Рейчел опускается с бокалом в кресло.
Не знаю, просто решила почитать про ту девушку, Эбигейл, и на одном сайте случайно наткнулась на информацию о том, что при таких же обстоятельствах в Эл-Эй уже погибли как минимум ещё две блондинки. Одной из них и оказалась Зоуи Мейер.
Жуть какая, хорошо, что нас эта беда никак не касается. Даже если у нас в городе завёлся какой-то психопат, мы явно не в его вкусе, деловито заявляет Рейчел, салютуя мне бокалом с вином.
Если верить тому, что пишут в книгах, то у каждого психопата есть уникальный паттерн, следуя которому, он отбирает, а потом убивает своих жертв. Все девушки были молодыми привлекательными блондинками. Нам же уже за тридцать и у каждой есть ребенок. Да и внешнего сходства нам тоже не достичь, она афроамериканка с копной чёрных пружинистых волос и пышными формами, а я Перед глазами возникает моё отражение в зеркале осунувшееся лицо с кругами под глазами и вертикальной морщиной на лбу. Сексуальной блондинкой мне не стать, столько ни старайся. Если смотреть на эту историю под таким углом, то нам действительно нечего страшиться. И всё же от одной мысли об этих девушках меня бросает в холод. Делаю жадный глоток кофе, он горько обжигает нёбо.
Обещай, что не будешь на меня злиться, говорит Рейчел. Я вчера разговаривала о тебе с Гарольдом.
От одного только имени бывшего шефа у меня деревенеет тело. Злость и обида смешиваются в груди. Снова вижу его рыхлое лицо, надменный взгляд поросячих глаз. Он смеётся надо мной, и всё издательство вторит ему. Я проработала там почти десять лет и была уверена, что меня если не любят, то точно ценят и уважают. Но нет. Я для них всего лишь дура. Я изгой.
Ты меня слышала? спрашивает Рейчел, прокатывая красное вино по стенкам своего бокала.
Почему? выдавливаю я, ставя кружку с кофе на стол. Ты же знаешь, что он сделал Я не понимаю, как ты могла? Разве я тебя просила об этом?
Это вышло случайно. Он позвал меня после планёрки к себе в кабинет и как-то слово за слово.
Рейчел не умеет врать. Совершенно. Её неуклюжие попытки подобрать нужные слова заставляют злость вязкой лавой подниматься к самому горлу.
Зачем ты говорила с Гарольдом?
Не знаю, наверное, мне снова хочется ходить с тобой на обед, пить кофе в кофейне за углом, пожимая плечами, отвечает Рейчел, и я замечаю влажный блеск в её глазах. Я скучаю по тем временам, а ещё, мне кажется, тебе это нужно. Ты засиделась дома.
Засиделась дома? спрашиваю я, удивлённо вскидывая брови.
Да, мне так кажется.
Она встаёт с кресла, направляясь на кухню. Подливает себе в бокал вина и делает глоток, не встречаясь со мной взглядом. Я же не могу оторвать от неё глаз. Я всё ещё пытаюсь осмыслить её слова. Это не может быть правдой. Особенно после всего того, через что мне пришлось пройти. Рейчел не могла так поступить. Только не она.
Уау, это очень круто! восклицает она, поднимая со стола стопку бумаг.
Вскакиваю с дивана и на непослушных ногах иду вперёд почти на ощупь. От резких движений у меня темнеет в глазах, и способность видеть возвращается лишь в тот момент, когда я преодолеваю расстояние в несколько шагов и с силой выхватываю свои записи из цепких рук Рейчел. Она не должна была это читать. Никто не должен был это видеть.
Шейли, у тебя отлично получается!
Плотно сжимаю губы. Её слова режут слух. Внутри всё трясётся от негодования и боли. Я начинаю мысленно вести отсчёт, пытаясь успокоиться. Но спотыкаюсь на цифре шесть.
Полагаю, в этот раз образы получились достаточно реалистичными, да?
Рейчел тяжело сглатывает, глядя мне прямо в глаза. Напряжение между нами растёт, а может быть, это стена непонимания, боли и старых обид?
У тебя отлично получается, на автомате повторяет она сдавленным бесцветным голосом. Ты должна продолжать.
Ну если ты так думаешь, едко замечаю я. Об этом тоже можешь поговорить с Гарольдом!
Шейли, прости, я не специально. Просто так вышло. В издательстве текучка, нам нужны хорошие редакторы, а лучше тебя я никого не знаю.
Свернув листы в тугую трубочку, постукиваю ими по бедру. Глухой шелест страниц помогает мне успокоиться и продолжить счёт.
«семь, восемь, девять»
Всё это уже в прошлом. Я давно уже зарыла топор войны. Не время поднимать его сейчас. Только не сейчас.
«десять, одиннадцать, двенадцать»
Она не специально. Она мне не враг. Она моя подруга. Единственная подруга.
Прости, я не должна была
Не должна была. И больше ты этого делать не будешь. В издательство я не вернусь, никогда. Тема закрыта, перебиваю её я, кивая головой в сторону гостиной. Мне лучше сесть.
Ты лекарства пила? буднично спрашивает Рейчел, будто мы только встретились.
Да, когда собирала Патрика в школу.
Улучшений так и нет?
Никаких.
Ну и чёрт с этим, можно подумать, восемнадцатое августа это единственное, что ты не можешь вспомнить, хмыкает Рейчел, пожимая плечами. Я уже давно привыкла к твоим краткосрочным провалам в памяти. Так что расслабься и живи дальше!
Это другое, упрямо заявляю я, кусая губу.
«Амнезия или провалы в памяти это широко известный признак алкогольной болезни», прочитала я в медицинском справочнике, спрятавшись за высокими стеллажами школьной библиотеки. Мне тогда было не больше десяти лет, и дома меня ждала мать с дикими перепадами настроения и до безобразия услужливой памятью. Вечером она могла кричать и наказывать меня, ломать игрушки, рвать книги и тетради, а утром, когда кризис миновал, как ни в чём не бывало заходила в мою спальню, искренне удивляясь погрому и моему опухшему от слёз лицу.
Я не понаслышке знаю, что такое алкогольная амнезия, но это не про меня. У меня нет таких провалов в памяти. Я бы заметила
Рейч, знаешь, до вчерашнего дня я, наверное, была готова притвориться, будто этого дня никогда и не было в моей жизни. Да и что такого примечательного могло случиться в тот день? Моя жизнь уже давно похожа на день сурка, так что я, чёрт возьми, теряю? Ах да, авария, но и тут всё просто замечательно. Многие мечтают о том, чтобы стереть из памяти ужас и страх таких событий, а у меня всё вышло само собой. Ретроградная амнезия это прям подарок судьбы!
И что же изменилось вчера?
Я узнала о Зоуи Мейер.
И что из этого? С чего ты вообще взяла, что именно её видишь в кошмарах? Мало ли у кого может быть такая татуировка, мало ли что нам может присниться, фыркает Рейчел, делая глоток из своего бокала. Ну и не стоит всё-таки сбрасывать со счетов скрытые таланты, моя бабушка мне как-то рассказывала про
Нет, у меня нет никаких способностей, зато у меня есть дыра в памяти. День, в который я могла видеть эту девушку живой. Что, если так и было, и поэтому теперь она приходит ко мне во снах? Что, если я её действительно видела? Что, если я могла её спасти? срывается с языка, и я чувствую, как всё внутри сжимается от страха. Я должна вспомнить, что случилось в тот день.
***
Я обещала Рейчел немного поспать, но прежде чем шагнуть в царство Морфея, я захожу на кухню и наливаю себе бокал вина. Пилюли, что я ежедневно принимаю по утрам, вступая в токсичную реакцию с алкоголем, дарят мне лёгкость и чувство эйфории. А это как раз то, что мне так необходимо сейчас.
Врата властелина сна распахиваются, едва моя голова касается подушки. Краски меркнут, и в душе наступает покой. Чарующее чувство лёгкости и полета. Энергия проходит через моё тело. Я чувствую прилив сил. Вылетаю из темноты и я снова лежу на больничной кровати. Меня только что перевели из реанимации в палату. Из рук торчат разные трубки. Я дрожу от холода или всё больше от страха, потому как не понимаю, что происходит. Нагнетает обстановку и монотонно тикающий компьютер у меня за спиной. Пытаюсь пошевелиться, но, кажется, я прикована к кровати. Тошнота поднимается к горлу. Я сдаюсь.
Мэтью первое знакомое лицо, которое я вижу. И чуть ли не единственный, кого я хочу видеть. Он ставит на столик у окна круглую коробку с красными розами, и их сладкий аромат приятно щекочет моё обоняние. Пытаюсь улыбнуться, но дикая боль в висках лишает меня возможности выразить радость и признательность.
Привет, как ты? интересуется он, усаживаясь на стул, близкий к кровати.
Всё болит. Что случилось? Почему я здесь?
Ты попала в аварию, но врачи говорят, что всё будет хорошо. Ты легко отделалась.
Аварию
Машина сорвалась с дороги, говорит Мэтью, хмуря брови.
Меня охватывает паника.
Патрик? Где Патрик?
Успокойся. Ты была одна в машине. Он у меня. С ним всё в порядке.
Закрываю глаза, с облегчением выдыхая.
Твою машину нашли на Уилл Рождерс Стейт Парк роуд.
Где? спрашиваю я, хотя хорошо расслышала его слова. А что я там делала?
Хороший вопрос, только мы рассчитывали, что ты сама нам об этом скажешь.
Меня не покидает чувство, будто всё это какая-то игра. Меня разыгрывают. Это не может быть правдой. Что я могла делать там? Как я могла сорваться с дороги, ведь я аккуратный и опытный водитель? Нет, это какая-то ошибка.
Как это случилось?
Мы не знаем. Твою машину чудом заметил проезжающий мужчина. Если бы не он, даже не знаю За дверью полицейские, у них к тебе есть вопросы. Ты действительно ничего не помнишь?
Нет.
А про Бритни ты тоже забыла? глядя исподлобья, спрашивает Мэтью.
Тело тут же пронзает стрелой ненависти и презрения.
Лучше бы я забыла про эту мразь! выплёвываю я.
Открываю глаза, фиксируя это воспоминание. С него продолжилась моя нормальная жизнь. Жизнь, поделённая аварией восемнадцатого августа на «до» и «после».
Никогда прежде чёрная дыра в памяти не пугала меня так, как теперь.
4
Не знаю, сколько времени я уже стою у входной двери и внимательно смотрю в глазок. Я жду, когда сосед из квартиры 4F пройдёт мимо. Уверена, что смогу узнать его не только в профиль, но и со спины. Он высокого роста и в отличной физической форме. В моих фантазиях на левом плече у него татуировка в виде головы тигра. Она выглядит агрессивно и отлично сочетается с его волевым, чётко очерченным подбородком. Но при этом на груди, на уровне сердце, у него набит улыбающийся смайлик, который в моих видениях приводит в восторг его любовниц. Но так ли это на самом деле? Этот вопрос я задаю себе уже давно, но только сегодня, кажется, я действительно созрела узнать правду.
Он проходит мимо моей двери, уткнувшись в свой телефон. Я выскакиваю в коридор, чувствуя, как нарастает волнение. Надеюсь перехватить его взгляд, но он не оборачивается на шум за спиной. Всё время ожидания я пыталась сложить в голове свою речь, но теперь, когда он быстрым шагом идёт к лифту, я просто боюсь опоздать.
Он входит в кабинку первым, я влетаю вслед за ним. Поправляю выбившуюся прядь волос и ловлю на себе его взгляд. Запоздало здороваюсь, приветливо улыбаясь. От удивления он вскидывает брови, на автомате убирая телефон в задний карман джинсов.
Как самочувствие? Тебе уже лучше? его интерес и осведомлённость ввергают меня в ступор. Я слышал про аварию.
Понятно. Да, уже лучше, говорю я, все связные мысли разлетелись, как стая испуганных птиц.
Мне сложно сказать, когда мы виделись с ним в реальной жизни в последний раз, но я уверена, что до этого момента наше общение с ним начиналось и заканчивалось короткими кивками приветствия. И мне совершенно непонятны ни эта раскованность, ни фамильярность, что так отчётливо сквозят в его интонациях. От его цепких глаз с поволокой у меня по коже бегают мурашки. Сама не понимаю почему, но я не просто напряжена, а испытываю настоящий страх в его присутствии.
Чем собираешься заняться на выходных? спрашивает он, и я точно выныриваю из болота забвения, куда, казалось, проваливалась всё это время.
Да вот, пока мой парень в отъезде, решила устроить ему сюрприз, произношу заранее подготовленную и тщательно отрепетированную фразу, нервно вращая в руках телефон. Хочу перекрасить нашу спальню, но не уверена, понравится ли ему цвет.
Боковым зрением я замечаю, как его брови в удивлении ползут вверх. Едва ли упоминание о покраске стен тот ответ, на который рассчитывал этот самец, спрашивая меня про выходные. С этими мыслями я невольно бросаю взгляд на мутную зеркальную панель лифта в поисках доказательств своей привлекательности, но вижу только размытый силуэт, который с писклявым звонком плавно разъезжается в разные стороны. Мы спустились в паркинг и от легкого дуновения ветра меня пробирает озноб.
Вновь вижу перед глазами обнажённого соседа. Он поворачивает девушку к себе спиной. Кладет руку ей на спину, и она плавно опускается перед ним на простыни. Он нежно целует её вдоль позвонков, заставляя её глаза темнеть от страсти и желания. Она томно дышит, призывая его к активным действиям. Его не нужно просить дважды. Температура в комнате растёт, движения становятся резче, а стоны громче. Её руки распластаны по простыням. Пальцами она судорожно ищет опоры. Она комкает ткань, пробираясь вперёд, пока не хватает металлические прутья изголовья кровати. И я вижу стены, выкрашенные в глубокий изумрудный.
Я выбираю между изумрудным и синим. Вот вы в какой цвет покрасили бы свою спальню? спрашиваю я, выбегая вслед за ним из лифта.
Изумрудный, это же очевидно, разве нет? отвечает мне сосед, игриво подмигивая правым глазом.
Лучше бы он промолчал.
***
Мне нужно с кем-то об этом поговорить. Должен быть кто-то, кто сможет меня не просто выслушать, но и помочь. И к сожалению, на ум не приходит никто, разве что доктор Лиза Харт психотерапевт, который по принуждению вошёл в мою жизнь четыре месяца назад. Получив судебный запрет на приближение к Бритни Мур, я была обязана пройти курс по управлению гневом. Лиза не была первой, кому я позвонила в тот день, чтобы обсудить условия, но стала той, кому удалось подавить моё раздражение и даже расположить к себе. Простой фразой «А я знала, что вы ещё позвоните» она буквально лишила меня дара речи. Я точно знала, что набрала её номер впервые, но произнести это вслух почему-то так и не решилась. Её мягкий тембр голоса обволакивал и располагал. А когда я узнала, что её услуги стоят на порядок ниже остальных, потому как в город она переехала недавно и только нарабатывала свою клиентуру, я больше не сомневалась. Тогда я выбрала доктора Лизу Харт от безысходности, но уже сегодня, набирая её номер телефона, я испытываю в ней острую необходимость. Она отвечает после второго гудка и, вопреки ожиданиям, с готовностью соглашается принять без предварительной записи. Я жму по газам. Уверена, это хороший знак. Кто, если не психотерапевт, может дать объяснение всей этой чертовщине?
Через пятнадцать минут я уже вхожу в кабинет доктора Харт. Меня не было здесь больше месяца, но кабинеты, подобные этому, не меняются годами. Такой же светлый, аккуратно напичканный научной литературой, а ещё разными грамотами и сертификатами, развешанными на стене в форме пирамиды. Уверена, что в этой небольшой комнате нет ничего случайного, а потому и эта форма определённо что-то значит в психологии, как и то, куда и как садится клиент. Обычно я предпочитаю кресло, но в этот раз меня лишают права выбора. Это сбивает с толку. Мне требуется несколько минут, чтобы наконец опуститься на диван напротив Лизы. Непривычно. Неудобно. Неприятно.
К чему такая срочность? мягким располагающим тоном спрашивает Лиза, скрещивая ноги в лодыжках. Снова проблемы с Мэтью?
Мотаю головой, не зная, с чего начать. Сжимаю жёсткое сидение, кожа неприятно скользит под пальцами. Бросаю недовольный взгляд в сторону уютного бархатного кресла. Мысли путаются.
Шейла, ты же знаешь, я здесь для того, чтобы помочь тебе. Я твой друг.
Поднимаю на неё глаза. Я в растерянности. Всю дорогу сюда я пыталась продумать свою речь, сделать её логичной, а не похожей на бред сумасшедшей. Но сейчас, сидя на этом чёртовом диване, всё вдруг кажется глупым и бессмысленным. Слова застревают в горле, снова чувствую себя мошкой под микроскопом. Именно так на меня действует этот кабинет в момент панических атак. Но откуда взялось это чувство сейчас?
Последний раз мы виделись в больнице, когда она вошла ко мне в палату с охапкой орхидей. Величественные красные цветки с яркой жёлтой сердцевиной, встав на прикроватную тумбочку, только подчеркнули убогость и банальность букета, подаренного Мэтью. Правда тогда я и подумать не могла, что удушающий запах гнилых фруктов источают именно эти экзотические красавицы, а потому мучительно шарила взглядом вокруг, пытаясь понять, что же может так вонять. Патрик, что в те дни не отходил от моей кровати, прикрывал нос ладошкой, недовольно морща лоб. И только Лиза, казалось, не замечала этого вовсе, она была искренне обеспокоена моим состоянием и всё время своего визита заботливо держала меня за руку, заглядывая в глаза с плохо скрываемым волнением. А ещё она нередко останавливала свой пронизывающий тяжёлый взгляд на Патрике, из чего я позже сделала вывод, что дети для неё болезненная тема. Однако, лёжа в тот момент перед ней на кровати, будучи подключённой трубками и проводами к больничной технике, меня истязало странное и необъяснимое чувство тревоги, схожее с тем, что я испытываю и теперь.