрыв за собой дверь. Коридор, казалось, уходил в бесконечность. Они приблизились к лестнице и посмотрели вниз. Слева мигал слабый огонек.
Видишь? шепнула Анфиса.
Вижу, также шепотом ответил Валентин.
И кто здесь бродит?
Она сложила руки рупором и крикнула:
Эй, тут кто-то есть?
В ответтишина. Все это Лавочкину жутко не понравилось.
Ты сейчас домой?
Да. Я тебя провожу. Мне тут в голову одна мысль пришла. Короче, тут кто-то ходит, я не могу тебя здесь оставить.
Лавочкин! Ты сошел с ума. Анфиса смотрела на него почти сердито. Но Валентин зналона не сердится, а только притворяется. Ему было прекрасно известно, что в гневе Анфисаого-го какая и лучше ей под руку не попадать. Однажды она швырнула в него тарелку и та со свистом пролетела в десяти сантиметрах от головы. А если бы попала? Он не преминул иронически спросить ее об том. Но Анфиса не повела и бровью. Мол, я шутя. Этово-первых. А во-вторых Если бы захотела попасть, то не промазала бы.
Я не сошел с ума! защищался Лавочкин. Так все и есть. Я не выдумываю. Кто-то здесь ходит. Пока ты и в ус не дуешь Нельзя же быть такой беспечной
Откуда ты знаешь, что здесь кто-то шастает? Или это все твои фантазии?
Они сидели в маленькой комнате и спорили. Это помещение высокопарно называлось кабинетом, хотя больше походило на чулан. Тут были свалены книги, предметы быта, стоял узкий диван, ломберный столик, на немогромных размеров старинная чернильница и маленький глобус. Если ты думаешь обмануть менядаже и не думай!
Я? притворно улыбнулся Валентин Лавочкин и в нарочитом ужасе оглянулся. Упаси боже!
То-то и оно! кивнула Анфиса. И не вздумай
Они находились в здании, где Анфисин фонд занимал три комнаты на пятом этаже и четыре на четвертом. Фонд носил гордое название «За развитие Русского Севера». Между собой сотрудники и те, кто работал с ними, иногда называли его«ЗАРУСЕВ». Никакой вывески внизу еще не было, руководитель фонда, бывший член исполкома одной из проправительственных партий Мстислав Воркунов утверждал, что на данном этапе никакая шумиха им не нужна. Пока они только накапливают материал и продумывают концепцию. Официальный фонд заседал в одном из бизнес-центров и занимал там две комнаты. А тут у них были склады, как говаривал Мстислав Александрович. Хотя это были, конечно, никакие не склады, а уютные помещения. Сам он бывал здесь нечасто. Приходил, сияя неприличным красивым загаром, давал указания Анфисе и снова исчезал по своим делам. Анфиса была его помощницей по фондуисториком, архивистом, аукционистом, в ее обязанности входило отслеживать на аукционах интересные вещи, связанные с культурой и традицией Русского Севера, и докладывать о них начальству. А Воркунов уж решал: приобретать им эти вещи или нет.
Ты думаешь, этот тот сегодняшний тип? спросил Валя.
Думаю, честно призналась Анфиса. Соображаю. Может, успела еще каких-то врагов нажить за последнее время.
Долго будешь соображать?
Сколько понадобится, отрезала она. И не мешай.
Процесс интенсивного раздумья чередовался у Анфисы с закатыванием глаз к потолку. Как будто бы она хотела что-то там прочитать. Валя покорно ждал, боясь попасть под горячую руку или вызвать неудовольствие своей подруги. Невольно он любовался Анфисойее длинной шеей, пепельными волосами, спадавшими красивой волной, кожей почти мраморнойно живой и теплой
Свет от фонаря падал на стол
Ничего тут не придумаешь, с усталым вдохом констатировала Анфиса. И вообще пора по домам. Не находишь?
Нахожу. Ты останешься здесь?
Догадливый ты мой, усмехнулась Анфиса. Приз в студию за смекалку. Мне еще какое-то время нужно поработать.
Э Валентин замялся. Тебе не страшно здесь оставаться?
Она подняла вверх брови.
Что ты имеешь в виду?
Говорю прямо, если ты не хочешь понимать мои намеки. Ты здесь одна. Обстановка вокруг опасненькая Мало ли что. И не говори, что я излишне все нагнетаю.
Это все твои фантазии, кажется, я тебе говорила об этом, голос Анфисы звучал спокойно. И не напоминай мне об том типе. У страха, как ты знаешь, глаза велики. Я тоже стану воображать себе всякое
Анфис! выкрикнул Валя почти с отчаянием. Давай я останусь и буду тебя караулить. Так мне спокойней, да и тебетоже.
Еще чего? Тоже мне рыцарь нашелся!
Рыцарь не рыцарь. А в случае чего
Лавка! Анфиса скрестила руки на груди. Прошу тебя, не испытывай моего терпения. Даже не прошу, а требую. Все в порядке. Я всегда смогу за себя постоять. Так что твоя помощь здесь не нужна. Я тебе за нее благодарна. Но
Ну хорошо, Валя старался, чтобы его голос звучал невозмутимо и не дрожал. Я ухожу. Спокойной ночи
Он знал, чувствовал, что Анфисе страшно, но она хорохорится. Она любит подчеркивать свою независимость и ей не нравится принимать помощь со стороны. Даже от него. Ну что за несносный характер, рассердился на нее Лавочкин. Просто ужас, а не характер. А что ему делать? Не может же он оставить ее наедине с этим типом, который шастает рядом.
Спокойной ночи
Валя ушел, хлопнув дверью. Спустившись на первый этаж, он задумался. Никто не знал, что будет дальше История с типом, который угрожал Анфисе, Лавочкину категорически не понравилась. Более тогоон испытывал самый настоящий страх за подругу, поэтому уйти никак не мог. Он должен был остаться и присмотреть за ней, за беспечной дурочкой, которая никак не могла взять в толк, что ей угрожает опасность. «Легкомыслиеудел женщины», вспомнил он вычитанную когда-то фразу. Нет, Анфиса положительно сошла с ума, если решила наплевать на осторожность. И его первейший долгподставить ей плечо, даже если она об этом не просит, а наоборот, посылает его к черту. Если он сейчас оставит Анфису одну, то случиться может все, что угодно Дальше его воображение совсем разыгралосьвот на Анфису нападают, вот ей скручивают руки Девушка она, конечно, боевая, но супротив мужика, да еще с револьвером, к примеру, или с ножом, она ничего поделать не сможет, как бы ни хорохорилась и ни строила из себя самостоятельную даму Он хорошо знал Анфису, понимал, что просить о помощи и выставлять себя слабой беспомощной девушкой было совершенно не в ее духе. Напротив, там, где надо бы разжалобить или сыграть на типичных женских качествахАнфиса все делала наоборот. Нет, уйти сейчас было бы верхом его собственного, Лавочкина, легкомыслия и непростительной глупостью
Хотя, собственно говоря, что делатьон не знал.
И все же все же
Валя уже собирался открыть дверь особняка и шагнуть в ночь, как увидел в высоком верхнем окне какие-то колышущиеся тени, как от ветвей деревьев. Неясное чувство тревоги сжало сердце Лавочкина. Он не был суеверным человеком, но ведь беспокойство на пустом месте не возникает?
Вернуться назад или оставаться здесь? Он не знал, как поступить, но тут другие звуки внезапно привлекли его внимание. Легкий шорох наверху, и стук открывшейся двериедва слышный. Ветер? Сквозняк, открывший дверь Хотя откуда здесь взяться сквозняку. Но старый дом способен и не на такие сюрпризы Валя вновь бросил взгляд на улицувсе вроде спокойно. Внезапно раздался какой-то грохот и Анфисин крик. Лавочкин моментально взлетел наверх.
Анфиса стояла у двери и при виде Лавочкина отпрянула.
Ты? Как ты меня напугала.
Ну я А что Это ты шел сверху?
Я? мысли Лавочкина лихорадочно забурлили. Откуда?
С верхнего этажа
А что мне там делать?
Значит, это был не ты? Анфиса всматривалась в него, словно желая прочитать ответ.
Конечно, не я.
А где был ты?
Внизу.
Ты же ушел?
Ушел Но решил вернуться.
Анфиса сдвинула брови.
Понимаешь, сбивчиво начал Лавочкин. Все-таки я не смог оставить тебя здесь одну. Это было бы неправильным. Поэтому я сделал вид, что ушел. А сам стоял на первом этаже. Ждал.
Чего?
Ну он пожал плечами. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, а все остальноеплод моих расстроенных нервов. Но как видишья оказался прав в своих подозрениях. Так что ты напрасно гнала меня. Мое чутье меня не подвело. А что это был за грохот?
Я уронила фонарь. Услышала звуки, как будто кто-то скребется в коридоре. Я подумала: мыши или крысы. Я давно говорила Воркунову, что нужно здесь поставить капканы. А он все отмахивался. Решив, что здесь резвится какая-то живность, я взяла фонарь. И какой-то был звук со стороны Шаги, что ли? Я выронила фонарь. А здесь ты появился И я рада
Лавочкин почувствовал себя польщенным.
Он поднял фонарь, лежавший на полу.
Поехали к тебе, решительно сказал он. Я возьму такси и отвезу тебя домой. И не успокоюсь, пока не увижу, что ты находишься у себя и в безопасности. Даже не возражай.
Он отвез Анфису домой и, только когда убедился, что она закрыла за собой дверь на ключ, уехал к себе, взяв с нее слово, что она будет очень осторожна, а если чтосразу позвонит ему.
Глава пятая. Мертвые львы и живые письмена
В мире нет ничего постоянного, кроме непостоянства.
Петроград. 1917 год. Весна
Скандаровский шел по улице, уворачиваясь от людей, спешащих ему навстречу. Ходить по городу теперь было небезопасно. Могли и пальнуть случайно. Как прав был Эдуард Оттович, сказав, что времена наступают не просто смутные, а страшные. И надо держаться правильной линии и тактики, иначе Он поежился, вспомнив Эдуарда Оттовича. Мир праху твоему, подумал Скандаровский. Спи спокойно
Он был на похоронах барона на немецком лютеранском кладбище. Народу собралось немного. Он видел заплаканную вдовуЮлию Карловну, тяжелую тучную даму шестидесяти лет в бриллиантовых серьгах-капельках, которые качались при каждом ее движении. Сын был где-то на фронтах войны. Дочьв Париже. Остальные родственники стояли полукругом и о чем-то изредка шептались. Присутствовали и братья по ложе, с тремя из них Скандаровский был знаком, а вот с четвертымнет. Тот стоял в стороне, оттопырив нижнюю губу, и смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом. Невысокий, склонный к полноте. На голове шляпа, черное длинное пальто Незнакомец стоял, опираясь на трость, и только изредка смотрел по сторонам. И на могилу. В глаза бросился огромный перстень с сапфиром. Один раз он скользнул взглядом по Скандаровскому, и тот поежился: ощущение было не из приятных. Словно на тебя посмотрел крокодил или удав.
Они обменялись тайным знаками, но друг к другу подходить не стали. Скандаровский бросил горсть земли в могилу Подошел к вдове и сказал пару утешительных слов. Потом припал к руке. Она поблагодарила егоприбавив по-французски, что она признательна всем друзьям и знакомым мужа, явившимся на похороны. Он даже не понял, узнала она его или нет. Ведь видел он ее всего пару раз могла и не помнить.
Домой Скандаровский вернулся в смешанных чувствах. Он не так уж близко знался с бароном, фигурой почти легендарной. Масоном был не только он сам, но и его дед и прадед Но все равно было жаль Наверное, когда умирает знакомый человек, то в сожалении о нем присутствует и толика грусти о себе: мир не вечен, жизнь коротка и в любой момент может оборваться. Особенно сейчас в такие страшные смутные времена, которые непонятно чем закончатся. Как и предупреждал Эдуард Оттович: нужно приложить все усилия, не рухнуть в бездну. Скандаровский налил в стакан коньяка, залпом выпил его и задумался Барон Майнфельд предупредил его об одной вещи. И ему оставалось только ждать условленного сигнала