Все остальные гуськом потянулись за ними. Молча дошли до лестницы, ведущей в подвал. Анфиса щёлкнула выключателем, и яркий свет залил грубые каменные ступени. То ли лестница была сделана под старину, то ли камень специально состарили, чтобы придать лестнице вид древности. Никто из гостей этого не знал, да и никого не волновал этот вопрос.
Кушнарёв открыл стоящий возле лестницы шкаф, достал оттуда фонарь.
Пригодится, объяснил он Калитовскому, хотя свет там, конечно, есть. Но мало ли
Хмурый Игнат Варфоломеевич согласно кивнул.
Дядя Игнат! Я с вами! сказала Анфиса.
Нет! Калитовский-старший сделал упреждающий жест рукой. Мы спустимся вдвоём с Олегом. Если вы понадобитесь, мы крикнем. И видя, что Анфиса, помотав головой, сделала шаг к лестнице, произнёс, обращаясь к Позднякову: Тихон, попридержи жену.
Поздняков молча обнял жену и прижал её к себе. Она сразу обмякла в его руках и тихо всхлипнула.
Ну что ты, прошептал он тихо и погладил жену по голове, ничего же ещё не известно.
Я боюсь.
Я с тобой.
Все остальные напряжённо следили за спускающимися по лестнице Игнатом и Олегом, пока мужчины не скрылись из виду в гулкой глубине. И только слабый отсвет зажжённого фонарика некоторое время ещё метался на щербатых ступенях, как хвост линяющей жар-птицы. Прошли несколько минут, которые показались оставшимся вечностью.
Что-то долго они, вырвалось у Анфисы.
Свет, наверное, в подвале вырубился, а с фонариком там не скоро всё разглядишь, пробурчал Эдуард.
Да чего там глядеть-то?! вопрошающе воскликнула Анфиса. Неужели не видно, там отец или нет?!
Может, у Никифора сердце прихватило, осторожно проговорила Калитовская, и он сознание потерял.
Что вы такое говорите! возмутился Эдуард. Наш отец здоров как бык.
Даже при таких обстоятельствах Анфиса отметила, что брат, говоря об отце, употребил словонаш. Она не помнила, чтобы он раньше хоть раз так говорил. И сердце её защемило с новой силой. Разум её раскалывался пополам. Одна его половина советовала ей теснее прижаться к мужу и затаиться, а другая приказывалабеги, беги в подвал. И она не знала, к какой из них прислушаться, поэтому просто стояла на месте и молила судьбу только об одном, чтобы скорее наступила ясность. И вот раздались шаги поднимающихся наверх людей. Первым поднялся Олег, даже при электрическом освещении было видно, что лицо у него белое как мел, а на лбу выступили капли пота. Следом за ним, тяжело дыша, показался Калитовский.
Что там, Олег? вырвалось у Анфисы, и она раненой птицей метнулась навстречу двоюродному брату.
Дядя Никифор, прошептал тот непослушными губами и всхлипнул.
Что? Что с папой! Говори же! Анфиса подлетела к Кушнарёву и стала стучать по его груди своими сжатыми кулачками.
Никифора больше нет, проговорил Калитовский и достал сотовый.
Как это нет? ахнула Анфиса, тотчас отступив от двоюродного брата.
Убили дядю! выкрикнул Олег Кушнарёв и глухо зарыдал, не стесняясь присутствующих.
Как это убили? Что ты несёшь? закричал Эдуард и рванулся по направлению к лестнице, ведущей вниз.
Куда! поймал его и удержал на месте Тихон Поздняков.
Пусти меня! Ты не имеешь права! задёргался Эдуард, но выскользнуть из мощных рук зятя Никифора ему не удалось.
Калитовский, вызвав полицию и «Скорую», хотя и был уверен в бесполезности приезда последней, отключил телефон и сел прямо на лестницу. Эдуард в это время всё ещё трепыхался в медвежьих объятиях Позднякова.
Да отпусти ты его уже, Тихон, проговорил глухо Игнат Варфоломеевич, пусть идёт, я закрыл подвал на ключ.
А ключ? вырвалось у Анфисы.
У меня. И отдам я его только полиции.
Аделаида Сергеевна подошла к мужу и села рядом с ним на ступеньку.
Елизавета Журавко, до этого стоявшая прижавшись к стене, отмерла, подбежала к Олегу, обвила его шею руками и тихо запричитала:
Олеженька, Олежек.
Да замолчи уже, прикрикнул на неё Эдуард, без тебя тошно! Устроили тут! Он собрался уйти. Но Калитовский-старший остановил его, веско проговорив: Полиция просила всех оставаться на своих местах.
И как долго их ждать? спросил Эдуард.
Сколько нужно, столько и будем ждать, ответил Игнат Варфоломеевич.
Я думаю, что если мы выйдем на кухню, то ничего не случится, проговорил Поздняков, полиция, судя по всему, приедет не скоро. Вон как дороги занесло. А женщинам тяжело тут маяться на ногах. Ни в туалет сходить, ни попить.
Папа, по-моему, он прав, проговорил Виталий Калитовский.
К тому же нам всем нужно подкрепиться, полиция будет мурыжить нас долго и основательно, поэтому закусим тем, что осталось в холодильнике.
И у тебя жратва в глотку пролезет? зарычал на него Эдуард.
Полезет, спокойно заверил его Тихон, думаю, что и у тебя тоже.
Эдуард подскочил на месте как ужаленный и бросился к зятю.
Эдик! Я прошу тебя! бросилась ему наперерез Анфиса.
Поздняков же смотрел на шурина и едва заметно улыбался. Любому, кроме самого Эдуарда, было понятно, что Тихон способен сбить его с ног одним лёгким щелчком.
И только тут зарыдала в голос Снежана Твердохлёбова, которая сначала стояла возле шкафа, а когда услышала слова Игната Калитовского, что её мужа больше нет, сползла прямо по стенке шкафа на пол и так всё время и сидела, опустив голову на колени. Никто не кинулся её утешать. Все вели себя так, будто не видят и не слышат Снежану Твердохлёбову.
Нужно попросить бабу Лушу приглядеть за детьми, опомнилась Анфиса, они вот-вот проснутся!
Не вот-вот, но скоро, согласился Тихон, иди поднимись к Лукерье Самсоновне и разбуди её.
Я боюсь, Тиша!
Чего?
Она заплачет, бессвязно пролепетала Анфиса.
Иди с ней, попросил жену Калитовский-старший.
Да, кивнула она, и женщины ушли. Мужчины тем временем перебрались на кухню.
Глава 7
Тихон оказался прав, полиция и «Скорая» прибыли, только когда уже совсем рассвело.
Думали, вообще до вас не доберёмся, недовольно пробормотал фельдшер «Скорой», да и ехать нам сюда уже незачем было, добавил он ещё сердитее, осмотрев пациента. Зачем вызывали-то?
Так положено, ответил Калитовский-старший.
Не знаю, кто это положил, продолжал возмущаться фельдшер, только неумно это, гонять попусту в такую погоду машину и людей.
Доктор, кончай зудеть, дружелюбно попросил его прибывший полицейский, нас вот тоже вызвали, и мы не возмущаемся.
Так вас по делу вызвали, не унимался фельдшер, у вас работы там непочатый край.
Поздняков тем временем взял под руку молоденькую медсестричку, дышащую на озябшие руки, чтобы их согреть, и шепнул:
Идёмте, я вас чаем напою.
Нельзя мне, ответила девушка, Иван Степанович
Но Тихон не дал ей договорить:
И Иван Степанович чайку попьёт, и, обратившись к Калитовскому-младшему, крикнул: Виталь, сделай доброе дело, позови их водителя.
Калитовский кивнул и вышел из дому. Назад с водителем он вернулся минут через пять, скорее всего, того тоже пришлось уговаривать. Все вместе они уломали и фельдшера и отпустили медработников только после того, как те напились чаю и немного поели.
Полиция всё это время уже находилась в подвале вместе с Олегом Кушнарёвым и Калитовским-старшим. Остальные пока оставались на кухне под присмотром одного из полицейских. Лукерья Самсоновна Твердохлёбова вместе с детьми Поздняковых была наверху. Все присутствующие клятвенно заверили полицию, что старушка ушла спать в то время, когда хозяин дома ещё находился на глазах у всех в добром здравии. И больше она не спускалась. Капитан полиции не поленился, поднялся наверх, взглянул на старушку и махнул рукой.
Сердце старой тётки Твердохлёбова разорвалось от боли, когда она услышала о гибели племянника, и ей захотелось только одногоуйти следом за ним. Но вид плачущей Анфисы и слова Аделаиды Сергеевны о том, что она сейчас как никогда нужна внучатой племяннице и её детям, заставили старую женщину задержаться в этой жизни. Она послушно выпила лекарство, которое ей щедро накапала Калитовская, вытерла слёзы тыльной стороной своей морщинистой руки, прижала к себе Анфису и, покачивая её как маленькую, проговорила тихо:
Осиротели мы с тобой, Анфисушка. Но ничего, как-нибудь. Нам с тобой ещё детушек малых на ноги ставить.