Наталья вытянула шею и прочитала надпись на карточке.
«Илья Решетников» было выведено, разумеется, золотом. Генеральный директор.
Бедный, бедный Илья Решетников, генеральный директор!
Вот что, я завтра во вторую смену выхожу. Я к вам перед работой зайду.
Вы с подругой приходите, вдруг сказал он, чтоб на первый раз. А потом пообедать можно. У нас там рядом ресторанчик ничего
Девицы опять воззрились на него с изумлением. Он поморщился, кивнул, стал отступать в коридор, задел белый аптечный стул, который страшно загрохотал. Генеральный директор подхватил стул, поставил его в центр кухоньки, кивнул в неопределенном направлении и исчез за дверью.
Анфиса с Натальей посмотрели друг на друга.
Ужас какой-то, задумчиво сказала Анфиса. Во что мы ввязались?!
Да ничего страшного, пробормотала Наталья неуверенно. А что?.. Приключение.
Вот только приключений нам и не хватает, язвительно произнесла Анфиса. Надо бабушке позвонить, вот что!
Слушай, а я завтра никак не смогу с тобой пойти. К нам должна мать Виктора прийти.
Нет уж, матушка, сердито заявила Анфиса, это ты меня втравила, значит, со мной пойдешь! Никуда не денешься! Тем более болезный наш с тебя глаз не сводил!
Да ладно!
Не ладно!
Наталья подумала, а потом повторила с удовольствием:
С меня? Глаз не сводил?
Ну конечно. Я же вижу, Наташка!
Да ничего ты не видишь!
Я не слепая! У него на лице все написано!
Наталья еще немного подумала, а потом вдруг стала бешено шарить по карманам халата.
Где мой «Ксеникал»? завопила она. Мне надо срочно принять таблетку!
В обед вдруг заявилась бывшая жена, чего он никак не ожидал.
В приемной сильно шумели водители, и он несколько раз выходил и орал на них, чтобы они перестали вопить. Они переставали, но ненадолго, хотя старались, это он понимал. Водители хорошо к нему относились, считали за «своего», в отличие от зама, который был «дипломированный менеджер» и считать безграмотного начальника «за своего» решительно отказывался.
В конце концов Илья заорал, что сейчас же всех уволит, если они сами не разойдутся, потому что у него куча дел и сегодня он намерен сидеть допоздна, и Гена, один из водителей, быстренько вытолкал всех в коридор. Но минут через двадцать они снова набились. В приемную их тянуло как магнитом. Собственно, тут их было двамагнита, имеется в виду. Секретарша Раиса и телевизор, разорявшийся в красном углу. Раиса телевизор не выключала никогда.
Секретарша заглянула к нему в кабинет, когда он как раз просматривал бумаги, а это занятие он ненавидел. Еще он думал о том, какую глупость сделал, что ввязался в историю с этими аптечными девицами. Кроме того, голова болела ужасно и было как-то гадко, как будто стыдно, что у него так болит голова. Он не признавал никаких таких «тонкостей».
Как она может болеть, думал он, морщась от боли, когда онакость?!
Илья Сергеевич, к вам Марина Николаевна приехала.
Вот черт побери, пробормотал он, по опыту зная, что приезд Марины Николаевны для него ничего хорошего означать не может, принесло!..
Бывшая жена, трепетавшая крылышками за секретарским плечом, впорхнула в кабинет и закружилась, закружилась, как большая белая бабочка.
Очень красивая. Илья просто смотреть на нее не мог, до того она была красива.
Илюша, я просто проезжала мимо. Мика вдруг подумала, что такая формулировка стала у нее в последнее время популярной. Кажется, сегодня она проезжала мимо всего на свете. Я просто так.
Денег, что ли, нужно?
Мика вздохнула.
У нее такая беда, а они все заладилиденег, денег!.. Впрочем, можно и денег!
Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя неважный.
Какой вид, так и чувствую.
Тебе нужно заниматься своим здоровьем, сообщила Мика, серьезно! Ну что это такое, ты же молодой, не пьешь, а лица на тебе нет!
А что на мне есть?
И щека! Что у тебя со щекой?
Шел, упал, очнулсязакрытый перелом, сказал Илья Решетников и потрогал щеку. Впечатление было отвратительным, словно трогал холодную спину дохлой жабы.
Ты что? Подрался?
Белая дверца распахнулась, и показался секретаршин зад. Илья уставился на зад. Мика тихонько вздохнула.
И за этим человеком она была замужем! Она спала с ним в одной постели и даже завтракала за одним столом! Завтракать гораздо труднее, чем спать, Мика была в этом уверена.
Вы кофе просили, Марина Николаевна, прощебетала секретарша. Я приготовила. Вы будете, Илья Сергеевич?
Выпей, Илюш, посоветовала Мика, я хорошего привезла. У тебя в офисе, между прочим, всегда ужасный кофе! Отвратительный просто.
Выпью, решил Илья.
Мика из-за чашечки рассматривала его.
Вид у него и вправду был не очень. Под глазами синяки, если так можно сказать о желто-коричневых кругах, из-за которых он напоминал заболевшую насморком очковую змею. Бритая башка отливает синевой, галстук распущен, ворот расстегнут, и проглядывает смуглая волосатая грудь.
Гадость какая.
И как она могла выйти за него замуж, хоть бы и для «возрождения веры в русский народ»?! Впрочем, племянник Боренька считал, что Мика не столько возрождала веру, сколько заботилась о своем материальном положении. В конце концов, Илюша оказался благородным и после развода она получила даже больше, чем предполагала. Впрочем, и отцовских денег ей всегда хватало, как и академических дач и академических квартир!..
Вспомнив об отце и о цели своего «случайного» визита, Мика покрепче сжала чашкуот страха.
Я еще привезла тебе яблок, быстро сказала она, чтобы он ничего не заподозрил. Он был очень проницательным, ее муж, несмотря на то что мужлан и деревенщина. Очень красивых, ты такие любишь!
Он поднял на нее совершенно больные глаза:
Чего тебе нужно, Мика? Денег?
Она промолчала. Она никогда бы не призналась в том, что ей нужно денег. Всегда она умела повернуть так, что деньги предлагал он, отчасти даже навязывал.
Он поднялся и открыл сейф у себя за спиной. Упоительно толстенькая пачечка непередаваемо зеленого, отрадного цвета оказалась у нее под носом. Она прибрала ее рукой, на которой сверкнул «правильный» бриллиант, и стыдливо смахнула в сумочку.
Он даже не посмотрел, слава богу.
Скоро, скоро конец всем ее мучениям, всем ее самоуговорам и торговле с самой собой.
«Вот сегодня в последний раз. Я обещаю. Больше никогда-никогда. У меня есть Валя и папа, и я справлюсь без бывшего мужа. Если и брала у него деньги, то только из-за крайней необходимости и потому, что мне больше не у кого взять. Только поэтому. И когда-нибудь я их отдам. Обязательно отдам. Я стану богатой и независимой, потому что у меня есть Валя, который который»
Тут вдруг Мика Решетниковав девичестве Тягнибедас ужасом осознала, что она понятия не имеет, как именно ее драгоценный Валя относится к деньгам и станет ли он давать их ей по первой просьбе, как это делает бывший муж.
Это была довольно страшная мысль, и она решила, что додумает ее позже. Не сейчас. Не у него на глазах.
Ну что? спросил бывший муж. Все? Ты за этим приезжала?
Да, он дает ей деньги, но он не смеет ее унижать, а вопрос был унизительный, по крайней мере с Микиной точки зрения.
Я привезла тебе яблок и кофе, сказала она тихонько, я хотела тебя порадовать.
Порадовала и вали! скомандовал хам и деревенщина. У меня голова болит, сил нет.
Сходил бы ты к врачу, Илюша! Хочешь, я тебя запишу на прием
Я уже был на приеме!
Когда?!
Вчера.
Где?!
У врача.
Как?! поразилась Мика. И мне ничего не сказал?!
Он пожал плечами, с ненавистью посмотрел на манжеты и стал вытаскивать запонки. Он сопел и вытаскивал, и у него не получалось.
А почему я должен что-то тебе говорить?!
Мика растерялась.
Но как же?! Как же иначе?! Я бы тебе порекомендовала
Да мне и так порекомендовали!
Он вытащил запонки, швырнул их в бутафорскую чернильницу из настольного прибора и закатал рукава. Руки тоже были волосатые и отвратительные.
И что он у тебя нашел?
Ничего он у меня не нашел! Мик, ты деньги получила?
Не допив свой кофе, она подняласьсказочно красивая, очень красивая и очень несчастная.
Когда-то он ее любил. Восхищался. Переживал, что «не соответствует» ей. А потом перестал.
Хватит.
Но она должна была задать главный вопростот самый, из-за которого пришла. Она пришла из-за вопроса, а вовсе не из-за денег. Деньги просто попутно подвернулись.
И она задала егоочень неловко.
А как твои дела?
Он собрал лоб мучительными складками и вытаращил глаза:
В смысле?!
Ну как твой бизнес?!
Да нормально все, а что такое?
Да ничего. Говорят, что сейчас с перевозками очень сложно. На таможне всех задерживают и проверяют на наркотики, оружие
Складки стали еще мучительнее.
Что ты несешь, усохни, моя душа!
Иногда он выражался витиевато, и это было еще ужаснее, чем его обычные, менее витиеватые выражения!
Я просто беспокоюсь о тебе, быстро сказала Мика, и о твоей работе. Я вчера программу «Вести» видела, и там как раз
В дверь постучали, и в щель сунулся заместитель ее мужа.
Илья, можно к тебе? Привет, Мика.
Здравствуй, Дима.
Заходи! Садись. Мик, у меня дела. Программа «Вести» к нам не приезжала.
Заместитель с любопытством посмотрел на них обоих, но садиться не сталМика стояла, а заместитель, в отличие от начальника, был человеком воспитанным.
Все помолчали, а потом Илья Решетников спросил раздраженно:
Ну чего, чего? Что тебе, Дима?
У меня договоры.
Я просто хотела узнать, все ли у вас в порядке, тихо сказала она. Мика умела правильно разговаривать с Димой и знала, что она ему нравится. С вашей работой. Я слышала, что сейчас с перевозками большие проблемы.
У нас нет проблем, Мика, любезно сказал заместитель. Мы работаем как часы.
Это очень приятно слышать, улыбнулась Мика. Илюша, спасибо тебе большое. Я пойду.
Она вышла в крохотную комнатку, служившую приемной, где стоял секретарский стол и всегда паслись водители, уезжающие за границу. Перед самым отъездом они получали бумаги в «центральном офисе», как шикарно это называлось в конторе.
Мика не любила здесь бывать, потому что водители таращились на нее во все глаза, и под их веселыми и внимательными взглядами она чувствовала себя голой.
Здесь и сегодня было много народу, но знала она только одного, Гену, который возил Илью время от времени и саму Мику, и даже ее родителей, когда им нужно было уезжать за границу. Гена был красив киношной, совсем не водительской красотой, обладал чувством юмора и известным шиком.
В комнатке все затихло, как только Мика вышла из кабинета, хотя было шумнои голоса доносились сквозь тонкие стены, и русалочий хохот секретарши, и самодовольные мужские смешки.
Все уставились на нее. Щеки у Мики загорелись.
Трудно, ах, как трудно возрождать в себе «веру в народ». Помогать своим мусульманским сестрам в их стремлении избавиться от многовекового рабства и угнетениязначительно легче.
Марина Николаевна!
Здравствуйте, Гена!
Вас не подвезти?
Да нет, спасибо, я на машине.
Как Илья Сергеевич сегодня? В настроении? Это был вопрос, как бы возвышавший Гену над остальными, признававший за ним право разговаривать так с «барыней», хоть бы и бывшей.
Тишина стояла такая, что было слышно, как на улице чирикает удрученный непогодой воробей, а за стенкой что-то басит Илья. Слов было не разобрать.
Он неважно выглядит, сказала Мика и расправила плечичто она, в самом деле, так их боится! Наверное, от усталости.
Да ему с нами несладко приходится, Марина Николаевна! и Гена подмигнул остальным, признавая себя одним «из этих», но все же гораздо, гораздо выше! Мы ребята непростые, к нам особый подход нужен!..
Мика кивнула и все в той же тишине обратилась к секретаршевечно она забывала, как ее зовут!
Вы, пожалуйста, дайте ему яблок. Тех, что я привезла. Это семеринка, он их очень любит.
Секретарша кивнула, кажется, едва удержавшись, чтобы не прыснуть.
Вас проводить? Это опять Гена с его мелитопольской учтивостью.
Нет-нет, поспешно отказалась Мика. Еще не хватало, чтобы ее провожал водитель! Я знаю дорогу.
Он шикарно распахнул перед ней дверь, и она вышла, натягивая тесные белые перчатки. И как только створка захлопнулась, в комнатке зашумели, как обвал с горы сорвался, но она не стала слушать.
Сегодня. Все будет сделано сегодня, и проклятая проблема перестанет изводить и мучить ее.
В конце концов, такие, как Илья, существуют в природе, чтобы служить таким, как Мика. Иначе зачем они нужны?!
Ночевать Анфиса опять поехала в Аксаково, потому что ей обязательно надо было посоветоваться с бабушкой. Детективное расследованиеда еще такое, настоящее, серьезное, вовсе не пропавшие договоры! надвигалось неотвратимо.
Зачем она согласилась?!
В приемнике пели про весну, которая, как водится, «пора любви», и трещали про то, что, как только снег сойдет окончательно, всем немедленно и непременно нужно влюбиться, потому что веснапора любви.
Анфиса никогда не влюблялась весной.
Впрочем, она вообще никогда не влюблялась и удивлялась, почему на радиостанциях несут такие глупости.
Потом весна и любовь ей надоели, и она выключила приемник.
Зачем, зачем, пропела Анфиса, поворачивая направо с Дмитровского шоссе, вы удалились, моей весны златые дни?..
Кажется, в романсе было «куда», но «зачем» в данном случае подходило больше.
На извилистой дорожке, которая сначала шла по лесу, а потом сваливалась к ручью, Анфиса прибавила скорость и открыла окноона всегда так делала. Ветер был студеный и крепкий, все еще морозный.
Она ехала и думала про весну.
Кажется, я знаю, кто во всем виноват.
Во всем виноват тот самый вождь того самого племени, которое с теплого юга забралось в болотистый холодный бор. Бор девять месяцев в году был завален снегом, а в оставшиеся три его то заливало дождями, то изничтожало пожарами, а племя во главе с вождем, вместо того чтобы убраться куда-нибудь, где посветлее и потеплее, упорно продолжало «осваивать территории».
И освоило, на беду всех тех, у кого веснапора любви.
Не освоило бы, жили бы мы сейчас, к примеру, под Мадридом, где объявляют чрезвычайное положение и в школах отменяют занятия, если температура падает до минус трех.
Там, под Мадридом, наверное, не ждут весну так, как ждут ее тутистово, из последних сил, сжав остатки воли в замерзающих кулачках. И вряд ли про нее, про весну, глупости всякие придумывают, вроде той, например, что веснапора любви.
На самом деле, Анфиса знала это совершенно точно, любовь никак не зависит от метеорологии или вращения нашей планеты вокруг Солнца.
Вот великая мудрость, ослепительная и сияющая в своей простоте: любовьэто состояние души, а вовсе не время года!
Ждать весну, чтобы влюбиться, так же глупо, как читать поваренную книгу, чтобы найти там рецепт вечной молодости!
Весна хороша сама по себе, ибо местные жители, именуемые северянами, потомки все тех же незадачливых племен, выбравших для жизни болотистый бор, а не солнечную лужайку. Поэтому так и радуют незатейливые весенние штучкиискрящиеся лужи, теплый ветер, добытые из глубин шкафа темные очки, потому что, оказывается, на небе все еще есть солнце, оно все еще светит и даже попадает в глаза! Дни становятся длиннее и ярче, и четыре часаэто еще не ночь, а, наоборот, разгар веселья, и от души работается и славно гуляется.
И все это не имеет никакого отношения к любви, вот как думала Анфиса Коржикова, вдыхая холодный воздух ближнего поля!
То есть она, любовь-то, хороша в любое время года. И кто ее знает, может, осенью, или летом, или зимойужас какой! она бывает даже лучше, чем весной. Или хуже, чем весной, а все потому, что ни при чем, вовсе ни при чем тут время года!
Совсем немного осталось, и все, все будетлужи, солнце, яркие дни, вкусный воздух, новая жизнь.
Может, и любовь будет, у кого новая, у кого старая, у кого большая, у кого маленькаяона всегда бывает разная, независимо от времени восхода солнца и количества градусов по Цельсию. Или по Фаренгейту.
Весна никакая не «пора любви».
Весна, как и любовь, вот-вот должна прийти, просто потому чтопора!..