Так что ж теперь, идти на «ура» днем, расстреливать охрану и телекамеры, как в дурном американском боевике? Это непозволительно по весьма серьезным причинам. Уже несколько дней, как Роман обмозговывал вариант, который позволил бы все-таки оправдать деньги, потраченные в «Академии». Если без сантиментов, следовало разведать, кто из сокурсников устроился в банки и по специальности, практику по которой Роман проходил в местном отделении «Соверена», а затем найти к нему подход. Роман кое-что знал о методах, которыми банки обеспечивают верность таких работников, и в душе не верил, что подход может быть иным, нежели силовой, к тому же отнюдь не обеспечивающий объекту применения надежду на долгое продолжение жизни.
Роман вздохнул. Нельзя отбрасывать эту возможность и пора конкретно выбирать объект. Восемь парней, от девятнадцати дс тридцатника. Пятеро из них окопались в банках, где можно рассчитывать на добычу. Семенов, Проценко, Хмара, Зеленин да, также Смирновский. Стреляли они у него в курилке сигареты, было дело, но детей с ними не крестил. Выбор, слежка, захват, и в течение полусуток, точнее, до девяти утра, когда этот родившийся под несчастливой звездой Романов сокурсник должен появиться на работе, все и должно произойти. Спрессовано во времени Можно, конечно, умыкнуть парня в пятницу после работы, не тогда длительное отсутствие наверняка вызовет подозрение V понедельникне лучший день.
Роман стоял уже на трамвайной остановке. Трамвай подкатил неправдоподобно быстро, и даже нашлось место, чтобы сесть Роман устраивался на железном сиденье поудобнее, нащупывал в кармане мелочь и высматривал кондуктора, когда внутри у неге екнуло. С переднего сиденья запищал, характерно подхохатывая Толька Проценко, распределенный, как он точно помнил, в новый банк «Копейка», и сразу начальником охраны. может быть, именно потому, что банк новый, а скорее всего, благодаря связям, которые не желал раскрывать сокурсникам. Если б не тонкий голосок, Роману никогда б не узнать Тольку так вот, со спины до того меняют человека модная стрижка, униформа столичного клеркаи убеждение, что, получая жалкую тысячу баксов ежемесячно в этой голодной стране, он сам относится к высшей расе. Бывшему Тольке и его спутнику-двойнику эта поездка в грязном трамвае среди работяг и безработных казалась, по-видимому, забавным приключением, и, словно иностранцы, уверенные, что в чужой стране их язык непонятен, они горланили в полный голос Как быстро люди выросли! Так, может, в почву их пересадить?
Впрочем, и повод для веселья достойный: прямо перед ним бомж в совершенно немыслимом тряпье почесывал себе задницу проникнув через все дыры одеяния, рука его, судя по сладострастному постаныванию, добралась до цели. А когда чудак, волоча за собой перевязанную телефонным с торчащими гвоздиками проводом кипу мокрого картона, вывалился из вагона и ароматы, ему сопутствующие, развеялись, чуткий нос Романа распознал чистый спиртной дух, овевающий обе одинаково округленные головы. Понятно.
Нет, ты видел? продолжая гоготать, выдавил из себя бывший Толька. Это ж твой клиент. Сдаст макулатуру, а выручку на счет положит!
Валютный депозит откроет, блин.
Везет нам сегодня, блин. Давай считать. Тачила твоя скурвиласьраз, таксист нас высадил, когда ты
Требую конфиденциальности! Тайны
САП накрылсятри!
Толян! Анатолий Николаевич! Какое им дело до твоего САПа!
Вот именно, сэр. Они все дожили на него хрен с морковкой. И я ложу на него хрен с морковкой. Потому что контора простоит без всяких САПов эту неделю и двадцать лет сверху. Потому что ее никто не тронет, даже если я завтра утром оборву все проводки. И если генеральный завтра на хрен сократит мою должность. Потому как
Надо будет подсказать генер Стоп! Десантируемся. Розка здесь живет, за тем вон домом с булочной.
Роман нагнулся на всякий случай, будто разыскивая упавшую монетку. Осторожно поглядел в окно и отодвинулся в глубь вагона. Вздохнул полной грудью. Что ж, теперь ему не придется тыкать в этот белесый затылок жалом паяльника. Повезло Тольке. Колеблющиеся фигуры в модных плащах исчезли за углом, и можно было спокойно решить, принимать ли нежданный подарок судьбы. Впрочем, такой ли уж неожиданный? Он и так и так мог выйти на Тольку и на его банк, если бы пришлось разрабатывать тот неприятный, что ни говори, вариант получения информации. Вот времени ушло бы больше, и вполне возможно, что систему автономного энергообеспечения там успели бы заменить.
Теперь Роман не то чтобы успокоился, но его волнение и тревога заработали полезнона выполнение поставленной задачи. Его просто физически потянуло домой, в свою комнатку на Страстной, за чужой скрипучий письменный стол, остро захотелось выложить на него заветную тетрадку с глянцевыми юношами и девушками на обложке и нажать на кнопку выключателя допотопной лампы с зеленым абажуром. В тетрадке были аккуратнейшим образом законспектированы лекции курса «Охранные банковские системы». Преподаватель, вечно крепко поддатый, но всегда себя контролирующий Александр Алексеевич (он же «А а», что расшифровывалось также как «анонимный алкоголик»), не мудрствуя лукаво, описывал принципиальное устройство и монтажную схему системы электронной защиты, которую сам же и установил в банке «Дукато-мини». Листы в тетрадках, розданных студентам Академии перед началом этого курса, были пронумерованы, а сами тетрадки прошиты бечевкой с сургучной печатью, да только после последней лекции «А а» позабыл собрать их, как обычно. И пришлось Роману порвать и спустить в унитаз ксерокопию, снятую в вестибюле Академии на предыдущей лекции, когда у него вдруг схватило живот. Теперь Роману хотелось убедиться, что он не ошибся: отказ САПа позволит оглушить сигнализацию банка таким же простым способом, как это было сделано при злополучном наезде на обменный пункт.
Новая волна энергичной уверенности в себе подхватила Романа, и ему показалось совершенно невозможным возвратиться в тихую обитель на Страстной, что предполагало обязательное общение с божьей старушкой Марьей Константиновной, его квартирной хозяйкой. Втроем на дело идти было немыслимо, и он решил сагитировать посланного судьбой Сержа. Теперь Роман был уверен, что Серж если и не согласится, то не сдаст. Но главное, в чем Роман явно не желал признаваться себе и чего безумно сейчас ему хотелось, это была возможность убедить Сержа, парня образованного, уже пожившего и колючего, в правоте своих идей. Это была возможность устроить себе словесный праздник. Роман жестоко посмеялся бы над Корзухиным или над Микой, если бы обнаружил у них проявления подобной дурости, но себе безусловно ее прощал. Он вскочил, сунул приготовленные монетки в карман и начал проталкиваться к выходу.
И снова трамвай подъезжал к площади, только это был уже не тот трамвай, с иным Романом внутри, и новое настроение окрашивало по-иному вновь возникающий перед ним неказистый пейзаж. Глядя на ржавые кости крана и черно-серое, вроде как оплывшее по весне тело недостроенной высотки, Роман ощутил даже легкое сожаление. Примерно так из люка БМП, стоящей в походной колонне, смотришь на военный городок, куда не рассчитываешь возвратиться. Уже громыхая кулаком по ржавому железному листу калитки, Роман постановил, что Серж не должен пострадать ни в коем случае, особенно если откажется. Ну а менты его не тронут: ведь коню понятно, что в их команде мужик оказался не по своей воле, устроился через фирму.
Кого черт несет? Серж, уже обмундированный, если не считать нелепых потрепанных кроссовок, был не в лучшем настроении, однако старшому, кажется, обрадовался.
Я не по службе, Серж, испытывая приятное волнение, заявил Роман. Есть разговор. Серьезный.
Если серьезный, то через магазин, шеф.
А то как же.
В вагончике Роман, что твой фокусник, извлек из-под топчана початую бутылку «Перцовой». Серж вроде как обрадовался, но скорее ловкости Романа, чем содержимому ботла. Посерьезнел, сказал:
Я, если честно, не в настроении сегодня. Давай сам, а я с тобой посижу.
Роман пожал плечами и засунул бутылку под топчан.
Пить в одиночку я не большой любитель. Если сговоримся, возможно, и ты передумаешь. Тогда вместе хлебнём. За удачу.
А в чем предложение?
Скажи, устраивает ли тебя твое финансовое положение?
Да конечно же не устраивает, Серж невесело хохотнул. Я думаю, что оно, финансовое положение, не устраивает никого. И банкира тоже не устраивает.
Я предлагаю способ поправить наше финансовое положение. Попросить банкира поделиться с нами.
Нашел такого добряка?
Вроде того, Серж. Только он об этом не знает, что к нам подобрел.
Старшой, ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. Рассекаешь?
Роман помолчал. Душевный подъем не покидал его, ораторский зуд одолевал. Сегодняшняя удача обещала чудеса впереди, и он решил не отступать, вот только начать с другого конца. И Ромку понесло. Он говорил о том, как власть дурит народ, о министрах-реформаторах, которые ничего не реформируют, о засилье олигархов, о нищете армии, об обманах баранов, поверивших в АТО, о воровстве волонтеров, о тупой покорности работяг.
В армии, Серж, играли мы по воскресеньям в футболголые против одетых. Сейчас я тоже предлагаю сыгратьголым против одетых!
Серж не смотрел Роману в глаза. Сказал с кривой усмешечкой:
С твоими талантами четверть века тому назад ты спокойно мог бы пройти в горсовет. Боролся бы теперь с коррупцией и поправлял бы по-тихому свое финансовое положение.
Так там постоянная регистрация требуется, как я понимаю. А дело, в которое предлагаю войти, оно безопасное, Серж.
Я понимаю, что политику необходима толика детской наивности, но не в такой же степени Деньги в стране давно перераспределены, и они теперь принадлежат конкретным людям. А люди, которые сумели их захватить, потому и сумели их захватить, что В общем, у того, кто посмеет к их денежкам руку протянуть, они свое с мясом выдеруттуг без вариантов.
Взять, уйти, лечь на время на дно. И ты, Серж, российских сериалов про ментов насмотрелся. Не поймают! Вот скажи мне: разве заказные убийства раскрываются? А? Молчишь? То-то А не раскрываются, потому как хорошо организованы. А теракты? Почему же должны раскрываться экспроприации, если они хорошо организованы?
Чего-чего? Ты сказалэкспроприации?
Нуда, «эксы». Вон Сталин в молодости разве грабил банки? Нет, он участвовал в экспроприациях на нужды революции. Вот так.
Нуты даешь, шеф! Ты, значит, работаешь на революцию?
Какая там у нас революция! С нашим-то быдлом! Нашего мужика все грабят, кому не лень, а он голову в плечи втягивает и прикидывает, на чем бы еще можно сэкономить и где смухлевать или украсть по мелочи, чтобы пережить тяжкие времена. А легче теперь не будет, потому как впереди рабство уже двойное: у своих доморощенных олигархов и у международного капитала! Я и говорю: с таким народомкаждый за себя!
Разумно сказано, шеф. По этой позиции я с тобой согласен: каждый за себя.
Вот видишь, Серж. Теперь техника безопасности. Учти, я только про общие принципы. Ты ничего толком не узнаешь и не будешь замешан, если не согласишься. Разве я не прав?
Дежурство долгое, отчего не потрепаться. Валяй.
Так вот, первая заповедь: не идти на дело то есть на крупное дело дважды: взять только раззато уж под завязку! Вторая заповедь: не привлекать уже сидевших, вообще фигурирующих в полицейской картотеке, тех, у кого брали пальчики
А этот твой Корзухин? Ты уж меня прости, шеф, но парень явно приблатненный.
При чем тут Корзухин? С чего это ты решил, что он у меня в деле?
Хорошо, хорошо Но мне кажется, что без своего человека, который может заглянуть в полицейский компьютер, ты не можешь гарантировать, что парень не сидел.
Это верно. Да только с чего это ты решил, что у меня нет своего человечка среди ментов?
Прекрасно. Одна только неувязочка: если ты возьмешь по-крупному, он тебя первый заложит.
В теории возможно. Да только откуда ты взял, что у меня есть такой кадр?
Роман почувствовал себя очень неловко. И неприятно ему было, что психованный отставник нашел-таки слабое место и что понимает, подлец, это. Вон, в глаза не смотрит. Роман заговорил, излишне горячо заговорил, понимая, что убеждает в первую очередь самого себя:
Корзухин туповат, но честен. Если бы хотел нас в ментовку сдать, это у него на морде было бы написано. Нет, никогда.
Разве я, шеф, о том, чтобы в ментовку сдатьне к ночи будь помянута? Я про то, что приблатненный, а это противоречит твоему же закону.
Заповеди, Серж.
Без разницы, шеф. Если Корзухин сидел, его пальчики в компьютере. Его будут трясти, если что Тебе соврать не сможет, а опера перехитрит, да?
Не выйдет на него опер. Потому как Корзухин не сидел. Я тебе больше скажу, в этом увальне есть благородство. Он девчонку, которую шпана уличная к земле пригнуть хотела, отбил у них.
Ишь какой незаметный герой служит рядом. Браво! Я так понял, шеф, сказал Серж, по-прежнему пристально разглядывая густую паутину в красном углу дежурки, что не имеется у тебя в полиции человечка, который смог бы справку навести.
Нету, Серж. Не хочу даром фраериться перед тобой.
Тогда напиши мне сегодня же, вот сейчас, его имя-отчество и год рождения. Мики этого тоже.
Мики? Рубаха-парень!
Напиши. Я, допустим, решил узнать, с кем служить доводится.
Ловлю на слове.
Пока записывал эти анкетные данные в аккуратненьком своем блокноте, на память писал, толькопару раз, припоминая, невидящими глазами скользнув по дежурке, пока перечитывал, оттопырив губу, пока вырывал листок и оценивающе смотрел на место отрыва, постепенно успокоился Роман. Нет человека без недостатка, а о планах человеческихчто и говорить! Ну и пусть он ошибся, пусть этот полуседой хлыщ оказался умнее и предусмотрительнее. Все равно он, Роман Коротков, даст ему сто очков вперед уже потому, что не псих, не кололся никогдаи потому, что лет на двадцать моложе!
Серж тоже перечитал записку и небрежно засунул ее в нагрудный карман. Усмехнулся уголками тонких губ.
Назавтра не обещаю, но через недельку-другую Я все-таки думаю, что человек, далекий от уголовной среды, не так-то просто даст уговорить себя пойти на грабеж.
На экспроприацию.
Они ж долю берут, правда? При чем же тут твое красивое слово.
А ты, Серж, ты-то уж точно далек от этой, как ее?.. Уголовной среды?
Допустим, но я ведь и не согласился покамест, ведь правда? Меня лично вот что заело немножко. Ты сказал: «Взять деньги и уйти» А куда уйти, шеф?
Имеются пока что практически открытые границы с Молдовой и Беларусью. А оттуда в дальнее зарубежье. С деньгами оно проще.
Я, шеф, не знаю, как оно там с деньгами. А уйти отсюда мне нельзя, смерть. У меня, может, только и осталось, что этот город, улицы, его дома, эти стены. Ну и семья моя здесь, шеф.
Эти стены?
Ну, не эти же. Володарка вон Ты хоть раз был на Володарке весной? Не такой гнилой, как сейчас, а настоящей нашей весной? Когда между домами зеленая трава, а под столетними дубами петляют тропинки?
Этого добра и в Европе хватает. И ближе. Поезжай хотя бы в Вильнюс, там тебе и стены, и весна
Едва ли чужие стены заменят. Я ж тебе честно говорю, шеф, без понта, меня на земле мало что греет, кроме этого города.
Ты рассуждаешь прямо как Владимир Мономах или как Юрий Долгорукий. Князей в роду не было, а, Серж?
Какое там Дед хвастался, что босиком сюда пришел. А ты что ж, из Белоруссии к нам? «Прамо» выговорил, аккурат, как ваш Лукашенко.
Серьезно? Не замечал Я, знаешь ли, из Полесья. Замечательная земля, откуда все три братских народа восточных славян пошли. А может быть, и все славяне.
По мне, так невелика честь. Вон Карл Маркс, умнейшая голова, писал про нашу «дикость и славянскую грязь». Вот так. А интересный у нас тобой разговор получился.
Интересный. С тобой толково разговаривать, Серж. Мы ж только базарим, так, для препровождения времени. И в таком вот ключе, что ли, я хотел бы рассказать, каким вижу твое участие в деле.
Валяй, а я попробую представить Володарку весной в Вильнюсе.
Далась тебе эта Володарка, Серж! Первое, чего я ждал бы от тебя, если б ты вошел в команду. Помог бы ты с машинкой, вот где у меня слабое место. План не предусматривает всяких там намеренных шмалявок. Или чтобы завалить охранника. В моей команде нет преступников: никто из нас не пойдет на подлянку какуюограбить старушку, пришить человека за деньги. А охранникон разве не человек?