Вытирая руки, Эосфор окинул взглядом помещение. Оно выглядело вполне обустроенным для использования инвалидом. В душевой кабине имелась ванна с не очень высокими бортикамикак раз, чтобы самостоятельно влез ребёнок или человек с инвалидной коляски. Унитаз было оценить сложно, но он, наверное, тоже был ниже среднего. Вторая раковина была настолько низкой, что Лукасу даже не пришлось тянутьсяон мог бы, сидя в коляске, положить на дно руки, просто вытянув их вперёд. Значит ли это, что его отец задумал что-то подобное уже давно? О чём он думал, когда заявился в больницу? Это Хлоя уговорила его забрать сына домой, или он сам так решил, и прихватил наивного в своей честности доктора, как ему показалось, чтобы долго не выискивать кого-то другого?
Чувства закипели в груди. Эосфор выдохнул, стараясь выпустить ихи это не помогло, хотя, судя по ощущениям в груди, воздух с его губ должен был сорваться раскалённый. Боль стиснула медвежьей лапой горло, обида, страх, ненависть, унижениевсё это смешалось в одну эмоцию, которой даже не было названия. Последней вспышкой разумной мысли было то, что доктор могла заглянуть к нему, если бы он сидел тут слишком долготак что Лукас, собравшись с силами, которые появились лишь из-за злости, намешанной в этом коктейле Молотова, сполз с коляски на пол и оттолкнул её в сторону двери. Кресло стукнулось мягкой спинкой об эту дверь, блокируя её. Никто не зайдёт, пока он сам не решит выйти, пока не справится с разрывающими его сердце чувствами. Или пока не задохнётся от нихчего ему сейчас, на самом деле, хотелось даже больше.
Эосфор задрожал, чувствуя, как стремительно теряет над собой контроль. Над своим дыханием, рукамиего трясло, он будто бы задыхался, удавалось только кое-как давить всхлипы, рвущиеся с груди, чтобы не привлечь чьё-нибудь внимание. В сознании всё ещё билась мысльесли он подведёт доктора, если попытается что-то с собой сделать, или если его плач кто-то услышит, то с ней могут поступить ещё хуже, чем с ним. Изуродовать, а может, и убить, заставить смотреть, как мучаются её родные, или а что, если и на глупую добрую девушку, которой представилась Харрис, у отца были планы? Что, если она и не должна была выжить? Сколько он собирался содержать её, сиделку для своего пленника? Получится ли у них убеждать его в недееспособности Лукаса и дальше? Чем всё для них кончится, и когда?
Эосфор зажмурился, сжимаясь, насколько это позволяли неподвижные ноги. Забиваясь в угол, обхватывая свои плечи руками, тут жеподнимая их, пряча в ладонях лицо. Ещё через секундусудорожно ощупывая колени, в надежде ощутить эти прикосновения.
Первые минут десять, наверное, Хлоя даже не волновалась. Она понимала, как сложно и непривычно было Лукасу, и не хотела врываться и смущать его, или того хужеранить. Его могло задеть её недоверие, и тем болееложь, ведь она дала ему понять, что отправилась к себе. Если следить за ним, подслушивать у двери, обмануть доверие, то чтоон и ей начнёт лгать? А если у него это получится? Уж лучше пусть бесцеремонно вторгнутся родственникиХаррис будет наготове, и обязательно выйдет из комнаты, чтобы перехватить его из их цепких рук.
Следующие десять минут заставили девушку занервничать. Понятно, Эосфор мог примериваться к разным предметам, может, пытался отвлечься, планируя, как будет ими пользоваться сам, а может, даже решил принять ваннуно шума воды не было слышно, как бы Хлоя ни прислушивалась. Для того, чтобы просто отдохнуть, справиться с эмоциями, времени тоже прошло уже многоватоесли ему было плохо так долго, ей стоило бы пойти и помочь. Отметка на часах приближалась к двадцати пяти минутам, когда Харрис, не выдержав, всё же покинула свою комнату, подошла к тонкой дверце в конце коридора и легонько постучала. Не требовательно, чтобы не показалось, что она хочет посягнуть на его личное пространство.
Самаэль? позвала Хлоя. Пока решила больше ничего не говорить, чтобы случайно не испортить момент. Ответа не последовалодевушка прислушалась, сомневаясь, не зная, как ей лучше поступить. Если Лукасу там стало совсем плохо, его семья могла бы это свалить на неёили что, его снова отравили? Чем на этот раз? Он там вообще жив?
Выждав с полминуты и не дождавшись никакой реакции, Харрис снова постучала, и почти сразу после этого чуть толкнула дверьпросто чтобы осторожно заглянуть, не смутить, не вызвать никакого срыва или ссоры. Но что-то не позволило ей это сделатьтут уже она почувствовала неладное. Девушка видела, что дверь ей поддаётся, что она не заперта, но понималачто-то внутри блокировало её. Сердце у Хлои забилось быстрее, она испугалась за Эосфорачто, если он упал и не смог позвать на помощь? Если ударился головой, потерял сознание, или того хуже?
Девушка сильнее толкнула дверь. Наконец, приложенного усилия хватилоколяска не была на тормозе, так что откатилась, позволяя войти в помещение. Харрис окинула комнатку взглядом, ища Лукаса, умудрившегося попасть тут в бедуи не сразу заметила его, забившегося в угол между душевой и низенькой раковиной с краном. Он дрожал, закрывая рот руками, чуть покачивался из стороны в сторону, жмурился, иХлоя это видела, по его лицу катились слёзы. Это зрелище показалось неожиданно иррациональнымХаррис вдруг поняла, что ни разу до сих пор не видела его действительно рыдающим. Он несколько раз был на грани, лишь однажды выпустил пару слезинокно умудрялся подавлять чувства, так что девушка немедленно поняла, что происходитЭосфор не справился. Он сумел перебороть себя утром, но сейчас слёзы сдержать не удалось. Боль победила, ей нужно было найти выход, сейчас был её момент. Как бы ни был силён Лукас, ему нужно было выплеснуть все те чувства, что он весь день прятал от своей семьи и даже от самой Хлои.
Самаэль девушка медленно приблизилась, осторожно опустилась на корточки рядом с ним. Эосфор разлепил векислёзы мешали это сделать, склеивая ресницы. Увидев Харрис, он тихо всхлипнул, пряча лицо, закрывая его руками. Прости, что ворвалась, тебя долго не было, я переживала, и ты не отзывался, Хлоя прикоснулась к его плечу, начала поглаживать, когда поняла, что он не вырывается.
Я не могу выдохнул Лукас, повторил утренние свои слова, заикаясь, даже не пытаясь скрыться, увернуться от чужих рук. Боже, я я не м-могу он отчаянно, почти истерично помотал головой, всхлипывая громче, наклоняясь вперёд, так сильно дрожа, что Хлоя понялаэто была не просто истерика. У Эосфора началась паническая атака, ему было сейчас безумно страшно. Тело, и так теперь изуродованное, пугало его своим состоянием. Сердце колотилось, как безумное, дыхание прерывалось, а рыдания рвались наружу сами собой, лишая Лукаса возможности контролировать хотя бы это. Он едва мог заставлять себя приглушать звуки.
Тш-ш-ш, тш, всё в порядке, зашептала девушка, опускаясь рядом с ним на пол. Всё будет хорошо, Самаэль. Я понимаю, как тебе страшно, но поверь, всё будет хорошо. Дыши, Харрис медленно поглаживала его плечо, будто задавая ритм дыханию. Дыши Всё пройдёт, всё кончится, слышишь? он кивнул, дрожа от боли и страха, смаргивая смесь слёз, пота. Рыдания его всё ещё душили, и Хлое даже показалось, что этот кивок был случайным, что Лукас просто дёрнул головой, силясь сдержать отчаянные крики, всхлипы.
Я я не знаю, что
Всё нормально, успокаивающе сказала Харрис, это абсолютно нормально. У тебя паническая атака, Самаэль, это может случиться с каждым. Тебе очень страшно, но послушай, всё будет хорошо. Это состояние пройдёт, всё кончится, тебе нужно постараться выровнять дыхание, и станет лучше, обещаю, он быстро взглянул на приоткрытую дверь, глотая слёзы, и Хлоя коснулась его щеки, заставляя смотреть на себя. Настойчивее, чем днём, потому что сейчас ему это было нужно, кто-то должен был быть твёрдым. Никто ничего не услышал, серьёзно сказала она, ты ничего не испортил. И не смей так думать. Просто дыши, коснулась груди, чуть надавливая, будто заставляя выдохнуть. Я помогу тебе умыться, мы выйдем отсюда, ты ляжешь в постель, согреешься, я дам тебе горячего молока она умолкла, понимая, что Лукаса накрыло новой волной рыданий. Покачав головой, он запрокинул её, прижался затылком к стене, украшенной плиткой, и уставился наверх, задержал дыхание. По щекам опять покатились слёзы.
Нет нет, я не смогу больше, я не справлюсь его плечи дрожали, Эосфор цеплялся за горло, будто старался сорвать с него невидимый ошейник, перекрывающий доступ к кислороду. Рванул футболку так, что там затрещала, но не порваласьи снова стало видно его забавное пятно-сердечко. Почему-то оно показалось на этот раз смутно знакомымХаррис отогнала эти мысли. Важнее было то, что настоящее его сердце было сейчас переполнено болью: Боже, пожалуйста пожалуйста из груди вырвался тихий стон, вой, жалобный, как у раненного зверя, и голос сорвался на шёпот: пожалуйста, помоги забери меня забери, прошу речь становилась прерывистой, но быстрой, беспорядочной. Лукас удивительно отчётливо понимал, что именно говорит, и осознавал, что Хлоя это слышит, но в эту секунду ему было всё равно. Лучше бы я умер в больнице, воздуха не хватало, и с губ сорвался только хриплый болезненный шёпот. Я так хочу умереть, просто хочу Эосфор до боли зажмурился, кусая губы, изо всех сил стараясь справиться с собой, взять себя в руки, сделать новый вдох, который был ему жизненно необходимдля того, чтобы не подвести Харрис. И замолчать, наконецон ненавидел себя за слабость, ему было стыдно, что он оказался настолько беспомощен, что не вынес и суток в этом доме.
Но паникующий разум, истерзанная душа умолялинавсегда отказаться от воздуха, выдохнуть и больше никогда не вдыхать снова, не слушать никого, лечь и сдаться, и плевать, что будет дальше!..
Нет, покачала головой Хлоя, крепко сжимая его руку, заставляя почувствовать тело, напоминая, что оно у него всё ещё есть, что оно живое. Самаэль, нет. Ты не заслуживаешь смерти. И ты не хочешь этого. Поверь, я знаю, чего ты действительно хочешь, ласковые и терпеливые прикосновения теперь были на щеках, волосах, бережно утирали слёзы с его красных глаз, расправляли плечи, заставляя делать глубокие вдохи. Ты не хочешь умирать. Никто в этом мире не хочет умереть, он сам не заметил, как разлепил вновь плотно сомкнутые веки, как посмотрел на девушку, чей образ чуть рябил из-за оставшихся непролитых солёных капель. Все хотят начать жить, Самаэль. Избавиться от боли или страхов. Ни один человек, даже измученный болезнями и несчастьями, не хочет умирать. Он хочет излечиться, освободиться, получить то, о чём мечтает, чего ему не хватаетлюдей, время, свободу, деньги, неважно, шёпот был таким тихим, что ему приходилось невольно прислушиваться, и для тогоглубоко вдыхать, задерживать воздух внутри, так же тихо и медленно выдыхать. Харрис всё же добилась, чего хотелазаставила его дышать.
Наверное, во всех смыслах этого слова.
Несколько минут Лукас приходил в себя. Всхлипывания по инерции затихали, дыхание становилось от вынужденного-размеренного нормальным, обычным. Скоро о срыве и истерике напоминали только красные глаза и лицо. Хлоя не прекращала гладить его по плечу, задавая ритм дыханию и даже будто бы биению сердца.
Наконец, Эосфор рискнул заговорить снова. Голос тоже ещё дрожал, ломался, проваливаясь, превращаясь в шёпот:
Простите, сказал он. Понял, как это жалко прозвучало, но ему нужно было договорить: доктор, простите меня Я не хотел, чтобы я не хотел говорить это вслух, в груди больно дёрнуло за нить, которая надрывалась и без тогоего сердце, что почти физически болело после всего, что ему пришлось пережить.
Самаэль, голос девушки был тёплым, всепрощающим, она будто бы обнимала его, не касаясь, это была боль, которой ты не заслуживаешь. Это был не ты.
Ещё через пару минут она подкатила коляску и помогла ему взобраться на неё. Лукас умылся тёплой водой, Харрис специально подсунула ему полотенце помягче, а потомсразу же отвезла в комнату, уложила в постель. Присела рядом, осторожно погладила по волосам. Ей нужно было знать правдуи пусть сейчас был не очень подходящий момент, она хотела задать вопрос именно сегодня, чтобы решить, что ей делать дальше.
Послушай, начала Хлоя. Эосфор моргнул, по инерции судорожно вздыхая. Твой отец кое-что мне рассказал.
Что?.. ему было не до этого, после того, как Харрис вообще упомянула его отца, в горле снова будто застрял комок, и сглотнуть его получилось не сразу.
Он сказал что такое с тобой уже случалось. В детстве. Из-за какого-то сильного потрясения, Хлоя не отстранялась, продолжая поглаживать его по голове. Мне нужно знать, правда ли это. В карточке у тебя нет никаких упоминаний об эпилепсии или каких-то сильных припадках, но эти данные могли просто не перенести после твоего совершеннолетия.
Взгляд у Лукаса на секунду стал отсутствующим. Наконец, он глубоко вздохнул и опустил веки.
Да, пришлось ему признать. Это правда.
Ощущения тогда были такими же? Эосфор качнул головой, быстро сглотнул. Харрис понимала, что причиняет ему боль своими расспросамиа ведь только что сама успокаивала, для чего же? Самаэль, прости, девушка придвинулась ещё ближе, второй рукой крепко стиснула его ладонь, но мне нужно знать.
Я не помню, обронил он. Посмотрел в потолок, сделал несколько быстрых вдохов и задержал дыхание. Я тогда пролежал пару недель дома. Приходили врачи. Что-то говорили Потом всё прошло. Я не знаю, из-за чего это было. Но тогда я, вроде бы, чувствовал ноги, они просто были сильно онемевшими. Я не знаю, выдох. Сейчас не чувствую вообще ничего. Совсем калека, последние два слова полыхнули вдруг яростью, Хлоя заметила, как Лукас сжал в кулаке простынь. Почувствовала, что он злится, и злится почему-то на себя самого. Нахмурилась.
Эй, она покачала головой, когда Эосфор взглянул на неё, ты не калека. Что бы с тобой ни случилось, мы постараемся разобраться. Все твои кости целы. Тебе не могли сильно навредитьзначит, шанс на восстановление есть. Шанс всегда есть, Лукас не отрывал от неё взгляда, и девушка для пущей убедительности закивала. Поверь мне. Я встречала людей с похожими проблемами. На самом деле, пару лет назад один мой сослуживец потерял обе ноги во время очередного задания. Но выжил и вернулся домой, она ободряюще улыбнулась. У тебя ноги целы. Всё может быть не так страшно.
И что с ним было дальше? тихо спросил Эосфор. Хлоя задумалась, пытаясь вспомнить историю этого парня целикоми когда вспомнила, то поняла, что зря вообще привела этот пример. Лучше уж было бы рассказать про мужа Эммы, некогда раненого, но нашедшего в себе силы восстановиться и уйти в полицию. А тут, как назло, Харрис вспомнила самый неподходящий случайтот её сослуживец долго не прожил после возвращения домой. Он ещё надеялся на то, что сможет накопить на протезы и заняться чем-то на гражданке, но удача от него отвернулась тогда же, когда он подорвался на вражеской гранате и лишился ног. Жена его бросила, никакой награды за свой последний бой мужчина не получил. Пенсия у него была мизерной, и даже дети, на которых он надеялся больше всего после развода с женой, не пожелали продолжить с ним общаться. Возможно, ради них он бы выкарабкалсяно то ли они сами не захотели разговаривать с отцом, которого не так уж и часто видели, то ли мать им запретила История, в общем, кончилась плохо. В день годовщины боя, в котором он потерял ноги, бывший военный достал своё памятное оружие и снёс себе голову.
Ни разу не вдохновляющий сценарий развития событий.
Он накопил на протезы, солгала Хлоя, когда Лукас чуть сжал её руку, напоминая о своём вопросе и о том, что она молчит уже с полминуты. Сейчас ходит. Путешествует. Пишет статьи. Марафон, может, не пробежит, и на Параолимпийские игры не поедет, но живёт, как нормальный человек. У него железные ноги, а у тебя всё ещё есть свои, по долгу службы Харрис часто умалчивала какие-то событияне говорила раненым мужьям о том, что их жён застрелили вместе с детьми; не рассказывала детям, что родители больше не придут забрать их домойпотому что у них и дома-то теперь нет. Солгать было не так уж и сложно, люди были склонны верить тому, что им говорили, если они слышали то, во что на самом деле хотели верить.
Похоже, этот приём сработал и с Эосфором. Он молча смотрел на неё несколько секунд, а потом приподнял уголки губ.
Теперь я знаю, что меня ждёт, наконец, сказал Лукас. Улыбка стала чуть заметнее, но он явно устал, сил поддерживать её у него не хватило. Хлоя, вспомнив, что она обещала сходить за горячим молоком, встала.