"Форд Фиеста" Эвелин припарковался под одним из немногих работающих фонарей на углу дома. Оттуда она пошла пешком в переулок Кцернин. Цокот её туфель на шпильках эхом раздавался от стен. Через несколько метров девушка достигла места, где две недели назад умер Кислингер.
На углу находилось маленькое отделение банка с банкоматами, а на противоположной стороне улицы бар. Разноцветные неоновые лампы над входом в "Entrez-Nous" наполовину вышли из строя, и больше жужжали, чем мигали.
Машины, которые припарковались перед клубомодин "Порш", один "Мерседес" и две "Ауди"не гармонировали с этим захудалым жилым районом. По-видимому, их владельцы были рады заполнить бар, о котором, как им казалось, никто не догадывался.
Асфальт в середине улицы был вскрыт. За ограждением стройплощадки находилась открытая шахта канала. Крышка всё ещё лежала рядом с ним на песке. Эвелин однажды здесь уже была, но прошла не далеко, потому что уголовная полиция закрыла место происшествия. Между тем, больше никому не было никакого дела до строительного участка. Что должно было привести в этот район Рудольфа Кислингера, известного педиатра на пенсии? Банкомат?
Через три дня после его смерти вдова уже вела частный иск против дяди Яна. Эксперт дяди Яна по страхованию гражданской ответственности побывал на строительной площадке для удовлетворения застрахованного. По этой причине страховая компания отказала и не заплатила ни цента. Если дядя Ян проиграет процесс, то ответит своим личным имуществом.
Ловкий адвокат противоположной стороны утверждал, при первом внесудебном разговоре, о соглашении, что Кислингер ушёл после посещения благотворительного мероприятия для детей больных раком к станции метро, споткнулся из-за плохого освещения на якобы небрежно укреплённом ограждении и стремительно свалился в открытую шахту.
Во всяком случае, вдова хотела семь миллионов, что, принимая во внимание расходы на похороны, денежные претензии за причинённые страдания и требование, направленное на оказание материальной помощи из-за потери доходов, полностью всё покрывало.
Эвелин знала судью и дело выглядело беспросветным. Если дело дойдёт до крайности, то дядя Ян будет вынужден заявить о банкротстве. Тогда семь рабочих, секретарь и ученик окажутся на улице. Это будет последний удар в длинной цепи несчастий, с которыми её семья должна была мириться с её детстваи Эвелин надоело всегда стоять на стороне проигравших.
Она включила небольшой ручной фонарик, который всегда лежал в бардачке её машины, сняла туфли на высоких каблуках, подняла юбку и залезла на ограждение. Пока Эвелин держала лампочку зубами, то сплела свои длинные светлые волосы в косу.
Затем она полезла по железной лестнице в колодец. Он был тесным и вонял клоакой. Собственно, Эвелин предполагала, что вступит в грязь по колено, но в конце лестницы коснулась сухой земли.
После несчастного случая городские коммунальные службы, вероятно, закрыли подачу горячей воды к линии канала и при тёплых температурах этих дней сентября она не удивилась тому, что канал высох в течении нескольких дней.
Здесь находился Кислингер, мужчина, здоровый как медведь, когда завяз вверх ногамипричём настолько прочно, что пожарным пришлось вытаскивать его с помощью лебёдки. К тому времени, когда это случилось, на улице не нашлось никого, кто смог бы помочь Кисленгеру.
Как сейчас. Эвелин представила себя на его месте, висящем здесь неподвижно, с лицом под водой. Собственный вес прижимал его ещё глубже вниз, и руки у него были не свободными, чтобы поднять себя выше. Вода текла мужчине в нос и уши. Он не мог позвать на помощь. Он должен был дышать, но не смог, и...
... она снова почувствовала джутовый мешок на лице, вдыхала влажность стен и чувствовала холод земли, от которого её пальцы стали влажными. Эвелин не могла двигаться. Верёвка сильнее врезалась в её суставы, и она давилась повышенной кислотой желудочного сока, но не могла сплюнуть, потому что липкая лента такая плотная на её губах...
Эвелин закричала и открыла глаза. Только не снова! Её сердце колотилось. Она вытерла пот со лба. Не замечая этого, девушка села на корточки на землю в узкой шахте и содрала кожу на коленях о бетонную стену. Фонарик выпал из её рук и закатился в боковую трубу. К счастью, она не страдала от клаустрофобии, иначе в этот момент у неё началась бы паника.
Эвелин присела ниже, но труба была слишком узкой. Она не могла добраться до лампы пальцами. Там девушка заметила край блестящего предмета, торчащий из высушенной грязи. Вероятно, монета. Она раскопала это место и вытащила предмет. Это было слишком большим для монеты и выглядело, скорее, как маленькая овальная пластмассовая оболочка. Эвелин вытерла грязь. Появился логотип "Порше".
Брелок!
Глава 2
Эвелин вылезла из колодца без карманного фонарика, но с ключом от автомобиля в руке. При этом, девушка по ошибке нажала на пусковую кнопку дистанционного управления. Недалеко раздался пронзительный звук, затем открылся главный замок.
- Что за удачная покупка! - пробормотала она.
Зажглось внутреннее освещение "Порше", припаркованного на противоположной стороне улицы, недалеко от ночного клуба. На несколько секунд засветились даже оранжевые поворотники автомобиля.
Определенно, ключ уже давно лежал в тине, но батарея работала. Никто не хватился своего "Порше"? Эвелин взяла свои туфли на шпильках, перелезла через ограждение и босиком побежала к машине. Серебристо-серая "Порше Каррера 911" была элегантным двухместным хардтопом, с легкосплавными дисками, и выхлопной трубой из нержавеющей стали. Несколько штрафов были приклеены за щёткой стеклоочистителя. Эта машина стоила минимум сто двадцать тысяч евро. Или как маленький дом для одной семьи в благополучном районе.
Из ночного клуба доносился глухой бас. Никакого швейцара, никакой очереди гостей, только чёрные опущенные жалюзи и жужжащий шум неоновой рекламы "Entrez-Nous". Эвелин открыла машину и плюхнулась на водительское сидение. Когда она закрыла дверь, огни внутреннего освещения погасли. Только сейчас девушка заметила, что её блузка впитала вонь клоаки.
Ноги Эвелин до лодыжек были грязными, но почему-то она чувствовала себя живой. Рулевое колесо, подлокотники и чехлы из жатой кожи пахли так, как будто были только из мастерской. Она вставила ключ зажигания. С бортовым компьютером и многофункциональным рулевым колесом, салон автомобиля выглядел как кабина самолёта. Индикатор спидометра доходил до трёхсот километров в час. Приборная панель показывала только одно положениетри тысячи километров.
Когда Эвелин открыла бардачок, её сердце забилось. К ней вывалились: мобильный телефон, зажигалка, сигареты, шариковая ручка, парковочный счётчик и... презервативы.. Как практично! Все вкусы, от земляники до ванили.
Когда кто-то постучал в боковое окно и Эвелин подпрыгнула. Сквозь стекло виднелось красное, одуловатое лицо мужчины смотрело. Ему было за пятьдесят, его костюм был потрепанный и галстук сидел наперекосяк, а несколько волосков он зачесал назад, чтобы скрыть появляющуюся лысину.
Инстинктивно Эвелин нажала на прикуриватель в консоли. Затем она посмотрела в зеркало заднего вида, мужчина был на улице один. Она опустила стекло вниз.
- Привет... - На Эвелин повеяло перегаром, мужчина был так накачан, как магазин спиртных напитков на двух ногах.
- Такая симпатичная, белокурая штучка, в такой скоростной малолитражке. - Он дёрнул узел своего галстука, как будто срочно нуждался в свежем воздухе.
- Если вы не в опасности или не нуждаетесь в помощи, я прошу вас меня не беспокоить.
Мужчина прислонился к водительской двери и ухмыльнулся.
- Я вынуждена просить вас меня не беспокоить, - передразнил он её голос. - Твой друг, вероятно, довольно богатый пижон, да* Я знаю этих типов. Сам был таким однажды.
Определенно, был. Эвелин уже хотела поднять стекло, когда мужчина начал возиться у дверной ручки.
- Руки прочь! - резко закричала она. - В ваших интересах!
- В ваших собственных интересах... - Он на шаг отступил, неуклюже достал из кармана брелок и небрежно крутил его на пальце. - Ты же ничего не имеешь против, если я к тебе сяду? - он ухмыльнулся. - Или лучше проводишь меня домой?
Что за альтернатива!
- Ты уже решила?
- В бардачке лежит перцовый аэрозоль! - врала она. - Одна доза этого выжжет вашу слизистую оболочку глаза и если вы астматик, ваши бронхи судорожно сожмутся и вы задохнетесь.
На мгновение он остановился, но затем передумал и вцепился через окно за интерьер автомобиля. Эвелин схватила его руку, прежде чем та достигла её шеи и...
... снова она почувствовала джутовый мешок на лице.
В этот момент из консоли выскочил нагревшийся поджигатель для сигарет. Эвелин схватила его свободной рукой, вытащила пробку и провела раскаленной металлической спиралью по пальцу мужчины.
Тот резко отступил. Эвелин отпустила его руку, он споткнулся и упал навзничь. Когда он упал, брелок выпал из его рук. Пока мужчина его искал на четвереньках и затем вставал, Эвелин закрыла окно и включила центральное блокирующее устройство.
Когда в следующее мгновение она посмотрела в окно, тот исчез. В зеркале заднего вида она видела, ак он исчезал в переулке.
Ее сердце колотилось. Она глубоко дышала и положила на место поджигатель сигарет. С давних пор Эвелин хотела посещать курсы дзюдо, но никогда не находила для этого время. Ей нужно отказаться от своей ежедневной пробежки по городскому парку, но в этом и заключалось слишком много. "Забудь идиота", - сказала она себе. - "Сконцентрируйся!"
Она склонилась над местом рядом с водителем и стала рыться в хаосе бардачка. Между презервативами и пачками сигарет, девушка наткнулась на листок, свёрнутый трубочкой.
- Кто бы говорил, - пробормотала она.
«Детская больница Святой Анны».
Рекламная брошюра приглашала на благотворительный вечер для детей, больных раком. Она точно сидела в машине Кислингера. Стоял ли "Порше" здесь уже две недели? Вдова Кислингера не упомянула "Порше". Возможно, она ничего не знала о машине. Эвелин смотрела на красные клубничные презервативы. Затем, через боковое стекло, девушка посмотрела на мигающие неоновые лампы " Entrez-Nous". Ночной клуб в этом районе был не только эксклюзивным и шикарным - но, определенно, тайным. В противном случае, никакие "Ауди" и "Мерседесы" не парковались бы перед ним.
Определенно, вдова Кислингера не знала ни об этом "Порше", ни о том, чем занимался ее муж после посещения благотворительных мероприятий. Эвелин узнает об этом.
***
Изнутри ночной клуб выглядел лучше, чем снаружи - так называемая ставка "своих людей», у которых было слишком много денег в кармане. Самый дешевый спиртной напиток стоил здесь пятнадцать евро. То, что такой клуб разместился как раз в этом районе, могло заключаться только в дешевой аренде.
Сейчас, в десять часов вечера, навес еще не был задымлен сигаретным дымом. Заведение, наверное, посетят только через несколько часов. Эвелин подошла к бару, заняла место на табуретке и заказала "Дайкири". Когда бармен подошел, она подозвала его ближе.
- Снаружи парень в костюме шатается среди машин, - крикнула она, перекрикивая грохот колонок.
Лысый парень, в эспаньелке, пирсингом в губе и сетью татуировок на шее, оперся на прилавок.
- Это Руди. В это время он, по большей части, здесь. Постоянный клиент.
- Он сильно перебрал.
- Дважды в неделю он напивается от своей душевной подавленности. Синдром хронической усталости, семейные сцены, банкротство фирмы, выплата элементов бывшей... Всегда одно и то же. Он к вам приставал?
Эвелин не ответила.
- Он никому не делает зла, ему просто нужно с кем-то поговорить.
У Эвелин было впечатление, что душевная подавленность Руди хотела от нее чего-то другого. Она попыталась его забыть.
- Вы работали в субботу две недели назад? - спросила она.
- Да, черт возьми. Я здесь каждую ночь.
Она подвинула к нему по столу папку с аутопсией Кислингера. Лысый вопросительно на нее посмотрел.
- Откройте папку, - попросила она.
Бармен помедлил, затем открыл документ и уставился на разбухшее лицо Кислингера, которое под светом неоновой лампы на столе для аутопсии выглядело бледным, как будто тот застрял в шахте на недели. Рядом с фотографией лежала купюра в сто евро.
- Вы знаете этого мужчину? - спросила Эвелин.
Бармен отодвинул купюру.
- Имени не знаю.
- Не имеет значения. Вы его знаете?
- Время от времени он находится здесь.
- Бывал здесь время от времени, -поправила его Эвелин. - Отставной педиатр. Он тоже приходил две недели назад?
Когда второй бармен с пустым подносом вышел за прилавок, лысый стянул купюру и захлопнул папку.
- Вы из полиции?
- Я так выгляжу?
Он осмотрел ее, потом неожиданно ухмыльнулся.
- С такими рыже-коричневыми глазами? Нет, вы слишком красивая.
Эвелин почувствовала, как к голове прилил жар. У нее не было проблем с бродягами, уголовными преступниками или наркоманами, и также не было, если она ехала ночью в метро по городу, но она никогда еще не смогла справиться с комплиментами такого рода.
- Так мужчина был здесь или нет?
- Он был здесь. - Лысый посмотрел в конец стойки. - Он сидел в той нише и беседовал со стройной блондинкой, потискал малышку немного, но потом рассчитался и ушел.
- А женщина?
Лысый пожал плечами.
- Наверное, нашла другого фраера.
Неожиданно Эвелин подумала о пьяном постоянном клиенте, который на коленях ползал перед "Порше". На четвереньках! Вот оно!
- Сколько бокалов выпил педиатр? - взволнованно спросила она.
- Несколько стаканов
- Насколько много?
- Я не веду статистику.
- Подумайте, - настаивала она.
Лысый скривился.
- Он заправился достаточно, бутылка шампанского, по меньшей мере.
В отчете о вскрытии говорилось, что Кислингер был пьян, поэтому коронер и чиновники уголовной полиции, вероятно, полагали, что на благотворительном вечере он опрокинул несколько бокалов шампанского или вина, затем пошел к следующей остановке метро, и споткнулся на якобы неосторожно закрепленном ограждении.
Правда выглядела совершенно по-другому. Душевная подавленность Руди неожиданно толкнула ее на правильный след. Эвелин почти залпом выпила "Дайкири", заплатила за него и положила на прилавок дополнительную купюру. Лысый бросил взгляд на деньги и вопросительно поднял бровь.
- В следующий раз пригласите Руди на крепкий кофе, прежде чем он покинет бар - я перед ним в долгу.
Она покинула бар. Завтра утром это будет хорошеньким сюрпризом для вдовы Кислингера и ее адвоката.
Глава 3
Вторник, 16 сентября
Солнце еще не взошло над горизонтом, а Вальтер Пуласки уже сидел в машине и ехал по В2 к южной городской окраине Лейпцига. Свет фар разрезал рассвет. Только не многие машины сейчас были в пути. Обычно, в это время, он еще лежал в кровати, но в этот раз ему позвонили домой рано, вскоре после шести, и послали в Маркклеберг.
Пуласки покинул скоростную трассу и свернул на прибрежную аллею. Он выкинул окурок сигареты через опущенное окно, и позволил свежему утреннему воздуху устремиться внутрь машины. Он должен был проснуться. Хотя Пуласки приготовил для своей дочери быстрый завтрак, но вскоре уже выехал. Здесь пахло иначе, чем в городе. Столько зелени он не видел уже давно, и вскоре сможет достичь скверов и камышовых берегов озера Кошпуденер. Когда Пуласки доедет, то сначала ему будет нужен кофе. Крепкая, черная бурда без сахара, а не дерьмовый порошковый капуччино из автомата с ароматическими добавками, от которого его живот получал спазмы.
После того, как Пуласки неоднократно пытался настроить радио с четким сигналом, он, наконец, сдался, и выключил устройство. Утренние новости уже прошли и, наверняка, еще не поведали о том, что произошло в Маркклеберге.
Минутой позже, Пуласки направил дряхлую "Шкоду" в район Кеезшер-парк. В конце тупика он доехал до двухметровой стены из грубых камней. Кованые железные ворота были открыты. Его ждали. Объектив камеры на стене снимал каждое движение. Пуласки трясло на "Щкоде" по буграм, и мужчина проехал через ухоженные сады. Лужайка блестела в утреннем сумраке. Дождевые установки шумели слева и справа, и капли воды заляпали лобовое стекло его машины. В конце щебеночной дороги Пуласки доехал до четырехэтажного кирпичного дома. Так выглядело учреждение, которое он знал только по рассказам. Длинное здание, с бунгалоподобными флигельными частями, впечатляло меньше, чем ожидалось. Тем не менее, здесь были размещены полдюжины отделений, многочисленные терапевтические залы и семьдесят палат для пациентов.